Настя приоткрыла низенькую дверцу сарая. Оттуда пахнуло пылью и старыми книгами – запах увядания. Сунула в образовавшуюся щель руку и нащупала выключатель. Загорелась тусклая лампочка, свисавшая с потолка на электрическом проводе. Настя прогнулась и протиснулась внутрь.
Когда-то здесь была отцовская мастерская, но после его смерти Женя, Настин старший брат, разделил некогда просторное помещение на две неравные части. Бо́льшая стала гаражом, а здесь теперь хранились некоторые вещи отца, которым не нашлось места в доме. Ксюша не позволила матери с братом от них избавиться.
Внутри сарая почти не было места из-за двух стеллажей, забитых всяким хламом. Здесь Настя и хранила свой дневник, зная, что никто из родных никогда в сарай не заглядывает. Она достала с верхней полки коробку с письмами и открытками, которые спасла от Жени. Он порывался всё сжечь. Настя поворошила бумаги, на ощупь достала небольшой блокнот на пружине и, пролистав, открыла на первой чистой странице.
Тут же блокнот полетел на пол, а Настя больно укусила собственный кулак, чтобы только не издать ни одного звука. Сразу за последней её записью красной ручкой прямо поперёк страницы красовалось: “Ты следующая”.
Сердце бешено забилось. Настя аккуратно, насколько позволяло тесное помещение, присела и подняла блокнот. Почерк не был ей знаком, да и сложно что-то понять по кривым, будто второпях написанным, печатным буквам.
За спиной послышались шаркающие Женины шаги, он шёл мимо гаража во внутренний дворик. Настя резким движением забросила дневник в коробку и вышла из сарая.
– Ты всё перебираешь его вещички? – пренебрежительно скривился Женя.
Настя только коротко кивнула, боясь выдать своё волнение. Она знала, что если сейчас заговорит, то голос её дрогнет.
– Дал же Бог полоумную сестрицу. – Женя прошёл мимо, глядя себе под ноги.
В этот же день Настя повесила на дверь сарая замок. Ей было плевать на шуточки брата. Он всё говорил, что сам готов заплатить кому-нибудь, лишь бы этот хлам забрали. Мать и вовсе махнула рукой и в очередной раз заявила, что ей всё равно. И прежде равнодушная, сейчас она могла неделями не замечать собственных детей, пока те сами не заговорят с ней. У Насти никогда и не было тёплых отношений с семьёй. Только отец был ей по-настоящему близок. И после его смерти трое людей, раньше бывших какой-никакой семьёй, стали просто сожителями.
Несколько дней у Насти не было времени проверить дневник. И как только выдалась минутка, она побежала в сарай и отыскала блокнот. В котором красовалась новая надпись. “Жди меня”. Тот же почерк, те же красные чернила. Вот только как она появилась? Теперь, когда ключ от сарая был только у Насти, никто без её ведома не смог бы туда попасть.
– Что ты там опять делаешь?
Женя возник за её спиной так неожиданно, что Настя не успела спрятать блокнот. Она неуклюже сунула его в ближайшую коробку и повернулась к брату.
– Решила отдать бумагу на переработку, – ляпнула первое, что пришло в голову.
– Я давно тебе говорил, – пробурчал Женя и ушёл в дом, даже не подумав предложить сестре помощь.
Идея избавиться от писем показалась Насте не такой уж и плохой. Отчего-то у неё появилось ощущение, что в них кроется некое зло, которое и пишет послания в дневнике. Настя перепрятала блокнот, а письма выбросила в мусорный контейнер.
Это не помогло. Уже на следующий день в дневнике появилось новое послание. “Я уже близко”. И на помойку полетели один за другим остальные ящики, а блокнот Настя сожгла в камине. Она была уверена, что на этом всё закончится. Даже перестала заходить в сарай и сняла с него замок за ненадобностью.
– Раз он тебе больше не нужен, я сложу туда свои инструменты, – заявил однажды Женя и, не дожидаясь ответа, направился осваивать новые владения.
– Что за чёрт?! – услышала Настя голос брата, доносившийся со двора.
Бросившись к окну, она увидела, что на сарае красной краской крупно написано “Я здесь!” Настя вцепилась в подоконник, только это спасло от падения. Лицо исказилось в беззвучном крике ужаса. Но Настя уже знала, что нужно делать. Ночью она подожгла дом.
***
Врач подошёл к постели недавно поступившей пациентки. Та почти всё время была во сне, вызванном сильными седативными препаратами. Её при поступлении признали буйной и привязали ремнями к кровати.
– Это та, которая дом свой подожгла, – сказала медсестра, которая предпочла остаться в дверях. – Анастасия Павловна Ростовцева, семнадцать лет. Теперь это твоя пациентка.
Настя застонала. Лицо её сморщилось в гримасе боли. Она видела кошмар из прошлого. Во сне Настя шла в сарай, где проводила часы в скорби по отцу. Там доставала свой личный дневник, прислоняла его к стене и писала дрожащей рукой “Ты следующая”.
Добротно!