The Outcast

рассказ

The Outcast

.

 

 

 

РАССКАЗ

 

Вспышка была неожиданной и яркой.

Папарацци наплевать, что чувствует человек и хочет ли он их внимания. Резануло по глазам. Как будто провели бритвой. Он машинально закрыл глаза, замычал и открыл их. Марк почувствовал, как по щеке бежит слеза, он провел указательным пальцем, поднес его к губам и лизнул.

Зачем он так сделал, он не знал. Но его тут же как будто ударило молнией и всего передернуло. Он потряс головой. Он испугался. Как же это? Почему это? Так не может быть. На кончике языка он почувствовал соль. Этого не могло быть. Но это было. В том виртуальном мире он мог видеть, слышать, испытывать наслаждение и другие чувства. Но он не мог почувствовать вкуса. Он пробовал разные виртуальные деликатесы, после чего испытывал насыщение, но не воспринимал вкуса этих деликатесов. Хотя по внешнему их виду понимал, что это что-то очень вкусное. Даже вода там была безвкусной. Поэтому он пользовался доставкой. И вкус еды – это было единственное, что связывало его с реальным миром.

Теперь на пальце была соль. И в его голове взорвалась не то, что петарда, а целый боекомплект, и его разбросало по кусочкам. Если это так, то это конец.

– Постойте!

Он бросился за папарацци. Шоу закончилось. Последние зрители покидали зал. Рабочие скручивали провода, уносили аппаратуру. Он схватил фотографа за рукав. Тот обернулся.

– Что еще? – спросил он недовольно.

Он торопился и не мог больше здесь задерживаться, поскольку весь день его был расписан и через четверть часа он должен быть уже в другом месте. А ведь еще нужно было спуститься, сесть в машину и доехать в это другое место. Он был хороший мастер, очень востребованный и получал хорошие деньги за свою работу.

– Я… я… я…

Марк как будто забыл слова.

– Я тороплюсь,- сказал фотограф. – Извините!

– Я не задержу вас. Скажите только одно: вот то, что сейчас здесь происходило и происходит – это реальность?

– Марк! Ведь вас Марк зовут?

– Да, Марк.

– Вы принимаете какие-то препараты? Ну, вы понимаете, о чем речь. Те, которые изменяют сознание.

– Что вы? Ничего не принимаю.

– Тогда я не знаю, что вам сказать, если вы не можете отличить реальность от галлюцинаций. Я не специалист в этом деле. Так что обратитесь к кому-нибудь другому. Может, мне ущипнуть вас за щеку? Хотя нет! Окружающие могут подумать, что мы…

Он взял его ладонь и вонзил ноготь.

– Вам больно?

– Да.

– Это не сон, малыш. Наверно, тебе надо показаться психиатру. Но я спешу. Извини!

Как же так? Как это могло с ним случиться?

Всю дорогу до дома он думал об этом.

Итак, это дурацкое шоу.  Он случайно включил его. Там два упырка рассказывали, как они живут с сестрами-близняшками. Сначала путали их, а потом стали делать это сознательно.

И на этих двух дебилов смотрит вся страна!

И еще он подумал, что если бы он был на этой программе, то рассказал бы, что есть иная жизнь, полноценная, где всё позволено, даже такое, что им и во сне не приснится. И он живет именно такой жизнью и ему жалко всех вас, жалких серых людишек. Он переместил себя в это шоу и стал его главным героем.

– Сегодня наш герой – человек не от мира сего,- провозгласил очкастый шоумен. – Когда я так говорю, я имею в виду то, что он живет не в реальном, а в ином, виртуальном мире.

Зрители захлопали. Конечно, большая часть не поймет его и даже осудит. Мало ли глупцов!

– Да! Друзья! Вы не ослышались. Нашего героя зовут Марком. И живет он не в реальном мире. У него виртуальные друзья, виртуальные подруги, виртуальные развлечения. Он уверен, что только в виртуальном мире и можно жить полноценной жизнью.

Ему задавали вопросы, стараясь представить его неполноценным упырком, чуть ли не дебилом. Разве может нормальный человек добровольно поменять реальный мир на виртуальный? А получилось всё наоборот. Неполноценными уродами оказались все они. И он смог это убедительно аргументировать. Против его доводов у публики были в основном эмоции.  Они рассматривали его, как неведомую букашку, которую привезли из джунглей Амазонии. Он был не из их мира. И они не могли понять его.

Это они уроды, живущие своей серой жизнью и уверенные, что никакой другой жизни не может быть. Вот он предстал перед ними, человек из другого мира, которому всё доступно, всё позволено, для которого не существует вашей дебильной морали и дурацких законов. Конечно же, вы не можете понять его и принять. Ему доступно такое, о чем вы и мечтать не можете. Каждый день его наполнен яркими событиями, где он не пассивный наблюдатель, а творец, демиург, который может изменять всё и создавать, что угодно. Он не сидит на одном месте. Он перемещается не только в пространстве, но и во времени. А вы не можете даже позволить себе мечтать об этом. Он осуществляет любую свою мечту, он не зависит ни от кого, но других он может подчинять своей воле. И не только отдельных людей, но и целые народы, и вести их на баррикады или бросать их в огонь войны. И вы еще смеете осуждать его?

–

Как же он так лоханулся? Где он допустил промах? Он стал вспоминать. Вспомнил, как смотрел это дебильное шоу. И чем дальше он его смотрел, тем больше в нем закипала злость и желание показать, что они жалкие ничтожные люди.

«Вам, гагарам, недоступно наслажденье бурей жизни».

Нашли кого показывать! И где вы только выкопали этих упырков? И кому интересно знать, как Вася бросил Машу, а Валя променяла Петю на Сашу? И всё это смотрит вся страна. Если кого-то показывать, так это его. Вот он достоин удивления, восхищения и подражания, потому что он из другого мира, который неведом вам. Настал момент, когда он понял, что должен всем показать, какова она настоящая жизнь. Нет, конечно, они не решатся сменить свою жалкую жизнь на другую настоящую, но, по крайней мере, узнают, что есть такая жизнь.

Он переместился на площадку, где его объявили героем передачи. И он на самом деле чувствовал себя героем. Он вещал, как пророк, жег глаголом. «Что ваша жизнь? Серая, будничная, скучная. Да и назвать это жизнью нельзя. Это существование. Дом, улица, фонарь, аптека. Работа, которую вы не любите, начальник, которого вы презираете и одновременно боитесь, потому что самодур. И даже за косой взгляд может уволить вас.  Жена, которая расплылась и потеряла всякую привлекательность. Дети, которые только огорчают и доставляют неприятности. Друзья, которые вам надоели своим нытьем на начальника, на тещу.

И так день за днем, месяц за месяцем, год за годом. Единственное, что вы приобретаете, это болезни и уверенность, что настанет момент, когда и этого не будет. И вообще ничего не будет. И память о вас выветрится быстрее, чем сгниют ваши косточки. А ведь вы знаете, что есть и другая жизнь, где всё ярко и празднично, где белоснежные яхты, ночные клубы, знойные красавицы у ваших ног и где исполнится любая ваша мечта.

А я живу в этом прекрасном мире, где у меня есть всё, что я только захочу, где я царь и бог, где я сам себе закон, и где есть только моя воля и мои желания.  Вот где настоящая жизнь!

Я убиваю врагов и милую их, я могу выбрать для себя самую красивую девушку, чтобы на следующий день поменять ее на другую. Я себя окружаю красивыми и дорогими вещами. Мне не нужно пересчитывать деньги и думать о том, как я доживу до следующей получки, потому что у меня все есть. А то, чего у меня нет, значит, мне и не надо.  Я могу встречаться с президентами, похлопывать их по плечу, смеяться над их шутками и могу сам их рассмешить. Я ужинаю со звездами эстрады и кино».

– Перед нами необычный человек,- возвестил шоумен, поблескивая стеклами очков. – Он живет в мире, в котором он всё может и в котором у него все есть. И этот мир он не променяет ни на какой другой. Но это мир виртуальный. Как бы он ни был прекрасен, но он не может заменить нам самой маленькой радости, которая дарит нам реальность. Но я вижу, что наш герой уже хочет возразить мне и убедить меня и всех, что нет ничего прекраснее того мира, в котором он живет.

Тут вопрос из зала:

– Вот вы говорите, что вам доступны любые красавицы, что вы можете менять их, как перчатки, и что у вас даже есть секс с ними. Только трудно представить, как это возможно.

– А вы представьте!

– Представила. Вы смотрите на голую натуру и занимаетесь мастурбацией.

– Ну, что вы! У меня нормальные половые акты с ними. И очень разнообразные.

– Но ведь они же виртуальные!

– Понимаете! Наша сексуальная жизнь проходит не там между ног. Это и в реальной жизни наблюдается сплошь и рядом. Там лишь инструмент, при помощи которого мы осуществляем половой акт. А на самом деле секс — вот здесь! Вот здесь этот центр сексуального наслаждения.

Он постучал пальцами по голове.

– Какая разница, каким способом мы возбудим его и получим сексуальное наслаждение, шаркая ли пенисом во влагалище или совершив виртуальный половой акт. Последний и чище, я имею в виду гигиену, и вы не подвергаете свое здоровье никакой опасности.

– С сексом мы разобрались,- продолжил шоумен. – Вы в любое время можете возбудить свой центр наслаждения и получить удовольствие, которые, как вы утверждаете, не менее сильное, чем при реальном половом акте. А как же с другими естественными потребностями? Ведь вы же кушаете?

– Да! – кивнул он. – Пища дает нам энергию, необходимую для существования жизни. Хотя это тоже происходит в голове. Наш мозг получает сигнал о насыщении. Но жизненные функции поддерживаются реальной пищей. Но и здесь я всё свел до минимума. Я ничего не готовлю сам. Пользуюсь доставкой. Я даже не вижу курьера. Я знаю, в какое время пакет с моим завтраком, обедом и ужином будет стоять за дверью.

– Вы верите в бессмертие души?

– Да. Но не в этом реальном мире, а в том, где я живу. Мое ментальное тело там будет существовать вечно. Я по-прежнему буду путешествовать по миру, участвовать в военных конфликтах, чтобы получить острые ощущения и кувыркаться с мисс красоты мира. Для моего ментального тела ничего не изменится.  В то время, когда всех со временем не будет, мне же подарена вечность, бессмертие. То, о чем мечтает каждый человек, для меня стало доступным.

– Вы верите во всё это? А есть у вас друзья, с которыми вы могли бы посидеть, поболтать, выпить, черт возьми, пива?

Шоумен явно нервничал. Его раздражал этот Марк. И он уже жалел, что пригласил его на шоу.

– В том мире, в котором я живу, у меня всё есть.

– Но ведь это всё нереально, всё это лишь образы, миражи. Это какой-то новый вид наркомании.

– Все эти, как вы их назвали, миражи, самые что ни на есть реальные. И если бы вы пожили в этом мире, то уже никогда не захотели бы возвращаться в ваш пресловутый реальный мир. Это я вам говорю со стопроцентной уверенностью. Просто у людей не хватает решимости осознать это.

–

Как же он так лоханулся? Да, он пожелал переместиться на это дурацкое шоу, чтобы показать и доказать этим упыркам, что они полное ничтожество, что им неведома подлинная жизнь. Да, он не снимал вундер-очков. Но видно произошел какой-то сбой. И ехал он на реальном такси, а не виртуальном, и шел по реальным коридорам студии, а не виртуальным, и его реальные специалисты гримировали, а не виртуальные, и шоумен, и зрители в зале были реальными. И вопросы ему задавали в реальном времени.

Ему предложили снять очки, потому что они закрывали пол-лица, но он категорически отказался. Очки для него – вход в виртуальный мир. И без них он просто будет слепой. Об этом сказали шоумену, и он дал отмашку, заявив, что так даже будет прикольней. Это создает особый имидж герою их программы. Пусть хоть скафандр напялит. Единственный раз он снял очки, когда к нему подкрался этот дебил папарацци и попросил об этом. Он до сих пор не мог понять, почему согласился. Тот ослепил его вспышкой.

В том мире, в котором он жил, существует строгий запрет на выход в реал. Никакого перемещения между мирами не допускалось, вроде сегодня ты в виртуальном мире, а завтра решил пожить в реале. Он надеялся, что всё обойдется. Ведь это было в первый и в последний раз. Ну, кто не ошибается? И на старуху бывает проруха. «Я больше так не буду!» К тому же он был таким верным и последовательным адептом нового мира, что на это просто не обратят внимания. Он всё осознал и поклялся, что ничего подобного больше не допустит.

И вот он в своей квартире, которую он постоянно покидал для жизни в виртуальном мире. Сигнальные лампочки мигают. Значит, всё в порядке. Стоит ему сделать малейшее движение, и он перенесется снова в свой дивный мир, в котором только и стоило жить.

Он сделал это малейшее движение и похолодел. Как будто кто-то сзади его ударил под колени, он присел. В низу живота тяжесть, словно там лежал кирпич. Самое худшее, что могло случиться, случилось. На всех мониторах был синий экран смерти, свидетельство того, что аппаратура больше не работает и ни на какие его манипуляции не реагирует. Он надел вундер-очки и погрузился в беспросветную ночь. Снял их. На мониторах ничего не изменилось. Та же синева смерти, что не подается реанимации. Он перегружал оборудование, выключал и включал его. Но ничего не менялось. Он молил виртуального бога простить его прегрешение. Кто же из нас без греха? Неужели своей безукоризненной жизнью в виртуальном мире он не заслужил прощения?

Но бог не прощал его. Марк упал на колени, воздел руки долу и иступлено бормотал:

– Прости! Умоляю тебя прости! Больше такого никогда не повторится.

И верховное существо услышало его. Чудо свершилось! Над его головой, заполняя всё пространство, пронизывая каждую частицу его тела, раздался грозный глас:

– Нет и не будет тебе прощения! Ты нарушил самую главную заповедь. Отныне и во веки веков ты The Outcast. Ты проклятый! Ты The Outcast.

На синих экранах горела эта черная надпись The Outcast. Он выброшен из этого мира, как котенок, нагадивший на дорогой ковер. И вход туда ему отныне закрыт.

Марк лежал на полу. Тело его сотрясалось от рыданий. Слезы лились в два потока. Никогда он еще так не плакал, даже в детстве, когда его незаслуженно обижали. Утешения не приходило, он не мог принять случившегося. Он мертв, он никогда больше не попадет в этот прекрасный мир. Его больше нет. Он поднялся, слабый и опустошенный. В его теле не было жизни. Из него вынули душу. И всякий смысл утерян для него.  Мутным взглядом он оглядел комнату, мертвые экраны мониторов, лишенные жизни гаджеты. Теперь всё это превратилось в ненужный хлам. Теперь всё это было не просто мертво, но враждебно ему.

Да, он умер. Его больше нет. И то, что он дышит, видит, слышит, уже ничего не значит.  Его больше никогда не будет. Осталось сделать последний шаг. И он знал, какой это будет шаг и знал, что больше ничего он сделать не может. Да и не нужно больше ничего делать.

–

Он вышел на балкон. Он не помнил, когда здесь был последний раз. И то, что он увидел, предстало таким, как будто он это увидел впервые. Это был мир, который он еще не знал.

Мелкие фигурки людей, словно мураши, передвигались в хаотическом порядке. Подобную картину он мог увидеть на мониторе, когда уменьшал во много раз изображение и наблюдал за всем с высоты птичьего полета. Только теперь ему ничего не нужно было уменьшать. Возле домов стояли впритык автомобили разных марок и цветов. Их было гораздо больше, чем случайных прохожих, оказавшихся в этот час на улице.

Еще зеленые пятна редких деревьев, которые чудом выжили в этом Вавилоне, где шла борьба не на жизнь, а на смерть за каждый квадратный метр территории. Но вдоль дороги стояли уродцы тополя, которые ежегодно обрезали, чтобы своими ветвями они не касались электрических проводов. Ничтожный ублюдочный мир, где обитают эти бесполезные существа со своими железными коробками на колесах… Что его может удерживать в этом мире? У него не было никакой связи с ними, даже тонкой ниточки, которую бы потребовалось разрывать. Вот что он еще подумал. В том мире, из которого его изгнали, когда он сделает это, поймут, почему он сделал это. Да, не будет его бренного тела, которое сожгут в крематории или закопают на городском кладбище. Но будет его ментальное тело, перед которым снова распахнутся врата того прекрасного мира, и он будет обитать отныне в нем вечно.

Конечно, всё так и будет. И своим решительным поступком он загладит вину и будет прощен. А разве может быть как-то иначе? Так и только так он будет помилован и возвращен. Ему не страшно. Говорят, что человек даже не доживает до удара о землю. Его сердце разрывается еще во время полета. Выходит, что и никакой боли он не почувствует.

Он перекинул ногу через ограждение балкона. Там был узкий бетонный выступ, на который он встанет, потом разожмет пальцы и полетит вниз. А на самом деле он полетит вверх в тот единственный мир, в котором и стоит жить. А его тело, кусок кровавого мяса останется лежать на асфальте.

Он стал перекидывать вторую ногу. Глянул вниз. Вон там недалеко от подъезда будет лежать его тело с переломанными костями, разорванными от удара внутренностями организма. Бабушки на скамейке заохают и завоют. Кто-то бросится звонить в полицию и в «скорую».

Если бы знали, что сейчас произойдет, то на него были бы направлены камеры сотен телефонов. А через минуту видео с его полетом разлетелось по интернету и стало бы лидером по количеству просмотров. Но он не доставит вам такой радости, жалкие людишки. Тьфу, тьфу на вас!

– Постой! Постой, паровоз! Не стучите, колеса!

Что такое? Его тело обхватила чья-то мохнатая рука, а другая рука держала его за ворот.

– Я смотрю… покурить на балкон вышел… сосед,- громыхало над его ухом.  – Я же тебя никогда не видел. Вот жизнь городская! Живем через стену, руку протяни и достанем друг друга. И ведь не знаем, кто у тебя живет через стену. Не имени не знаем, ни внешности не видели. Зовут-то тебя как?

– Отпустите меня!

– Ага! А ты сиганешь через перила. И я всю жизнь буду себя винить. Мог спасти человека и не спас.

– Меня зовут Марк.

– Ага! А меня зовут Толян. Вышел я, значит, на балкон курю. Я в квартире не курю. Смотрю – сосед! Хотел уже крикнуть: «Здорово, сосед!» А тут смотрю ты через перила лезешь. Я бегом к тебе. Хорошо, что дверь у тебя не была закрыта. А так бы всё – каюк. Это, брат, ты зря. Самоубийство – грех, великий грех. Самоубийц раньше даже на кладбище не хоронили. И батюшки отказывались их отпевать, потому как они великие грешники.

– Я знаю об этом.

Толян был высоким мужчиной с животом, лет под пятьдесят. В волосах его уже блестела серебряная седина. Одет он был по-домашнему, в трико, майке и тапочках.

– Чо баба бросила, Маркуша? – сочувственно спросил он и похлопал его по спине.

– Опустите меня!

– А не сиганешь?

– Не сигану.

– Давай зайдем!

Они зашли.

– Чо у тебя тут? Колл-центр? Или как оно у вас хакеров-брокеров называется? Вон сколько всего наворочено!

Толян крутил головой, рассматривая мониторы на стенах, различную аппаратуру, которой была заставлена комната, где Марк проводил большую часть времени.

– Ты хакер по ходу?

– Ну…

– Понятно. Развелось вашего брата, как мошкары на огороде. Плюнешь и обязательно в хакера попадешь. Хакеры-брокеры! Некого на три буквы послать. Дурью всякой маетесь, вот и сходите с ума. Прыгаете потом с балкона или в петлю лезете.

– Отпустите!

– Ага! Я отпущу тебя, а ты опять за свое. Теперь я за тебя отвечаю. Я твой ангел-хранитель. Идем ко мне!

Марк особо не сопротивлялся. Наступило какое-то равнодушие, апатия и полный упадок сил. Он передвигался, как сомнамбула, в голове был туман, ни о чем не думалось.  Его можно было затащить сейчас куда угодно. Какая разница? Всё равно он уже мертв. Ему ничего не надо, и без разницы, куда его сейчас потащат и с какой целью.

– У меня, видишь, всё по-простому.

Толян говорил громко, как будто они были на улице на расстоянии друг от друга и Марк его мог не услышать. Но он всегда так говорил. И многим это не очень нравилось.

Они стояли на кухне. В раковине была гора грязной посуды. На плите сковородка с недоеденной глазунью.  На подоконнике пузатый кактус в пластиковом бочонке. На кухонном столе блюдо с ломтями хлеба, надкушенное яблоко и полторашка с минералкой.

– Падай!

Он надавил ему на плечи, усаживая на стул.

– Жена уехала к своим в деревню. Так что я один на хозяйстве. В общем холостякую. видишь, какой бедлам. Сейчас мы займемся твоей реабилитацией.

–

Толян поставил на стол два стакана и бутылку водки. Водка была из холодильника и по бутылке бежали капли конденсата. Марк помахал рукой.

– Я не пью.

– Молодец! Одобряю! Но сейчас выпьешь. Так надо! Я знаю, что говорю. Делай, как скажу. Сейчас мы займемся твоим лечением. А это самое лучшее лекарство.

Налил по полстакана. И нараспев приказал:

– Пееей!

Марк сделал маленький глоток.

Водка была противной. Организм отторгал ее. Он почувствовал в животе спазмы. Если начнется рвота, успеет ли он добежать до туалета?Надо было бы спросить, где этот маленький кабинетик.

Анатолий презрительно сморщился.

– Пацан! Кто же так пьет? Водка требует широкого дружелюбного приема. Это же тебе не лимонад, чтобы его смаковать маленькими глотками. Ох, всему-то надо вас учить, молодежь.  Вот смотри, студент, и учись! В ваших университетах этому не научат. Подносим стакан к губам. Не нюхаем! Это тебе не дамские духи и не букет роз. Голову чуть откидываешь назад. Рот раскрываешь, язык прижимаешь к нижнему нёбу. Гортань должна быть свободной, как водосточная труба, куда прольется благодатный дождь. Наклоняешь стакан и выливаешь содержимое. Никаких глотательных движений не делаем. Это тебе не газировка и не бутерброд. Водка должна литься свободно. Когда водка вылилась, делаешь резкий выдох. Фу! После чего кладешь в рот кружочек соленого огурца и медленно жуешь. Усёк, пацан? Проверяем урок на практике. Никакая самодеятельность тут не должна иметь место.

Марк сделал всё так, как учил Анатолий. И уже дожевывая пластик огурца, почувствовал, как приятная теплота поднимается от живота к голове. Напряжение исчезло, наступила расслабленность. Голова его слегка закружилась, как будто он только что сошел с карусели. Если бы он стоял на ногах, его непременно повело бы в сторону и пришлось бы ухватиться за край стола.

– Марк! Ты блогер или хакер?

Марк кивнул.

– Ох! Я вот до сих пор не могу понять, как на этих компьютерах можно делать криптовалюту. Это что же они деньги печатают, как на монетном дворе? Просветишь? Только без этих ученых слов. По-рабоче-крестьянски. А я вот электрик. Всю жизнь на одной работе тружусь. Уже, почитай, три десятка лет. И всё с проводами, электромоторами и прочей канителью. А знаешь, сколько раз меня током било! Один раз так шибануло, что еле откачали. Говорят, клиническая смерть была. Каюк мне, думали. А фиг вам! Толян живучий.

И без всякого перехода:

– Жена уехала в деревню к сестре. А сын умотал в Германию. Уже лет десять будет. Тоже электрик, пошел по моим стопам. Техникум закончил. Женился на местной немке и свинтил в Германию. Теперь гражданин ФРГ. Тьфу ты!

Он выругался.

– Дед его воевал с фрицами. Две медали за мужество. А внук его ­­­­­­‒ ­­­­­гражданин ФРГ. Приезжает раз в два года. Один год куда-нибудь на Канары, на Мальдивы, а на следующий год к нам, к родителям. У него уже и акцент появился. Совсем онемечился.

Налил. Вторая пошла легче. Анатолий закурил.

– Бросал эту заразу. Знаешь, сколько раз! Я же с пятого класса начал курить. Как мамка меня с батей лупили! Последний раз три года не курил. А потом опять начал… А ты, Марк, убивал кого-нибудь? Ах, да! Ты же не служил. Хотя и по бытовухе убивают. Я убивал. Я же погранцом был. Представь, были мы с товарищем в карауле. Ну, свой участок обходим, обсматриваем всё внимательно. Нет ли проникновения.

Анатолий закинул кружок огурца в рот, похрустел и продолжил.

– Вижу нарушитель прет. Я кричу: «Стой! Руки вверх! Стрелять буду!» А он выхватывает пистолет и давай по нам стрелять. И гад меня задел. Вот!

Он повернул голову боком к Марку.

– Видишь, конец уха оторван. На сантиметр бы в сторону, и капец мне. Уже и косточки бы мои сгнили к этому времени. «Ах, ты гад!» – думаю. И очередью по нему. Упал он. Подбежали мы. Он лежит на спине. А на груди ранки дымятся, кровь из них сочится. Прошил я его, как на швейной машинке. Стою я, смотрю и не верится, что это я убил его. Руки трясутся, ноги дрожат. Ничего с собой поделать не могу. Слезы бегут, как у бабы какой. Вернулись на заставу. А дело уже было вечером. Перед ужином мне старшина наливает полный стакан водки. «Пей!» – говорит. Я же не пил тогда. Старшина рассказал и показал, как я тебе сейчас. Профессионал был в этом деле. Хотя пьяным мы его не видели. Умел пить и не пьянеть. И правда, полегчало. А начальство мне еще и отпуск дали. Диверсант оказался. Может, что-нибудь взорвать хотел или разведать. Ну, вот ничего у него не получилось. А мне он потом долго еще снился. Ведь я его лицо хорошо запомнил. Закрою глаза, а он передо мной. Марк! Человека убить – это не муху прихлопнуть. Как будто в тебе что-то перещелкивает. Как-никак жизни лишаешь, кто бы он там ни был.

Марку было хорошо. Это было новое необычное состояние, которое он до этого никогда не испытывал. Ему хотелось обнять Анатолия и сказать, какой он хороший мужик. Но он понимал, что лучше этого не делать. Он сидел и улыбался, слушая неумолкающего хозяина.

– Ты это, парень, ты эту дурь брось! Это самое последнее дело – руки на себя накладывать. Ну, всякое бывает. Горе, болезнь, беда какая-нибудь. Ну, ты же мужик! Должен держаться! Жизнь-то одна. Пойми ты это, дурилка. Это самое большое богатство, которое у тебя есть. Девушка у тебя есть? Обязательно заведи! Ну, как такому молодому и без перепихона. Ты же не урод, руки, ноги, голова, всё у тебя есть. Я в твои годы трахал всё, что шевелится. А вот с водкой осторожней! Пей, но знай меру. А так вот с друзьями вечерком посидеть. Или по телевизору фильм интересный, а ты с пивком, с вяленой рыбкой. Эх, красота! Только ради этого стоит жить.  Жена на кухне беляши стряпает. Такие запахи ползут, слюни бегут. А ты с пивком сидишь. И тебе так хорошо. Я вот вечером иду по парку с работы. Ну, знаешь, тут за универмагом. Дамочки с собачками прогуливаются, детишки бегают, визжат, девушки вот в таких юбочках или шортиках прогуливаются. Вот искус-то для рода мужского. Мне нравится, когда они в шортиках или мини-юбках. Идешь не спеша. Не надо бежать, не надо торопиться, мчаться куда-то, вытаращив глаза. Спешка и губит нас. А вот когда идешь, так тебе хорошо и так хорошо, что ты есть.

Анатолий говорил и говорил. Он был рад, что у него нашлись благодарные уши.

После третьего полстакана Марк уронил голову на стол и заснул. Анатолий зевнул и пошел к холодильнику за второй бутылкой. Что там пить? Да и водка стала не та по сравнению с «Московской».

– Придется допивать одному,- вздохнул он.

–

Анатолий заходил теперь к Марку каждый день. Утром перед работой и как только возвращался с работы.

Иногда в день по нескольку раз. Приносил еду, которую готовил для себя. Заваривал чай или кофе. От спиртного Марк категорически отказывался. И Анатолий больше его не приносил. Говорил в основном Анатолий. Марк был немногословен. Отделывался односложными репликами и совсем не потому, что не хотел поддержать разговор, а потому что вообще был немногословен. Монологи – это было не для него.  Сосед так и не понял, чем занимается Макс и как зарабатывает себе на пропитание, и решил, что он блогер-хакер.

Марк не спорил, тем более, что в какой-то степени это было правдой. Но чем он занимался конкретно, он так и не вспомнил. Хорошо, что Анатолий больше не предлагал выпить. Первый опыт знакомства со спиртным оставил у Марка очень неприятные воспоминания.

В тот раз Анатолий перепил его. А Марк проснулся у себя на диване, не понимая, что с ним. Болела голова, болели внутренности, учащенно билось сердце и постоянно хотелось пить.  Было такое ощущение, что его тело пропустили через жернова.

Белый свет был не просто не мил, но противен. Но Марк не стал пробовать второй раз прыгать с балкона. Даже мысли такой не промелькнула, как будто он и не пытался этого сделать. Он понял, что это похмелье. И лечится оно обильным принятием жидкости. Но сразу оно не проходит, поэтому придется потерпеть, помучиться. «Стоят ли эти муки того, чтобы расслабиться на час-другой?» – подумал Марк. И вообще странный способ ухода от проблем. Да, расслабляешься, но потом последует расплата. И решил, что больше он не возьмет в рот ни капли спиртного.

В комнате было тихо, как в склепе, если бы не звуки, которые доносились с улицы. Значит, жизнь не закончилась, но это чужая, не его жизнь, совершенно не понятная ему. У него не было ни телевизора, ни музыкальных колонок. Он понятия не имел не только о том, что творится в мире и в стране, но даже у него под боком, под балконом его квартиры. И нисколько не сожалел об этом. Разве это может как-то отразиться на его жизни? А музыка раздражала его, она ему навязывала какие-то чувства, ощущения, которые он считал не нужными для себя, они ломали его привычный настрой.  Это он считал насилием над собой.

Чем же он занимался теперь в новой своей жизни, которую он презирал до этого и был уверен, что у него никогда не будет этой жизни в реальном мире, в реальной квартире? Он был выброшен из того мира, вход туда ему был закрыт навсегда. И он принял это как должное. Он был виноват и его наказали вполне справедливо.      Он понимал, что больше уже не живет, а существует лишь как биологический организм, который нужно кормить, давать ему воду и позволять справлять нужду. А разве нужны амёбе мысли и чувства? Она прекрасно обходится без них. Он был жив и одновременно мертв, потому что в нем не было ни мыслей, ни желаний, лишь элементарные ощущения холода и тепла, голода и жажды, и потребности отправиться на унитаз. Но пришло время, когда он подумал о том, что нужно выбраться из своей скорлупы, потому что холодильник его был пуст, а к мукам голода он не был готов.

Первое посещение магазина потрясло его. Столько народу и на одной площадке и все они заняты собой, но легко вступают в коммуникацию с другими.

Никому не было до него никакого дела. Каждый жил своей жизнью и считал свою жизнь единственно правильной. Иначе они не держались бы так уверенно, демонстрируя на каждом шагу, что они знают, что делают.

Он бродил вдоль полок и рядов с товарами. Целой жизни не хватит, чтобы перепробовать всё это.  И зачем тогда всё это? Оставить только самое необходимое, востребованное. А ведь всё это производится, завозится, продается. Назначение многих товаров-продуктов он даже не знал. И подумал о том, что если бы все продукты свести до необходимого минимума, сколько бы энергии, людей, производственных мощностей освободилось.

Макс покупал только самое необходимое и знакомое: хлеб, кефир, кофе, чай, сахар, сыр, колбасу. Он вспомнил, что существует еще доставка, которая избавляет от необходимости ходить по магазинам.  И можно сделать заказ, не выходя из дома. Он взял смартфон и тут же отшвырнул его. Ощущение было такое, что в его ладони оказалась извивающаяся змея. Смартфон упал на пол, и Марк топтал его каблуками до тех пор, пока не превратил в кучу мусора, которую он, морщась от отвращения, смел в совок и высыпал в помойное ведро.

Наступил день, когда он обнаружил, что средств на его карте осталось очень мало. Что в общем-то не удивило его. Насколько он не был далек от жизни, но всё-таки понимал, что деньги сами по себе не появляются. В той жизни он зарабатывал не так уж и много. Через несколько дней он окажется на нуле. И что тогда? Идти рыться в мусорных баках?

У него ничего не будет кушать. А потом его выкинут из квартиры, потому что он не будет оплачивать счета. И остается ему один путь на свалку или куда-то к бомжам.

Вывод напрашивался сам собой – идти работать. Но тут он оказывался в полном мраке, поскольку до этого нигде не работал ни единого часа и ничего не умел, за что ему платили бы деньги. Единственной его ниточкой, связывающей с реальностью, был Анатолий. И во время его очередного визита он спросил:

– Анатолий! Мне бы куда-нибудь на работу устроиться. Можешь что-нибудь посоветовать?

– Молодец! Работа и калечит, и лечит. Я вообще не понимаю на что ты живешь.

– Теперь уже ни на что. Улетел последний рубль. Так что я на мели. Или, как ты говоришь, в полной заднице.

– Что ты умеешь, Марк?

– Ничего.

– Как ничего? Ты нигде не работал, не учился?

– Нигде.

– Ну, ты же вроде, как блогер – хакер?

– Это исключено.

– Почему?

– Это не обсуждается.

– Знаешь, я работаю в ЖКХ. Сейчас позвоню Ирине Анатольевне. Это наш директор.

Достал телефон.

– Ирина Анатольевна! Значит, так и так. Нет! Профессии нет. Нет, молодой и красивый.  Сидмином?

Марк отрицательно покачал головой.

– Нет, сидмином он не хочет. Не знаю. Может, не соображает. Может, просто не хочет. Так! Я понял вас. Хорошего вам здоровьечка!… Значит, так, Марк. Если не хочешь сидмином, то тогда только дворником. Других вакансий не имеется. Так что решай сам.

–

Инспекторша, видимо, насмотрелась всяких кандидатов на работу. И особого интереса к Марку не проявила. Да и не тот у нее был возраст, чтобы интересоваться молодыми людьми.

– Профессия есть?

– Нет.

– Ах, да! Это же про тебя мне Киприянов говорил. Он тебе кум, сват или собутыльники? Сидмином мы уже приняли молодого человека. Только дворником.

– Согласен.

– Образец вот. Пиши заявление!

Написал.

– И?

– Теперь к Александру Анатольевичу. Это наш завхоз.

Завхоз был толстяком. Он постоянно моргал и отдувался. Увидев на пороге Марка, он долго рассматривал его.

– Чо в дворники-то? Служебка нужна?

–  Какая служебка?

– Служебная квартира. А чо к нам люди-то идут? За гигантскими заработками? Или из престижа?

– У меня есть квартира.

– Хм! Молодой, интересный, с квартирой и в дворники? Что-то мне не по себе становится.

– Мечтал махать метлой.

– Ладно!

Завхоз приподнялся. Кресло с потертой до серости кожей отодвинулось назад и уперлось в стену.

– Как раз на твоем доме дворника нет. Пойдем!

Они подошли к дому, спустились в подвал. В подсобке хранился весь дворницкий скарб. Пахло паутиной и сыростью. Возле пластикового ведра лежала высохшая мышь. Потом завхоз показал ему участок.

– Вот отсюда мети и до обеда. Ха-ха! Армейская шутка. Я шофером два года отслужил.

Марк кивнул.

– Сам-то служил?

– Не довелось как-то.

– Ты, Марк, интересный человек. Не служил, не работал, не учился, семьи не завел. Чем же ты занимался до этих пор. Впал в этот… как его? … анабиоз? Ха-ха! Не бери в голову! Шутка.

– Александр Анатольевич! Когда начинать?

– Да хоть сейчас… Ладно! Завтра с утра и приступай. И запомни, пожалуются жильцы, премия долой. Вот так! Благодарность выразят, добавят к премии. Немного, но добавят.

Утром Марк облачился в униформу – темно-синий комбинезон, вооружился метлой и отправился на участок, который он начал ожесточенно мести от самой границы.  Через час, когда с непривычки у него заболели плечи и руки, он остановился и оглянулся назад. Картина, которую он увидел, повергла его в уныние. На участке, который он только что подмел, валялись листья, бумажки, пластиковые пакеты, перекатывались с места на место несколько полторашек из-под прохладительных напитков. Откуда всё это взялось? Пришлось всё начинать сначала. Теперь он сгребал мусор в кучку и складывал его в пластиковый пакет. Надо было сразу так делать. Он опять оглядел убранный участок. Тут и там валялся мусор. Мистика какая-то!

Как будто кто-то специально разбрасывал мусор. Марк понял, что он и до ночи не уберет свою территорию. Это повергло его в отчаяние. Такой простая работа теперь представлялась ему невыполнимой. А завхоз уверял, что достаточно до обеда помахать метлой и вечером с часок, и всё будет норм. Марк опустился на скамейку. Рядом поставил ненавистную метлу и, не моргая, смотрел на черные мешки и мусор, который валялся вокруг них. Его тело, которое он до сих пор не напрягал, требовало отдыха, и Марк понял, что свой участок он сегодня уже не уберет.

– Привет, коллега!

Он повернулся. Возле скамейки стояла женщина лет тридцати в таком же комбинезоне, как и на нем. Черные цыганские глаза ее блестели. И Марку даже показалось, что он увидел в них чертёнков.

– Смотрю, устал. Кстати, Наташа.

– Марк.

– Что же ты такой молодой и красивый и в дворники? На алкаша ты тоже не похож.

– Это мое призвание.

Она опустилась рядом с ним на скамейку. У нее было круглое лицо с пухлыми губами. Из-под шапочки выбилась черная прядь, которая прилипла к потному лбу. «Значит, она тоже только что махала метлой», – подумал Марк.

-Я сразу поняла это. Не куришь? Ну, и молодец! А я курю.

Она прикурила тонкую дамскую сигаретку, которую держала большим и указательным пальцем возле мундштука.

–

Презрительно кривя губы, Наташа посмотрела на его метлу.

– Ты где это взял? – спросила она. – Сам выбрал или кто-то предложил?

– В подсобке. Где ж еще?

– Много такой метлой не наработаешь. Выброси ее. У метлы должны быть длинные тонкие и упругие прутья. И большая ширина захвата. А это у тебя не метла, а шкрябалка. Подметать она не будет. Вот возьми мою! Да за меня не беспокойся!

– А как же вы?

– Слушай, Марк! Давай на ты. А то у нас получается не разговор двух дворников, а двух дворян. У меня всё есть. А если нет, то к Анатольевичу. Ты прежде чем подмести, определи откуда и куда дует ветер. Вот чего ты гребешь против ветра? Поднимаешь мусор, и он снова возвращается на место свое.  Греби по ветру. Тогда и ветер тебе будет в помощники. Потом, если сухие листья, не надо их резко грести. Она поднимутся, закружатся и упадут, где попало. Только разбросаешь их больше. Осторожно скреби, как будто гладишь их. А вот если листва сырая после дождя, тогда нужна резкость, чтобы сорвать листья с места. Если нет ветра, делай большие кучи. А если ветер, то маленькие, и тут же собирай их в совок и в мешок, пока не разметало. Когда жарко, надо будет поливать дорожки и площадки. Но это я тебе потом покажу. Тут нужно соблюдать меру, чтобы луж не было, но чтобы и асфальт остыл. Да летом-то что! Вот зимой будет работы. А если еще снегопады да оттепели. Придется лед долбить.  Но тут не перестараться главное, чтобы асфальт не повредить. Вот тогда намахаешься. Порой до обеда не успеваешь очистить свой участок.

– Спасибо, Наташа! Ты просто профессор дворняцких наук. Тебя надо мастер-классы вести для молодых и неопытных. Казалось бы, чего уж тут, а оказывается целая наука.

– Ничего! Быстро научишься. Ты подходи, если что. Мы ведь соседи. Главное, не оставайся со своими проблемами наедине.

Дело у Марка пошло быстрее. Потом Наташа сходила с ним в подсобку, забраковала и выбросила половину инструментов, сказав, что им место только на помойке. Повела его к Анатольевичу, и сама выбрала подходящий инструмент, причем попеняла завхозу, что он сам не заменил инструмент молодому неопытному дворнику.

Как-то Наташа сказала:

– Я вот не пойму, Марк, чего ты пошел в дворники. Ну, я понятно. Мне негде приткнуться. Не ночевать же мне на вокзале. И в общаги не попадешь. Есть при заводе общага, а мест нет. Образования нет, профессии нет. А тут квартира – однушка. А у тебя же квартира и закончил, наверно, что-то.

– Да как-то вот так не срослось,- увильнул он от ответа. – У каждого свои обстоятельства.

Наташа теперь каждый день заходила к нему на участок, советовала, подсказывала, делилась новостями, потом стала заносить домашнюю снедь: беляши, пирожки, чебуреки. А как-то сунула ему в карман деньги, догадавшись, что у него в кармане вша на аркане.  Марк отмахивался, но Наташа умела настоять на своем. И все его отказы разбивались об ее каменную стену «Перестань! Я знаю, как лучше!»

– Давай ешь! В чем тебе только душа держится? Худой, как эта метла. Придется тебя взять на откорм.

Удивительно, но Марка не напугало обещание взять на откорм. Ему был нужен кто-то кто бы вел его по этой жизни. Он смотрел на эту молодую симпатичную женщину с цыганскими черными глазами под дугами черных же бровей, которую не портила даже униформа дворника, и ему становилось тепло и радостно и хотелось, чтобы эта женщина всегда была рядом, чтобы она вела его за ручку по этой непонятной жизни. «А какая она без этого комбинезона, то есть в обычной женской одежде?» – думал он и пытался представить ее в женской одежде и чувствовал, что его щеки горят, и ему становилось стыдно, как будто он заглянул через замочную скважину в ее спальню. Но она ему виделась такой красивой. Когда, она, рассказывая что-то, машинально опускала ладонь на его ладонь, он чувствовал, как женское тепло переливается и заполняет его организм. И тело его становилось легким. Ему хотелось, чтобы это длилось, как можно дольше.

–

Прошло две недели после того, как у Марка началась новая жизнь.

Он ловко орудовал метлой и совком. Труд дворника уже не казался ему таким тяжелым, как в начале. Наташа пугала его зимой, когда работы будет выше крыши, но и зимы он уже не боялся.

Он начал находить удовольствие в своей работе, когда видел чистые тротуары, детскую площадку, пустые урны. Закончив уборку, он останавливался и оглядывал плоды своего труда.

Особенно довольны были им старушки, которые называли его «наш дворник» и расхваливали его, когда появлялось начальство из конторы. Одно не нравилось им в Марке, что он был молчун и на их вопросы отвечал односложно и ничего о себе не рассказывал.

Он приучил себя вставать очень рано и брался за работу, когда на улице еще не было ни души: взрослые еще не шли на работу, детей не вели в садик, а школьники начинали только просыпаться.

В этот день он уже закончил уборку и собрался уходить, как услышал громкий хохот и нецензурную брань. На детскую площадку пришли великовозрастные оболтусы. Они уселись под грибком, пили баночное пиво, громко смеялись, матерились и курили. Марк остановился. Что-то было в нем такое сейчас, что требовало остановить это безобразие. Эта троица как будто издевалась над ним, обесценивала всё то, что он делал. Они не обращали никакого внимания на Марка, на площадку летела одна банка за другой, песочница стала для них пепельницей.

Марк подошел.

– Ребята! Это детская площадка.

– И что с того? Мы тоже дети.

– Покиньте площадку!

– С какого это перепугу? Мы еще на качелях не качались, вон в том домике не покакали. Еще пирожков налепим из песка. Тебя угостим! И попробуй только отказаться!

Заржали.

– Покиньте детскую площадку! – строго сказал Марк. – И выключите музыку! Вы мешаете другим людям отдыхать. Хотите слушать музыку, слушайте ее в наушниках.

Они гоняли  рэп, в котором через слово был мат. Белобрысый с мутными глазами, видно, он был у них за авторитета, презрительно сплюнув через губу, процедил:

– Обсосок! Мы не трогаем тебя, и ты нас не трогай! Иди лесом, подметай там себе чего-нибудь! Всё! Базар закончен! Пацаны устали тебя видеть. Сбрызни и не заслоняй нам больше горизонт.

– Повторяю, молодые люди! Покиньте детскую площадку!

– Ты смотри какой долбодятел!

Блёклые брови белобрысого приподнялись, изогнулись и, как крыши, нависали над его мутными, как брага, гляделками. Выпустив длинную струю слюны, он приподнялся.

– Сяс я тебе затолкаю твою метлу в задницу, и ты полетишь на ней, как на ракете. Про Гагарина слышал? Вот повторишь его полет в космическом пространстве!

– Чо с ним базарить, Кузя? Лай ему в клюв!

– Слышь, обсосок, чо порядочные пацаны требуют! Иди, не доводи меня до греха!

– Покиньте детскую площадку!

– Ну, ты достал!

Кузя двинул ему в лицо. Целился в губы и нижнюю часть носа, очень болезненные места на лице.  Марк повалился на спину, ударился затылком о бордюр, застонал. Еще никто его никогда не бил. И он сам дрался только в том мире, откуда его изгнали.

Парни заржали.

– Всё! Взял метлу и улетел отсюда!

Марк медленно поднялся. Провел ладонью по губам. На ладони была кровь. Живая, настоящая, его кровь. Это его удивило. Он лизнул ладонь. Какой-то сладковатый вкус.

– Зачем вы так? Я же с вами по-хорошему.

– Не! Ты смотри! Не угомонился. Не даст посидеть спокойно. Теперь твоя очередь, Сеча! Ну, покажи свой фирменный!

Тот, кого он назвал Сечей, поднялся, отбросил пустую банку, хмыкнул и шагнул к Марку. Остановился в шаге от него и смотрел, ухмыляясь и покачивая головой.

– Придется размяться! А то я чего-то засиделся.

Друзья его загоготали.

– Разомнись, разомнись, Сеча! Боксерская груша перед тобой.

Сеча, зажав голову обеими руками, покрутил ее из стороны в сторону. Так бойцы разминаются перед боем.

– Ну, лови, недоносок!

Он стал замахиваться.

И в этот момент Марк почувствовал себя другим человеком из иной жизни, которой, может быть, и не было. Он увидел себя в окружении хищников, которые готовы растерзать его. И всё его существо настроилось на битву. Его тело наливается силой. Он выдвинул перед собой на протянутых руках метлу и стал ее раскручивать. Метла крутилась всё быстрей и быстрей, и вскоре ее нельзя было увидеть. Только свист, будто перед ним был пропеллер. Троица завороженно глядела на это действо. Сеча восхищенно воскликнул: –

Ништяк!

И отступил на шаг назад. Он уже забыл о разминке, о том, что занес кулак, чтобы нанести удар в челюсть. В это время он почувствовал нестерпимую боль в плече, завизжал и выкрикнул:

– Я не могу пошевелить рукой. Он мне перебил руку. Она висит, как веревка. Я даже пальцами не могу пошевелить.

Марк шагнул вперед. Пропеллер свистел перед ним. И вот второй ойкнул и упал на колени. Попробовал подняться, но застонал и снова упал на колени. Так на коленях он начал отползать назад.

Третий заголосил:

– Не надо! Я ухожу!

Но тут же рухнул на корточки. Пропеллер свистел над их головами. Они лежали, повизгивая. Понимали, что экзекуция может иметь продолжение. А пропеллер-метла поражал то одного, то другого. Они катались по земле и умоляли:

– Всё! Не надо больше! Мы поняли. Мы уходим. Мы больше никогда не придем сюда.

Свист резко оборвался. И пропеллер превратился в обычную дворницкую метлу. Марк миролюбиво сказал:

– Конечно же, идите! Только будьте столь любезны, уберите мусор за собой. Это всё же детская площадка.

Ползая на коленях, они собрали окурки, пустые банки, всё это выбросили в урну и, медленно выпрямившись, как по команде, бросились прочь. Бежали, не оглядываясь.

– Он же ниндзя,- задыхаясь на бегу, выкрикнул Сеча.

– Хорошо хоть не убил. Это им, как два пальца,- выбрасывал из себя слова Кузя.

– Что это было?

Марк обернулся. Рядом стояла Наташа. Глаза ее блестели, а губы вытянуты вперед, как для поцелуя.

– В цирке работал?

Марк хотел улыбнуться. Но это доставило ему боль. И вместо улыбки вышла страдальческая гримаса.

– Они же тебе губу разбили. Вон как кровища хлещет. Дай-ка!

Она приложила платок к его губам. Он почувствовал запах цветочных духов. Это что же, отправляясь убирать, двор она брызгала себя духами, как будто шла на свидание?

– У тебя же губа рассечена. Тебе надо в больницу.

Марк хотел возразить. Но она продолжала, не желая слушать его:

– Молчи!

Марк откинулся на спинку скамейки, но тут же склонился над урной. Его тошнило. Наташа вызвала «скорую». Он поднялся. Но его повело в сторону, и он упал бы, если бы Наташа не успела подхватить его и снова усадить на скамейку. Лицо его было бледно. Пальцами он скреб по скамейке и покачивал головой.

Врач «скорой» осмотрел его и сказал, что это сотрясение мозга. Нужно обследовать. Его увезли в больницу. Наташа позвонила вечером, но ей сказали, что он в реанимации и нужно звонить завтра лечащему врачу. Позвонила на следующий день.

– А вы кем приходитесь больному?

Пришлось соврать. Наташа знала, что с посторонним человеком врач скорее всего не будет общаться.

– Невестой.

– Ну, что ж, угрозы жизни нет. Возьмем анализы, проведем обследование и тогда я смогу с уверенностью сказать, какой диагноз и какое будет лечение. Нужно подождать!

Через два дня Марка перевели в палату. Наташа пришла с фруктами.

– Я сказал, что упал. Если бы сказал, что подрался, тогда пришлось бы давать объяснение  полиции.

– Эти уроды больше не появляются.

– А как же с уборкой?

– Не бери в голову! Подумаешь, на полчаса приходится дольше задерживаться. Но ведь мне еще за это и приплата идет.

Марк взял ее ладошку.

– За мной никто никогда не ухаживал. Я всегда был один, сколько я себя помню.

– Я знаю. Доктор сказал, что через три дня тебя выпишут.

В день выписки она ждала его в коридоре. Он улыбнулся. До этого ему казалось, что он не умеет улыбаться. Взяла его под руку.

– Чтобы ты снова не упал.

Возле ворот их ждало такси. Марк хотел упрекнуть ее, но не смог.

– Я не знаю, как тебя благодарить, Наташа.

– В таких случаях говорят: не стоит благодарности. Но я так не скажу. Потому что это будет неправда.

Она оглядела его квартиру.

– Типичное логово холостяка. Чистотой и уютом не пахнет. Но так и должно быть. Только не сердись, Марк. Я сказала доктору, что я твоя невеста. Постороннего человека к тебе бы не пустили. А ты говорил, что у тебя родственников нет. Так что мне пришлось соврать.  Тебе на неделю прописали постельный режим. Поэтому, думай, что хочешь, но эту неделю мне придется пожить у тебя. Я видела у тебя в гостиной диванчик. Мне пойдет. Кто-то должен подавать тебе таблетки. А вдруг тебе станет плохо. К тому же тебя нужно кормить. А сам ты готовить, как я поняла, ты не умеешь.

– Не надо этого.

– Молчи! Тебе нельзя волноваться. Ложись! Тебе нужно лежать. Доктор это строго наказал. Да, надо поменять постельное белье. У тебя есть стиралка?

– Стиралка? Не знаю.

Наташа уставилась на него, как на мастодонта.

– Марк! Ты странный человек. Ладно! Не обижайся! Я побуду здесь пока хозяйкой.

Марк лежал на диване, смотрел в потолок и думал, как странно повернулась его жизнь. Из кухни доносились звяканье и звон. Потом Наташа зашла. Странно, где она нашла передник?

– Марк! Я схожу в магазин. Всё, что у тебя было в холодильнике, пришлось выбросить. Ты же не хочешь еще раз попасть в больницу, на этот раз с отравлением? Так что я снова спасаю твою жизнь. Я запру дверь, чтобы ты не вздумал никуда убежать. Приду и буду готовить обед. Больничные-то кашки тебе уже, наверно, приелись.

На полдороге к двери она остановилась.

– А что это там у тебя за комнатушка пустая? Но такое ощущение, что там что-то было.

– Когда-то было, но в другой жизни, – ответил Марк.

Теперь Наташа навещала его трижды в день: утром, в обед и вечером. Готовила или приносила готовую еду, убирала, мыла. Конечно, никакой стиральной машины у него не было. Она собирала грязное в узел и уносила стирать к себе.

Как-то вечером она сидела возле его постели и смотрела, как он ест.

– Уже не первый день знаю тебя и не могу никак понять. У тебя нет даже телевизора, нет книг. Но ты не пьяница. И наверно, закончил какой-нибудь вуз. У меня такое ощущение, что ты пришел из другого мира. Ты не похож на обычных людей. Какая-то в тебе загадка, тайна, которую ты скрываешь от всех.

Он взял ее руку, погладил ее.

– Наташа! А если я попрошу тебя остаться?

Она поднялась, ушла на кухню, где долго мыла посуду. Потом он услышал, что она моется в душе. А ведь в ее служебной однушке вполне может быть, что никакого душа и нет. Из душа она вышла в красном халатике. Значит, она уже заранее принесла свои вещи, как будто знала, что между ними что-то произойдет. Ну, и хорошо, что знала.

Она легла к нему. Он приподнялся, расстегнул на ней халатик. Под ним ничего не было. И стал целовать ее лицо, шею, грудь, живот. У нее была такая нежная кожа! Она ворошила его волосы. Потом стала тихо стонать.

–

Наташа перебралась к Марку. Поднимались они рано. К утреннему кофе она успевала еще что-нибудь приготовить: сладкие пирожки, фаршированные блинчики. Марк впервые узнал их вкус. А уж на обед обязательно суп или борщ и на второе что-нибудь мясное или рыба.  После обеда они отдыхали, а вечером снова выходили на уборку. Наташа справлялась быстрей со своей территорией, поэтому всегда помогала Марку.

Вечером снова выходили на уборку. Потом ужинали, смотрели телевизор (его принесли с прежней Наташиной квартиры) и ложились спать. То есть жили так, как живут большинство семейных пар. Как-то она спросила его:

– Марк! А ты не думал о том, чтобы сменить работу? Всё-таки твое предназначение, наверно, не в том же, чтобы быть дворником. Ох, как и мое тоже.

Подошла зима. И работы добавилось. Наташа научила его, как пешней срубать лед и наст. Но когда шли снегопады, приходилось работать особенно много. За это шла доплата, но небольшая.  А в мороз слишком долго не наработаешь, приходилось то и дело забегать в подъезд, чтобы отогреться, а то и подниматься в квартиру, где они согревались горячим кофе и чаем.

– А зачем менять? – сказал Марк. – Работа как работа.

– Но ты молодой умный мужчина. Без вредных привычек. Не пьешь, не куришь. Сейчас такое редкость. И к тому же на дворников смотрят, ну, как на людей второго сорта.  Дворник стоит на самом низу социальной лестницы. Для этой работы не надо ни ума, ни таланта, не образования. Она так и числится неквалифицированная работа.  Это неблагодарный труд. Ну, ладно там пожилые, мигранты. Это в порядке вещей. Но вот на нас косятся и недоумевают: вроде бы нормальные люди и в дворниках. И когда видят тебя с метлой, то, наверно, думают, что у тебе не все с головой в порядке, особенно, когда узнают, что у тебя есть собственная квартира.

– У меня нет образования, нет профессии. Я больше ничего не умею делать.

– Постой, Марк! Вот ты закончил школу и что-то же делал все эти годы после школы. Не лежал же ты на диване, уставившись в потолок. И на что-то же ты жил.

– Такое ощущение, что все эти годы я пребывал в каком?то сне. И вот проснулся, стал дворником и живу с тобой. А из той прошлой жизни я ничего не помню.

– Может быть, Марк, покажемся психиатру?

– А, быть может, я прибыл сюда из другого мира? И память о прошлой жизни просто была стерта.

– Но и пришелец не должен быть дворником. А ты представляешь, как на наших детей будут смотреть другие дети? Они их будут презирать из-за родителей. Дети – вообще жестокие существа.

– У нас будут дети?

Наташа положила руку на живот.

– Будут. А инопланетяне не знают, что если женщина и мужчина спят вместе, то у них могут появиться дети?

– Серьезно?

– Я хотела тебе сказать раньше, но всё как-то… Ты не рад? Ну, что ты, Марк, молчишь?

– Как я могу быть не рад?

Он обнял ее, заглянул в ее черные цыганские глаза. Непостижимая женщина. Какая-то в ней есть тайна.

– Думаю, Наташа, что нам нужно оформить наши отношения. Завтра же идем в этот… как его?

– В загс.

Она засмеялась. Когда она смеялась, то откидывала голову назад и смотрела поверх собеседника.

– Да! И надо отметить это событие. Черт! Но у меня почти нет денег.

– Да ничего страшного, Марк. Подадим заявление, а потом еще целый месяц ждать до регистрации. К этому времени и получку дадут. И на костюм хватит и мне на платье.

Они подали заявление в загс. По этому поводу купили шампанского, фрукты, Наташа еще купила и толстую рекламную газету «Ищу работу».

– Ты, Марк, будешь учиться заочно. А пока пойдешь, ну, хотя бы продавцом-консультантом. А я на платные курсы парикмахеров. Со временем у нас будет собственная парикмахерская. Знаешь, это моя мечта. Еще девчонкой я стригла и делала прически.

Она висела на его локте и непрерывно болтала. Она была счастлива. Она любила этого странного человека, который до сих пор оставался для нее загадкой. Но она верила, что со временем разгадает эту загадку, когда ближе узнает его, когда они станут единым целым, семьей.

– Марк! Вспомнила! Давно уже хотела, но как-то всё забывала.

Она потянула его к дверям магазина. Он поднял голову. «На связи».

– Не спорь! Как в наше время и без телефона? Ты оглянись вокруг себя! Ну, покрути, покрути головой! Я уже не говорю про молодежь. Видишь, вон идут дедушка с бабушкой. Он с костыльком, а у ней в руках сотовый. И она что-то говорит дедушке. Смотрят они не по сторонам, не на дорогу, не на прохожих, а на экран смартфона. Наверно, рассматривают фото, что им прислали внуки или правнуки. Или читают эсэсэски от них. И больше ничего для них в мире не существует. Вон мамочка толкает коляску с малышом. А у ребенка – я уверена в этом – в руках не погремушки, а смартфон, он водит по экрану пальчиком и рассматривает картинки. И счастливо улыбается, смеется.  И попробуй забери у него смартфон, так разревется. А ты, как мастодонт какой-то. Тебя надо показывать в музее. Идем!

Зашли.  Марк уже понял, что противиться Наташиным желаниям невозможно. Всё равно будет, как она хочет. В небольшом зале две молоденькие продавщицы. Одна за кафедрой, другая за столом у стены, напротив. Она не отрывает взгляда от монитора. Вдоль застекленных стеллажей по периметру зала бродит посетитель в единственном числе. Чувствуется, что он зашел сюда не покупать что-то, а просто убить время. Он рассматривает модели смартфонов, аксессуаров к ним. Но в глазах нет того блеска, какой бывает у человека, который собрался что-нибудь купить и выбирает, чтобы не прогадать. Может быть, он ждет рейсового автобуса на автовокзале, который недалеко отсюда. Но просто сидеть на скамейке ему скучно.

У Марка испортилось настроение. Он хотел переждать на пороге. Но не тут-то было. Наташа потянула его к витринам. Он то и дело вздыхал, показывая, что это ему совершенно неинтересно.

– Смотри! Вот этот вроде неплохой. Нет! Мне больше вот этот нравится. А тебе, Марк?

– Вам помочь? – спросила продавщица из-за кафедры, растягивая гласные. Так она обычно разговаривала с покупателями. – Вы выбираете аппарат для мужчины?

Она медленно подошла к ним. Она была не только продавцом-консультантом, но и психологом, что и неудивительно. Поработав год-другой с покупателями продавцы становятся недипломированными психологами. Она сразу поняла, что перед ней семейная пара, что женщина беременная, и муж, чтобы не расстраивать ее, ни в чем ей не перечит и готов выполнить любой ее каприз. Поэтому здесь в магазине женщина была главной. И еще она увидела, что они не олигархи, живут скромно. А поэтому предлагать им какую-то дорогую престижную модель не имеет смысла. Еще она увидела, что мужчина – не красавиц, но и не урод. Но не в ее вкусе. Какой-то он робкий. И точно ходит под каблуком жены. А ей нравились дерзкие и бойкие.

Она предлагала одну модель за другой, расписывая их достоинства, шпаря их параметры по памяти и в то же время внимательно наблюдала за их реакцией, чем их можно зацепить. Потом неожиданно замолчала, укусила нижнюю губу и спросила:

– А вам какой вариант вообще-то?

– В смысле?

– В смысле финансовом. Есть модели бизнес-класса, они с наворотами, надежные и стоимость их начинается от пятидесяти тысяч. Есть, я их называю адюльт-модели, для молодежи, с ярким дизайном, хорошей камерой и набором всевозможных программа. Они в диапазоне от двадцати до пятидесяти. Их дарят на день рождения, в день свадьбы. И бюджетные модели до двадцати тысяч. Они довольно хорошие, многофункциональные, с большой памятью, хорошей камерой.

Она посмотрела на Наташины туфельки и продолжила:

– Кстати, могу предложить вот этот корейского производства. У нас на него акция. Стоит совсем недорого. Но хорошего качества. Я своему сыну такой купила. А вы же знаете, как подростки сейчас относятся к мобильникам. Они что попало в руки не возьмут.

Марк с интересом взглянул на девушку и подумал: «Она родила в двенадцать лет?» Девушка выглядела как выпускница школы, но ни как мать великовозрастного подростка.

Наташа еще колебалась, но уже была близка к тому, чтобы сделать выбор. Марк понял, что пришла пора действовать. Иначе будет поздно. Кстати, и проверит, прислушивается ли Наташа к его слову.

– Мне такой бы совсем простенький, чтобы мне могли позвонить, и я мог бы позвонить. А больше ничего не надо, никаких наворотов, программ, камер. Есть у вас такое?

Продавщица отступила на шаг назад, оглядела Марка снизу вверх. Нет, он был не в ее вкусе.

– Ну, тогда вам надо не к нам, а в музей. Такого давным-давно уже не продают и, конечно, не производят.

– Что такое? – воскликнула Наташа.

– Или такой, или вообще не надо никакого.

Марк сам удивился своей решимости. Как-то сразу у них повелось, что он не возражал ей.

– Люб! – сказала продавщица, сидевшая за столом. – Я позвоню Виталику. У него же там всякое…

Она не договорила, спохватившись и поняв, что это было бы уж слишком. И мало ли какие причуды могут быть у покупателей?  Позвонила.

– Молодые люди! Вот прямо в соседнем здании сервисная мастерская. Хозяин сказал, что поищет. Может быть, найдет то, что вам нужно.

Хозяин никак не тянул на Виталика, а только на имя с отчеством или по-родственному дядя Виталя. Был он в годах, с животом, который упирался в стол, за которым он сидел.

Он посмотрел на возникнувшую перед ним пару поверх очков, спущенных на самый кончик носа. На левой брови у него висела капелька пота, которая грозила оторваться в любой момент.

– Вам должны были позвонить на счет нас,- сказала Наташа.

– Кажется, где-то такое валяется.

«Такое» он наше в ящичке стола среди многих деталей. Это был черный небольшой аппарат с маленьким экранчиком.

– Вот! Не успел выбросить.

Он понажимал кнопки. Пискнуло.

– Всё работает. Вызов идет. Вот что значит качество. Нынешний бы смартфон за это время сдох бы непременно.

Он протянул телефон. Наташа с опаской взяла его и глядела, как на какое-то экзотическое животное. Такого она не видела даже по телевизору. А ведь когда-то ходили с такими вот изделиями.

– Сколько мы вам должны за это чудо НТР?

– Нисколько. Вам повезло. Время от времени сюда наведывается моя жена и наводит уборку. Вот это бы точно полетело в помойное ведро. А у меня рука на подобное не поднимется.

Когда они вышли, Наташа вздохнула.

– Только не доставай этого при людях. Себя опозоришь и меня. Что ты за человек, Марк? Ты точно инопланетянин. Но я люблю тебя во всеми твоими причудами.

Марк поступил в технический университет. Когда он закончит его, то получит специальность инженера по горно-шахтному оборудованию. Почему он пошел на этот факультет, он так и не смог объяснить.

Он открыл в себе интерес к схемам, чертежам. Купил альбом, в котором делал чертежи разной горно-шахтной техники, записывал ее параметры. И мог о любой такой технике выдать самую подробную информацию. Наташа закончила платные курсы парикмахеров. Ей даже предложили работу. Но она решила до декрета доработать на прежнем месте, где были твердые социальные гарантии. А у частников еще неизвестно, что получится.

–

Марка разбудили знакомая мелодия. Это кто-то звонил на Наташин телефон. Она брала всегда телефон с собой, куда бы ни направлялась. А вот Марк часто забывал положить в карман свой раритетный кнопочник. Наташа же даже, отправляясь в душ, брала свой телефон, убирая его на полку, куда не могла попасть вода.

Марк повернулся на другой бок. Пора бы перестать названивать. Но нет! Кто-то был очень настойчивый. Марк поднялся. Он ни разу не брал ее телефон в руки. Даже когда она предлагала что-то посмотреть. А порой он отворачивался, показывая свое нежелание смотреть какое-нибудь фото или видео. Но Наташу это не обижало. Не хочешь – и не надо!

Она отстала от него, но так и не могла понять, откуда у него такая антипатия ко всяким гаджетам. Как будто они сделали ему что-то такое, чего он не может им простить.

«Он человек с чудинкой,» = решила Наташа. И больше не лезла к нему с телефоном.

Марк шел на звук. Наташин телефон лежал на кухне. Марк с ненавистью поглядел на него, как будто от этой маленькой пластиковой коробочки исходило всемирное зло. Его передернуло от одной мысли, что сейчас он должен взять это в руки и нажимать там на что-то, чтобы он в конце концов замолчал и не портил ему больше этого прекрасного утра, когда он мог, нежась, лежать в постели и следить за игрой солнечных зайчиков на полу и на стенах.

Он взял телефон. Экран был черным. Что-то нужно нажать, чтобы его реанимировать. Наташа нажимала на экран, и он начинал светиться. Он тыкал пальцем раз за разом, но ничего не происходило. Хотя телефон продолжал пищать. Как же его отключить? И уже хотел вернуть телефон на прежнее место, как увидел, что по черному экрану бежит белая надпись, сделанная готическим шрифтом «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!»