В гостиной уже прогорел камин, когда двустворчатая дверь отворилась, и в комнату вошел высокий опрятный джентльмен.
– Не ожидала тебя сегодня, – призналась хозяйка, протягивая руки к юноше.
После быстрого поцелуя и сдержанного кивка, дама посмотрела на сидящих в гостиной и довольно резко попросила всех выйти. Девицы сделали книксены и шустро покинули комнату.
– Тебя давно не было, мой милый Юлиан, – с упреком сказала дама, жестом приглашая сесть рядом.
– Я был занят, – нервно куснув губу, молодой джентльмен взъерошил свои длинные золотые кудри, проигнорировав предложение. – Почему, устав от женщин, я иду к женщине?
– Ты идешь к другу, мой мальчик, – мягко поправила его дама.
– Ты права! Ты как всегда права, Сильва, – кивнул Юлиан, бросив на хозяйку благодарный взгляд. – Будь все женщины умны как ты – я бы смог жениться.
– Не желай невозможного, милый Юлиан, – ответила дама.
Юноша рывком снял шейный платок и стал ходить кругами по гостиной, крутя шелк в руках. Сильва наблюдала за ним с улыбкой. Она помнила Юлиана совсем юным, лет 11 от роду. Тогда у него были бледные веснушки, тощее тельце и бегающий взгляд. Мальчик понравился ей своей внимательностью и острым языком, она заботилась о нем как умела. Юлиан окончил лучшую школу и колледж, и сейчас перед ней стоял взрослый образованный молодой джентльмен с голубыми глазами и все столь же острым языком, принесшим ему немало проблем и очаровавшим немало женщин. В этом была главная беда Юлиана – стоило открыть рот, и тут же находилась пара-тройка девиц на выданье с глупым взором и длинными ресницами. Что их привлекало в юноше – для Сильвы осталось загадкой: Юлиан никогда не отличался скромностью или приятностью в общении. Напротив, свой дар красноречия он тратил исключительно на сарказм и иронию. Порой многие, услышав от него похвалу, приходили в ужас, ища тайный смысл в словах юноши. Но чаще всего не находили, что пугало еще больше.
Этой осенью Юлиану должно исполниться двадцать лет, и мадам Сильва подумывала об оформлении наследства. Но что могла оставить хозяйка борделя ироничному сироте? Завещай она свое заведение, и на Юлиана начнут косо смотреть в обществе. Хватит разговоров о его распущенности.
«Знали бы вы, глупые мещане, какая чистая душа у этого бесенка, прикусили бы свои языки», – подумала Сильва.
– Сегодня лорд Генри Гратлен намекал мне за ужином у миссис Бранли, что в его доме живет прекрасная юная особа, еще ни с кем не обрученная, – пожаловался Юлиан, садясь на диван рядом с мадам.
– Это он о своей неуклюжей дочери с носом как у дятла? – рассмеялась Сильва. – Девица уже напоминает перезрелую грушу, а он еще надеется на богатого зятя.
– Хуже всего дочь миссис Бранли, – продолжил Юлиан.
– Высокая или умная? – уточнила мадам.
– Конечно высокая. Младшей мисс Бранли не придут в голову такие глупости. Так вот, старшая мисс Бранли совсем отчаялась в этом сезоне, ведь в Бате сейчас мало молодых джентльменов, – напомнил Юлиан. – Сегодня после ужина старшая мисс Бранли настояла на игре в фанты и предложила победителю два танца на вечере у миссис Хавот и возможность сделать ей предложение. Тогда я рассмеялся и сказал ей: «Дорогая мисс Бранли, где вы видели, чтобы ковер сам себя продавал? Ему нужен купец, и еще желателен подобающий вид, чтобы оправдать цену». Но обиделась она лишь на отказ от игры, – вздохнул юноша и продолжил. – После игр и покера, когда я приказал поймать мне экипаж, мисс Бранли вызвалась проводить меня до калитки. Я не ожидал очередного безумства от этой девицы, но едва мы переступили порог дома, как она схватила меня за руку и стала высказывать нелепые догадки о моем поведении. «Дражайший мистер Тотхейн, я наконец разгадала смысл Ваших слов и поступков, – заявила она. – Вы столь нежно и преданно любите меня, что побоялись даже вздохом выдать свои чувства и поставить меня в неловкое положение перед людьми. Я так признательна Вам за проявленную заботу и уверяю, что Ваши чувства полностью взаимны». Я высвободил свои руки и, глядя ей в глаза, спокойно ответил: «Милая мисс Бранли, презирайте меня и тогда наши чувства будут полностью взаимны».
– Держу пари, она не нашлась с ответом и, краснея, мяла шаль, – запальчиво вставила мадам.
– Но это не помешало мне запрыгнуть в экипаж и укатить подальше от распутного дома, – закончил свой рассказ Юлиан.
– Обычно распутным называют мой дом, – со смехом заметила Сильва.
– Какая глупая пошлость, – Юлиан поморщился, потом вскочил на ноги и сделал круг по маленькой гостиной. – В наш славный век все так отягощены моралью и положением в обществе, что честный разговор исключен, – с грустью и раздражением сказал юноша.
– Для этого и нужен друг, – улыбнулась мадам, от чего ее бледные щеки приобрели миловидные ямочки, а в уголках карих глаз собрались мелкие морщинки.
– А знаешь, что самое абсурдное? – спросил Юлиан.
– Что же? – заинтересовалась мадам, наблюдая за хождением воспитанника вокруг пианино.
– Знай люди, зачем я сюда хожу, и наши головы покрыли бы сплетнями и позором. Они считают, что спать с женщиной благороднее, чем говорить. Даже если платить придется в обоих случаях.
– Люди никогда не примут такого отношения между мужчиной и женщиной, – заметила Сильва.
– Как глупо! Женщина – лучший друг, чем мужчина! – вскрикнул Юлиан.
– Для такой дружбы придумали обручальные кольца.
– Скверно, – пробормотал Юлиан, подходя к окну.
– Разве тебе не о чем говорить с молодыми людьми? – спросила мадам.
– Не о чем. Ведь меня не интересуют покер и политика.
– Тогда говори о женщинах.
– С этими мужланами? – усомнился Юлиан. – Нет, о женщинах нужно говорить с женщиной. И лучше, если собеседница и предмет разговора будут незнакомы.
– Мой милый мальчик, – мадам протянула юноше руки, и он нежно пожал их. – Ты так не похож на современных юношей.
– Еще бы. У меня даже долгов нет, как у порядочного английского джентльмена.
– Мой Юлиан, всегда оставайся таким, – попросила мадам, гладя воспитанника по волосам. – В тебе есть особый свет, не променяй его на лоск и манеры. Лучше быть неприятным, чем лживым.
– Я запомню это наставление, – пообещал Юлиан и, взглянув на каминные часы, спохватился. – Мне пора идти.
– Ступай, мой милый, – улыбнулась Сильва. – Я желаю тебе счастья.
– Я знаю, – на миг лицо Юлиана просветлело, но вскоре вновь приняло обыденное насмешливое выражение. – Я знаю.
Быстрыми шагами он дошел до двери, ведущей в холл, и, уже взявшись за резные ручки, обернулся.
– Приятных сновидений, матушка, – и исчез за дверью.
Мадам достала из кармана батистовый платок и промокнула выступившие слезы.
«Завтра я примусь за завещание».
7.08.2013.
Автор публикации
