Три Анны

 АНЮТА

(продолжение )

Анюта появилась дома в декабре, через пару дней после католического Рождества. Когда во всех окнах перемигивались, теплились, фонтанировали и нежно светились гирлянды, светильники и простые свечи.  Город был в приподнятом настроении, все покупали подарки, думали о будущем, гуляли на корпоративах, целовались и любили всех и каждого по отдельности. Зима выдалась мягкой, и временами казалось, что Петербург волшебным образом переместился в Европу. Даже подъезды, вечно перегруженные запахами кошачьей мочи, казалось, что стали чище.

Короткий зимний день был Петербургу к лицу, скрывая в сумраке неидеальность стен, убирая ненужные подробности строений, смягчая и сближая цвета фасадов, перемешивая сизо-сиреневый оттенок закатного неба с вечерними облаками, утяжеленными подбрюшьем цвета индиго. И все это придавало Петербургу хоть и несколько мрачноватую, но изысканную элегантность города европейской архитектуры. Стройность питерских колоннад, графичность арочных проемов, изысканность арабесок парковых оград и плотная усидчивость каменных львов, – все это богатство усиливалось и подчеркивалось маслянистым светом мокрых дорог. Фонари и слепящие пятна витрин оставляли дробный след на асфальте чуть ли не ярче, чем сами витринные окна, – и все это подчинялось любовным играм света и тьмы. Играм, порождавшим свой, совершенно отличный от дневного, ночной Санкт-Петербург. Величественный, чистый, парящий над лакированными мостовыми и украшенный теплым светом вечерних окон.

Вот таким вечером, очень поздно, почти ночью, Анна услышала, как кто-то уверенно открывает ключами входную дверь. Вариантов было несколько – от неожиданного появления с подарками кого-нибудь из прежних мужей, до…до… вот следующего варианта придумать она не могла. Анюта ничего не сообщала о возможном приезде. Инга после празднования католического Рождества осталась со своими подругами-прихожанками на даче, собираясь там же встретить Новый Год.

В прихожей, с серым от усталости лицом и глазами, полными отчаянья, стояла Анюта. Она держала в руках автолюльку со спящим младенцем.  Видя, что еще минута и дочь просто упадет, Анна скомандовала: «В душ, кушать и спать. Об остальном я позабочусь»

— Это моя дочка, — сказала Анюта матери по пути в ванную.

— И как нас зовут? — успела спросить Анна-старшая, нежно и аккуратно прижимавшая к груди теплый сопящий кулек.

— Мама, я тебя не узнаю,-  устало ответила Анюта

— Значит Анечка, – заключила Анна.

 

… Анюта входила в материнство очень тяжело. Бывали дни абсолютной тоски, тогда в доме звучал Tom Waits c его выворачивающей наизнанку правдой музыки, ложащейся даже не на слух, а сразу на все внутренности. “Russian Dance” – вот что доносилось по утрам из комнаты Анюты. Самое удивительное, но маленькая Анечка замечательно спала под всё разнообразие Tom Waits, начиная от его разрушающего неподготовленную психику джаз-рока, до вполне элегантных лирических композиций.

Инга Гориславовна не смогла выдержать «этот бардак» и сбежала на дачу, ругаясь на Анюту: «что под такую, с позволения сказать, музыку, молока не только не будет в ближайшее время, но не появится никогда!» Предсказания оказались пророческими. Молоко так и не появилось.

Анюта слонялась по дому. Делать ничего не могла, толку от нее не было никакого. Смотрела в пустоту, все роняла из рук. По ночам было слышно, как она плачет в подушку, зажимая рот, боясь напугать своим рыданием домашних. В такие ночи Анна подобно большому черному зверю ходила в темноте по их бесконечному коридору мимо комнаты дочери, кусая губы и физически ощущая, как сейчас мучается Анюта. Но в их женском прайде не любили проявлять слабость. Не любили говорить ненужные слова. Помочь в таком случае можно было только делом, и молча. Просто отпустить дочь из дома, вручить ей ее любимый фотоаппарат, рюкзак с едой и термосом. Собрать все это богатство воедино, заставить Анюту одеться по погоде, повесить на спину рюкзак и придумать задание: «Мне нужны фотографии старых дач. Ольгино, Каменный остров, дача Бенуа в Петергофе. Посмотри сама, поищи хорошие точки. Сделай пару десятков снимков. Ты и сама понимаешь, что именно мне может больше всего понравится и пригодится», – дальше оставалось открыть дверь, выпустить Анюту за порог, закрыть за ней дверь и понимать, что ближайшие часы до возвращения будут наполнены бесконечным ожиданием и беспокойством.  Но так было надо.

Однажды Анюта не выдержала, сорвалась в Москву. Вернулась через пару дней. Было видно, что держится она только за счет их семейного, несгибаемого стержня – привычки всегда, в любой ситуации «держать спину».

И все же как-то ее прорвало. Уже сложно вспомнить, что явилось толчком, но Анюта начала рассказывать матери, о том, что происходило все эти десять месяцев жизни в Москве.

– Мама, ты не можешь себе представить как он врал! Врал не для чего-то, а врал потому, что не умел иначе. Врал каждую секунду. Боюсь, он даже в принципе не знает, что можно просто говорить правду. Что можно пойти на работу, и не соврать при этом, что идет ко врачу, или наоборот. Хотя, сомневаюсь, что он вообще хоть когда-нибудь работал. У него никогда не было денег, все его фирмы закрывались одна за другой. Как-то сказал, что его назначали директором, а потом через несколько дней пришли судебные приставы и опечатали помещение. Клиенты, с которыми он где-то встречался и работал как психолог, обманывали или оказывались в затруднительной ситуации и не платили. Свадьбу, как ты знаешь, мы отменили в этом году из-за переноса его кандидатских экзаменов. Он ведь сказал, что хочет сделать для меня прекрасную, настоящую свадьбу. Хочет сам заработать на наше торжество. И вот это всегдашнее: «для тебя, дорогая надо сделать, купить, самое лучшее, но сейчас нет денег, а на твои неудобно, я же мужчина и мы чуть-чуть подождем.»

– Я не знаю, как бы мы выживали, если бы не мой заработок. Хорошо, что последние годы благодаря отцу у меня есть такая работа. И зарплата большая, да и просто я люблю то, что делаю.

– У меня уже подходило время рожать, я дала ему деньги на все, что будет необходимо в первое время – ничего не купил, сказал, что потерял портмоне. Я же не могла, ну… точнее не хотела тебе обо всем рассказывать. Не хотела жаловаться и просить. Мечтала приехать сюда уже после родов, приехать втроем. Я даже видела, как ты нас встретишь, как удивишься и будешь за нас радоваться. Я же всегда умела тебя удивить – тут Анюта опять заплакала и Анна, сидевшая рядом, обняла дочь, – так они и ревели сидя в обнимку.

Сквозь слезы Анюта рассказала последнее:

– Он ведь проводил меня в роддом. Таким хорошим и внимательным был, как никогда. Чуть не заплакал на прощанье. Только просил ни в коем случае до того, как все кончится не звонить ему – ну, чтобы не сглазить. Еще и смеялся, говоря об этом. А потом просто не приехал меня забирать. Не отвечал на звонки и телефон заблокировал. Я не могу тебе описать то, что я тогда ощущала. Хорошо ты научила меня в любой ситуации быть сильной.
Домой из роддома я конечно добралась, все что нужно заказала, все мне привезли. Приехала в квартиру. Вошла… увидела, что его вещей нет, подумала, что…. Не хочу говорить, о чем именно подумала. Свалилась на пару часов спать. Потом собрала последние силы, купила автолюльку, села в машину и поехала к тебе. Уже под конец ехала почти ничего не видя. Хорошо, что почти ночь была – машин совсем мало. Я даже не знаю, сколько времени провела за рулем. Иногда останавливалась в кафе на заправках и дремала ни на кого не обращая внимание. Девочки в кафе мне всегда помогали. Один раз в подсобку пустили, вот там я хорошо отдохнула. Счастье еще, что Анечка все время спала, – поест и спит. Чудо, а не ребенок…

– Мама, ну скажи мне, ну объясни, а как так можно было вот так со мной и со свей только что появившейся на свет дочерью, поступить?!? Как вообще такое возможно? Как!?!…

– Но знаешь ли, что самое страшное во всем этом, – что я все еще его люблю! Это значит я чудовище?!? Или что?

– И ты не сердись, пожалуйста на отца. Это я запретила, категорически запретила ему что-либо говорить о моей беременности. Он же боится тебя. Вернее, не тебя, а повторения той, вашей с ним истории. Он очень многое для меня делал и всегда по возможности поддерживал. Ну, как мог. Ему же тоже не очень просто –рядом его жена.

 

(продолжение будет.. возможно)