Меня считают одряхлевшим, но в любой день на этой земле ко мне вернётся юность. Н. Макиавелли
/М. Жоли “Разговоры в аду”/
ВИКТОР БАЛЕНА
ТОРМЭ
Грезы патриотов
Нано – драма
в 2-х действиях
О том, как замышляется заговор,
если только это не шутка или розыгрыш
Действующие лица
КЛЕЙМЁНОВ – чиновник
СОЛДАТЕНКО – генерал
КОСМОНАВТ – в экипировке подрывника
Время действия наши дни, где причудливое прошлое
натурально сплетается с настоящим
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Сцена напоминает огромный склад без окон с одной дверью в стене, похожей на сейфовую броню.
На полу, спиной к зрителю, возлежит Клеймёнов.
В углу серебристый чемоданчик для переноски денег. На стене проекция концерта С.Рихтера в Лондоне; под бурные аплодисменты маэстро подходит к инструменту, садится, играет Моцарта.
Клеймёнов поворачивается к зрителю, в руках у него пульт, останавливает изображение, и словно бы продолжает прерванную мысль.
КЛЕЙМЁНОВ: /задумчиво/ Человек не знает самого себя. Думает, что он всё, а он нет – обыкновенный земноводный продукт. Конечно, человек не лишен рассуждения и склонен к мечтательности. Но в этом как раз вся проблема. Мечтать – значит постоянно всему изменять. Изменяться вместе с меняющимся миром занятие утомительное. Я мечтал о тишине, искал вдохновенный покой, где мысли, словно страницы книг, перелистывал бы лёгкий ветерок, похожий на шёпот грёз. Я всегда мечтал. Мечты уносили меня в непостижимое будущее, нестройным, загадочным хороводом кружили, запутывали и точно жалкий призрак рассеивались, превращаясь в ничтожный мусор истории. Да, я живу словно бы во сне, все мечты мои повернуты в прошлое, а мысли о будущем не связаны ни с прошлым, ни с настоящим. Я живу среди этой чудовищной бессмыслицы ради того только, чтобы из призрачного прошлого извлечь хоть какое-нибудь, пусть немыслимое настоящее. Мечты – этот суррогат человеческой лени преследует меня повсюду. Вдохновенный покой я нашёл только здесь. Быть свободным можно только в заточении.
По-настоящему мечтается только, когда ты несвободен, не двигаешься. Можешь посидеть на одном месте или полежать и сосредоточиться. Сузиться до размеров тела, не выплёскиваться за границы немыслимого. Зацепиться в настоящем – не двигаться и ждать. Превратиться в ожидание. Это мучительно. Тоскливо. Сладко. Ожидание мечты – это приближение покоя.
Сейфовая дверь в стене открывается. На пороге появляется Солдатенко в маске, он проходит в помещение, дверь за ним закрывается.
СОЛДАТЕНКО:/удивлён/Вы?
КЛЕЙМЁНОВ: Что у вас с лицом?
СОЛДАТЕНКО: Маска.
КЛЕЙМЁНОВ: Зачем?
СОЛДАТЕНКО: Велели надеть.
КЛЕЙМЁНОВ: Снимите…
СОЛДАТЕНКО: /снимает маску/ Куда не придёшь – всюду вы! Там, где даже вас нет, остаётся ваш след. Вами пропитан воздух. Вы популярны. Вами можно торговать.
КЛЕМЁНОВ: Если у вас такой хороший нюх, что же он вас на этот раз подвёл?
СОЛДАТЕНКО: Ни чуть нет, наоборот. Когда я увидел ваших псов, извините, охраной не могу назвать, от них отдаёт псиной.
КЛЕМЁНОВ: Это такой одеколон.
СОЛДАТЕНКО: Вы, поборник перемен и всяких там преобразований, примите меры. Пусть охрана поменяет одеколон или поменяйте охрану. Так вот, когда ко мне подошли эти потливые создания, я заподозрил, что затевается какая-то гнусность. Теперь, когда я вижу вас, у меня отпали всякие сомнения на счёт того, что меня пытаются погрузить в дерьмо.
КЛЕМЁНОВ: Вы прозорливы и проницательны.
СОЛДАТЕНКО: В сравнение с вами я маленький человек.
КЛЕМЁНОВ: Не такой и маленький. Вы генерал…
СОЛДАТЕНКО: Меня интересует: где я и зачем вам понадобился?
КЛЕЙМЁНОВ: Сколько вам лет? Хотя бы приблизительно?
СОЛДАТЕНКО: Лет пятьдесят будет…
КЛЕЙМЁНОВ: Если вы, допустим, прожили пятьдесят лет и до сих пор не поняли «где вы», то имеет смысл оставаться в неведении.
СОЛДАТЕНКО: Я примерно так и живу: «О многом только догадываюсь»
КЛЕЙМЁНОВ: Я подскажу: это не приют для паломника.
СОЛДАТЕНКО: Вижу, что не гранд отель.
КЛЕЙМЁНОВ: Многие пренебрегают настоящим, наивно полагая, что реальность это и есть предполагаемое будущее. То, что вчера только грезилось, сегодня благополучно наступило. Это вздор! Нет и нет! Мы можем увидеть себя со стороны только в прошлом. В будущем реальность не предусмотрена. «Но есть покой и воля». Заметьте, смерть и заточение, как будто бы родственны. Но ни смерть, ни заточение к будущему никакого отношения не имеют. Часто, ошибочно, одно принимают за другое, тогда как заточение всего лишь ограничение в передвижении, а смерть – достижение величайшего покоя и тишины. Мы живём ради постижения этой простой истины. «Летят за днями дни, и каждый час уносит/Частичку бытия, а мы с тобой вдвоем/Предполагаем жить… И глядь — как раз — умрем.
СОЛДАТЕНКО: Мы что, блин, умерли?
КЛЕЙМЁНОВ: Смерти нет. Есть томительное предчувствие бесконечного бытия. Ожидание того самого будущего, которого все так боязливо сторонятся.
СОЛДАТЕНКО: Мы в тюрьме, что ли?
КЛЕЙМЁНОВ: Тепло, тепло. На что похоже?
СОЛДАТЕНКО: Каземат.
КЛЕЙМЁНОВ: Да! Да! Каземат!
СОЛДАТЕНКО: Каземат не тюрьма.
КЛЕЙМЁНОВ: Каземат – итальянское словечко, более благозвучное, чем татарское «Тормэ» – темница.
СОЛДАТЕНКО: С вашего позволения, я тоже блесну познаниями. Каземат, по сути, крепость, откуда можно вести артиллерийский огонь.
КЛЕЙМЁНОВ: Блестяще!
СОЛДАТЕНКО: Каземат может быть местом заточения, но это не тюрьма.
КЛЕЙМЁНОВ: Как посмотреть. С точки зрения мировой деспотии, самое надёжное оружие порабощения, это банк!
СОЛДАТЕНКО: Мы в банке?
КЛЕЙМЁНОВ: В банковской ячейке.
СОЛДАТЕНКО: Ячейка – это что-то небольшое.
КЛЕЙМЁНОВ: Эта – большая ячейка.
СОЛДАТЕНКО: Где деньги?!
КЛЕЙМЁНОВ: Деньги эфемерны и обладают летучестью. Если их нет здесь, значит они где-то в другом месте. Многие ошибочно полагают, что банк – это хранилище огромной наличности, на самом деле это скромные колонки цифр, умещающиеся на странице записной книжки, и чем значительней суммы, тем скромнее запись.
СОЛДАТЕНКО: Какой цинизм. Посадить в ячейку для хранения денег.
КЛЕЙМЁНОВ: Думаете, вас посадили?
СОЛДАТЕНКО: Я здесь не по своей воле.
КЛЕЙМЁНОВ: Вас ведь не арестовали?
СОЛДАТЕНКО: Разве что…
КЛЕЙМЁНОВ: Скажите, разве вас насильно сюда затолкали?
СОЛДАТЕНКО: Я оказался здесь отчасти из любопытства.
КЛЕЙМЁНОВ: Вы добровольно дали себя заточить?
СОЛДАТЕНКО: Мне предложили «пройти».
КЛЕЙМЁНОВ: Вы согласились?
СОЛДАТЕНКО: Мне известно, что скрываться за вежливым «пройдёмте».
КЛЕЙМЁНОВ: Вы струсили?
СОЛДАТЕНКО: Исключено.
КЛЕЙМЁНОВ: «Струсили» из предосторожности, на всякий случай, по привычке, чтобы не усугублять своего положения.
СОЛДАТЕНКО: Что вы имеете в виду, когда говорите о «моём положении»?
КЛЕЙМЁНОВ: Жадность, обыкновенная алчность привела вас сюда. Вы решили, что вас хотят подкупить. Вам хорошо известно, что с первого раза настоящую цену не предлагают. Вы игрок и трус.
СОЛДАТЕНКО: До некоторой степени, да, игрок, но в данный момент я не расположен рассуждать на тему «игры».
КЛЕЙМЁНОВ: Отчего же не расположены? Не из трусости ли?
СОЛДАТЕНКО: Вы дважды попытались обозвать меня трусом.
КЛЕЙМЁНОВ: Трижды. В трусости трудно признаться.
Трусость глубинный порок, его не разглашают. Трус всего страшится. Вы, к примеру, сотрудничаете с властью из трусости, потому что страшитесь бедности. Без власти вам страшно. Не из трусости ли вы, генерал, стали генералом?
СОЛДАТЕНКО: Вы нанесли мне оскорбление без всяких оснований.
КЛЕЙМЁНОВ: Отчего же без оснований? Вспомните ставки в казино. Вы собираетесь сделать ставку. Внутри вас сумасшествие – буря разыгрывается. Наконец вы решаетесь и ставите меньше, чем могли бы. Маленькие ставки делают из трусости.
СОЛДАТЕНКО: Я не вижу никакой связи между ставкой в казино, и пустой банковской ячейкой.
КЛЕЙМЁНОВ: А если бы ячейка была полная? Если бы ячейка была доверху забита – под самый потолок, так что место только для двоих? Вы и я. Лицом к лицу. И деньги. Нас трое. Вас это больше бы устроило?
СОЛДАТЕНКО: Я не имел в виду деньги.
КЛЕЙМЁНОВ: Но подумали… Знаете сколько денег можно здесь спрятать?
СОЛДАТЕНКО: Понятия не имею.
КЛЕМЁНОВ: Я вам скажу:
/включает проекцию, на экране появляются расчёты, авто-переводчик комментирует/
«вес одной тысячной купюры 1.04 грамма – это самая тяжёлая купюра. Многие думают, что в пачке сто купюр. Нет! В банковском счёте сто купюр – называется «корешок». А в пачке десять корешков т.е. тысяча купюр. Десять корешков запаковывают в вакуумный пакет, в одном пакете из десяти корешков один миллион рублей. Одну тысячную купюру весом 1.04 грамма умножаем на 1 000 000 штук получаем чуть больше одного миллиона сорок тысяч грамм или одну тонну сорок килограмм (1 040 000) Это вес без упаковочной ленты. Итак, один вакуумный пакет – миллион рублей. Один миллиард это 1 000 пакетов, размер одного пакета 8Х17 – миллиард займёт 7м3, его можно увезти на обычной «газели». Это неудобно и хлопотно. К примеру, чтобы спрятать 8,5 миллиардов рублей, потребуется восемь «газелей». Для хранения такой наличности потребуется не ячейка, а «хрущёвка пятиэтажка». Какой дурак будет возить бабки «газелями» и прятать в пятиэтажке если можно вместо тысячной купюры взять пятитысячную. Она легче – весит 1.02 грамма, соответственно вакуумная упаковка одного миллиона будет весить всего 204 грамма, а миллиард рублей пятитысячными купюрами будет весит 204 000 грамм, то есть 204 килограмма, это чуть больше веса хорошего мотоцикла.
/Клеймёнов выключает проекцию/ Вы какими предпочитаете: тысячными или пятитысячными? Вам «газелями» или «мотоциклами» отгрузить или возьмёте сразу «хрущёвку пятиэтажку»?
СОЛДАТЕНКО: Вы помешались на деньгах. К людям у вас два подхода: «либо сломать, либо купить»
КЛЕЙМЁНОВ: А вы, что бы выбрали?
СОЛДАТЕНКО: Человек в богатстве не нуждается. Богатство отягощает душу и отвлекает от созерцания.
КЛЕМЁНОВ: Я в вас не ошибся.
СОЛДАТЕНКО: Ответьте тогда зачем я здесь?
КЛЕЙМЁНОВ: «Ворона спрашивает попугая:
– Почему ты в клетке?
– Потому, что я говорю» Вы в залоге.
СОЛДАТЕНКО: Я не понимаю терминологии средневековых менял.
КЛЕЙМЁНОВ: Золушка обронила туфельку, а принц подобрал. С чемоданчиком всё не так.
СОЛДАТЕНКО: Туфля, чемоданчик, – ребус какой-то.
КЛЕЙМЁНОВ: От вас пахнет алкоголем.
СОЛДАТЕНКО: Не принюхивался.
КЛЕЙМЁНОВ: Вы были на приёме?
СОЛДАТЕНКО: Я был на приёме.
КЛЕМЁНОВ: С вами хотели поговорить?
СОЛДАТЕНКО: Возможно.
КЛЕЙМЁНОВ: Как это было?
СОЛДАТЕНКО: Меня пригласили.
КЛЕЙМЁНОВ: Вы согласились?
СОЛДАТЕНКО: Праву всегда предшествует насилие.
КЛЕЙМЁНОВ: Вас насильно сюда затолкали?
СОЛДАТЕНКО: Я согласился добровольно. Жест вежливости, не более.
КЛЕЙМЁНОВ: Вы потянулись за клубком, надеялись с помощью ниточки проскользнуть в будущее. Богатство вас отягощает, но будущее притягивает. Так не в деньгах ли счастье?
СОЛДАТЕНКО: Ниточки, клубочки – оставьте вашу галантерею. Говорите ясно.
КЛЕЙМЁНОВ: Человек не может достичь будущего, потому что не способен жить настоящим. Мы обречены существовать только в прошлом.
СОЛДАТЕНКО: Если, по-вашему, человек живёт в прошлом, если ничего ему не надо, всё и так исполнилось, всё кончено и, всё в прошлом, то на хрена деньги?
КЛЕМЁНОВ: Еврея спросили:
– Рабинович, зачем вам деньги? Мы идём в коммунизм, там деньги не нужны.
– А на обратный путь?
СОЛДАТЕНКО: Ладно, скажите как я оказался в этом вашем прошлом?
КЛЕЙМЁНОВ: Ирония судьбы. Вы попали в залог под гарантии банка.
СОЛДАТЕНКО: Если вы с ними за одно, объясните хотя бы, в чём дело?
КЛЕЙМЁНОВ: Я здесь вместе с вами.
СОЛДАТЕНКО: Вы хотите сказать, что я с вами за одно?
КЛЕМЁНОВ: Нет. Вы заложник. Я арестант. Этим всё сказано.
СОЛДАТЕНКО: Не всё! Должна быть причина.
КЛЕЙМЁНОВ: Причин, как всегда, несколько.
СОЛДАТЕНКО: Назовите хотя бы одну?
КЛЕЙМЁНОВ: Вы отказались от гарантий.
СОЛДАТЕНКО: Исходя из вашей логики, прошлое будущего не гарантирует.
КЛЕЙМЁНОВ: Комната, куда вас пригласили, как она выглядела?
СОЛДАТЕНКО: Обыкновенная комната.
КЛЕЙМЁНОВ: Можете описать?
СОЛДАТЕНКО: Стол, стулья, диван, кресло.
КЛЕЙМЁНОВ: А чемоданчик?
СОЛДАТЕНКО: И чемоданчик…
КЛЕЙМЁНОВ: Рядом с креслом стоял чемоданчик?
СОЛДАТЕНКО: Он там был.
КЛЕЙМЁНОВ: О чём шла беседа? Если это не секрет.
СОЛДАТЕНКО: Разговор не получился.
КЛЕЙМЁНОВ: О чем-то вы всё же говорили?
СОЛДАТЕНКО: Меня поблагодарили за визит.
КЛЕЙМЁНОВ: И вы решили уйти?
СОЛДАТЕНКО: Я понял, что разговор не состоится. КЛЕЙМЁНОВ: О чём вы подумали?
СОЛДАТЕНКО: «Что-то здесь не так», – я подумал.
КЛЕЙМЁНОВ: Что же было «не так»?
СОЛДАТЕНКО: Всё не так. Я терпеть не могу загадок.
КЛЕЙМЁНОВ: Была загадка?
СОЛДАТЕНКО: Была загадка.
КЛЕЙМЁНОВ: В чём?
СОЛДАТЕНКО: В недосказанности.
КЛЕЙМЁНОВ: Что-то не договаривали?
СОЛДАТЕНКО: Атмосфера была не та. Кто-то облажался, а меня захотели поиметь.
КЛЕЙМЁНОВ: Атмосфера не та. Кто-то облажался. «Я пошёл» – вы ему сказали.
СОЛДАТЕНКО: Он сказал…
КЛЕЙМЁНОВ: Он сказал?
СОЛДАТЕНКО: «Сергей Иванович, возьмите, – он сказал.
КЛЕЙМЁНОВ: «Это для вас», – он сказал.
СОЛДАТЕНКО: Да. Вы хотели, чтобы я это сказал?
КЛЕЙМЁНОВ: Ах, если бы вы взяли чемоданчик! Ах, если бы вы взяли! Сейчас в ячейке лежали бы деньги, а вы дома в своей постельке.
СОЛДАТЕНКО: Черта с два.
КЛЕЙМЁНОВ: Чемоданчик – гарантия вашей безопасности. Отказавшись от гарантий, вы стали заложником непредсказуемых событий. Прошлое схватило вас за горло. Вы человек без будущего, не способный жить настоящим.
СОЛДАТЕНКО: Если бы я взял чемоданчик – меня бы арестовали за взятку в прошлом, а отсиживать пришлось бы в настоящем. Банальный шантаж.
КЛЕЙМЁНОВ: Шантаж довольно тонкая материя, друг мой. К шантажу прибегают, когда хотят о чём-нибудь договориться. Правда, шантаж имеет два неравнозначных вектора: «взятка» и «пуля». Чтобы исключить «второе» чаще применяют «первое», но очень часто применив «первое» следом применяют «второе».
СОЛДАТЕНКО: Мне никто не угрожал.
КЛЕЙМЁНОВ: Вас не собирались шантажировать и тем более убивать.
СОЛДАТЕНКО: Меня пытались подкупить.
КЛЕЙМЁНОВ: С вами хотели договориться.
СОЛДАТЕНКО: Со мной вели беседы и раньше.
КЛЕЙМЁНОВ: Вас вежливо прощупывали. С вами обращались как с влиятельным лицом. Вы генерал, к вам искали подход, и нашли, но вы всё испортили обыкновенной жадностью.
СОЛДАТЕНКО: Я офицер и верен присяге.
КЛЕЙМЁНОВ: На честь и достоинство генерала никто не покушался. С генералом шутки плохи, генерал в морду может заехать. Чемоданчик предложили не генералу, а штатскому лицу. Вы, гражданин Солдатенко, отказались взять чемоданчик и оказались здесь, и теперь для вас всё только начинается. Как генерал вы остались верны присяге, и к этому отнеслись с пониманием, но как гражданин вы опаснее генерала потому, что имеете убеждения и моральные принципы. Вы представляете угрозу для общества. Вас надо изолировать, а лучше устранить.
СОЛДАТЕНКО: Только что вы сказали, что меня не собирались убивать.
КЛЕЙМЁНОВ: Я мог ошибаться…
СОЛДАТЕНКО: /заметно сник/ Здесь у вас душновато, и даже сесть не на что.
КЛЕЙМЁНОВ: Это условность, друг мой, сесть можно ни за что.
Клеймёнов направляет пульт, из-под пола появляется стол со скамьёй.
СОЛДАТЕНКО: А пописать у вас найдётся?
Клеймёнов включает пульт, в стене оказывается дверь в туалет. Солдатенко идёт в туалет, затем возвращается.
СОЛДАТЕНКО: /садится за стол/ Пить хочется.
Клеймёнов направляет пульт, сверху на стол опускается контейнер. Солдатенко открывает контейнер, достаёт бутылку с водой, жадно пьёт.
СОЛДАТЕНКО: /показывает на верх/ Там, что…
КЛЕЙМЁНОВ: Всё, что хотите.
СОЛДАТЕНКО: И…
КЛЕЙМЁНОВ: Всё – кроме денег.
СОЛДАТЕНКО: И, даже…
КЛЕМЁНОВ: Исключено.
СОЛДАТЕНКО: Я имел в виду…
КЛЕЙМЁНОВ: Сколько угодно. Вино. Водка. Коньяк. Виски.
СОЛДАТЕНКО: Коньяк, если можно.
Клеймёнов направляет пульт на стену и на экране появляется бесконечный коньячный список.
КЛЕЙМЁНОВ: Выбирайте!
СОЛДАТЕНКО: /не глядя/ «Армянский», если можно, пять звезд.
КЛЕЙМЁНОВ: Попробуйте «Крымский», тоже пять звезд, не хуже «Армянского».
СОЛДАТЕНКО: Согласен. «Крымский».
Клеймёнов направляет пульт, сверху спускается на стол контейнер. Солдатенко достает из контейнера коньяк, рюмку, стакан и тарелку с закусками.
СОЛДАТЕНКО: /читает/ «Остров Крым». Пять звёзд. /наливает/ Крым теперь наш!
Клеймёнов пронзительно смотрит на Солдатенко. Выпивают.
СОЛДАТЕНКО: Это коньяк… /наливает/ Был когда-то роман, так и назывался: «Остров Крым». Конечно, фантастика! Но так могло и быть… /выпивают/ Можно я осторожно вас спрошу?
КЛЕЙМЁНОВ: Можно.
СОЛДАТЕНКО: Это заговор?
КЛЕЙМЁНОВ: Может быть и заговор. Вам какой?
СОЛДАТЕНКО: А что, у вас разные заговоры?
КЛЕМЁНОВ: Выбирайте!/нажимает пуль, на экране появляется «список заговоров»; комментирует авто-переводчик /
Масонский заговор охватывает все правительства в мире, которые подчиняются элитной части общества, называемой «мировым правительством»
Еврейский заговор характерен конспирологической концепцией, в которой речь идёт о богоизбранности одного народа.
Жидомасонский заговор объединяет в себе две предыдущие теории. И принадлежит лицам еврейской национальности.
Арабский заговор – глобальный исламистский заговор, направленный против западной цивилизации. Цель заговора: превращение государств западной Европы в исламистские теократии, а также уничтожение США и Израиля.
Заговор банкиров – экономический заговор с политическими доктринами марксизма.
Заговор нефтяников. Владельцы крупнейших нефтяных компаний удерживают развитие альтернативной энергетики и не допускают энергетической революции.
Заговор автопроизводителей сочетается с заговором нефтяников. Автопроизводители всего мира скрывают дешевые, экономичные и экологически безопасные технологии производства автомобилей, чтобы поддерживать спрос на запчасти, масла и топливо для обычных автомобилей.
Заговор фармацевтический – ни что иное, как предположение о том, что штаммы вирусов современных эпидемий (гриппа, атипичной пневмонии, и т. д.) разрабатываются глобальными фармацевтическими компаниями, с целью увеличения инвестиций на рынке лекарственных препаратов. СПИД – мистификация мирового масштаба ради денег, идущих на борьбу с несуществующим вирусом.
Исторический заговор – фальсификация истории, отражённая в трудах учёных публицистов с целью искажения и сокрытия от населения правды исторических дат и событий.
/Клеймёнов выключает проекцию/
И это не всё! Куча ещё разной мелочи. Есть самый новый «цифровой заговор».
Солдатенко наливает (себе в стакан), выпивают, не чокаясь
СОЛДАТЕНКО: Хотите знать, что я об этом думаю?
КЛЕЙМЁНОВ: Хочу.
СОЛДАТЕНКО: Это паранойя. Если о заговоре знают более двух человек, заговор обречён на провал не начавшись.
КЛЕЙМЁНОВ: С чего вы взяли, что больше?
СОЛДАТЕНКО: Первым был тот, кто пригласил меня в кабинет. Второй – пытался всучить чемоданчик. Охранник, сопроводивший в ячейку. Это три. Вы и я – это пять. Слишком много для заговора.
КЛЕЙМЁНОВ: Заговор – это услуга. Если на услугу есть спрос её можно заказать.
СОЛДАТЕНКО: Место заговора всегда среди благополучной элиты. Элита вечно чем-нибудь недовольна.
КЛЕМЁНОВ: Если общество расколото, вероятность заговора возрастает.
СОЛДАТЕНКО: Если среди элиты спрос вырос на устрицы и пармезан – потребность в заговоре резко падает. С элитой трудно ладить, договориться невозможно. Основной инстинкт элиты предательство. Во все времена для монархий и республик гибельным было привилегированное элитное общество. Элита, прикрываясь лозунгами о свободе и демократии, всегда стоит на пути гражданских прав и свобод. Чтобы в обществе был порядок, элиту нужно поменять или сепарировать.
КЛЕМЁНОВ: То есть?
СОЛДАТЕНКО: Уничтожить всех или частично.
КЛЕЙМЁНОВ: В таких делах полагаются на друзей и крепкую дружбу. Вы не верите в дружбу?
СОЛДАТЕНКО: Полагаясь на дружбу нужно помнить, что дружба не застрахована от риска собственной шкуры.
КЛЕЙМЁНОВ: Есть друзья, пусть не так много, но они есть.
СОЛДАТЕНКО: На друга полагаться опасно, тем более если это жена или ещё хуже любовница. Настоящий заговор требует мужества и подлинной ненависти – сильного оскорблённого чувства. Друзья не способны на сильные чувства, среди них попадаются мерзавцы. Жена, за любовь в обмен на дружбу, обязательно ответит разводом. Любовница предаст. «В любви нет победителей, есть только потерпевшие». Доверять никому нельзя.
КЛЕЙМЁНОВ: Это иллюзии. Вы мечтатель.
СОЛДАТЕНКО: «Крым» вскружил мне голову. У меня появилась мечта.
КЛЕМЁНОВ: Какая же?
СОЛДАТЕНКО: Чтобы такие, как вы перестали ловить рыбу в мутной воде.
КЛЕЙМЁНОВ: Вы по колено в этой мутной воде, не можете выбраться на берег, оттого что не решаетесь сделать выбор.
СОЛДАТЕНКО: А если я выбор сделал?
КЛЕЙМЁНОВ: Любопытно узнать?
СОЛДАТЕНКО: У меня созрел план, пока мы пили коньяк. Я принял решение.
КЛЕЙМЁНОВ: Какое же?
СОЛДАТЕНКО: Я хотел бы вас убить.
КЛЕМЁНОВ: Вот опять вы со своей ничтожно маленькой ставкой. «Хотел бы». Я угостил вас коньяком, а вы «хотел бы» убить. Опять ничего конкретного. Убить. Зачем?!
СОЛДАТЕНКО: Не знаю, что вы там задумали, но Вы часть этого идиотского плана и если вас не будет, то и план сорвётся. Мне легче будет одному отсюда выбраться. Вы сковываете мою волю. Если бы у меня был пистолет, я бы вас сейчас пристрелил.
КЛЕЙМЁНОВ: Опять «если бы у меня был пистолет»…
Вы пьяны – не сможете попасть даже себе в голову, не то что убить меня.
СОЛДАТЕНКО: На что спорим?
КЛЕЙМЁНОВ: Спорим на то, что вы отсюда не выйдете, если меня не убьёте.
СОЛДАТЕНКО: Я мог бы задушить вас, но это слишком громоздко.
КЛЕЙМЁНОВ: Опять «мог бы». Чёрт с вами. /ложится на пол/ Идите, душите.
СОЛДАТЕНКО: Мне придётся сесть вам на грудь, прежде чем начать душить.
КЛЕЙМЁНОВ: Садитесь.
СОЛДАТЕНКО: Вы не сказали «задушить». «Попасть себе в голову», – сказали вы. Чем это я должен попасть себе в голову?
КЛЕЙМЁНОВ: Вы сами сказали, что готовы «убить», но потом зачем-то изменили на «задушить». Давайте, убивайте или душите. Делайте что-нибудь.
СОЛДАТЕНКО: Руками можно только задушить. А речь шла о пистолете, если вы, конечно, помните. Я не собирался вас душить. Речь шла об убийстве из пистолета. /смеётся/ Спор вы проиграли.
Клеймёнов нажимает на пульт, сверху спускается контейнер, Солдатенко достаёт из контейнера гранатомёт
СОЛДАТЕНКО: Этой штукой ни трезвый, ни пьяный выстрелить себе в голову не сможет. /целится/ Знаете, что это?
КЛЕЙМЁНОВ: Какая разница. По крайней мере из него вы не промажете.
СОЛДАТЕНКО:/смеётся/ Это РПГ-18 – реактивный противотанковый гранатомёт «Муха», – пробивает броню. Хотите, чтобы я вас из этого убил!?
КЛЕЙМЁНОВ: Это в ваших интересах.
СОЛДАТЕНКО:/целится/Чёрт бы вас подрал, я не могу выстрелить в человека из РПГ.
КЛЕЙМЁНОВ: Когда-то надо начинать. От этого зависит ваша жизнь. Снимите колпачок.
СОЛДАТЕНКО: Утром я выпил кофе, съел завтрак, попрощался с женой и уехал на службу. Вечером на каком-то дурацком банкете меня пытались подкупить, а после предложили убить человека из гранатомёта. Вы в самом деле думаете, что я могу убить без всякой причины?
КЛЕЙМЁНОВ: Я так думаю.
СОЛДАТЕНКО: У меня нет мотива для убийства. Убийство без мотиваций – это голое преступление.
КЛЕЙМЁНОВ: Причин для убийства множество и столько же мотиваций к нему.
СОЛДАТЕНКО: Убийство без причины – это подлость.
КЛЕЙМЁНОВ: Люди гибнуть без всякой причины просто потому, что есть на то чья-то злая воля. Зло не нуждается в аргументах.
СОЛДАТЕНКО: В роли вершителя зла в данном случае выступаете вы?
КЛЕЙМЁНОВ: Я предлагаю вам жизнь в обмен на свою. Я готов жертвовать собой ради того, чтобы вы сохранили свою.
СОЛДАТЕНКО: Какая щедрость. Какой мне прок от того, что я убью вас? Мне за убийство уготован трибунал и ад, а вы, как я понимаю, надеетесь попасть, куда-то в другое место. Там, думаете, попрохладней?
КЛЕЙМЁНОВ: Вы опять за своё. То вам показалось мало денег в чемоданчике. То пытаетесь ад измерить чем-то ещё, о чём даже представления не имеете. Успокойте свою голову. Вы давно живёте в аду. Вокруг вас кромешный ад. Перестаньте смотреть на мир сквозь пулемётную щель. Вы сами сделали выбор. У вас нет будущего. Вы находитесь в положении человека, чья биологическая форма целесообразна только в прошлом.
СОЛДАТЕНКО: Какие у меня шансы?
КЛЕЙМЁНОВ: Никаких.
СОЛДАТЕНКО: Вы это серьёзно?
КЛЕЙМЁНОВ: Вполне.
СОЛДАТЕНКО: Я должен убить вас?
КЛЕЙМЁНОВ: Если собираетесь выйти отсюда.
СОЛДАТЕНКО: Есть какие-нибудь варианты?
КЛЕЙМЁНОВ: Нет!
СОЛДАТЕНКО: Вы, возможно, самоубийца. Быть может извращенец и садист. Я понятия не имею кто вы на самом деле. Вы решили уйти из жизни? Уходите! Почему это нужно делать за чей-то счёт? Найдите способ расстаться с жизнью самостоятельно. У вас тут куча разных прибамбасов. Почему за вас должен это делать я?
КЛЕЙМЁНОВ: Вы убьёте в обмен на свою жизнь.
СОЛДАТЕНКО: Чёрт с вами, я в безоружного стрелять не буду. Пусть будет дуэль. Я хочу честную дуэль.
Клеймёнов направляет пульт вверх, с потолка спускается контейнер, генерал достаёт диковинное оружие.
СОЛДАТЕНКО: Откуда это у вас?
КЛЕМЁНОВ: Пацаны во дворе нашли.
СОЛДАТЕНКО: Как это работает?
КЛЕМЁНОВ: Нужно ввести код.
СОЛДАТЕНКО: /отдаёт диковинку Клеймёнову/ Вводите.
Клеймёнов вводит код, набирает текст в компьютере, и направляет оружие на стену. Лазерный луч выводит надпись на стене: ЖИЗНЬ САМА ПО СЕБЕ НИ БЛАГО НИ ЗЛО, ОНА ВМЕСТИЛИЩЕ И БЛАГА, И ЗЛА, В ЗАВИСИМОСТИ ОТ ТОГО ВО ЧТО ВЫ САМИ ПРЕВРАТИЛИ ЕЁ. МОНТЕНЬ.
СОЛДАТЕНКО: Вы собираетесь пальнуть из этого лобзика?
КЛЕЙМЁНОВ: Он может стрелять электронным пучком. Нужен другой код.
СОЛДАТЕНКО: Шмальните разок, чтоб я убедился.
КЛЕМЁНОВ: Лучше не надо.
СОЛДАТЕНКО: Ладно, бросим жребий: орёл – лобзик мой, решка – ваш.
Генерал бросает монету, она вопреки законам притяжения медленно опускается, со звоном падает, и долго вращается.
СОЛДАТЕНКО: /смеётся/ Орёл.
КЛЕМЁНОВ: /рассматривает монету/Это какая-нибудь особенная монета?
СОЛДАТЕНКО: Самая обыкновенная.
КЛЕМЁНОВ: Бросьте ещё раз.
СОЛДАТЕНКО: Окей! Орёл – лобзик мой, решка – ваш.
подбрасывает монету. Снова выпадает «орёл». Клеймёнов поднимает монету
КЛЕЙМЁНОВ: Как вы это делаете?
СОЛДАТЕНКО: Просто подбрасываю монету и жду, когда она приземлится.
КЛЕЙМЁНОВ: /роется в карманах в поиске монеты, в карманах пусто, тогда направляет пульт вверх и с потолка сыплются монеты. Клеймёнов выбирает монету, протягивает генералу/ Бросайте!
СОЛДАТЕНКО: Орёл – лобзик мой, решка – ваш. /подбрасывает монету и всё повторяется/
КЛЕЙМЁНОВ: /долго выбирает на полу монету/ Теперь я.
СОЛДАТЕНКО: Бросайте! Орёл – лобзик мой, решка – ваш.
Клеймёнов бросает и снова выпадает «орёл»
КЛЕЙМЁНОВ: Учитывая бессмертность души, можно утверждать, что совершено путешествие во времени. /разливает коньяк / Ладно, ваша взяла.
/выпивают/
СОЛДАТЕНКО: Продолжим. Лобзик мой. РПГ ваш. К барьеру!
КЛЕЙМЁНОВ: Оставьте, вы пьяны.
СОЛДАТЕНКО: Немедленно стреляться!
КЛЕЙМЁНОВ: Отложим до завтра.
СОЛДАТЕНКО: Я вас убью сейчас! Вы заслужили, чтобы умереть в этой чудесной 3D ячейке.
КЛЕЙМЁНОВ: Послушайте, кроме шуток, это опасно.
СОЛДАТЕНКО: Вот вы как заговорили? Что же вы, затеяли игру, а сами в кусты?
КЛЕЙМЁНОВ: Смотрите, РПГ – это муляж. /разбирает на части, детали разбрасывает/ А то, что у вас в руках настоящее.
СОЛДАТЕНКО: Вы лгун и обманщик. Вы пудрили мне мозги и лгали. Дайте код, этой чёртовой пукалки.
КЛЕЙМЁНОВ: Я верю, верю, что вы можете меня убить. Считайте, что вы меня убили. Почти убили. Ваша взяла.
СОЛДАТЕНКО: Сейчас вы в моей власти. Власть – это такая мечта, которую можно добыть в борьбе, и удерживать насилием. Код!
КЛЕЙМЁНОВ: Вы ошибаетесь, не надо этого делать…
СОЛДАТЕНКО: Я поверю, если только оно на самом деле, как вы говорите, выстрелит.
КЛЕЙМЁНОВ: Оно выстрелит!
СОЛДАТЕНКО: Код!
КЛЕЙМЁНОВ: Хорошо, я скажу: «Да, я вас хочу привлечь в дело. Это заговор»
СОЛДАТЕНКО: Дайте код! Я хочу убедиться, что вы не лжёте. Иначе я вас раскрою.
КЛЕЙМЁНОВ: Наберите «генерал».
СОЛДАТЕНКО: /набирает/ Мать честная, он собирался меня укокошить… /стреляет/
Мощный электрический заряд, похожий на шаровую молнию, пролетает рядом с Клеймёновым и попадает в стену.
СОЛДАТЕНКО: /потрясён/ Что это было?
КЛЕЙМЁНОВ: Я же говорил! Я предупреждал!
СОЛДАТЕНКО: Вы, наверное, впервые в жизни не солгали. Страшно?
КЛЕЙМЁНОВ: Немного страшно… А вам?
СОЛДАТЕНКО: С вами, мне ничего не страшно…
КЛЕЙМЁНОВ: Мне тоже…
Генерал внезапно почувствовал слабость, падает, засыпает.
Клеймёнов кладёт бластер в контейнер и отправляет под потолок.
Направляет пульт, сверху летят два пледа и подушка. Одним пледом укрывает генерала, другим сам укрывается, ложится, включает экран. С. Рихтер исполняет Моцарта.
Генерал встаёт, видимо музыка его беспокоит, подходит к спящему Клеймёнову, берёт пульт, выключает экран. У Клеймёнова забирает подушку, снимает с его ноги туфлю и кладёт под голову. Сам укладывается.
Клеймёнов выбрасывает туфлю и кладёт руку под голову.
Генерал, видя такое дело, встаёт, подходит и снимает другой ботинок, кладёт Клеймёнову под голову, сам ложится и кому-то невидимому подаёт знак, чтобы погасил свет.
Свет гаснет.
В тишине слышно, как Клеймёнов бросил в темноту второй ботинок.
Конец первого действия
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Генерал просыпается с легким чувством беспокойства. Дверь в туалет внезапно открывается.
Генерал идёт в туалет, затем возвращается, и обращает внимание на разбросанные Клеймёновым туфли.
Берёт подушку, подходит к спящему на спине Клеймёнову, и подушкой душит.
Клеймёнов дернулся и затих. Генерал испуганно прислушивается, прощупывает пульс, делает массаж сердца. Клеймёнов не подаёт признаков жизни. Генерал хватает пульт, нажимает, с потолка спускается РПГ-18, «лобзик», «АК», «М-16» и ещё разное оружие;
в полу сцены раздвигаются створки люка и появляется танк «Т-90».
СОЛДАТЕНКО:/кричит наверх/ Воды! /Сверху из пожарных распылителей льётся вода. /Генерал кричит/
Пить!
Спускается контейнер с водой. Генерал открывает воду, пьёт, в это время Клеймёнов громко вскрикивает, вскакивает и смотрит на часы.
КЛЕЙМЁНОВ: Минута сорок пять с половиной! Это рекорд!
СОЛДАТЕНКО: Зачем это?
КЛЕЙМЁНОВ: На случай если начнут душить. Обычный убийца тратит на процедуру удушения от тридцати секунд до сорока пяти. Вы душили дольше. Настоящий садист.
СОЛДАТЕНКО: Я хотел только попугать.
КЛЕЙМЁНОВ: Вы не способны задушить. Вы даже не умеете напугать. Сами чуть не обосрались с перепуга. Вы не боец.
СОЛДАТЕНКО: Я с безоружным не борюсь.
КЛЕЙМЁНОВ: Бороться нужно так, чтобы на теле врага оставались следы от твоих зубов. Посмотрите на мои зубы.
Клеймёнов открывает рот, генерал заглядывает, изрядно смущён.
КЛЕЙМЁНОВ: Этими зубами я вырву, вместе с плотью, захваченное отечество. У вас фарфоровые коронки, они лопаются от горячего чая. Я ошибся. Не надо было с вами связываться.
СОЛДАТЕНКО: Вот и хорошо! Разойдёмся мирно.
КЛЕЙМЁНОВ: Мирно не получится. Если мы не договоримся, вам отсюда не уйти.
СОЛДАТЕНКО: /задумался/ Может по коньячку для разгона?
КЛЕЙМЁНОВ: С утра не пью.
СОЛДАТЕНКО: Это необычное утро.
КЛЕЙМЁНОВ: Чёрт с вами, банкуйте.
СОЛДАТЕНКО: «Остров Крым», конечно.
КЛЕЙМЁНОВ: Я буду водку с апельсиновым соком.
СОЛДАТЕНКО: Тогда мне глазунью с беконом и тостер с пармезаном.
КЛЕЙМЁНОВ: Я буду омлет с колбаской.
Пока они говорят сверху спускается контейнер. Генерал открывает контейнер
СОЛДАТЕНКО: Мать честная! Я намеренно заказал глазунью с беконом потому, что такого быть не может. Глазунью с беконом приготовить нельзя. Яичницу с беконом – пожалуйста, но глазунью никогда. Кто у вас там орудует?
КЛЕЙМЁНОВ: 3D принтер.
СОЛДАТЕНКО: А яйца где он берёт?
КЛЕЙМЁНОВ: Обходится как-то без яиц. Там разные спирали скручиваются, соединяются и посредством послойной печати создаётся продукт трехмерной формы.
СОЛДАТЕНКО: Ну, как это?
КЛЕЙМЁНОВ: Ну, как-то очень просто.
СОЛДАТЕНКО: Я слышал, что вроде бы японцы приспособились делать десерт из дерьма.
КЛЕЙМЁНОВ: Это совсем другое.
СОЛДАТЕНКО: И можно есть?
КЛЕЙМЁНОВ: Попробуйте.
СОЛДАТЕНКО: Пахнет натурально. /наливает коньяк/ Моя бабушка рассказывала, что дедушка, когда выпьет, мог хоть дерьмом закусывать. Ну, за четвёртую промышленную революцию.
Чокаются, выпивают, едят
СОЛДАТЕНКО: Вкусно! Так можно всю Африку накормить!
КЛЕЙМЁНОВ: Можно.
СОЛДАТЕНКО: Не надо тащить через моря и океаны, через горы и долины тонны всякой ненужной еды, которую потом всё равно выкинут. Привёз парочку принтеров и печатай сколько надо. Коньяк тоже 3D?
КЛЕЙМЁНОВ: Коньяк натуральный.
СОЛДАТЕНКО: Так в чём загвоздка?
КЛЕЙМЁНОВ: Все хотят есть, но не все готовы принять условия четвёртой промышленной революции. Не все примут изменения, которые принесёт новый технологический прогресс. Есть группы, которые противостоят прогрессу и ведут борьбу с особой идеологической жестокостью. Те, кто хочет отсидеться – готов предоставить только рабочую силу и бабки, они останутся в прошлом.
СОЛДАТЕНКО: А куда бедных, голодных и обездоленных? Вы создаёте компашку, шоблу, подобие некоего сообщества, где вы могли бы консолидироваться личными проектами и индивидуальными ценностями, а не общегосударственными интересами.
КЛЕЙМЁНОВ: Если обсуждение технических и этических норм четвёртой промышленной революции будет запаздывать, то инициативу перехватят негосударственные организации.
СОЛДАТЕНКО: Короче, вам заказали цифровую модель общества, а банкиры, которых вы собираетесь с их деньгами оставить в прошлом, засадили вас в пустую банковскую ячейку и заказали «переворот».
КЛЕЙМЁНОВ: И не только. Нужна «третья сила», с которой можно было бы всё это провернуть.
СОЛДАТЕНКО: Что значит «всё»? Вы собираетесь кинуть и «цифровиков» и банкиров? Что скажут банкиры, после того, что они здесь услышали?
КЛЕЙМЁНОВ: Они скажут: «нужна третья сила»
СОЛДАТЕНКО: Вы хотите банкиров, «оставить в прошлом»? Не смешите!
КЛЕЙМЁНОВ: Банкирам всё равно. Будущее банкиров – это их денежное прошлое. Банкиры устали от денег и потому деньги меняют на цифру. Цифровое будущее придумали банкиры. Им так удобно. Но что будет с нами бедными и обездоленными? Кто будет руководить нами? Кто будет принимать решения? Мозг обывателя, подключённый к сетям, пребывает в состоянии постоянного возбуждения. Людей, способных принимать решения больше не осталось. Чтобы поддерживать апокалиптический маразм, нужен кто-то, кто сумеет всем этим управлять.
СОЛДАТЕНКО: Вам нужен диктатор.
КЛЕЙМЁНОВ: Суверен – сильная рука, которая бы направляла и удерживала систему от распада.
СОЛДАТЕНКО: И вам нужен авторитетный генерал, который устроит путч.
КЛЕЙМЁНОВ: Допустим.
СОЛДАТЕНКО: И на эту роль выбрали меня?
КЛЕЙМЁНОВ: Это был мой выбор. Я сказал, что есть генерал и у нас с ним есть план действий.
СОЛДАТЕНКО: Вы меня подставили?!
КЛЕЙМЁНОВ: Я сдал вас с потрохами. Обратной дороги нет. Только в объезд.
СОЛДАТЕНКО: И у нас есть план?
КЛЕЙМЁНОВ: У вас есть план. Генерал всегда имеет какой-нибудь план.
СОЛДАТЕНКО: Для начала вам следовало бы договориться с «третьей силой»
КЛЕЙМЁНОВ: Я пытаюсь это сделать, а вы жрёте коньяк и собираетесь меня убить. Вы идиот. И хватит претворяться овечкой. У вас есть план, но у вас нет суверена. Вы сделаете переворот и кого поставите? Генерал во главе государства – это диктатор. Хунту народ не поддержит. Без меня у вас ничего не выйдет. Мы заменим конституцию и проведём выборы. Соберём коалицию из ублюдков новой элиты и создадим, не имеющее аналогов, совершенное общество. Это будет необычный переворот – это будет увлекательнейшее путешествие в будущее. Четвёртая промышленная революция, не имеющая аналогов во всём предыдущем опыте человечества, свершится!
Во время монолога на экране появляется текст:
«Мы стоим у истоков революции, которая фундаментально изменит нашу жизнь, наш труд и наше общение. По масштабу, объёму и сложности это явление, которое я считаю четвёртой промышленной революцией, не имеет аналогов во всём предыдущем опыте человечества. Клаус Шваб»
СОЛДАТЕНКО: Как вы собираетесь это сделать?
КЛЕЙМЁНОВ: Мы привлечём на свою сторону народ. Мы всегда будем на стороне народа потому, что поляризация среди людей будет возрастать. Четвёртую промышленную революцию примут не все. Это приведёт к неравенству и расслоению на победителей и неудачников. Победители получат некоторую выгоду, ну, к примеру, почку заменить или новое сердце поставить, а неудачники ничего такого не получат. Народ расслоится на согласных и несогласных – и те и другие приобретут негативный опыт. Возникнут классовые конфликты невиданного масштаба. Проляжет граница между теми, кто вырос в цифровом мире, и поколением, которое родилось раньше и вынуждено будет приспосабливаться. Напряжение будет расти, и тут, мы возьмём сторону неудачников и несогласных. Мы расскажем, что их ошельмовали, чтобы загнать в цифровой концлагерь, что они больше не свободны, а рабы четвёртой промышленной революции.
СОЛДАТЕНКО: Что же, снова перестройка, опять поломанные судьбы? Очередной переворот? Это не пройдёт. Дураков нет. Народ такое не потерпит.
КЛЕЙМЁНОВ: Мы проведём референдум и легализуем государственный переворот. Я обращусь к народу и скажу: «Так жить нельзя. Я ухожу». Люди хотят слышать то, чего нет. Им достаточно слов обещаний. Они покорны и тихи, когда мы с ними соглашаемся. Никто не поверит в то, что завтра будет лучше, чем вчера. Люди готовы терпеть тиранию, только бы сохранился покой, чтобы можно сыто есть и болтать всякую чушь.
СОЛДАТЕНКО: Оппозиционные силы и партии, не допустят такого положения.
КЛЕЙМЁНОВ: Я владею изворотливостью партий и оппозиционных сил. Я усвоим их язык, с помощью которого они ведут борьбу с государством. Это их «оружие» я направлю против них же самих. Я разрешу партиям и оппозиции говорить всё, что им хочется, чтобы люди слышали и пресытились до умопомрачения, и сказали всему этому нет.
СОЛДАТЕНКО: Это манипуляция общественным сознанием.
КЛЕЙМЁНОВ: Это искусство управлять. Нужно воспользоваться страстями народа и на разногласии свободных мнений смешать основы убеждений, предубеждений и сделать невозможным достижения общих интересов.
СОЛДАТЕНКО: Это вероломство и насилие над человеческой свободой.
КЛЕЙМЁНОВ: Это гениальный способ избежать революционных потрясений. Промышленная революция ослабит напряжение в умах элиты и внушит народу необходимость покоя и тишины. Тот, кто даст покой и тишину – будет обожаем и любим. Вы думаете народ борется за власть в государстве из любви к свободе? Они ненавидят имущих и хотят лишить их источника удовольствий. Богатые будут умолять о сильной руке, которая бы защитила их от произвола народной ненависти. И такой сильной рукой буду я. Общество должно достичь конечной цели прогресса или умереть.
СОЛДАТЕНКО: Цифровое будущее, о котором вы так печётесь – это ли не конечная цель прогресса?
КЛЕЙМЁНОВ: Мы давно достигли конечной точки прогресса, сегодня это имитация того, что давно умерло. Нам нужны новые формы. Мы должны двигаться вперёд. Должен быть тормоз. Этим тормозом является правящая элита. «Я остаюсь, – скажу я, – но при условии смены враждебно настроенной элиты». И меня поддержат, потому что большинство хочет, чтобы суверен обладал большим свободолюбием, чем народ. Им нет дела до политики, каждый живёт своими материальными интересами. Эгоизм подавляет разум. «Какое мне дело до политики? Какое мне дело до свободы? Что то правительство, что это – не всё ли равно?» Так думает не только народ и олигархи, но и вся интеллигенция. Все они втихушку призывают меня и молят о спасении, потому что не могут руководить собой сами. И я им скажу: – Я пришёл, чтобы спасти вас!»
СОЛДАТЕНКО: Опять революция, насилие, кровь.
КЛЕЙМЁНОВ: Это будет проведено без насилия – с ловкостью, так что все изумятся, как изящно и красиво это сделано. Поймите, непрерывная сменяемость власти необходима для сохранения баланса сил в обществе.
СОЛДАТЕНКО: Вам нужна не сменяемость власти, а череда революций. Вам не нужен порядок и свобода. Вы хотите узурпировать власть народа и диктовать народу свою волю. Если раньше власть свергали и заменяли на другую, то теперь в тишине 3D принтера в пустой ячейке для баксов, вы замышляете смену власти не спрашивая народ, даже не привлекая его к обсуждению, потому что власть принадлежит вам и вы меняете её, как вам заблагорассудится. Вы украли власть у народа!
КЛЕЙМЁНОВ: Никто не собирается лишать народ властных полномочий или ввести народы в заблуждение, а лишь направить на путь прогресса, который несёт четвертая промышленная революция.
СОЛДАТЕНКО: Вы уводите в сторону. Вы присвоили идею свободы и равенства и ведёте людей в другом направлении. Вы лжёте и обманываете.
КЛЕЙМЁНОВ: Существует высшее волеизъявление. Народы не властны распоряжаться свободой как Бог на душу положит. Бог не дал человеку власть изменять формы государства. Самой природой заложено ограничение сил, способных к распространению, не согласующихся с разумом.
СОЛДАТЕНКО: Всякая власть от Бога. Вы презираете клерикализм, для вас попы и церковь первый враг, потому что вы помните, что всякая власть от Бога. Вы это знаете и вам это невыносимо. Народ вы смущаете атеизмом и развращаете нравы. Люди не доверяют вам, потому что нуждаются не в законах, а в справедливости.
КЛЕЙМЁНОВ: Закон превыше всего! Народ участвует в законодательной инициативе вместе с исполнительной властью. И это серьёзная проблема так как любой депутат под воздействием внешних причин может предлагать непродуманные законы. От кого-то любовница ушла, кому-то привезли на строящийся коттедж несвежий бетон, и это серьёзно повлияло на инициативу предложений нового закона. Право законодательной инициативы должно принадлежать исключительно суверену. Закон принимается или отклоняется, более не существует никаких возможностей.
СОЛДАТЕНКО: Вы один за всё несёте ответственность. Все шишки будут ваши, любой случившейся кризис вас погубит. Вас могут свергнуть в любую минуту.
КЛЕЙМЁНОВ: Я обращусь к народу и введу военное положение. Я проведу референдум. Я главнокомандующий вся власть в моих руках.
СОЛДАТЕНКО: Вас заклюют оппозиционные партии и пресса.
КЛЕЙМЁНОВ: Парламентские партии какие бы они не были колючие и оппозиционные, состоят из людей, и у них зарплаты, на которые они содержат свои семьи, любовниц и недвижимость за границей. Я сокращу число депутатов, и у меня будет меньше противников. Как глава исполнительной власти я имею право роспуска законодательного собрания на неопределённый срок. Как вам такое сидение? Пресса – это всегда источник оппозиционной заразы и инициатор свержения правительства. Пресса – огромная сила, это гидра о пятидесяти головах, пожирающая самоё себя. Вы и представить себе не можете сколь ничтожны и жалки эти людишки. Это корыстолюбивая и лживая свора способная подбить народ на несогласие с властью и на бунт. Я умею разговаривать с ними на их языке. У них в головах одни и те же идеи и скудные мыслишки, которые они повторяют друг за дружкой. Я обезоружу прессу с помощью самой прессы, и справлюсь с парламентскими ораторами с помощью ораторов. Как сказал один неглупый человек: «Более важно согласовывать друг с другом слова, нежели поступки» Я сторонник соблюдения равновесия и того, и другого.
СОЛДАТЕНКО: Вы утомили меня. Давайте выпьем.
КЛЕЙМЁНОВ: Налейте.
СОЛДАТЕНКО: /разливает коньяк/ Вы жестокий и беспощадный. Я вас не люблю. Вы прирождённый диктатор.
КЛЕЙМЁНОВ: Вы неспособны слышать правду.
СОЛДАТЕНКО: Вы оглушили меня ложью. Слушая вас, понимаешь, что на закон вам наплевать. Для вас существует только власть и насилие.
КЛЕЙМЁНОВ: Не только.
СОЛДАТЕНКО: Что же ещё?
КЛЕЙМЁНОВ: Для меня неотъемлемы понятие добра и зла.
СОЛДАТЕНКО: В том смысле, что если предать или убить или украсть полезно, то можно и предать, и убить, и украсть, если это в интересах суверена, когда он действует от лица государства. Суверену допустимо творить зло в интересах добра. Так что ли?
КЛЕЙМЁНОВ: «Мы должны научиться делать добро из зла, потому что его больше не из чего делать». Не помню кто сказал, но метко замечено.
/выпивают, не чокаясь/
СОЛДАТЕНКО: И вы хотите народ и либералов с диссидентами всех мастей, всю эту свору впрячь в одно, где все они получат равное участие в политической жизни?
КЛЕЙМЁНОВ: Да.
СОЛДАТЕНКО: Как вы собираетесь ими управлять?
КЛЕЙМЁНОВ: У меня есть два вернейших союзника – армия и флот. Суверен ничего не имеет общего со злодеями генералами, которые отдают приказы своим солдатам. Вся ответственность ляжет на головы генералов, исполняющих мои приказы. Армия навсегда станет врагом в глазах народа, которая безжалостно готова покарать в случае попытки государственного переворота. Судьба народа, всегда будет связана с судьбой суверена, который придёт на помощь и защитит от произвола военных. Народ уверен, что суверен ничего не имеет общего с генералами и солдатами. Ответственность за насилие и кровь понесут генералы. Да!? Генералы – это мои слуги, исполняющие приказы. Они останутся верны мне до последнего своего вздоха. Они знают, что их ждёт, если с ними рядом не будет меня.
СОЛДАТЕНКО: Мне жаль, что я не задушил вас и не убил раньше. Я хочу это сделать сейчас.
КЛЕЙМЁНОВ: О, нет! У вас было две попытки! Теперь моя очередь. Слушайте и запоминайте: «Завтра все газеты напечатают ваш портрет. Вы прославитесь на всю страну. Школьники, бомжи и проститутки узнают кто стоял во главе государственного переворота. «Во время задержания, в группе заговорщиков, оказал сопротивление и был уничтожен огнём спецназа» Вы исчезните, вас больше не увидит опостылевшая жена и красавица любовница. О вас никто не вспомнит. Вас похоронят без воинских почестей, как шута за кладбищенской оградой. Я объявлю в стране чрезвычайное положение, распущу учредительное собрание и назначу новое правительство. Дальше вы знаете.
СОЛДАТЕНКО: Есть другие варианты?
КЛЕЙМЁНОВ: Я об этом думал. НО вы меня разубедили. Вы упрямы, настырны и имеете убеждения. С вами каши не сваришь.
СОЛДАТЕНКО: Мне жаль. Очень жаль. Я сожалею…
Вначале свет сильно мигнул, потом потух и мощным взрывом разносит бронированную дверь.
Входит «космонавт» в экипировке подрывника, в руках у него спортивная сумка, снимает шлем.
КОСМОНАВТ: Здравия желаю, товарищ генерал!
СОЛДАТЕНКО: Дверь по-другому как-нибудь нельзя было открыть?
КОСМОНАВТ: Виноват, товарищ генерал. Представляете, коды отказался давать. Я говорю: «Дай код». Он ни в какую. Ну, пришлось с ним поступить по закону военного времени.
СОЛДАТЕНКО: Ты что его убил?
КОСМОНАВТ: Пристрелил слегка. Его в «Бурденко» отвезли. С ним всё в порядке.
СОЛДАТЕНКО:/достаёт из сумки мундир с ефрейторскими погонами/ Это что такое?
КОСМОНАВТ: Товарищ генерал, разрешите доложить?
СОЛДАТЕНКО: Ну?
КОСМОНАВТ: Семью вашу, как было велено, вывезли, а ключи от дома у жены взять забыли. Где взять мундир? Подумали, подумали, но дверь ломать не стали. Сняли с одного капрала, он вроде вашего роста. Звезды похожие…
СОЛДАТЕНКО: Что ж дверь в моём доме не взорвал?
КОСМОНАВТ: Мы подумали, подумали, шума будет много и наружка за домом, а вы сказали, чтоб без жертв. Извините.
СОЛДАТЕНКО: Как там дела?
КОСМОНАВТ: Всё готово. Ждут команды.
Генерал направляется к выходу.
КОСМОНАВТ: Товарищ генерал, /показывает на Клеймёнова/ а с этим что?
СОЛДАТЕНКО: Оставь его.
КЛЕЙМЁНОВ: Как вы это делаете?
СОЛДАТЕНКО: Что именно?
КЛЕЙМЁНОВ: Как вы так делаете, что всё время «орёл»?
СОЛДАТЕНКО: В начале, прежде чем подбросить монету, нужно сказать: «Орёл мой, решка ваша» Только сказать так, чтобы «там услышали».
КЛЕЙМЁНОВ: И всё?
СОЛДАТЕНКО: Ну, и не забыть подбросить монету.
КОСМОНАВТ: Товарищ генерал, его от взрыва контузило. Можно я его слегка пристрелю.
СОЛДАТЕНКО: Оставь.
КОСМОНАВТ: Есть.
СОЛДАТЕНКО: /Клеймёнову/ Позвоните. /космонавту/ Дай ему телефон.
КОСМОНАВТ: Есть!
КЛЕЙМЁНОВ: У меня есть ваш телефон.
СОЛДАТЕНКО: Этого нет…
Космонавт протягивает визитку с телефоном, Клеймёнов заглянул в неё
КЛЕЙМЁНОВ: Такой как раз есть.
СОЛДАТЕНКО: Звоните…
Солдатенко и космонавт уходят
КЛЕЙМЁНОВ: /подходит к столу, наливает в стакан коньяк, выпивает. Поднимает с пола монету/ «Орёл мой, решка ваша» /подбрасывает монету. Yes! /поднимает другую монету/ «Орёл мой, решка ваша»/поднимает с пола пульт включает проекцию.
На экране Денис Мацуев, на бис исполняет виртуозный этюд Сибелиуса. Клеймёнов продолжает подбрасывать монету и направляется к выходу, замечает в углу чемоданчик.
«Этюд» закончился. Зрители аплодируют. Мацуев кланяется.
Клеймёнов становится в створ дверей, направляет пульт на чемоданчик, и нажимает кнопку.
Свет сильно мигнул, потом потух и мощный взрыв потряс всё вокруг.
Включился дежурный свет. Горит одна тусклая лампочка, которую оторвало взрывом.
Клеймёнов достаёт из кармана маску, надевает, направляет пульт на лампочку.
Лампочка, вспыхнув синим пламенем, гаснет.
Конец
***
Виктор Балена
06.05.2019 Т.9254501116
Автор публикации
