(миниатюра в диалоге. Она же – набросок сценария современного высоконравственного военно-патриотического телесериала)
Пролог
Служебный кабинет некоего важного военного ведомства. На окнах – тяжёлые габардиновые шторы. На стене – портрет Самого. В стаканах – крепко заваренный чай, а не то, о чём можно подумать на первый, совершенно поверхностный взгляд. С улицы доносится тревожный гул, глухие взрывы, автоматные очереди и сухие пистолетные щелчки: враг отброшен, но пока ещё не сломлен. Так что пока ещё нет поводов для расслабления, а тем паче торжества победы над злом.
В кабинете – двое: один, крепко сложенный брюнет (может, даже физкультурник), с погонами майора – и другой, полковник, с выраженной сединой, кряжистой статью и мудрым отеческим взглядом из-под жёстко торчащих усов.
Полковник (обращаясь к майору): Гаррий Бонифатьевич, а почему я уже давно не вижу фельдфебеля Кляушке?
Майор (стоя навытяжку с выпяченной мускулистой грудью и чеканя слог): Вероятно потому, что он сейчас занят напряжённой работой: допрашивает взятых нами в плен фашистов с последующим их расстрелянием.
Полковник (мгновенно профессионально настораживаясь): Кто допрашивает с расстрелянием? Кляушке? Он же сам фашист!
Майор (кивая): Согласен, но мы поставили ему жёсткое условие: или мы сами допрашиваем его с последующим расстрелянием, или он получает возможность сохранить себе свою поганую жизнь, если сам будет допрашивать своих бывших сослуживцев с последующим расстрелянием их же. Он без всякого раздумывания согласился на второй вариант, потому что очень хочет жить. И вдобавок тут же клятвенно заявил, что всегда в душе был убеждённым антифашистом, противником насилия во всех его постулатах и проявлениях, и даже более того – близким другом неких профессора Плейшнера, пастора Шлага, радистки Кэт и некоего Штирлица Макса фон Отто. Сейчас устанавливаем, кто это такие, но не успеваем сделать это оперативно, в духе, так сказать, идей и мнений. Потому что людей мало, товарищ полков…
Полковник (бесцеремонно его перебивая. Что совсем не характеризует его с положительной стороны): И вы ему поверили?
Майор ( усмехаясь лишь уголками своих красивых мускулистых губ): Накой? Хотя надо признать, что глаза у него при этом были честные-пречестные, а наглая фашистская морда прямо-таки светилась нежностью, святостью и состраданием к ближнему своему.
Полковник (сузив свои беспощадные, жёсткие, не знающие пощады к врагам Отечества глаза): А вы знаете, что сегодня утром к нам специально приехал майор СМЕРШа, товарищ Загрибушкин и привёз личное дело этого вашего Кляушке, похищенное нашими отважными агентами прямо из самой имперской канцелярии с огромным риском для их отважных жизней? И в этом личном деле указано, что никакой он не фельдфебель Кляушке, а оберштурмбангруппенфюрер и кровавый палач Адольф-Йиахим Шварценгольд-Грёбендорф ( фамилия переводится как «Чёрное золото – грёбаная голова». А? Как?), правая рука самого Бруннекальтера!
И это ещё не всё. По определённым сведениям он к тому же является ещё и активным членом супер-секретной международной ложи, и известен очень узкому кругу её членов под псевдонимом Деревянный.
Майор (округляя глаза): Деревянный? Ух, ё…
– … и поэтому это не просто «ух, ё», а так точно! Так что требуется немедленно задержать и доставить сюда этого кровавого садиста, отъявленного маньяка, патологического вруна и деревянного псевдонима. И обязательно в наручниках и желательно – в кандалах, потому что от такой многоликой собаки всего можно ожидать. Выполняйте!
+++
– Он убёг! Он убёг! Он убёг!
– Что вы, Гаррий Бонифатьевич, ревёте как белый медведь в тёплую погоду? Кто убёг?
– Этот подлец Кляушке. В смысле, Грёбендорф. В смысле, Деревянный. Просочился ежом и ужом через наши боевые порядки, прихватив с собой нашу же полковую кассу, сволочь.
– А куда просочился-то?
– А х… (нецензурное слово) … его знает куда! Может, к союзникам. Может, к сподвижникам. Может. К бабе своей, фрау Бригитте Брунгильдовне Паровозовой (она здесь недалеко работает. В публичном доме для господ офицеров. Такая, доложу я вам, неугомонная, хм… егоза-затейница! Чисто пэрсик!). А может, подался сразу в Южную Америку, к своим недобитым эсэсовским камерадам…
– Значит, упустили мерзавца? Что ж, в таком случае готовьтесь к неприятностям – и это мягко сказано! Можете не сомневаться: оргвыводы в отношении упустивших (а может, не просто упустивших, а намеренно отпустивших?) эту вражескую собаку последуют незамедлительно и со всей своей принципиальной (подчёркиваю: принципиальной!) жестокостью. А пока, на всякий случай, организуйте тщательное прочёсывание близ прилегающей местности. Может, не успел далеко убежать. Может, затаился в каких-нибудь здешних фашистских кустах-камышах. И обязательно проверьте пивную «Элефант»! Ведь у него теперь на руках, как вы сами только что сказали, полковая касса, а её в таких ситуациях нужно что? Правильно: как можно быстрее пропить, чтобы не оставлять таких опасных компрометирующих улик!
Эпилог
Через месяц, в непроглядном от тумана рассвете, около безлюдного берега южноамериканской Патагонии, из бездонных океанских глубин всплыла зловещая, длинная. сигарообразная тень. Это была подводная лодка без всяких опознавательных знаков. На её рубке несмываемой белой краской были написаны загадочные буквы- «Ух, ё…».
Автор публикации
