-Ну почему мне? За что? Чем виновата?
Спрашивать было бессмысленно.
И плакать тоже. Но слезы капали на матерчатый рукав плаща и сумку,
тушь предательски размазалась по нижним векам.Она давно знала
о том,что Димка не такой,как все.Покупала таблетки в нарядных коробочках,
терпеливо уговаривала выпить лекарство. Курс пантогама…Курс энцефабола…
Растирая подушечки его розовых пальцев,думала:”Вот еще немного-и…” Ничего не
происходило.Димка был хорошенький:голубые глаза,белые кудрявые волосы,заливистый смех,
иногда слишком долгий.Сказав что-нибудь,постоянно повторял то же самое шепотом.
Часто кружился,вскрикивая беспричинно и радостно.А у нее сжималось от боли сердце.
И опять занятия:рисование,лепка,аппликации.И опять поездки в клинику.Она тоскливо
смотрела на малиновые губы врача,из которых вылетали такие умные слова:”Девиантное
поведение…заторможенное психическое развитие”.В школу повела со страхом:”Как
все будет? Засмеют ведь!” Учительница до обидного подробно растолковывала, как выполнять
домашние задания, но, впрочем, смотрела с сочувствием.А сегодня вызвала в школу и рассказала,
что на Димку жалуются родители его одноклассников:навязчивый,обниматься лезет к ребятам,
лепечет что-то непонятное.Суховато добавила:”Вы уж поговорите с мальчиком”.
Димка ждал ее во дворе школы,мурлыча странную песенку:
– Открывайте ворота-та-та,солнце
вышло на неба-ба-ба…
– Пойдем,Димон,в парк гулять,-вдруг хрипло прошептала она,и
Димка взвился,запрыгал,захохотал,дергая ее за руку:
– Гулять, гулять, мама!
В парке никого не было – час не прогулочный. День стоял томительно теплый,с жемчужной дымкой в воздухе и ослепительно правильной чертой в небе – след самолета. Димка хватал опавшие листья,бросал их вверх,носился вокруг старых скамеек,одновременно и шофер,и машина:
– Гынн-на-на-на!
И вдруг подошел, чмокнул в плечо и сказал:
– Мама, хорошо шуществовать на свете!
Она ошеломленно заморгала:
– Что,Димка?
– Хорошо шуществовать на свете! – уверенно выкрикнул он и залился ликующим смехом, запрокинув белую головенку.
День окончательно обрел краски и дрогнул прозрачными крыльями в порыве восхитительного счастья.
Спрашивать было бессмысленно.
И плакать тоже. Но слезы капали на матерчатый рукав плаща и сумку,
тушь предательски размазалась по нижним векам.Она давно знала
о том,что Димка не такой,как все.Покупала таблетки в нарядных коробочках,
терпеливо уговаривала выпить лекарство. Курс пантогама…Курс энцефабола…
Растирая подушечки его розовых пальцев,думала:”Вот еще немного-и…” Ничего не
происходило.Димка был хорошенький:голубые глаза,белые кудрявые волосы,заливистый смех,
иногда слишком долгий.Сказав что-нибудь,постоянно повторял то же самое шепотом.
Часто кружился,вскрикивая беспричинно и радостно.А у нее сжималось от боли сердце.
И опять занятия:рисование,лепка,аппликации.И опять поездки в клинику.Она тоскливо
смотрела на малиновые губы врача,из которых вылетали такие умные слова:”Девиантное
поведение…заторможенное психическое развитие”.В школу повела со страхом:”Как
все будет? Засмеют ведь!” Учительница до обидного подробно растолковывала, как выполнять
домашние задания, но, впрочем, смотрела с сочувствием.А сегодня вызвала в школу и рассказала,
что на Димку жалуются родители его одноклассников:навязчивый,обниматься лезет к ребятам,
лепечет что-то непонятное.Суховато добавила:”Вы уж поговорите с мальчиком”.
Димка ждал ее во дворе школы,мурлыча странную песенку:
– Открывайте ворота-та-та,солнце
вышло на неба-ба-ба…
– Пойдем,Димон,в парк гулять,-вдруг хрипло прошептала она,и
Димка взвился,запрыгал,захохотал,дергая ее за руку:
– Гулять, гулять, мама!
В парке никого не было – час не прогулочный. День стоял томительно теплый,с жемчужной дымкой в воздухе и ослепительно правильной чертой в небе – след самолета. Димка хватал опавшие листья,бросал их вверх,носился вокруг старых скамеек,одновременно и шофер,и машина:
– Гынн-на-на-на!
И вдруг подошел, чмокнул в плечо и сказал:
– Мама, хорошо шуществовать на свете!
Она ошеломленно заморгала:
– Что,Димка?
– Хорошо шуществовать на свете! – уверенно выкрикнул он и залился ликующим смехом, запрокинув белую головенку.
День окончательно обрел краски и дрогнул прозрачными крыльями в порыве восхитительного счастья.