В поездах все возможно и реально. Знать бы только, когда вовремя сойти.
Анна не любила все эти бесконечные котомочки и сверточки в дорогу. Хочешь взять только один пакет, а набирается всегда пять-шесть. Пока их пакуешь, стареешь как минимум лет на десять. В такие моменты Анна сама себе напоминала маму, которая готовилась к поездке на поезде, словно переезжала в него на месяц. В последнее время она целенаправленно избавлялась от «маминых» привычек, и потому сверточкам, особенно с едой, было сказано категоричное «нет». Благо муж, с которым предстояло ехать вместе, всегда говорил: «Банковская карточка и хороший вайфай творят чудеса».
К тому же поездка оказалась такой внезапной и незапланированной, что никакого дорожного уюта не хотелось. Билеты Анна купила через айфон. Набила в поисковой строке завтрашнюю дату и пункт назначения, выпали синие ссылки, и ей осталось лишь, отбросив все маркетинговые штучки поисковиков, выбрать нужную. Всего пятнадцать кликов, и вопрос решен.
Виктор до последнего раздумывал, ехать или нет. Не самое срочное дело, но подписи на договоре нужны обе: её и его. Как ни крути, а бизнес общий. Хотя жена участвует в бизнесе формально, но вот понадобились на документе ее три закорючки. Он понимал, что придется провести вместе в замкнутом пространстве сутки и даже немного больше. В квартире они теперь общались не особенно часто. Предлоги у Виктора находились легко: задержаться в офисе, заехать к двоюродному брату, помыть машину. Анна уже не удивлялась его желанию сходить в спортзал. После затяжной зимы струна между ними натянулась настолько сильно, что они порой боялись произносить слова. Любое слово было чревато ссорой.
Ехали уже четвертый час. Соседями по купе оказались молодой парень, спавший всю дорогу, и пожилая женщина, которая не могла себе позволить снизойти до плацкарта даже на два часа: она вышла на первой крупной остановке.
– Какая это станция? – спросила Анна, навалившись мягкой грудью в вельветовом джемпере на треугольный столик.
– Не видно названия, – не оборачиваясь к ней, ответил Виктор.
– Ты отодвинь занавеску, – попросила она.
– Да, какая разница! Зачем тебе? Зазюкайка какая или Петрово. Что меняется-то? К чему эти детали?! – Виктор все повышал голос и последнюю фразу почти выкрикнул.
– Ты никогда не любил детали, – Анна вытянулась во всю длину купейной полки и поняла, что помещается едва-едва, а еще спать ночь.
– А ты как будто больно любила? Ты даже не помнишь день рождения моей мамы до сих пор, – зло произнес Виктор, провоцируя на резкий ответ.
– Ты же знаешь, я плохо запоминаю даты. Давай не будем начинать, а? Я всего лишь спросила про станцию. Не хочешь, не отвечай. Я выясню сама.
Анна уже понимала, что разговора не получится. Пожалела, что не взяла с собой чего-нибудь почитать. На полке в коридоре осталась стоять книга, в которой, по старой студенческой привычке, она внизу согнула уголок всего-то второй страницы.
Она поднялась и с некоторым усилием откатила купейную дверь. В длинном коридоре было холодно, истертая ковровая дорожка и синие откидные стульчики одним своим видом снижали температуру на пару градусов. Она машинально обняла себя руками и вся сжалась. Джемпер не согревал. Выдохнула. В последнее время ей хватало мудрости, нет, скорее физической чувствительности, чтобы прекращать эти никому не нужные диалоги. Набор фраз, которые произносились от вынужденности какой-то. Она начинала чувствовать тянущий комок в низу живота, комок давил и понуждал ее замолчать. Как там писали в психологической статье, которую она случайно прочитала в метро? Как только разговор с партнером ушел с конструктивной линии, нужно отдалиться на дистанцию – выйти из комнаты, прогуляться вокруг дома, сходить до ближайшего магазина. Снять эмоциональный накал, одним словом. Хм. Автор не учел, что есть поезда, самолеты, корабли. Куда с них деться? Вот они, исключения из правил, в пространстве всякой закономерности есть слепая зона, которая напоминает о несовершенстве мира. Куда она уйдет с поезда? Куда?
Максимум до ресторана, а это через пять вагонов. Ей не хотелось сейчас череды хлопающих и, как она в этот раз обнаружила, пикающих дверей. Еще оставалось полдня и ночь в пути, а Анна и Виктор уже не могли друг на друга смотреть. Анну начало тошнить, ей показалось, что от запахов: многие пассажиры готовились обедать, доставали свои злосчастные сверточки. Но нет, это психосоматика давала о себе знать. Её тошнило от ситуации, от него и себя. Боже, когда это уже закончится? Когда?
Дверь купе с шумом откатилась, и Виктор шагнул в коридор. Со стороны это выглядело, будто он выходит из космической капсулы. Он делал каждый шаг очень демонстративно и медленно: так ступали астронавты по лунной поверхности в старых американских хрониках конца шестидесятых.
-Анют, ну прости меня! – произнес он, пряча глаза.
– Да надоело все. Каждый раз одно и тоже! – Анна говорила все громче, пытаясь докричаться до мужа. – Во что превратились наши отношения? Мы словно куда-то едем и все не можем приехать. Достало!
– Что конкретно тебя достало? – спросил Виктор.
– Вот все это, что было сейчас в купе. Твоя манера общения со мной. Ты достал. Ну, честно! – не понижая голоса, ответила она.
Виктор сжал обеими руками коридорный поручень и устремил взгляд в заоконные пейзажи ранней весны. У него возникло ощущение, будто он был здесь, но давно. Он пытался отыскать знакомые детали местности, но, увы, не находил. На километры растянулся один и тот же кадр – хвойный лес.
– Отлично! Тогда я выхожу! Все! Я приехал. Здесь моя остановка, – Виктор подбородком указал на проплывающий мимо лесной массив.
– В каком смысле – выходишь?– опешила Анна.
Ответь он ей сейчас, порыв его растворился бы в словах. Поэтому он молча развернулся и зашагал в сторону тамбура.
Анна даже не могла вообразить, что муж собрался сойти с поезда прямо здесь и сейчас. Он никогда не отличался решительностью. Сказать – да, но сделать?.. В окнах с двух сторон бежали кроны лиственниц и елок, сгущались сумерки, еще по-зимнему ранние. Ни одного жилья или какого-нибудь строения вокруг. Тайга!
В тамбуре горел неуместно яркий неоновый свет, он покрывал оранжевые стены резким глянцем. Овальные окошки межвагонных дверей поддерживали иллюзию полета на космической станции. Стоп-кран обнаружился справа, на уровне глаз пассажира среднего роста; он был обыкновенный, даже какой-то старомодный. Виктор сразу увидел на нем пломбу, напоминавшую паучка на паутинке. Сначала хотел снять её аккуратно, а в итоге решил: чего церемониться? И правда, все достало. Первый раз в жизни он останавливает поезд и робеет сделать это по-мужски. Тьфу, самому противно. Никакая это не воспитанность, а банальный страх, после сорока пора бы называть вещи своими именами.
Виктор дернул ручку на себя. Уверенно и сильно. Потом замер и стал ждать, что будет. Колеса поезда какое-то время продолжали петь перебором, привычно и в такт друг другу, потом сбились, пошли вразнобой, послышался стон тормозов. Наконец, железная гусеница содрогнулась и встала. «Работает!» – улыбнувшись, подумал Виктор.
Проводница, с лохматой головой и испуганными глазами, выскочила из своего купе и в два прыжка оказалась перед Виктором.
– Это вы дернули? Это вы дернули стоп-кран? – хватая воздух ртом, спросила она.
– Да я. Мне плохо. Откройте дверь, пожалуйста.
– Плохо? А что случилось? Я не могу. Здесь нет остановки, кругом лес, – проводница указала рукой на стеклянный овал.
– Мне очень плохо. Обострение астмы. Душно в вагоне, мне нужен воздух, – соврал Виктор, сам удивляясь, как это у него естественно вышло.
– Ой, что же делать? Подождете минуточку? – засуетилась испуганная проводница. – Мне нужно согласовать открытие двери с начальником поезда…
– К черту согласования! Нет у меня минуточки! Открывайте быстрее, – Виктор почувствовал, что еще пара промедлений, и он уже не решится. Импульс погаснет, и он себе потом этого не простит.
Проводница вконец растерялась. Командный голос странного пассажира звучал у нее в ушах, и она, не помня себя, завертела привычно всеми дверными задвижками.
Как только дверь вагона распахнулась, тамбур наполнился живительным запахом мокрой хвои, талого снега. Виктор осторожно сошел по крутым решетчатым ступенькам, спрыгнул на гравий, который поплыл у него под ногами. Он был в межсезонных ботинках на толстой подошве, в джемпере и полуспортивных брюках. Посмотрел налево, направо и в итоге двинулся прямо. Вдоль гравийного откоса тянулась проселочная дорога: по ней, похоже, давно никто не проезжал. Виктор перебрался через раскисшие колеи и вошел в лес. Мягкий, весенний и слегка сырой.
Он все это проделал так быстро, что проводница до последнего не понимала, что происходит. Она никогда не видела приступов астмы, вдруг пассажиру надо продышаться около леса, она просто ждала. Когда темно-синяя спина высокого мужчины скрылась в чаще, она поняла, что стряслось что-то ненормальное. Он ушел совсем. Ушел в лес. В её первый рейс на новом маршруте – это был ужас какой-то. Теперь проводница стала судорожно вспоминать, на каком месте он едет, как его фамилия, брал ли он постельное белье.
– Мужчина! Вы куда? Вернитесь! – крикнула она неуверенно, и её голос отразился слабым эхом от темных стволов.
Вдруг проводница вспомнила, что пассажир едет не один, а с женой. В четвертом купе. Она протопотала по коридору, без стука рванула дверь. Бессвязно, повторяя слова «стоп-кран», «ушел» и «лес», сообщила лежавшей
Анне, что произошло.
Анна выбежала в тамбур. Она поняла, что Виктор все-таки сделал то, что обещал.
-Витюша, вернись! Ты где? Прости меня! – кричала она в лесную тишину.
И уже понимала, что муж не вернется.
– Что случилось? Почему он так сделал? Ждать его или как? – теребила Анну чуть не плачущая проводница
– Смысла ждать нет, – проговорила Анна и закашлялась.
Все было как в тумане. В вагон нагрянул полицейский наряд, следом явился представитель начальника поезда. Все что-то спрашивали, требовали уточнить, она отвечала только: «Не знаю». Она, правда, ничего не знала. Между тем, ЧП вышло нешуточное.Транссиб – это серьезно. На тысяча сто шестнадцатом километре магистрали образовался тромб, все поезда притормаживали, давали пронзительные длинные свистки. Сбой расписания, ущерб – а тут вроде и спрашивать не с кого.
После утомительных бесед Анна вернулась купе, легла, закрыла глаза. И что теперь? Искать мужа в тайге? Пока он сам не придет – все бессмысленно. Пусть решает. Я буду просто дома.
Анна вернулась домой одна. Через двое суток Виктор открыл квартиру своими ключами. Снял всю одежду до белья, бросил на пол в прихожей и прошел в ванную. Мылся долго; вышел раскрасневшийся, опоясанный полотенцем. Так же точно он выглядел после их первой ночи.
– Привет. Что делаешь?
– Проверяю почту. Ну, как там в лесу?! Как звери поживают? – пыталась пошутить Анна.
– Я же тебе уже говорил: банковская карточка и хороший вайфай творят чудеса, – отшутился он своей коронной фразой.
Все вошло в обычное русло. Она не задавала вопросов, у него не было потребности рассказывать. Однажды утром они ехали на работу вместе.
– Какая это улица?
– Не видно названия.
– Включи дворники, с моей стороны грязно.
– Да, какая разница! Зачем тебе? Грибоедовская какая-то или Петрово. Что меняется-то? К чему эти детали?
– Ты никогда не любил детали.
– А ты как будто больно любила? Ты даже забыла день рождения моей мамы.
– Ты же знаешь, я плохо запоминаю даты. Давай не будем начинать, а? Я всего лишь спросила: какая это улица? Не хочешь – не отвечай. Я сама.
Автор публикации
