Он был стар. Этот дом. Так стар, что штукатурка сыпалась. Обещают за квартал сделать.
Старушки на лавочке говорили, что депутат похлопотал и на ремонт дом поставили. Так хочется старость доживать в уютном, покрашенном доме. Он когда-то был тёплого солнечного цвета, почти золотого.
Никитична ещё войну помнила. Она шаркала тапочками по ветхому паркету, выглядывала в окно, потом садилась на облезлый табурет и пила чай с мелиссой. Мама ещё когда-то заваривать научила. В лучшие времена ещё и малиновые веточки в чайник закладывала. От простуды полезно. Теперь пенсии только на мелиссу хватало. Что тоже неплохо. Мелисса освежала и придавала бодрости. А в пожилом возрасте быть бодрым большая роскошь.
Иногда к Никитичне заходила соседка чайку погонять. У неё было странное отчество Харитоновна. Вроде простое, но оно придавало какой-то аристократизм что ли. Харитоновна поправляла берет, смотрелась в зеркало, а потом берет снимала. Никитична не понимала смысл этого ритуала. Но личность соседки притягивала. Она знала все последние новости.
-Представляешь, Митьку с третьей вчера скорая забрала. А с виду здоровенный мужик, лет на пятнадцать нас с тобой моложе.
-Старость не радость.
-Да ну, какая старость! Пить меньше надо! Ты думаешь, чего мужики меньше нас живут. За здоровьем не следят совсем. А потом инсульты, инфаркты.
-А у него инфаркт?
-Да не знаю я. Представляешь в первый раз такое. Чтобы я да не знала?! Быстро увезли, а то бы врачей расспросила.
-Бедный.
-Да брось ты, таких ничего не берёт. Оклемается и дальше поддавать будет.
-Думаешь?
-И думать нечего. Хороший чаёк у тебя, Никитична.
-По старинному маминому рецепту.
-Да. Хорош, ничего не скажешь. Я в чаях разбираюсь. У меня дочка, когда в Москве училась, я на Котельническую прибираться к одним ходила. Там такой чай заваривали, оторваться невозможно. Он академик или физик, а жена, такая крыса. Господи и по каким критериям они их выбирают?!
-По судьбе, наверное.
-Охомутала мужика, какая судьба! Есть такие, их в дверь выгоняют, а они в окно лезут. Господи, склероз какой, я же тебе внучкины фотки из Эмиратов принесла. Сейчас покажу.
Уселись на диван в комнате, смотрели фотографии. Удивлялись.
-Это она у тебя что, на верблюде?
-Никитична, глаза протри. Ну конечно на верблюде. По видеосвязи мне звонила, рассказывала, как их на экскурсии возили.
Никитичне некому было позвонить по видеосвязи. Ошибки молодости детей не дали. В молодости мы столько глупостей делаем. Мать говорила: «Ира, роди для себя». Но она не хотела безотцовщины. В науку ушла, диссертации. А в трудные времена, как мамы не стало, этими научными трудами на даче печку топила, а квартиру сдавала.
Мама могла бы сделать карьеру в кино. У неё были мягкие светлые волосы и завивка по последней тогда моде. Мама красила губы, улыбалась, надевала вишнёвое драповое пальто и шла в магазин. Даже в магазин она ходила при параде. Так была воспитана. А ещё у неё накидка такая меховая была с лисьими лапками. Мама её Чернобурка называла.
-Ирочка смотри с накидкой аккуратно, не испорти.
Маленькая Ирочка представляла, что Чернобурка- это такой диковинный зверь, который живёт в волшебной стране.
Удивительно как память обостряется к старости. Не у всех конечно. Она словно морская волна выкатывает на берег, принося обрывки прошлого. Оставляя их с тобой. Никитична помнила даже в каком платье её в детский сад водили. Будто вчера было. А столько лет прошло.
Она очень не любила сидеть в одиночестве. Телевизор смотреть всё время не интересно. Хотелось общения. Выходила во двор. Любимая зелёная лавочка у липы могла вместить штук пять соседок. Умели же делать раньше золотыми руками. Не то что сейчас, всё тяп-ляп делают. Никакой самоотдачи. Харитоновна вела оживленный диалог. Она всё про всех знала. Кто наркоман, а кто проститутка. На каждого досье составить могла. Никитична не очень любила сплетни. Просто так, не зная человека, что о нём скажешь? Сидела, помалкивала. Но это все же лучше, чем помалкивать сидя на диване.
-Никитична, слышишь? Тут вон мне говорят, что хорошо бы тебе помощницу по дому найти. Одной то поди не сахар.
-Да ну их. Только деньги вытаскивать могут.
Бабуля в синем платке оживилась: «Точно. Меня так из Собеса обокрала. Сходила в магазин. А сдачу себе забрала!»
Все закивали.
Никитична тоже попадала в подобную историю. Ходила одна, интересовалась одинокими бабушками. Никитична сразу поняла, что мошенница. Сейчас такие времена, только на себя рассчитывать приходится. Каждый обмануть может. Митька из третьей, тогда бабу эту как шуганул. Надо бы его навестить в больнице.
Харитоновна поправляла красный берет. Она следила за модой.
-Ей вы, молодежь. Потише! Расшумелись! А то я участкового приведу!
Зычный голос Харитоновны раздавался на всю округу. Специфика послевоенных построек. Закрытые дворы. А сейчас и детей не выпустишь на улицы в современных домах. Машинами всё заставлено.
Дети засмеялись и побежали по своим делам, с криком и визгами. Харитоновна погрозила им вслед.
-Я вам! Это этой, из шестнадцатой. Нарожала троих. И все непутёвые. И мужик у неё бесхребетный какой-то.
Старушки оживлено поддакивали. Амвросиевна взяла костыль и побрела к подвалу кошек кормить. С детства животных любила. Никитична помнила те времена. Приехали из Белоруссии. Отец Амвросиевны пост получил, повысили, в их город перевели. Он был грузный мужик, каждое утро садился в черную блестящую машину и уезжал на службу.
«Нелька, Нелька жирная сарделька!»-кричали дети и разбегались от Амвросиевны в рассыпную. Та кричала вслед: «Ирка-дырка!». Но Никитична бегала лучше всех, она была худая, как кузнечик. Нелька носила самые красивые платья, с вшитыми кружевами. Таких ни у кого не было. Ей завидовали. Сейчас это кажется такой глупостью.
Вышла Геннадиевна. Сухая как жердь. Фигуру сохранила, но на вид ей можно было и девяносто дать. Генетика такая штука удивительная. Бабка Геннадиевны тоже морщинистая была. Дотянула до сто пяти. Стирать любила. И в свои годы ещё на стул становилась и бельё на балконе развешивала. Никитична встречала её часто на лестнице и здоровалась.
«Аствуйте!»-отвечала бабуля беззубым ртом.
-Ну шо, Геннадиевна. На просушку?!
-И вам не хворать.
-Какие новости?
-Милку помните, из двадцать второй. Померла. Как в Стардом дети поместили, так и померла.
-Да ты что?! Нет уж лучше в своей кровати. Казенщина только тоску наводит.
-Я говорю, от тоски и померла. Никому мы не нужны.
Харитоновна поправила берет.
-Ну не скажи. Мои внуки и дети меня не забывают.
Никитичне вдруг домой захотелось. Геннадиевна достала булку и стала жевать. Амвросиевна кормила котов и разговаривала с какой-то женщиной.
Женщина оживилась и крикнула в сторону соседок.
-Слыхали, ремонт дома перенесли. Говорят, на этот квартал не запланирован!
Харитоновна даже подскочила с лавочки.
-Это как не запланирован?! Я же буквально месяц назад в мэрии была и к депутату обращалась!
Геннадиевна дожевала булку.
-Я же говорю, никому мы не нужны.
-Погоди ты, Геннадиевна. С этим надо что-то делать. Давайте коллективную жалобу составим. Я подумаю, какую форму и все подпишутся.
Старушки закивали. Никитична не очень любила связываться с властями, но единоличницей тоже не хотелось становиться. Решили, что каждая подумает, как лучше текст составить и на следующей день бумагу вместе состряпают.
Разбрелись по домам. Сон никак не идёт. Лежит Никитична на кровати, ни в одном глазу. Текст в голове перебирает. А мысли как тараканы разбегаются в разные стороны. Прикорнула под утро. Проснулась от громкого стука. Полку что ли сосед прибивает. И кому книги сейчас нужны? Хотя на полку не только книжки поставить можно, но и вазочки красивые, например. Понадобились вазочки в рань такую. Надела стоптанные тапочки побрела на кухню и застыла на месте, огромный кусок стены посреди комнаты лежит. Даже сердце зашлось. В голове у Никитичны промелькнула мысль о том, где теперь строителей искать, чтобы стену заштукатурить. Хороши дела, теперь эту мэрию сто лет не дождёшься. Подошла старушка к стене, заглянула, дырка приличная. Стена межкомнатная, но всё равно не эстетично. А она не любила. Когда так. Непорядок. Села на стул, пригорюнилась. Видит из стены торчит что-то. Потянула. Достала свёрток какой-то в пакете. Развернула, начала читать:
«Товарищи! Советский народ пережил, наверное, самую страшную войну в истории. Мы победили! И теперь наше дело созидать и строить. Мы сделаем этот город самым прекрасным. И всем вам, новым жильцам, желаем жить в мире и согласии. Работать и строить коммунизм! А может тот, кто найдёт эту записку будет человеком из будущего? Тогда мы, строительная бригада, передаём тебе пламенный привет. Наверное, ты сумел построить светлое будущее и продолжить то дело, которое начали мы и наша коммунистическая партия!» 5 апреля 1956 года.
Никитична даже прослезилась. Какое хорошее время было. Золотое. И куда всё пропало. Она вспоминала, как въезжали в этот дом, как передавали ключи. Дом этот был такой свежевыкрашенный чистый, красивый. Маленькая Ира смотрела, как мать с отцом выгружают цветы в кадках. Мать очень любила розы разводить и всю дорогу волновалась, что помнутся. Не довезут.
-Давай, Иринка, помогай!
Отец потрепал дочку по голове.
-Что стоишь, ну-ка бери вон ту корзинку. Большая уже, донесёшь.
-Конечно, донесу, папа.
Мать стояла рядом и улыбалась. Она была на пороге новой жизни.
-Никита, давай быстрее. Новоселье ещё справлять будем.
Двигали мебель, попутно знакомились с соседями. А вечером пришли заводские и принесли подарки. Вазы, полки, кукол для Иринки. Всё было проще. Люди не гнались за роскошью. Потом были песни под гитару. В папином цеху, дед Степан был. Всю войну он прошёл, на гитаре умел играть.
Рассказывал, как на фронте мини-концерты для бойцов давал. Голос у него хороший был. А как война закончилась вернулся в родной город, на заводе работал и создал на предприятии хор. Грамоты на смотрах самодеятельности брали.
Папа был далёк от искусства, но Степана любил и песни его тоже. Слушал с удовольствием. Когда человек на своём месте — это всегда приятно.
После песен начинались танцы. Мама очень «Риориту» любила. Ира крутилась у зеркала в маминых выходных туфлях и подпевала взрослым.
– Модница растёт, слышишь, Никита!
Усмехался в усы дед Степан. Потом он поднимался, шёл на кухню и курил в форточку.
А Ира тем временем думала о том, что это очень красиво, нацепить на платье мамину брошку.
-Ну хватит, Ира. Намодничалась. Пойдёмте лучше чай пить!
Мама поправляла волосы, которые после танцев слегка растрепались и шла на кухню. Все пили чай с мелиссой и нахваливали.
В дверь позвонили.
Никитична зашаркала к двери. На пороге стояла Харитоновна в зелёном берете. У неё этих беретов много было. Иногда соседки за глаза Харитоновну «Светофор» называли.
-Ну что? Подумала.
-Подумала. Пошли предварительно на бумаге запишем.
-Давай, а то эти клуши мысли свои в кучу никак не соберут. Без нас.
Двинулись в сторону кухни. Составили. Никитична показала свою находку соседке. Та взяла и начала читать: «Товарищи! Советский народ пережил, наверное, самую страшную войну…»
-Ты где это нашла?
-В стене.
Харитоновна бросила пристальный взгляд на стену.
-Ого! Полпенсии уйдёт у тебя, чтобы всё это в порядок привести! Безобразие! А эти не чешутся. У людей тут стены рушатся уже! Скорее нужно жалобу нести.
-А будет нас кто слушать?
-Будут! Никуда не денутся! Обязаны!
-И послание это, прямо как знак.
Харитоновна посмотрела на соседку.
-А что послание? Время такое было, золотое. Сколько дом наш простоял. Сейчас так не строят. Внучка моя уже второй газовый котёл меняет. Криворукие ставили.
Никитична вздохнула.
-Да. Что теперь про это вспоминать. Ушло оно, наше золотое время. Молодость.
Под оживлённые комментарии соседок текст жалобы был составлен. И начались мытарства. Там не принимают, тут не пропускают. То подписи не с той стороны, то печать не там стоит, то ксерокопии требуют. Семь потов сошло, пока приняли.
Никитична смотрела в одну точку. Думала, как стену подлатать.
-Теперь они это письмо сто лет рассматривать будут. Не дождёмся.
Геннадиевна теребила пуговицы на своём сером плаще.
-Зря мы это всё затеяли. Только все нервы истрепали. Сколько ходим уже!
Харитоновну было не остановить.
-Ничего. Валерианки выпьешь. А начатое нужно до конца довести.
Оживлённые обсуждения закончились. Разбрелись по домам.
Никитична уселась у окна и взяв в руки газету, начала штудировать объявления. По двум номерам позвонила. Оказалось, что не каждый возьмётся сразу. Заказов много, ждать придётся. С думами о ремонте открыла дверь, коврик подмести. Митя из третьей по лестнице поднимается, с ведром. Чего-то Никитична сразу про пустое ведро подумала. Хотя к Мите хорошо относилась, яблоки даже как-то в больницу передавала ему.
-Хозяйка. К тебе я. Харитоновна сказала стену тебе подлатать нужно. Я цемент принёс.
-Ой, проходи, сосед. Я тебя чаем напою.
-Погоди, сперва работа. Чаи потом гонять будем.
«Золотой человек»-подумала Никитична. Она соседу не мешала, не давала «ценные» советы, как это любят многие старушки делать. Уселась в кресло и стала носки вязать. Работа у обоих спорилась.
Примчалась Харитоновна. Она была подобна вихрю.
-Выделили! Выделили деньги на ремонт дома! А! Что я говорила! За свои права бороться нужно. Правильно, что коллективно подали, а то бы их не раскачать было.
Митя из третьей убирал мастерки.
-Харитоновна, золото, а не баба! Всего добьётся!
-Ну давай, показывай, строитель, что ты там сделал.
-Что сделал? Стену Никитичне в божеский вид привёл.
-Молодец!
Никитична пошаркала на кухню.
-Может чайку, соседи?
-Это можно.
Выпили чай с вареньем. Вкус детства. На булку намазываешь и представляешь, что это пирожное.
Никитична смотрела в окно. Поздняя осень вступала в свои права. Это хорошо, что со стеной разобралась, дуть не будет. Во дворе играли дети. Всё им не почём. Золотой возраст, никаких бед и забот. Всё родители решают.
«Иринка, иди домой!»-послышался из соседского окна женский голос. Никитична встрепенулась. Показалось, что голос поразительно на мамин похож. И в воздухе запах мелиссы витает.
Подошёл, Митя. Он тоже смотрел в окно и думал о чём-то своём, а потом добавил: «Осень. Холодает. Я солнечную осень люблю. Но она скоротечна. Уходило время золотое, уходило в дальние края. Пусть оно вернётся, но другое… Дальше не помню.»
Никитична улыбнулась.
-Ничего, Никитична. Не горюй. Ремонт я тебе сделал. Мёрзнуть не будешь. Перезимуем.
Харитоновна провела рукой по стене, проверяла качество работы. Ей нужно всё потрогать.
А дом… Дом органично вписывался в золотой осенний пейзаж. Он словно старый моряк, всегда был готов бросить вызов холодным зимним ветрам.
Автор публикации
