Старый полуночный блюз

Сказать по правде, я не мастак истории рассказывать. Вот мой дед, он да, еще тот мастер. Уж он бы Вам мистер рассказал занятных историй, заслушаетесь. Чего только стоит история о Дьяволе, что ходит промеж смертных и играет с ними в покер на душу или о старике Чоли, что обманул самого Папашу Миднайта. Да, таких историй как рассказывал мой дед, мир его праху, Вы уже никогда не услышите.

Так, о чем это я мистер? Ах да, признаться не мастер я рассказывать истории, да вот только есть одна историйка, которую я бы мог Вам рассказать, уж хотите верьте мистер, хотите нет, но приключилось это со мной в те давние времена, когда я был хозяином бара «Старый пес», еще до того, как Великие болота поглотили «Оакхевен» и всех его несчастных жителей, спаси Господь их души. Повезло мне что я тогда был в отъезде, навещал матушку, мир ее праху.

Сколько воды утекло, уж теперь не «Старого пса» не «Оакхевена» давным-давно нет, а в те места где сейчас на месте «Оакхевена» разлилось болото в здравом уме никто и не сунется, а если уж и сунется, то и не вернется боле. Истину говорю мистер, проклятое место, проклятое самим Дьяволом.

Что? Нет мистер, сам я родом не из «Оакхевена», будь я проклят если бы это было так, нет я родился далеко от тех мест, на севере, да Вы мистер, наверное, даже и не знаете столь глухих мест подобных тому где я родился, там и матушка моя похоронена, мир ее праху.

Уж простите мистер, отвлекся, значит так, история эта началась в те давние времена, когда я был гораздо моложе, еще не жаловался на зрение и был единственным хозяином небольшого бара «Старый пес», что стоял у самой кромки воды, рядом с рыболовным причалом ныне уже не существующего городка «Оакхевен» что в самом центре Великих болот.

Бар мой располагался столь удобно, что все, кто отплывал из города или же наоборот приплывал в него, обязательно заходили пропустить стаканчик, другой или же съесть миску знаменитого, лучшего во всей Луизиане Гамбо. Не сказать, что я с того имел много денег, но грех жаловаться, мне хватало, не говоря уж о том, что рыбаки, путешественники, да и просто пьяницы всегда были готовы поделиться какой-никакой историей или сплетней. И порой такие истории сказывали что закачаешься.

Люди ко мне захаживали разные, кто выпить, кто поесть, а кто и побалагурить, да только в меру, знали, что я бардака не потерплю и если надо, то и поколочу, кулаки у меня что надо, даром что ли я был чемпионом по боксу в нашем полку. Да и если что, придись несладко, под барной стойкой у меня всегда лежал заряженный Коач-ган, уж он то быстро остудит самых рьяных, а то и успокоит во веки веков. Аминь!

В тот вечер, а то был обычный летний вечер, когда дневная жара только, только спала и с болот потянуло вечерней прохладой, в баре особо не было много людей, я да малышка Мэри-Линн, что помогала мне по хозяйству, готовила и, если надо всегда была готова меня подменить за барной стойкой. Уж до чего замечательная была девчушка, прелесть, готовила так что сам Бог счел бы за честь отведать ее Гамбо, а как она танцевала и пела, чудо! Говорят, она уехала из «Оакхевена» незадолго до того, как пришло болото и вроде как вышла замуж за какого-то богатого плантатора.

Что? А почему это Вас так интересует мистер? Нет малышка Мэри-Линн родилась в «Оакхевене», практически на моих глазах. Мать ее умерла при родах, а отца никто и никогда не знал, так что забрала ее к себе старая Мамаша Хекс, да так и растила, да только когда Мэри-Линн исполнилось шестнадцать, Мамаша взяла, да и померла. Оставшись одна Мэри-Линн продала старую Мамашину халупу, доставшуюся ей в наследство, да и уехала из «Оакхевена», а куда никто и знать не знает.

Что говорите мистер? Выходит, да, только мы вдвоем из всего «Оакхевена» и остались в живых, я, да малышка Мэри-Линн. Повезло, видно у Бога на нас другие были планы или Дьяволу до нас никаких дел не было, кто теперь скажет отчего так вышло что только мы вдвоем и выжили.

Как я уже говорил, в тот летний тихий вечер, в баре особо не было много людей я, Мэри-Линн да пара, тройка завсегдатаев что не видят жизни своей вне бара. И конечно был Руперт, Руперт Джонсон по прозвищу «Крокодил». Крокодил Джонсон был старым блюзменом, что дни и ночи напролет играл и пел в моем баре, периодически прикладываясь к бутылке рома стоящей у его ног. Мой бар и представить было нельзя без Крокодила и его блюза.

Вот и в тот вечер Крокодил играл на своей черной гитаре, как говорил он сам, сделанной из гробовой доски и периодически прикладывался к бутылке рома, его неизменной спутнице.

Был поздний вечер, и я уж было решил, что сегодня боле и ждать некого, когда входная дверь резко отворилась и из темноты проема внезапно потянуло болотной сыростью с терпким запахом тины. Надо сказать, что летом на болотах темнеет рано и если кто и стоял в дверном проеме, то в вечерней темноте его совершенно не было видно. «Эй Вы там, кто бы Вы ни были!» – крикнул я в темноту – «Либо добро пожаловать, либо убирайтесь вон! Только закройте за собой эту чертову дверь!».

Темнота в проеме заклубилась и на пороге проявился высокий худой человек в потертом черном пальто и старой шляпе, почти полностью скрывающей его лицо. Человек не оборачиваясь закрыл дверь и в мгновение ока возник у барной стойки. Он преодолел эти полтора метра до стойки так стремительно что мне показалось будто бы он материализовался напротив меня, вроде только что стоял у двери и мгновение спустя уже оказался рядом со мной.

Слегка отпрянув от внезапно возникшего передо мной Человека в черном, я, тем не менее, спросил – «Что будете сэр?».

Человек в черном не поднимая головы, так что его глаза были по-прежнему скрыты полями шляпы и виден был только узкий рот и острый обветренный подбородок, широко осклабился обнажая ряд ослепительно белых зубов.

«Рому, Monsieur!» – толи прошипел, толи проскрипел он.

И почему-то от его голоса мне стало так не по себе, словно меня похоронили заживо. Тем не менее, поборов возникшее неприятное чувство я улыбнулся и протянул руку к золотистой бутылке. Но не успел я ухватить поудобнее бутылку рома, как был остановлен резким движение руки человека в черном.

Ох и странная же это была рука мистер, бледная, тонкая, как если бы то была рука скелета и до жути холодная, словно действительно принадлежит мертвецу.

«Черного рому, je vous prie!» – все тем же скрипящим шепотом проговорил Блэкмэн протягивая правую руку, не менее странную, черную, как будто бы грубо вырубленную из камня, с зажатым в пальцах серебряным долларом.

Я вздрогнул и внезапно севшим голосом произнес – «Простите господин, но мы не держим такого».

Черт бы меня побрал, если бы я вообще стал бы держать это проклятое пойло! – подумал про себя я, одновременно приметив что доллар то серебряный, а их уже давно как изъяли из оборота. Сейчас, да вы то и сами в курсе мистер, бумажки зеленые пропади они пропадом, а нормального серебряного доллара и в музее то не увидишь.

Стало быть, протягивает он мне этот доллар, а я ему – «Не держим такого!».

Он как такое услышал, так сразу мерзко так захихикал и поднял на меня свой взгляд. Вот тут меня окончательно пробрало, словно бы холодной водой окатили, да при минус пятидесяти на морозе. Смотрит он на меня, улыбается во все свои белые зубы, а глаза, глаза у него еще страннее рук. Левый глаз зеленый, такой словно на меня сами Великие болота глядят, а правый серо-голубой и сверкает что тот доллар, который он мне протягивает. Улыбается и хихикает, будто бы я шутку какую отмочил.

Ну я и говорю ему – «Чего это Вы господин смешного нашли?».

А он вдруг улыбаться то перестал, и говорит – «А ты пойди mon chéri в подпол и принеси мне ту бутылку что в углу стоит под старыми снастями!». И так он это сказал, что я даже спорить с ним не стал, взял, да и спустился в подпол.

А надо сказать что до меня этим баром владел мой папаша, он то сам был из этих мест и когда я родился то свалил из нашего городка, обратно в «Оакхевен». Это уж после, он меня отыскал и к делу пристроил, ну а потом, когда помер то и бар этот мне оставил, стало быть в наследство. Ну, я понятное дело в баре то хозяйничал, но оставшиеся от папаши вещи не трогал, от греха подальше, вот и лежали они в углу подпола покуда Блэкмэн не отправил меня искать эту бутылку с адским пойлом.

Спустился, значит, я в подпол и под кучей старых снастей действительно отыскал черную глиняную бутылку. Хоть и не верилось, а нашел, черт бы побрал моего папашу, держать этакую гадость. Но делать нечего, обернув бутылку рядом лежащей тряпкой, чтобы не дай Бог не коснуться ее голыми руками, я вылез из подпола, наполнил стакан черной как смоль жидкостью и протянул его человеку в черном, не забыв забрать свой доллар.

Получив напиток тот хмыкнул и как будто бы в мгновение ока переместился к столику что стоял в углу.

Усиленно вытирая тряпкой барную стойку, я старался не обращать внимание на пугающего господина, но нет-нет, да и поглядывал краем глаза, что это он там поделывает.

А надо Вам сказать мистер, что делал он нечто совершенно странное. Сев за стол и поставив перед собой стакан с ромом, он запустил левую руку в недра своего пальто, немного пошуровал там и вытащил холщовый мешочек. Развязав его, он запустил черные тонкие пальцы правой руки внутрь и вытащил щепотку черного порошка, напоминавшего порох. Затем он бросил щепоть порошка в стакан с ромом и завязав убрал мешочек обратно. После чего он вновь пошуровал в пальто и достал из него кисет с содержимым которого, напоминавшим табак, он поступил в точности также, как и ранее с порошком.

Проделав эти манипуляции Блэкмэн опустил длинный черный мизинец левой руки в стакан с ромом и тщательно перемешал его содержимое. После чего сделал глоток и с довольным видом осклабился.

Решив более не обращать на него внимание я с еще большим остервенением стал тереть барную стойку, когда вдруг с ужасом услышал веселый голосок Мэри-Линн – «Не откажетесь от миски Гамбо, господин?». Пока я, холодея от страха выполнял заказ странного господина, Мэри-Линн возилась на кухне и не видела Человека в черном, но как только она вышла из кухни, то как и полагается в первую очередь предложила гостю поесть. Бедная девочка, я не мог ей помешать этого сделать!

«С удовольствием, mademoiselle! Я с удовольствием попробую Вашего знаменитого Гамбо!».

Мэри-Линн улыбнувшись юркнула на кухню и уже мгновением позже поставила перед гостем миску дымящегося густого Гамбо.

Человек в черном взял предложенную ему ложку и глубоко втянув ноздрями воздух впитывая аромат блюда, начал неторопливо есть. Но положив пару ложек в рот, Блэкмэн внезапно отложил ложку и полез рукой в карман своего старого пальто.

«Вам не понравилось господин?» – обеспокоенно спросила Мэри-Линн.

«Ну что ты, bébé! Я не ел такого великолепного Гамбо с тех самых пор как умерла ma grand-mère!» – Человек в черном наконец нашарил то что искал и протянул Мэри-Линн три серебряных монеты, в точности такие как я уже получил – «Merci, ma chère!». Девушка внезапно зарделась и цапнув предложенные ей монеты в припрыжку вновь удалилась на кухню, оставив гостя наедине с горячим Гамбо.

Все это время Крокодил Джонсон продолжал играть свой блюз, периодически прикладываясь к бутылке рома, покуда, наконец, не подошел к жемчужине своего репертуара, к легендарному «Dead Man Blues».

В песне поется о том, как давным-давно жители «Оакхевена» казнили у старого дуба заезжего лекаря, решив, что тот колдун. Умерев, тот заключил договор с самим Дьяволом, чтобы получить возможность отомстить. Вернувшись из Ада, лекарь убил всех, кто участвовал в его казни, но не обрел покоя, так как Дьявол, как и водится, обманул его и обрести покой он сможет только тогда, когда найдет и отомстит всем потомкам казнивших его людей, а души их передаст в вечное пользование Дьяволу.

Вот и бродит мертвец по Земле и ищет потомков тех, кто обрек его на вечное проклятие, а когда наконец найдет всех, то совершит над ними свое мщение. И только после это упокоится в веках.

Правда ли в песне или нет, никто не знает, но песня всегда пользуется большим успехом, еще, ни разу не было, чтобы после «Dead Man Blues», Крокодил уходил голодным или трезвым. Вот и сейчас заслышав знакомый перебор немногочисленные посетители замолкли и подобрались поближе, готовясь слушать, а некоторые уже заранее набрасывали в шляпу Крокодила мелочь будучи уверенными что это с лихвой окупится.

С головой уйдя в песню, я было совсем забыл о Человеке в черном, пока примерно посередине песни, в тот самый момент, когда Крокодил рассказывал о том, как жители города казнили лекаря, я вдруг услышал резкий ужасающий звук, как если бы медведь когтями драл ствол дерева. Обернувшись в сторону странного звука, я увидел, как Блэкмэн в яростной злобе ногтями своей правой руки вцепился в столешницу, а левой крепко сжал стакан, да так что тот аж затрещал.

Напуганный его внезапной злобой я отвернулся в надежде что она не будет направлена на меня.

Допев спустя минут пять, Крокодил по традиции получил в свой адрес поток восторгов и благодарностей, а вместе с ними большую миску густого горячего Гамбо, пару бутылок лучшего рома, хоть и початых и гору монет которые он тотчас спрятал вглубь своего видавшего виды сюртука. К тому моменту, когда Крокодил ушел, он был сыт и еще более нетрезв чем ранее, но, как и всегда ушел своей знаменитой пружинистой походкой, не забыв забрать с собой гитару.

Уже после ухода Джонсона, ко мне подошел Человек в черном, все также, словно бы возникнув прямо передо мной.

«S’il vous plaît dites-moi, mon Seigneur, кто этот musicien, что пел эту великолепную песню?». Мне не понравился интерес Человека в черном проявленный к Крокодилу, особенно после того как я лицезрел проявление его злобы, но желая, как можно скорее от него избавиться я рассказал ему все что он хотел узнать.

Спустя мгновение Блэкмэн исчез также, как и появился, оставив после себя, только запах тины, перемешанный с запахом рома, табака и пороха и один серебряный доллар на барной стойке, в награду за полученную информацию.

Сказать, что я выдохнул после его ухода, значит ничего не сказать. Больше я его, слава Богу не видел и дай Бог больше никогда не увижу.

Вот только знаете, что мистер? На следующий день Крокодил Джонсон не появился у меня в баре, как и день позже. А через неделю его нашли мертвым под тем самым дубом о котором пелось в песне. Кто-то выколол ему оба глаза, отрезал руки по локоть и вырезал сердце. Прям как тому лекарю из песни.

А спустя полгода в «Оакхевен» пришло болото забрав его и всех его жителей. И вот что я думаю мистер, что тот Человек в черном и был тем самым лекарем и он наконец-таки свершил свою месть. А что касается меня и малышки Мэри-Линн, так я и не был урожден в городе, а Мэри-Линн вроде как ему понравилась и накормила Гамбо, таким как готовила его бабушка. Словом, рад я что так легко отделался мистер.

Ну что скажите мистер, как Вам мой историйка? Нет, чистая правда, не сойти мне с этого места! Что говорите? Мэри-Линн, и чем Вам она так интересна? Нет, совсем не знаю, вроде где-то на Юге, а где, я и знать не знаю.

Я? А что я мистер? Рассказывал ли я кому еще эту историю? Что Вы мистер, кому же я такое расскажу, кто же мне поверит? Окромя Вас историю эту и не слышал никто, не сойти мне с этого места!

Что говорите? Помню ли я Вас? Так как же тут вспомнить, я ведь совсем ослеп лет так десять назад, слеп стало быть, как крот. Голос вроде и не знаком, да Вы и говорите тихо, а я глуховат то под старость стал. Вроде только запах мне Ваш слегка знаком, только вот вспомнить не могу, вроде табак, порох, а что еще не могу разобрать…