Их путь усыпан пожухшим золотом листьев, втоптанных немилосердно в грязь и увитых по резным краям колким дыханием подкрадывающейся зимы. Ледяные ветра ещё не вгрызались в провинцию Юйншун, далёкую от средиземного тепла омываемой морями столицы, и осень тепло улыбалась в солнечные дни, озаряя лица путников насыщенным мепурским багрянцем. Однако зима не уставала напоминать о себе, стоило лишь пламенному светилу удалиться на ночной покой, скрывшись за великим морем. Должно быть, оно уставало за день и засыпало, чтобы на следующее утро пронзить бархатно-чёрные, усыпанные жемчугом звёзд небеса, и согреть своих детей.
Когда торговцы свернули с каменного тракта и сердечно распрощались с попутчицами, но особенно — с ките-охия, о чьей подлинно лисьей сущности им знать не пришлось, но какая охотно развлекала их песнями, разговорами и сказаниями, живым ураганом вторгаясь в размеренные и пресные людские дни, вокруг вдруг повисла звенящая тишина. И только лошади густо выдыхали ноздрями, фыркали, и из носов их клубился пар.
Ночь выдалась холодной; оставшись наедине с ките-охия, Адиш-райкумари ощутила то особенно явственно: даже внутренний пламень, вечно горящий, не сумел тут же управиться с велением могущественной стихии.
Бесполезно спорить с природой: то она знала.
Звуки замерли в отдалении, ударившись напоследок о деревья ржанием лошадей и скрипом деревянных колёс повозок. Зашумел лес, скрывая за листвой разговоры о торговле и делах, о жёнах и сыновьях, о шатари и кокю, и Адиш-райкумари зябко дрогнула — впервые за долгое время.
— Не замёрзла ли Адиш-райкумари? — подаёт голос ките-охия. — Обыкновенно в этих местах холода наступают скорее, чем в праздно-шумной столице Огненных Островов, но я считаю узорчатую зиму на удивление дивной и успокаивающей, предвещающей лишь хорошее вскорости. Часто ли Адиш-райкумари доводилось видеть снега, скрипящие под ногой многими-многими снежинками и покрывающие уходящие в горизонт поля? Глядеть, как стоят вокруг скелетами деревья, воткнутые в землю палками, и не дышат — только скрипят порой громко и болезно, когда налетает шустрый ветер?
Невольно Адиш-райкумари улыбается — едва заметно, уголками губ, но лисице того хватает, чтобы прищуриться довольно.
— Не замёрзла, благодарю за беспокойство, — кивает наследница благословенного Митат-Куаванна степенно, с достоинством и положенной вежливостью. — Не столь уж часто я видела снега: Огненные Острова ведают зиму столь редко, и всякая снежинка — равно что особо отмечаемое событие.
Помнится, в последний раз, когда Огненные Острова нежданно-негаданно оказались точно под тончайшим белым платком, Повелитель благосклонно позволил своей дочери пренебречь занятиями по географии и арифметике, дав великодушное разрешение прогуляться по саду и созерцать диво природы. Адиш-райкумари тогда села у пруда, на рабэй, да глядела на водную гладь, обращённую будто бы в стекло, так долго, что заболели глаза. Никто из слуг не посмел прервать её одинокое созерцание; и сам Повелитель не посмел отвлечь.
Живя во дворце, Адиш-райкумари научилась ценить моменты одиночества.
— А любит ли ките-охия зиму?
Не то чтобы этикет не позволял самой райкумари обращаться к лисице напрямую, но хотелось подчеркнуть своё особое расположение — и дать понять, что райкумари нацелена на продолжение дружеской беседы.
— Поболее мне по душе весна, — словно бы неожиданно для самой себя, откровенно признаётся та, — поскольку представляет собой новое возрождение жизни после белого безмолвия. Трещат без умолку птенцы, тянутся к небесам новыми листочками деревья, буреют горностаи вслед за своей добычей. Весна чудится мне особенно звучной и цветной, а потому — привлекательной.
— Меня же привлекает осень, — отвечает откровенностью на откровенность Адиш-райкумари, посматривая украдкой, так, чтобы не стало неприлично, на ките-охия, расслабленно держащую поводья.
И всё же решается продолжить, в привычной манере поэтического сложения:
— Хруст под ногами — мёртвые листья скрипят. Пахнет лес мхами. Подзимье острит: льдисто, снежно, холодно. Небо сереет. Птицы скользят там, в высоте, средь облаков — стремятся к лету. Темны, тяжелы, полны дождей облака…
Осмотревшись по сторонам, ките-охия понимает, откуда черпает вдохновение её спутница.
— Увядание, — подсказывает последнее слово ките-охия, идеально попадая слогами в стихотворение. — Весьма точное живописание, а главное — поэтичное, — одобрение проскальзывает в лисьем голосе. — А может, Адиш-райкумари желает услышать легенду о свившемся драконе, который не поднялся в небеса? И, предвидя лёгкую тень растерянности на лице Адиш-райкумари, я скажу: эта легенда совсем не людская. Не стыдно не знать, но можно согласиться и узнать мир с той стороны, какая открывается не всякому человеку.
Какое-то время Адиш-райкумари сдержанно молчит, обдумывая, и лишь треск промёрзших листьев под кованными копытами лошадей нарушает осеннее спокойствие золото-багрянистого леса. Дерзкий ветер не играет кронами, укрывшись где-то в самом поднебесье, у облаков, какие тянет за собой в далёкие земли; не шуршит листьями, разбрасывая опавшую листву повсюду. И воздух столь насыщенно пахнет мхами, что хочется закрыть глаза и представлять, бесконечно воображать себе, как бежишь босиком по тёплому лесу, как играет Солнце на юной листве, как пружинит земля под всяким шагом.
Если закрыть глаза, то ките-охия вообразит себя дома.
Если закрыть глаза, то райкумари вспомнит свой дом.
— Пускай же ките-охия поведает мне легенду. Я готова внимать её сказаниям, — степенно кивает райкумари.
Лисица видит, что та любопытно обратилась во слух, пусть и не может показать нетерпеливость, потребовать поскорее начать повествование и приняться жадно хватать всякое слово, всякий раз подстёгивая словами и взглядами подходить к сути и концу.
Лисица видит это — и улыбается.
— Когда небосвод ночами искрился новорождёнными звёздами и когда юные леса шелестели мягко-зелёными листьями, когда малые рыбёшки покоряли звонкие реки и когда озёрца лесные сверкали украдкой друг другу, не зная взгляда человеческого иль звериного, тогда и случилась эта история. Род человечий в те времена был молод ещё, едва встал прочно на ноги да взялся за плуги и косы, принявшись рассекать земли и травы в угоду себе, и не раскинулись тогда ещё рисовые поля до самого горизонта. Незаметны они были, но и не про них история.
Украдкой ките-охия следит, как меняется выражение лица райкумари, но оно остаётся бесстрастно-сдержанным, заинтересованно-выжидающим. Должно быть, отменно воспитывают наследницу Повелителя благословенного Митат-Куаванна, раз не позволяет она себе ничего, кроме деликатного и вежливого молчаливого ожидания. Ките-охия, если быть откровенной, привыкла к взглядам и словам иного толка: более привычны ей возгласы зрителей, зачарованных волшебством на сцене, чем терпеливая, застывшая сдержанность.
Райкумари точно бы застыла сталью на морозе, и ките-охия продолжила:
— Тогда на земле бродило больше существ, каких ныне люди стали называть додани и каких нещадно истребляли поначалу, и причудливо было их племя. Но поведаю я лишь об одном из них, ныне забытом если не для всех, то для многих, — о свившемся драконе, который не поднялся в небеса. Никому неведомо теперь, как он выглядел, но иные, самые старые из нас, шепчутся, что было длинно и тощо его прыткое змеиное тело и что бегал он по небесам, пронзая их когтями, но не разрывая потоки ветров крылами, как положено то птицам. Изрыгал он огонь столь яростный, что тотчас обращался лес в мёртвую пустыню, и столь далёко, что доходил до самых великих морей. И огонь тот отражал его сущность: дикую, пламенную, непримиримую, гневливую… Так шептались о нём в ужасе.
Голос ките-охия шелестит подобно листьям на ветру, и Адиш-райкумари слегка подаётся ближе к спутнице, только бы не упустить ни единой мысли, ни единого колдовского слога. Мерно стучат копытами кони по тракту, словно замеревшему в ожидании легенды, и мерно шуршит осень вокруг, выдыхая морозец.
— Но иной раз тот, кто вселяет в сердца страх и кто чудится противником всего живого, оказывается не более чем жертвой обстоятельств. Иной раз мир несправедлив к нам самим и недобр — кто бы не вспылил, бесчестно обвинённый? Кто бы не разозлился, оказавшись виновным в том, чего не совершал? — голос ките-охия вкрадчив, ненавязчив. — Кто согласен безмолвно терпеть ежедневно обиды и страдания? Пусть и сотворил он зло, но разве делал это нарочно, разве испытывал восторг всякий раз, когда боль вырывалась наружу диким огнём?
Ките-охия примолкает, словно давая райкумари время подумать.
— Сердце того дракона, и правда, пылало острой злобой и грызлось тоскливой горечью на весь мир. И однажды он получил шанс показать всем, что вовсе не таков, каким кажется, — шанс, о котором не просил голосно, но шанс, о котором втайне порою мечтал. В те дни свирепствовали ужаснейшие пожары: бушующее пламенное лето пожирало стремительно леса, не оставляя и малой обугленной веточки. Сухой воздух, изможденный огнём, уж и не силился оплакать землю, изувеченную копотью, и тогда дракон осознал: как бы ни был силён он сам, всегда отыщется соперник сильнее и достойнее, и имя ему — природа. Однако он дерзнул — дерзнуть вобрать в себя великое море одним вдохом и окатить пожарище одним выдохом могучими водами, но и того не хватило — только сильнее раззадорился огонь, только пуще принялся гореть. Что же оставалось делать? Вновь и вновь выдыхать воду, вновь и вновь бессильно смотреть, как умирает земля, как обращается в прах его дом? Точно ли того он хотел? Решение пришло неожиданно, и иного пути, кроме как вдохнуть огонь в себя, дракон не увидел. Он знал, что умрёт, но знал, на что шёл.
Голос ките-охия обращается в тихую, едва слышную печаль, словно эта история задевала какие-то особо глубинные струны её души, скрытой за лисьим притворным спокойным весельем. А может, это всё — лишь хитрый ход, чтобы придать чувственности легенде?
— Дракон вдохнул пламень, и тут же листья, до того горевшие, окрасились багрянистым, словно впитали сам огонь. Леса теперь стояли, одетые в тонкое золото, а дракон, обожженный изнутри, в последний миг успел увидеть, как тихо опала листва. Первая в мире осень отразилась в его глазах, навсегда застывших, и небо, в которое он, мертвенно свившийся, больше не сумел подняться, загрустило серым и заплакало дождями.
Автор публикации
