Вечное спасение

 

Сирена истошно вопила, разрывая тишину опустевшего города. Мария Ивановна сидела на крыше старой многоэтажки и смотрела на голубое небо, следя, как по нему медленно, никуда не спеша, плывут лёгкие белые облака. Они казались ей мягкими и пушистыми, словно вылепленными из ваты. В детстве, будучи совсем маленькой, она любила точно также, с утра, когда никто не видит, смотреть на них. И сейчас, глядя ввысь, в такое недостижимое и такое далёкое небо, ей было так спокойно, так отрадно на душе, что, казалось, отныне ничего не сможет её по-настоящему встревожить.

Вот она, ещё не Мария Ивановна, а просто Маша, сидит на плечах у отца. Это её первый поход в парк аттракционов. Тогда ей казалось, что колесо обозрения просто гигантское, как небоскреб, а клокочущие и скрипящие от старости американские горки страшно быстрые и опасные, того и гляди, упадешь на каком-нибудь резком повороте. Это сейчас тот парк кажется ей маленьким и смешным, а тогда он вызывал в ней целую гамму чувств, начиная от ужаса и заканчивая восторгом.

А вот она чуть старше, уже не маленькая Маша, а Машка, озорная пятиклассница, играет с друзьями на площадке. Они бегают, догоняют друг друга, весело смеются. м

Мальчики в шутку ставят друг другу подножки, а девочки, глядя на это, ухмыляются и что-то кричат. Ох, сколько же синяков и ссадин было там набито, сколько тумаков в шуточных драках было получено! Наверное, той площадки уже и нет, да и многих ребят тоже, ведь сколько времени прошло. Но осталось кое-что более важное- воспоминания.

Вот Машка расцветает, превращаясь в Марию, высокую, статную девушку, учащуюся на втором курсе педагогического института. Она мечтает учить детей русскому языку и литературе, рассказывать о правилах словесности, о поэтах и писателях, о том, насколько велик русский народ, славящийся множеством прекрасных произведений. В библиотеке она подолгу рассматривает книги в старых переплетах, понимая, как же много создал человек. Пушкин, Толстой, Достоевский, они ведь тоже люди. Они тоже когда-то жили, чувствовали, думали. Как это странно! Будучи ребенком она представляла всех их просто образами, картинками, а сейчас осознала, что они такие же люди. Только они часть большой истории. А ведь она тоже часть этого. Маленькая крупица всего того, что ее окружает. Маленькая часть большого мира. Большого и такого своего…

А вот она уже та самая Мария Ивановна: учительница русского языка и литературы, уже не один десяток лет доблестно преподающая свой предмет. Она живёт в окружении всего, что любит: детей, знаний, культуры и книг. Конечно, все было далеко не так, как ожидалось. Вместо творческого подхода была четкая, выверенная программа и куча ненужных бумаг, которые требовалось обязательно заполнять, несмотря на их идиотичное содержание и ненужность. А в придаток к этому шестидневная рабочая неделя, низкая зарплата и вечные ругательства с родителями учеников. Ну чем не радость? Но Марии Ивановне всё равно нравилось быть учителем. Она несла свет людям, давала почву для развития только-только начавшим расти зачаткам ума, и, словно Прометей, дарила им огонь знаний, хоть и была обречена за это страдать от реалий бюрократизма. Даже на старости лет она не теряла усердия, и всё так же усердно работала. Но всему рано или поздно приходит конец. Когда она почувствовала, что силы начали её покидать, женщина решила покинуть школу и уйти куда-нибудь, где было бы меньше траты лишних нервов- в библиотеку. Всё оставалось по прежнему, разве что стало меньше бумажной волокиты и ругани. Такой исход дел ее тоже устраивал. За время работы у нее даже появилась своя маленькая фишка: на последних страницах любимых книг она писала “Приятного прочтения от Марии Ивановны”. Такой подписи удостоилось много произведений: “Машенька” Набокова, “Белый пароход” Айтматова, “Капитанская дочка” Пушкина и другие. Конечно, это было глупо, но в то же время отчего-то согревало ей сердце. Мечта сбылась, и теперь осталась жизнь. Обычная человеческая жизнь, мало чем отличающаяся от множества других таких же.

Да, это были прекрасные времена. Времена, когда человечество могло себе позволить не думать о будущем. Времена свободы, времена жизни, настоящей, искренней, захватывающей и поглощающей. Но это прошло, и Мария Ивановна увидела то, чем же эта свобода ограничевается. Но увидела слишком близко, будто бы в микроскоп, в который нельзя заглядывать человеку. Нельзя, потому что его душа такого просто не выдержит.

Она узнала о надвигающемся только вчера, так же, как и вся страна, так же, как и весь мир. Война. Это звучало как приговор. Звучало, как смерть. В глубине души все понимали, что рано или поздно это должно было произойти. Но никто и не подозревал, что беда уже здесь, буквально за дверью. И, как назло, эта самая дверь не железная, способная хоть как-то защитить, а сколочена из полупрогнивших досок, которых так легко прошибить, так легко сломать. Люди знали, что эта война будет далеко не такая же, что раньше. Теперь у каждой страны, у каждого “сильного мира сего” была злополучная красная кнопка, которая, как чеховское ружьё,рано или поздно должна была выстрелить.

Это произошло одним ранним июльским утром. Ничего не предвещало беды, как вдруг сирены страшно загудели, будя спящий народ. Включились телевизоры и радио. Закричали маленькие дети, залаяли испуганные собаки, замяукали перепугавшиеся коты, остановились автобусы и трамваи. Город был в панике.

В это время Мария Ивановна собиралась на работу. Когда началась суматоха, она чистила зубы. В страхе женщина выскочила из ванной, и, растерявшись, бросилась к окну. Выглянул, Мария Ивановна увидела, что не одна такая- из всех ближайших домов высовывались растерянные люди. Они растерянно оглядывались, пытаясь найти причину столь странной ситуации. Они были такими разными, но кое-что их объединяло. Взгляд. Взгляд, полный ужаса и непонимания. Такой бывает у зверя, загнанного в ловушку, из которой уже нет выхода. Наконец сирены замолчали, а через пару секунд механический голос диктора объявил:

 

«ВНИМАНИЕ! ВНИМАНИЕ! Говорит столица! Сегодня нашей стране была объявлена война с применением ядерного оружия! Всем сохранять спокойствие! Специально обученные люди сопроводят все жизненно важные элементы общества до ближайших укрытий. До их приходя просим оставаться дома. Повторяем. Просим оставаться дома!»

 

Город погрузился в панику. Люди звонили друг другу, пытаясь найти поддержку у родных и друзей, искали хоть какую-то информацию в интернете, но ничего не получалось. Из-за перегрузки сетей ничего не работало. Градус волнения только возрастал. Все вокруг суетились, пытались осознать происходящее. Это был первый раз, когда человечество настолько близко столкнулось с паникой таких масштабов. Никто не мог понять, что делать дальше, чего ждать. По всему земному шару переставали работать заводы, пропала связь. Оставшись наедине со своем страхами, люди массово впадали в истерику. Жизнь снаружи остановилась, но при этом кипела внутри домов и зданий. Тогда мало кто услышал “жизненно важные элементы общества”, но все услышали “сопроводят до ближайших укрытий”…

Через час на улице стали появляться люди в военной форме с оружием в руках. Они шли в небольших шеренгах по 4-5 человек, постепенно расходясь в разные стороны, к подъездам. Двое оставались внизу, у двери, а остальные заходили внутрь. Испуганные и любопытные глаза следили за ними из каждого окна. Мария Ивановна, поддавшись интересу, делала то же самое. Звонить и писать ей было некому: муж умер пять лет назад, детей не было, а друзей уж давно не осталось: она всю жизнь была так влюбленна в свое дело, что на общение с кем-либо времени просто не оставалось. Правда, сначала женщина хотела позвонить заведующей библиотеки, сказать, что выйти на работу сегодня не сможет, а потом поняла, насколько это глупо. Конечно не сможет. Никто не сможет.

Единственным выходом отвлечься от терзающих мыслей было заняться чем-нибудь до ужаса простым, но интересным. А поскольку выйти в интернет было нельзя и телевизор включать было просто бессмысленно- на всех каналах безостановочно крутили экстренные объявления о надвигающейся катастрофе, пришлось глядеть, что же происходит на улице. А происходило что-то интересное. После того, как военные заходили в дом, через некоторое время оттуда по одному выходили люди, в основном молодые женщины с детьми или крепкие, сильные мужчины. Марию Ивановну это ввело в замешательство. Почему выводят не всех, а только некоторых? Что будут делать с остальными? Куда их поведут?

Вдруг недалеко, видимо, этажом-двумя ниже, послышался странный шум. Она прислушалась. Споры на высоких тонах. Грубый мужской крик “Стоять!”. Глухой хлопок, чей-то оборванный всхлип. Всё замолчало. Мария Ивановна медленно отошла от окна и на цыпочках, стараясь не шуметь, подошла к двери и выглянула в глазок. Она жила на шестом этаже, значит, стреляли на пятом. А может и на четвертом. Непонятно. Она затряслась от страха. Сердце билось так, будто бы вот-вот выпрыгнет из груди. На бледной коже выступили капли холодного пота. Женщина вслушивалась в каждый шорох, пытаясь понять, что происходит. На лестнице послышались тяжёлые шаги. Ей хотелось уйти, убежать куда подальше, но какая-то странная сила не давала ей это сделать. Не в силах оторвать взгляд, она вжалась в дверь и начала беззвучно молиться. На самом деле молитв она, будучи убежденной атеисткой, никогда и не знала, а просто шептала первое что пришло на ум.

Наконец на площадке показались двое мужчин в форме, один совсем молодой, почти юнец, держал в руках винтовку и постоянно боязливо оглядывался по сторонам. Он явно волновался: это было видно по его лицу. Как и все молодые люди, он ещё не умел скрывать эмоции под маской спокойствия и безразличия, отчего с первого взгляда можно было сказать, что юноша на самом деле чувствует. Второй, белобрысый и веснусчатый, с потрёпанной мордой пристарелого вора, уже заметно седой, с папкой в руке, заорал низким, не терпящим возражения голосом: “Всем выйти из квартир! Документы взять с собой! Идёт распределение!”. Он не был похож на военного. Не было той выдержки, того хладнокровия. За дверью соседней квартиры тут же послышалась неразборчивая возня, и она осторожно распахнулись. Видимо, обитатели квартиры тоже наблюдали за происходящим. Оттуда вышли трое, женщина с младенцем и мужчина средних лет. Мужчина был невысокий, полный человек в наскоро надетой домашней майке-алкоголичке и коротких синих шортах. Несмотря на внешнюю неуклюжесть, он выглядел грозно. Про таких говорят: “за ним как за каменной стеной”. Следом из-за двери выглянула женщина среднего роста, худая, рыжая, чем-то походившая на лису. Все в её движениях, начиная от лёгкой дрожи рук и заканчивая беглым испуганным взглядом, выдавало человека нервного и боязливого.Она явно не походила на своего избранника.На руках у нее плакал маленький комочек, закутанный в какую-то старую пеленку. Мария Ивановна знала их лишь немного: Камиловы они жили здесь совсем недавно, пару лет назад поженились и родили сына. Ее удивляло, как такие разные люди могли сойтись, но это было абсолютной правдой. Увидев их, она тоже решила открыть дверь. Одновременно с ней вышел и другой её сосед, Федор Арестархович , пожилой человек, всю жизнь истративший на различного рода развлечения и гордо зовущий себя “светом интеллигенции русского мира”. Он никогда не занимался ничем долго, все время менял одно дело на другое, поэтически зовя это “метаниями истосковавшейся души”. Но ничто не выходило у него хорошо: пробовал писать стихи, а рифма была банальной и скучной, хотел заниматься лингвистикой, но дальше элементарных словечек на латыни так и ничего и не выучил, а взявшись за живопись, тем более провалился. Жить так ему сначала помогали родители: отсылали деньги, дарили дорогостоящие подарки. А после их смерти Федор Арестархович продал сначала дачу, а потом квартиру в самом центре столицы, тем самым обеспечив себе безбедную старость.

Когда все покинули квартиры, белобрысый начал поочередно спрашивать фамилии и что-то отмечать в списках. Он глядел со странной усмешкой, будто бы иронически спрашивая про себя: “Ну что, попались сволочи?”.Наконец он сказал: «Елизавета Генриховна Камилова и Мария Ивановна Гаспинская, прошу проследовать вниз, а остальным остаться в квартирах. За выход из дома- расстрел на месте».

Оставшиеся мужчины стояли дальше, не понимая, что происходит. Через пару секунд муж Елизаветы опомнился, и уж хотел ринуться к жене с ребенком, как к его груди прижалась дуло автомата. Белобрысый был готов выстрелить. “Назад”- прошипел он сквозь зубы, давая понять, что явно не шутит. Вдруг Федор Арестархович, до этого стоявший тихо, заорал: “Пустите! Я заслуженный человек! Меня тоже надо!”, и уж было хотел бежать, как цепкая рука молодого военного оттолкнула его обратно. Началась потасовка.

Не успели женщины опомниться, как молодой военный, пытавшийся одновременно успокоить старика и следить за приказами белобрысого, срывающимся голосом крикнул: “Вниз! Живо!” И указал дулом пулемета на лестницу. Испугавшаяся Мария Ивановна кинулась вниз, Елизавета за ней. Пробегая через четвертый указ, она краем глаза заметила большое красное пятно на стене. От него тянулся след до ближайшей квартиры. Думать об этом не хотелось. Думать о чем-то вообще не хотелось.

На выходе стояло двое мужчин, держащих дверь. Они сказали им, что надо проследовать к ближайшему метро, где и находится бункер. “Сопровождения не будет, дойдете сами”- кивнул один из них. Дальше они должны били пройти по спискам внутрь, а потом единственной их задачей будет слушать приказы, передающиеся по громкой связи. Елизавета всё хотела спросить у них что-то, но военные не дали ей это сделать, объявив, что все ответы они получал на месте. Женщины двинулись к метро.

По дороге Лиза то и дело всхлипывала, пытаясь унять подступающие к глазам слезы. Мария Ивановна шла не оборачиваясь, глядя в одну точку, еле понимая, что происходит. Она была словно бреду: её мутило от осознания неизвестности, ноги подкашивались, а голова шла кругом. Ком подступал к горлу. Но ещё больше ее пугала обреченность. Обреченность не людей, а обреченность культуры. Надежды почти не было. Женщина взглянула на солнце: его полящие лучи, казалось, обжигали кожу и выжигали глаза. Мария Ивановна болезненно зажмурилась, и, не в силах сдерживать себя, зарыдала. Её поглатила собственная слепота и беспомощность. Как, как она могла жить, не замечая всего того, что твориться в мире, не видя дальше собственного носа? Зачем она так жила? Почему не попыталась сохранить хотя бы частичку этого мира, увековечить ее, сделать вечной? Ей даже не было жалко себя, нет. Она любила людей. Любила всем сердцем. Но ещё больше она любила то, что делают люди. Разве зря они писали великие книги, строили небывалые замки, писали картины, чье великолепие затмевало разумы и заставляло чувствовать? Создавали, чтобы в один миг уничтожить? Нет, так не пойдет. Так не должно быть. Собравшись с силами, она заглушила крик, утерла слезы, и, вся тресясь, обернулась. Лизавета лежала сзади, согнувшись в позе эмбриона и беззвучно билась в истерике. Ребенка она крепко сжимала в руках Мария Ивановна подошла к ней, присела рядом и обняла. Они лежали так долго, очень долго, казалось, целую вечность, пока девушка наконец не успокоилась. Рядом с ними проходили люди, с удивлением глядя на эту странную картину, но никто ничего не говорил. Все понимали, что происходит. А если даже и не понимали, то чувствовали, что им не надо вмешиваться в происходящее.

Наконец Мария Ивановна поднялась, и, проведя горячей рукой по лицу Елизаветы, сказала:«Вставай. Хватит. Всё будет хорошо. Нам пара идти. Время ещё есть». Солнце катилось к закату. Спала жара, и наконец появился прохладный летний ветерок. К закату катилось и человечество.

Обессилевшая девушка встала. Волосы её, спутанные и грязные, патлами свисали на бледное, казалась, исхудавшее в этот миг лицо. Красные глаза смотрели тупо и неясно. Младенец в цепких руках истошно плакал.Но она все-таки пошла. Пошла, несмотря ни на что. Пошла по зову непризнанной матери-учительницы, что подарила ей силы встать. Они шли недолго, минут пять, но это время показалось им вечностью. Чем ближе женщины подходили к метро, тем больше людей они встречали. Мария Ивановна увидела многих знакомых: там были и врачи, у учителя, и женщины с детьми, которых она когда-то учила. Среди них была и заведующая библиотекой. Видимо, тоже раньше преподавала в школе. Собирали всех, кто мог привести пользу- поляла Мария Ивановна. “Иди, встаёт в очередь”- шепнула женщина Елизавете, которая только-только начала приходить в себя. Та молча кивнула, и, укачивая ребенка, двинулась в самую глубь толпы.

Мария Ивановна беспокойно обернулась и пробежалась глазами по стоящим. Она искала знакомое лицо. Лицо заведующей. Как назло, та никак не появлялась. Вокруг мелькали сотни незнакомых лиц, которые сменялись другими такими же незнакомыми лицами, образуя одну большую человеческую вошь, одно живое существо, которое то нервно улыбалось, то притворно плаколо, то хмурилось. И из нее надо было вытащить лишь один элемент, одно лицо, пожилое, в очках, с крашенными в неестественный фиолетовый цвет волосами. Боящаяся не найти его Мария Ивановна металась, бегала взад и вперёд, тяжело дыша, что-то крича, привлекая к себе внимание воши. Казалось, что она, озлобясь, вцепится своими бесконечными челюстями в женщину, съест, убъет, переварит, сделав её частицей своего организма. Мария Ивановна отчаялась. А что, если заведующая уже в бункере? Что, если она её не найдет? Что тогда? Безумные глаза все быстрее и быстрее метались по толпе. И вот, вот оно! Нашла! Нашла!

Мария Ивановна, прорываясь через полчище людей, бросилась вперёд. Вот она! Совсем близко! Сюда! Услышав сзади непонятное шевеление и кроткие окрики, заведующая обернулась. Увидев Марию Ивановну, лицо ее вытянулось, а глаза округлились. Она не ожидала увидеть свою знакомую здесь, а тем более так отчаянно к ней рвущуюся. Она отшатнулась, уж было хотев скрыться подальше от, похоже, свихнувшиейся женщины. Но стоили сделать ей шаг, как бывшая учительница подскачила к ней и мертвой хваткой вцепилась в рукав рубашки.

-Здравствуйте, здравствуйте, у вас ключи от библиотеки с собой?- Затараторила Мария Ивановна, глядя на заведующуб снизу вверх.- Мне очень нужно, понимаете? Срочно!

Заведующая глядела на женщину в ужасе. Нет, конечно, она слышала о случаях помешательство на нервной почве, но он порядочной библиотекарши, всегда выполнявшей свою работу с явным усердием такого не ожидала.

– Зачем вам?- спросила она, пытаясь притупить дрожи в голосе

– Очень, очень надо!- крикнула Мария Ивановна.

– Ладно, ладно держите!

Заведующая быстро достала из кармана охапку ключей и кинула их в руки бывшей подчинённой. Ей не хотелось связываться с сумасшедшей, мало ли что та может сделать в порыве ярости. Тем более, библиотека вряд-ли уже кому-то пригодится. Вряд-ли…

Мария Ивановна бежала изо всех сил. Непревыкшие к таким нагрузкам ноги болели, а старческие кости еле-еле держались, чтоб не сломаться. До библиотеки пешком было минут двадцать, а так она может и за десять управиться. Главное успеть до закрытия бункера. Главное успеть. Вот-вот должны показаться выкрашенные синей краской буквы “Б..БЛИОТЕКА ИМ. ..АЯКОВСКОГО”. “И” и “М” отвались уже давно, а денег у города на восстановление не было, и приходилось довольствоваться тем, что есть. Неважно, какие слова, главное, что внутри. Наконец перед Марией Ивановной возник порог здания, и, наспех подобрав нужный ключ и открыв дверь, женщина вбежала внутрь. Перед ней возникли бесконечные полки, уставленные энциклопедиями, художественной и научной литературой, сборниками стихов. Даже бы сотню книг она не унесла бы. В голову пришла мысль, что на складе должны быть какие-то мешки, в которых бы можно было унести хотя бы малую долю из всего богатства человечества. Комната, где хранились ненужные вещи была открыта. Прихрамывая от усталости, Мария Ивановна вбежала туда, и трясущимися руками нащупала старый холщовых мешок. Хотя бы это. Взяв его, она наобым пошла по комнатам библиотеки, кидая все самое важное. Она уже наизусть знала, что где стоит. Гоголь, Достоевский, Пушкин, Набоков, Пелевин. Мешок наполнялся быстро, и не успела женщина пройти и третью часть от всех комнат, как место в нем закончилось. Мария Ивановна с сожалением поглядела на него, и, тяжело вздохнув, взяла ещё пару книг, что уместились в руки: “Капитанскую дочку” и “Большую детскую энциклопедию”. Дело оставалось за малым- дойти со всем этим до метро.

Ноги сами тащили ее обратно. Всё таки человек сильнее, чем он думает. И Мария Ивановна тоже была сильнее, много сильнее, чел казалась на первый взгляд. Наверное, тогда она была самым сильным человеком на планете…

У метро она, вглядевшись, обнаружила Елизавету, тоящую с младенцем около двух военных, запускающих внутрь. Мария Ивановна протиснулись через человеческую массу, и подошла к ней, когда уже все бумаги были заполнены и та начала спускаться. Стой!- заорала Мария Ивановна, сама не понимая, зачем. Лизавета испуганно обернулась,и увидев знакомое лицо, тут же просияла.

– Постойте- отдышавшись, сказала библиотекарша, обращаясь к военным.- Постойте. Я не пойду. В списках есть. Вычеркните меня. Мария Ивановна Гаспинская. Возьмите лучше вот это. Мне все равно помирать скоро. Не хочу занимать место. А это хоть поможет.

– Но..- попытался прервать ее один из военных

– Никаких но. Я сказала, вместо меня это.

И не успел никто ничего сказать, как Мария Ивановна демонстративно развернулась и ушла. В след ей кто-то крикнул: “Все закончится завтра утром!”.

Всё закончиться завтра утром.

На ночь Мария Ивановна выпила сладкий чай и доела варенье. Не пропадать же добру. Приняла валерианку. Полистала старые альбомы, разглядывая фотографии, вглядываясь в родные лица. Дочитала “Белую гвардию” Булгакова, которую не могла осилить уже почти месяц. А потом легла спать. В ту ночь ей ничего не снилось.

 

Сирена истошно вопила, разрывая тишину опустевшего города. Мария Ивановна сидела на крыше старой многоэтажки и смотрела на голубое небо, следя, как по нему медленно, никуда не спеша, плывут лёгкие белые облака. Они казались ей мягкими и пушистыми, словно вылепленными из ваты. Она сидела одна.

Парк аттракционов больше не казался большим и страшным.

Детская площадка была давно разрушена.

Мечта была реальностью.

Люди остались всё те же.

Ей не хотелось никого видеть и слышать, хотелось лежать, бесконечно глядя на небо. Теперь оно стало для нее смыслом. Она сделала всё, что смогла.

Вдруг сзади послышался звон открывающегося люка, а потом тихие неспешные шаги. Она так и не обернулась. Солнце слепило глаза. По голубому небу всё ещё проплывали облака. Рядом присел Федор Арестархович, сосед.

– Я вот к вам пришел к вам. Тех, кто не подошёл, оставили здесь на неминуемую погибель.- начал он.-Да, да, меня тоже хотели взять, но я сам отказался. Клянусь сердцем и душой. Как благовоспитанный человек, я просто обязан был дать дорогу молодым. Знает ли, убить себя и спасти другого. Согласитесь, красиво.

– Да пошел ты.- процедила сквозь зубы Мария Ивановна, поворачиваясь в нему. А потом, подумав, добавила.-Гнида.

Она говорила это всё с абсолютно спокойным лицом, и ни один мускул на нем не дрогнул.

– Но это некультурно!- возмутился в ответ Федор Арестархович, испуганно глядя в её глаза. В них горел какой-то странный, живой огонь, который, казалось, вот-вот испепелит и его.

– Пошел ты со своей культурой.- проговорила женщина-Разве культура это красивые слова? Разве это показательные выступления а-ля “Смотрите, я хороший, я не такой как все вы”!? Культура- это поступки, это готовность жить у умереть ради идеи. Культура- это давать жить другим. Это спасать других. Дарить им знания, несмотря ни на что. Вот что культура. Культура русского человека- это спасение. Спасение вечное, спасение чего-то большего, чем собственная жизнь.

– Но…

Не успел Федор Арестархович возразить, как они оба, он и Мария Ивановна увидели, как рассекая воздух, к земле летит ярко-желтая ракета.

 

 

————————————————————-

Матвей сидел в углу, освящённый лишь бледным огоньком свечки. Время от времени мальчик подносил к ней руки, согреваясь ее теплом. Перед ним был раскрыт томик ” Капитанской дочки”. Он с интересом читал книгу, бегая глазами от строчки к строчке, представляя перед собой и снежный буран, в который попал Гринёв, и прекрасное утро, и пожелтевшие под свежим дыханием осени липы. Он никогда не видел этого, и мог только представлять тот мир. Мама говорила, что жила там. А ещё говорила, что когда-нибудь настанет момент, и они выйдут наверх, и увидят свет, и вдохнут свежий воздух, и увидят цветы. Настоящие цветы, разноцветные. Они ещё должны сладко пахнуть,он читал об этом в энциклопедии. А ещё они увидят деревья, высокие-высокие и могучие. И кроме них ещё много много всего…

“Сынок, спать пора”- послышался голос матери. Она вышла из темноты и подошла к сыну. Её рыжие волосы горели огнем, а и без того худое тело выглядело волшебно- призрачным в тусклом свете.”Ладно”- ответил мальчик и уж было хотел закрыть книгу, как взгляд его зацепился за самую последнюю страницу. На ней ровным красивым почерком было выведено “Приятного прочтения от Марии Ивановны”.