Стихает громкая оркестровая музыка. В темном зале включаются два прожектора. Будто уличный фонарь в ночи, желтый луч светит откуда-то сбоку на левый край сцены, а синий свет заполняет основную ее часть….
В юности именно с нее мне открылся мир новых книг. «100 лет одиночества», «Американская Трагедия», «1984»… все началось с «Трех Товарищей». Помню, как осилил ее только со второй попытки, с разницей в несколько лет после первой. Значит, раньше не был готов. Помню, зачем перечитывал ее несколько раз, — чтобы окунуться в тот мир, где в непосредственном знакомстве со мной существовали и жили Три Товарища. Чтобы стать четвертым, не очень активным, почти невидимым, но товарищем. Чтобы чувствовать на себе и разделять с другими ту любовь, которую знал, но не имел в жизни.
Впервые я пошел на этот спектакль два года назад, с девушкой. Тогда, помню, я подумал: если моя любовь не такая, как та любовь, которой Робби любил Патрицию, и которой Отто любил Роберта с Ленцем, — то зачем мне она?
Через несколько дней после спектакля мы расстались.
Я ощущал эту же любовь и дружбу через актеров на сцене. Я почувствовал себя резко опустошенным, когда убили Ленца, грустил и скучал за «Карлом», словно это был мой пес. Я страдал вместе с Робби и Пат.
Свет погас.
Когда в зале гасили свет, из первого ряда были видны силуэты актеров и помощников по реквизиту, которые готовились к следующим сценам, поэтому я всегда старался сидеть во втором или третьем ряду.
В зале было очень тихо. Зритель переживал прошедшую часть спектакля, и готовился к Последней Сцене.
Наконец-то включились прожекторы.
Комната. Робби сидел на белом стуле, напротив лежащей на кровати лицом к нему Патриции. Она спала. В освящении белого луча света она казалось бледной. На ее лбу блестели капельки пота….
Открыла глаза. Тяжелый и тусклый взгляд. Роберт подошел ближе к ней.
— Как ты себя чувствуешь?
Она не ответила, просто смотрела. Роберт улыбнулся, поглаживая ее волосы.
— Робби, — после некоторой паузы простонала актриса, — милый, дай мне зеркало.
Перестав гладить ее, он спросил:
— Зачем? Отдохни лучше, не…
— Робби, пожалуйста….
Он встал, отошел от кровати к комоду, который стоял у стены, слева от стула, на котором он сидел. На нем лежало небольшое овальное зеркальце. Он взял его в руки, но выронил. В зале послышался звук разбитого стекла.
— Прости, я не хотел.
— Ничего страшного, в моей сумочке есть еще одно.
Роберт вынул из сумки маленькое зеркальце и передал в дрожащие руки Пат. Она попыталась сесть, а затем принялась разглядывать себя. Взгляд актрисы потускнел еще сильнее.
Оторвавшись от зеркала, она взглянула в лицо Роберту.
— Уезжай.
— Ты больше меня не любишь? — Роберт чуть-чуть отшатнулся.
— Ты не должен видеть меня такой. Я хочу запомниться тебе красивой.
Он аккуратно забрал у нее зеркало и горько усмехнулся.
— Не верь эти штукам. Посмотри, я в этом отражении выгляжу худым и бледным.
— Я справлюсь здесь без тебя. Ты должен уехать, чтобы помнить меня красивой.
— Ты самая красивая женщина на всем свете и ею останешься.
— Дай мне мою сумочку и зеркальце, Робби.
— Что ты делаешь?
Она пыталась нанести макияж: подвела глаза, попыталась сделать румяна на бледных острых скулах и накрасить губы.
— Вот, так будет чуть лучше… — прошептала она.
— Ложись, Пат, тебе надо отдыхать.
— Да, Робби…
Пат легла, а Робби сел у ее кровати.
В зале повисла напряженная тишина…
Патриция беспокойно задергалась.
— Пат?
— Твои часы… очень громко тикают…
Роберт суетливо снял наручные часы и выкинул. Я услышал, как они тяжело приземлились в другой угол сцены.
— Теперь остались только мы вдвоем, больше никого, Пат.
— Запомни меня красивой… — она тяжело улыбнулась Роберту, и вдруг внезапно хрипло и очень тяжело застонала, кашляя и задыхаясь.
Помню, раньше смерть Патриции актриса играла иначе…
— Пат! — Роберт схватил ее за руку, взволнованно глядя в лицо.
— Нет! Пат! Пат!
Наступила тишина. Зритель в напряжении ждал последнюю фразу. Актер выдержал паузу, затем обернулся к залу.
— Прощай….
Заиграла Вальдштейповская соната Бетховена. Плавно погас свет.
Я плакал.
В темноте я не видел лиц зрителей, но надеялся, что я плачу не один.
Раздались аплодисменты. Снова зажглись прожекторы. На сцену, один за другим начали выходить все актеры, игравшие в этом театре. Вышел Отто, с пиджаком наперевес. За ним убитый Ленц. Врачи из санатория, Фрау Залевски, Биндинг, Фред из бара, и, как пишут в начальных титрах в фильмах «и другие». Актер, игравший Робби, прохаживался по залу, встречая своих коллег. Аплодисменты продолжали литься из зала, пока все выстраивались на финальный поклон.
Внезапно, я кое-что заметил. В ту же секунду, словно прочитав мои мысли, актер, игравший Роберта, подошел к кровати, где в предыдущей сцене лежала Пат.
Актриса, игравшая ее, лежала там.
Неподвижно.
Я видел, как им завладела паника, после того, как он проверил, дышит ли она.
— Позовите врача! Срочно! — Крикнул он со сцены.
На сцене было шумно из-за количества людей на ней. Кто-то обернулся на крик актера, но, не поняв, откуда он исходит и о чем кричит, вернулся к рядом стоящим актерам. Зрители еще не успели понять, что произошло. Играла музыка.
— Врача!!! Срочно!!!
В этот раз крики и их значения стали потихоньку доходить до актеров. Началось взволнованное оживление. Несколько человек подошли к кровати. Я оглянулся по сторонам. Несколько зрителей недоуменно смотрели на сцену и тоже оглядывались, словно искали подтверждение в лицах других зрителей, что им не кажется и случилось действительно то, что они думают.
На сцене появились два доктора. Все стихли. Музыка перестала играть. Два прожектора освещали кровать и докторов.
Я не верил. Не мог. Меня все еще не отпускала смерть Пат. Я не мог пережить еще одну.
Все ждали.
Ее тело было таким же, как тело Патриции в книге: белая кожа, засохшие бледные губы… на лице застыла искривленная в боли улыбка.
У меня закружилась голова. Тело сжалось и сдавливало меня изнутри. В глазах вспышками темнела пелена. Я смотрел на врачей, на лица актеров. Следил за каждым движением. Я видел, как один врач, покачав головой, сказал что-то актеру, который играл Робби, отчего тот упал на колени и схватился за волосы. Второй врач кивнул кому-то и на сцене, и прежде, чем красная ткань закрыла сцену, я увидел, как оба врача аккуратно подняли с кровати бездыханное тело актрисы.
Занавес…