Добавлено в закладки: 0
«…Что делать, когда все главы твоей жизни перепутались,
когда всё началось с середины, и ты не понимаешь, а был ли финал,
и будет ли начало, или тебя ждет кошмар вечности?
При всех обстоятельствах делай самое трудное, – изменяясь, оставайся собой!»
Сократ, «О значении мыслей и слов»
4.
– …господин подполковник? Олег Иванович, с вами всё в порядке?
Он открыл глаза. Затмевая твердь неба – буквально! – над ним нависали груди влажной Ольги Сергеевны Кабановой, стажера, лейтенанта, следователя, девушки двадцати трех лет. На следователе был надет условный факультативный раздельный купальник. Тугие треугольники пленяли лейтенантские прелести. Слепяще вспыхнуло ядерное слово bikini.
– У вас, часом, не солнечный удар? – она деликатно положила прохладную нежную ладонь на его пылающий лоб. У Ольги Сергеевны получилось «солнешный».
– Всё в порядке, – «влажная от любви, мокрая от воды», вспомнил он часть чего-то, что не запомнилось целиком.
Его спина была в огне песка, а на грудь падали холодные и тяжелые как пули капли Тобола, Ольгины капли. Контраст ощущений был невыносим. «Они самостоятельные, большие», вспомнил подполковник свою приятельницу, самую красивую девушку их управления, Зою Краснопольскую.
Олег Зорин сел. И опять подумал: «Что происходит? Еще позавчера я был в Москве, я был хорошим… нет, я был отличным следователем, подполковником тридцати пяти лет, у меня были нормальные маньяки, трепетные многосерийные извращенцы, и я успешно раскладывал пасьянсы из стекол убийств, картона и пластмассы изнасилований, пасьянсы ненормальных наклонностей, поврежденного здравого смысла и неочевидных патологий, и всё было гармонично, а сегодня я в Кургане, в Зауралье, лежу на пустом пляже, на берегу Тобола с этой странной, почти голой девушкой и думаю про это… инфернальное дело»
Днями его пригласил к себе в кабинет и тут же под локоть вывел в коридор генерал Человечков Петр Сергеевич. Сделавшись особенно страшным, Сергеевич, не глядя на Олега, перешел на свистящий шепот.
– Съезди, брат, в Курган, и в службу, и, значит, в дружбу. Разузнай подробности одного… гм… дела, – генерал как-то воровато передал Олегу худосочную папку, – здесь всё, позже ознакомишься, лети, дружище, незамедлительно.
Олег молча кивнул.
– …Что вы говорите? – разглядывая упругий живот лейтенанта Кабановой подполковник Зорин не слышал себя, в ушах стоял гул, там работало раздвоенное сердце. И опять всплыла какая-то мысль из третьего ряда, мысль про соблазнение. Или про прельщение? В чем разница? Что может быть острее, чем соблазн девичьими формами? Но зачем её это надо? Что она подполковников из Москвы не видела?
– Я говорю, вы…
Патология? Его поразила другая мысль. Нет, Патагония!
– Как вы сказали? – Олег перебил Ольгу. – Патагония?
– Ну да, Патагония, это часть Аргентины, Чили и даже часть Огненной Земли, – подтвердила Ольга, она села рядом с ним, касаясь его широким прохладным плечом. – Олег… Иванович, вам бы надо искупаться, а то вы перегреетесь, вы очень горячий.
Он напрягся. Почувствовав, она деликатно отодвинулась. Он подумал: «Идиот!» Вздохнув, и воспользовавшись этим вздохом, он чуть сдвинулся к ней, и они снова соприкоснулись плечами. Понимая его, и, вероятно, ободряя, Ольга не отстранилась.
– Патагония, – размышляя, вспоминал он, – что-то из детства. Ну да, «Пятнадцатилетний капитан».
– Именно, Жюль Верн, – она кивнула, – но у нас другой сюжет.
Он снова вспомнил суть «нашего сюжета». Он вспомнил некоего огромного Белименко Юрия Петровича, археолога и геолога, кандидата наук, пятидесяти лет, женатого вторым браком. Юрия Петровича забрала полиция. Белименко провели психиатрическую экспертизу и признали его вменяемым, дело передали в суд. Статья 111 – умышленное причинение тяжких телесных повреждений. Огромным, остро заточенным кухонным ножом Solingen Юрий Петрович пытался… отсечь кисть левой руки несчастному представителю Курган–Газа, неприметному газовщику, Ерофееву Ивану Евгеньевичу, пятидесяти девяти лет, женатому, имеющему сына, преподавателя строительного колледжа, и дочь, аспирантку пединститута, кафедра русского языка и литературы.
Всё это, после их знакомства, после сильного, и вместе с тем, деликатного пожатия теплой её ладони, изложила Ольга Кабанова. Они были в пустой просторной гостевой комнате, в управлении МВД Курганской области. Он пил кофе и задумчиво мерил комнату шагами, искоса рассматривая своего стажера, помощника, следователя, девушку не просто красивую, но и притягательную.
Не к месту, а может быть, наоборот, как раз, он вспомнил своего приятеля: «С такими не только спят, на таких еще и женятся»
Ольга была чуть выше среднего роста. Чуть полная, впрочем, это ей очень шло. Вообще, она вся была «чуть» и «чуть-чуть». Чуть иронична, чуть порывиста, чуть-чуть косил её левый глаз. Спину она держала прямой, в глаза смотрела открыто. Черные волосы свои поправляла решительными порывами. Настаивая, и одобряя свою удачную формулировку, чуть притоптывала ногой. Одета она была в джинсы в обтяжку и белую блузку с чуть более чем надо глубоким декольте. И очень к месту на её поясе, чуть касаясь ягодицы, был плотно приторочен Glock 17 в открытой кобуре белой кожи.
Зорин подумал, что, вероятно, хотел бы увидеть Ольгу раздетой. Он так и не запомнил её отчество: Сергеевна? Андреевна? Какая чушь! Что это за «вероятно», когда вполне определенно?!
«Может быть, сделать это темой моего следующего обращения к Богу? Нет, тема слишком мелкая. Хотя… Откуда мы знаем, какая тема мелкая, а какая… весомая? Разве соблазн – это мелкая тема? Сильнее соблазна девичьим телом, может быть только соблазн истиной».
Размышляя таким образом, Зорин слушал Ольгу в половину правого уха. Во время разворота левым ухом ему пришла в голову другая мысль. Сообщение Ольги – это дело номер два, а первое дело сейчас было именно что её декольте. Оно намагничивало взгляд, притягивало не только свет, но и его глаза. Олег понял, можно смотреть куда угодно, но только не в эту ложбинку между двух полушарий грудей.
Касаясь волос, блузки, бумаг, бёдер, Ольга, увлеченно читая вслух материалы дела, вдруг в какой-то момент положила бумаги на стол, села, скрестила руки и элегантно поправила свою весомую грудь, делая ложбинку более отчетливой рельефной и глубокой. Это движение было исполнено именно элегантности и достоинства.
Теряя вкус кофе, Олег почти истерично думал: «Да что же это такое?! Что за наваждение? Что за стажера мне подсунуло местное начальство?! К чему? Зачем?»
Однако, при всей пикантности наряда, жестов и касаний, Ольга была вдумчивой, умной девушкой с цепким умом, подполковник сообразил это мгновенно, и это сочетание ему понравилось чрезвычайно.
– Чем объяснил свои действия этот… Юрий Петрович?
Ольга сосредоточенно кивнула:
– Обвиняемый Юрий Петрович Белименко объяснил свои действия тем, что он узнал в газовщике любовника своей жены, Марфы Андреевны Белименко, молодой тридцатилетней женщины, домохозяйки, большой любительнице модных выставок, тренажерных залов, SPA салонов и театральных премьер. И здесь, – Ольга нахмурилась, – я отмечаю первую странность.
– Действительно, странность, – пробормотал Зорин.
– Надо бы вам… нам побеседовать с этой Марфой, – убежденно предложила Ольга, вероятно, прослеживая ход его мыслей.
– Нам?
– Конечно, нам, именно что нам, – Ольга посмотрела Зорину в глаза, – вы плохо знаете женщин, а я – знаток.
– Хорошо… – Олег даже не возмутился, он думал о другом.
Пожилой плешивый, небольшого роста, плохо зарабатывающий, обремененный семьей газовщик – любовник красавицы Марфы Белименко, рост 180 см, параметры 92–60–89, что не вылезала из тренажерных залов, SPA салонов, модных выставок и театральных премьер?!
– Смешно…
– Именно!
Потом, после знакомства Ольга предложила ему «показать Курган». Стажер и помощник Зорина аккуратно вела служебный автомобиль. Вот площадь имени Ленина, «самая большая на Урале». Кинотеатр «Россия», «здесь два зала: розовый и голубой». Главпочтамт. Театр драмы. Троицкая площадь. Филармония.
– Сегодня, кстати, в филармонии дают мелодии Джорджа Гершвина! – Ольга явно похвасталась Гершвиным, похвастала как своим хорошим знакомцем.
«Редкие, но честные достопримечательности», думал Зорин.
Они доехали до улицы имени Николая Гоголя, дом 44, кофейня «Гоголь» и Олег предложил пообедать.
В «Гоголе» их угостили салатом с фунчозой и копченой грудкой, куриным супом с домашней лапшой, далее шло жаркое из говядины, в финале был «авторский» кофе. За едой он осознал ещё одну странность этого нелепого дела, а именно, отчего Иван Евгеньевич Ерофеев в теплом, более того, уже жарком мае носил на левой руке перчатку?
– Внятно объяснить эту несуразность газовщик не смог, – сказала Ольга, с аппетитом поедая куриный суп.
Представитель Курган–Газа твердил о том, что порезал палец, когда разделывал курицу. Порезанный палец Ерофеев залил йодом и заклеил пластырем, и, на всякий случай, надел перчатку. Предъявленный Ерофеевым палец действительно был порезан, залит йодом и заклеен пластырем. Но зачем перчатка? «Берёг порез».
Был суд, Белименко дали условный срок. Дело закрыли. Пострадавший Ерофеев вышел из больницы, с ним было всё в порядке.
Но та его странность – кожаная перчатка – запомнилась Олегу. И другая непонятность, слово «Патагония» отчего-то засело в голове Зорина.
– Вскорости после суда Белименко попросил конфиденциальной встречи с вами, подполковник, – сказала Ольга, – он хочет переговорить с вами. Неформально. Не официально. Вы не бойтесь, я буду рядом.
– Не бойтесь? – Зорин приподнял бровь.
Ольга опустила глаза.
Потом случилось и вовсе невероятное. Кабанова предложила ему посетить местный пляж «Голубые озера». «Песок белого золота на «Голубых озерах», что может быть прекраснее?! Жара +30, а там хорошо! А в будний день там кроме нас никого не будет!»
У полковника Зорина не оказалось ничего из пляжного, но всё это было у его стажера, включая мужские плавки модных сине-красных цветов. Не веря и удивляясь себе, он согласился.
– …Я всегда смотрю, много ли народу на пляже, если немного, как сейчас, надеваю купальник поменьше. Площадь загара больше и… ну, вы понимаете?
Нет, он не понимал. Олег закрыл глаза: «Зачем она мне это сказала?! Что за ерунда?!»
Ольга переоделась в кабинке, и он увидел то, что подсознательно хотел увидеть, плавные линии крутых подъемов, ровные объемы ягодиц и груди. Прекрасные покатые плечи, сильные руки, длинные стройные, чуть полные ноги.
Раздельный купальник – лифчик и трусики – Ольга зачем-то дополнила прозрачным газовым платком, обернутым вокруг бедер.
Вода в Тоболе была приятно холодной, зеленовато-прозрачной, медленно движущейся, песок был ровный твердый, по нему приятно было идти, преодолевая необременительное сопротивление воды. Ольга сняла свой газовый платок, не торопясь, они вместе вошли в воду, и мгновенно наступило не просто облегчение, Зорин почувствовал нечто вроде блаженства.
Надежно сбитые облака, прибывшие от восточного побережья Аргентины, медленно плыли в небе, бросая на воды Тобола размытые тени, рядом с Зориным деликатно плескалась не просто прекрасная, но и умная девушка, знающая, когда ей улыбнуться, а когда замолчать, всё было чудесно и… покойно.
Всплыло именно это слово: «покойно». Зорин понял, «блаженство» и «покойно» – это где-то рядом.
– Давайте встретимся с Белименко в «Гоголе», это наше лучшее кафе, ну, как я считаю.
Рассказывая о своей учебе в полицейской академии, о педагогах и практических занятиях, где «я всегда была отличницей», Ольга Сергеевна медленно проплыла вокруг Зорина, затем встала на белый песок, а потом она сделала нечто, чему Олег не поверил…
«Как в детском саду», Зорин подумал, что эта мизансцена ему почудилась.
Он вопросительно посмотрел на Ольгу, Ольга нахмурилась, молча кивнула, как будто бы подтверждая его мысли: «Почудилось, да!»
Он решил так, сохраню эту «картинку» в памяти, и буду вспоминать в самые чудесные и печальные мгновение жизни.
3.
Получив разрешение, Олег и Ольга изъяли перчатку у газовщика Ерофеева и, в сопровождении курьера-фельдъегеря, спецбортом отправили её на экспертизу в Москву. Далее пошли неприятные «чудеса» серьезного, и даже трагического характера, два криминалиста–эксперта попали в больницу с подозрением на новый штамм коронавируса, их заменили, но это было только начало.
Затем в лаборатории случился невозможный здесь взрыв, погибла лаборантка.
И всё же, спустя несколько дней, они провели экспертизу, после чего произошел совсем уже инфернальный инцидент, застрелился пожилой судебный медик, полковник, поставивший подпись под заключением, это был Борис Петрович Сосновский, хороший товарищ Зорина. Когда Зорин читал Ольге заключение экспертов, у него окаменели уши и зашевелились волосы на голове.
– Это бред, – твердо сказала Ольга, – этого просто не может быть.
Согласно экспертизе, перчатка была сшита на кожгалантерейной подмосковной фабрике «Рассвет», в 2016 году, происхождение сырья – современная Аргентина, Патагония, кожа черного буйвола, возраст кожи варьируется от 4 500 до 4 000 лет. До нашей эры.
– …на всякий случай надел перчатку, чтобы не травмировать порезанный палец, – твердил газовщик, – перчатки купил в нашем центральном универмаге, когда не помню.
Зорин приобщил «перчатку газовщика» к делу, ей присвоили «зеркальный» инвентарный номер 785/587 и сдали в хранилище.
«Чушь, – подумал Олег, – перчатка, которой более 6 000 лет, сшитая на подмосковной фабрике в 2016 году?! Ольга права, это бред. Конечно же, эта перчатка сшита из кожи нашей родной коровы»
Олег решил так, это сошел с ума застрелившийся подполковник, однако назначать повторную экспертизу с другими специалистами Зорин пока не рискнул.
Впереди у них была встреча с Марфой Белименко.
2.
…Зорин опять лег на спину, Кабанова легла рядом на живот. И вдруг она на мгновение положила свою ладонь на его причинное место. До онемения пораженный Зорин только и успел подумать: «Игра в детский сад продолжается?!»
– Извините, что касаюсь запретного, – Ольга убрала руку, – но порой я использую слова обсценной лексики.
– Кого поражаете?
Она усмехнулась, явно над его иронией:
– Знаете, поражаю задержанных. Во время допросов. Иногда получается не только эффектно, но и эффективно. Я даже выписала некоторые выражения и заучила их наизусть, вот, например…
1.
…В «Гоголе» было прохладно, шуршал кондиционер, пахло корицей, сдобными булочками и свежемолотых кофе. Ненавязчиво играли архаичные, навечно модные мелодии E.L.O. Зорин слушал эти вещи с детства, от отца.
За кофе Юрий Петрович Белименко поведал вдумчивым следователям нечто совсем уже туманное и несуразное:
– Газовщик, что проверил мою газовую плиту и заполнил договор об обслуживании, этот Ерофеев, он не газовщик, не Ерофеев и даже не человек, но он сам об этом не подозревает. И речь в нашем договоре шла не об обслуживании газовой плиты, речь шла о моей душе, которая, конечно же, не продается, но с удовольствием покупается. И душа – это не поэтическая ерунда, это то, ценнее чего нет лично для вас. Глаза вашей девушки… – Белименко бросил взгляд на Ольгу, Ольга сидела с непроницаемым лицом, – ваш дар аналитика, ваша способность понимать истину – это и есть душа, точнее, дух, мужской род.
– Вы так считаете? – Кабанова посмотрела прямо в глаза Белименко.
– Да, я так считаю, – закивал Юрий Петрович, – я уверен в этом. Я это знаю.
– Любопытно, – пробормотал Зорин.
– Вы, инспектор… ы, не могли знать, – нервно продолжил Белименко, – да и не поверили бы, да и сейчас, вероятно, не поверите, но у архангела Сатанаила есть своя технология. Он сам ничего не подписывает, подписывают его помощники, слуги, подмастерья, сами того не понимая. Его… люди подписывают все свои договоры левой рукой, бронированной кожей перчатки. Вы, вероятно, полагаете, что у дьявола есть рога, хвост и копыта? Он дышит серой и полыхает время от времени огнем? Это мифотворчество, чушь и бред. Дьявол – это низкорослый, мало зарабатывающий, плешивый пожилой неприметный обыватель, скучный и серый во всех смыслах, это дворник в вашем доме, работник почты, мелкий служащий или…
– …или газовщик? – предположила Ольга совершенно серьезно.
– Или газовщик. Просто на будущее ваше и ваших близких знайте и имейте это в виду. И всегда носите при себе что-то большое и острое.
– Нож Solingen, например? – Олег содрогнулся.
– Нож Solingen, например. Или саблю. Или топор. Секиру. Ятаган! Я жалею, что у меня не хватило умения и решимости отсечь ему кисть руки. Вы только представьте, сколько договоров он уже подписал!? В одном только нашем огромном доме на нашей улице Ленина? Какая коллекция человечьих душ! А сколько он ещё подпишет… – Белименко как-то странно задумался, как будто впал в кратковременный обморок, – дьявол с улицы Ленина, – медленно выговорил он.
– Вы-то как его распознали? – уточнила Ольга.
– Третий глаз, – Белименко очнулся, и постучал себя пальцем по лбу, – здесь.
– Ясно, – кивнула Кабанова.
– Инспекторы, выходите за любые шаблоны. Отклоняйте норму. Нарушайте границы общепринятого. И перед нашим навечным расставанием ещё один мой вам настоятельный совет, проведите экспертизу перчатки этого газовщика. И вы поймете, почему вас мучит слово «Патагония».
– Я не очень понял одного, – уточнил Зорин, – как тщедушный газовщик Ерофеев смог справиться с вами, в общем, сильным мужчиной?
Подполковник ощутил ожог испарины на загривке, он увидел, как лицо Юрия Петровича Белименко мелко затряслось, губы геолога стали бледно-голубыми.
– Я хотел… – казалось, он бормотал первое, что пришло в голову, – и уже схватил нож и уже, почти отрезал ему руку, но тут… в обмороке я очутился на полу кухни, а этот человек просто перешагнул через меня.
– Странно…
– Прощайте. Помните о Патагонии!
Юрий Петрович ушел из кафе почти бегом. Белименко не был убедительным, более того, несмотря на профессиональное заключение консилиума психиатров, подполковник Зорин усомнился в его нормальности, но последняя фраза Юрия Петровича о Патагонии решила дело.
Ольга кивнула Зорину:
– Попросите разрешение на продолжение следствия.
– Да, так и сделаем.
0.
Это случилось сразу после задержания, когда Серафим Безруков по прозвищу Шестикрылый Серафим, выстрелил ему в лицо. Пуля прошла над ухом, по касательной, неглубоко, но болезненно поранив голову. Он запомнил ощущение мгновенного прикосновения раскаленной спицы.
Хороший товарищ Зорина, полковник Борис Петрович Сосновский, судмедэксперт, обрабатывая рану, сообщил Олегу:
– Ты, брат ты мой, в шелковой пижаме родился, с золотым литровым черпаком в зубах, ведь пара миллиметров, и я бы тебя сейчас гримировал к похоронам…
С тех пор Зорин стал общаться с Богом. Олег готовился к разговору заранее, составлял план-конспект, затем выписывал и заучивал тезисы. Всё должно было быть коротко и ясно. Простая история простыми словами. В самом начале необходимое восхищение и искренняя благодарность. Затем суть дела. Итого четыре-пять предложений.
В обязательном одиночестве Зорин складывал руки на груди, и еле слышно шептал:
– Восхищен и благодарен тебе, Господи! Сделай так, чтобы катаракта матери не подтвердилась! Пожалуйста!
Затем подполковник мелко крестился и скорбно и торжественно молчал.
И это сработало. Диагноз матери действительно не подтвердился.
В другой раз Олег хотел было попросил квартальную премию. Затем передумал. Но, в итоге, всё же решился. И он увидел себя в списке премированных.
– Премия нужна для починки двигателя моего автомобиля, – сообщил подполковник Богу, – чтобы мать на дачу вывозить.
Но Зорину доставало ума обращаться к Богу только в исключительных случаях, болезнь матери, спасение его жизни, квартальная премия…
Сейчас, лежа в постели в своем номере гостиницы «Москва», в центре Кургана, улица имени Красина, 49, он мысленно составлял план следующего разговора с Господом, только это…
…имело значение. Стеклянный дом по-прежнему стоял посреди сада. Сад был огромный холодный пустой. Редкие чёрные деревья с острыми голыми ветками, запах земли, еще не растаявший снег, прошлогодняя листва. Сумеречное высокое небо, в предчувствии солнца.
Подполковник Зорин сидел за столиком из стекла, на котором прочно утвердилась шахматная доска.
«Вещная игра, – подумал Зорин, – бесконечное число партий».
Возникла молодая женщина, кого-то ему напоминающая, она поставила на столик шахматные часы. Подполковник не успел рассмотреть женщину. Ну, ничего. Разновозрастных девиц на его век хватит…
Зорин удовлетворенно кивнул сам себе, шахматы – это прекрасно! Да еще такие! На доске стояли забавные фигуры – флаконы причудливых форм с пикантными ароматами. Сложно пахло лавандой, розами и, кажется, неслышными хризантемами…
Напротив Зорина села девушка, очень красивая, мучительно напоминающая ему кого-то… Ольга Сергеевна? Андреевна? Зоя Краснопольская? Или Марфа Белименко?
Подполковник почувствовал неслышный сигнал, и девушка двинула свою пешку. Ее легкая пехота пришла в движение. Время пошло, игра началась. Зорин ответил, его наемники медленно двинулись навстречу противнику.
Олег пока не понял, кто его соперница? Да, собственно, ему было не до того, игра захватила подполковника. Хотя это, конечно, смешно, ведь не пройдет и получаса, как я опрокину её армию, и она положит своего короля – белого конного рыцаря – на доску.
Её конники выдвинулись вперед, и его конница с левого фланга начала движение, их позиции в дебюте были равны несмотря на то, что она руководила белой армией.
Зорин усмехнулся вполне откровенно. Я переиграю ее «играючи», что может красивая юная девушка за шахматами?
Они разменяли пешки и легкие фигуры, схватка была короткая, но жестокая, сквозь стеклянные стены дома он краем глаза увидел это, и снег хризантем смешался с кровью алых роз…
А потом, после её поражения, всё, собственно, и начнется. Мы разговоримся за кофе в кафе «Гоголь», мы будем говорить только о ней – с девушками надо говорить только о них – и у неё окажутся длинные пушистые ресницы и голубые… так ему хотелось… внимательные глаза.
Да. Полчаса игры. Потом кофе, а потом… развилка, которая возникла на левом фланге. Её слон двинулся вперед, слону противостояла легкая кавалерия Зорина. Это были опытные воины, проверенные ветераны, они сделаю всё, как надо и слон её не выйдет на оперативный простор. За этот фланг Зорин был спокоен.
Справа тоже всё было в порядке, там пришли в движение его отряды пеших рыцарей.
Подполковник переместил своего слона на левый фланг, к месту предполагаемого прорыва, там было жарко, холодная соперница Зорина не жалела своих вассалов, кровь – не вино, но лилась рекой. Девушка была расчетливой, безжалостной воительницей, которую интересовало одно – победа.
Оставался центр, но чёрный ферзь Зорина первым блокировал спорную вертикаль, и белые в развитии партии не получили преимущества, но тут…
Подполковник посмотрел на хронометр и похолодел, прошло четыре часа и пять лет.
Он напряженно думал: «Мы начали десять минут назад, я твёрдо помнил это, как и когда пролетели эти пять лет?
Зорин посмотрел вокруг себя и ужаснулся, пространство вокруг стеклянного дома было обильно усеяно изуродованными трупами поверженных фигур.
Девушка сделала ход, Зорин видел этот ход, но не мог просчитать замысла своей соперницы до конца. Это было вне шахмат и математики. Изящный маневр, завершающий стремительную комбинацию в девять лет и восемь ходов.
Она сдвоила ладьи.
И Зорин, обмирая, как в дурном сне, увидел, как по центру шахматной доски в туче невесомой полупрозрачной пыли пока ещё на горизонте, пока ещё далеко разворачивалась боевым порядком железная конница её резерва.
Подполковник понял, он не успеет перегруппировать свои силы, кроме того, битва за левый фланг истощила его ресурсы. Это был её отвлекающий маневр, понятный ему только сейчас. Всё стало предельно очевидным – конница незнакомки ударит в самую середину фронта, и войска Зорина будут разрезаны. Помогала рокировка в длинную сторону, но рокировку блокировал слон его хитроумной соперницы.
Пытаясь как-то спасти партию, нарушая главное условие игры, он посмотрел в лицо незнакомки, по приказу которой рушился его центр, рушилась жизнь, вся игра. Тщетно… Зорин не мог узнать эту девушку, которая мучительно напоминала ему кого-то.
Её стальная конница своим правым крылом отбросила прочь, разметала его пехоту, пехота попятилась, нарушая боевой строй его рыцарей. Её сдвоенные ладьи десятилетием прошли насквозь через жизнь, его ферзь не смог противостоять им.
Её сильнейшая фигура, белый рыцарь ворвался на крыльях своей конницы в тыл его армии, и через два хода резерв его соперницы намертво замыкал кольцо окружения.
И вдруг пол дрогнул под ногами. В глубине стеклянного дома с хрустальным звоном упал и разбился какой-то хрупкий предмет, это был сигнал к тотальным переменам.
Содрогаясь от ужаса, Зорин встал на ноги, бросил последний, вороватый взгляд на незнакомку, так им и не узнанную, и, пробормотав что-то извиняющее, быстро пошел к стеклянной двери.
Он выскочил вон в холодный голый запущенный сад.
Земля задрожала под ногами.
Сильный летящий звук перекрыл все звуки.
Споткнувшись о чью-то отрубленную кисть руки, затянутую в кожаную перчатку, Зорин упал среди трупов на влажную от тающего снега и крови холодную землю, он зажал уши руками, а мимо с лязгом и грохотом летела, закованная в броню с головы до пят, конница её резерва. Тяжелые всадники неслись напролом, через стеклянный дом, который взорвался под таранной тяжестью этого стального клина.
И среди кошмара бешеного движения–мелькания он увидел её. Марфа? Зоя? Ольга?!
В белом коротком платье победившим маршалом она стояла по ту сторону железного потока, прислонившись к чёрному дереву, вдыхая неслышный аромат снежной хризантемы, испачканной алым.
Девушка смотрела прямо в глаза Зорину, но он не мог прочитать–понять её взгляд…
Не мог.
Земля дрожала, бесконечная конница летела, стремительно обнуляя часы и годы, и за стальными плечами всадников уже была не жизнь и не свет – начало мира.
И в момент, когда время стало нулевым, он узнал её, и понял, что узнан сам…
Зорин проснулся.
Он был лучшим дознавателем управления, и только он один знал в чем было дело. Прибыв на место преступления Зорин медленно оглядывался, затем как будто бы замирал, в эти мгновения он имитировал сосредоточенность и задумчивость. На самом деле подполковник видел живое, подвижное как ртуть зеркало. И в этом зеркале отражались хорошо различимые подполковником фрагменты необходимого: мотивы, обстоятельства, повадки, даже образ… Затем фрагменты неторопливо складывались в некое прекрасное целое. Дальнейшее было делом техники.
«А сейчас, – думал Зорин, – возможно, это я отражаюсь в сознании Ольги? Возможно, у лейтенанта Кабановой тоже есть такое призрачное, но прочное зеркало? И она делает то, что я бы хотел? Или… это она отражается во мне?»
1.
– …Никогда не пила пиво, но запах этот люблю с детства, – Ольга улыбнулась Зорину.
Они с Кабановой заняли столик на набережной Тобола, кафе с неожиданным названием «На берегу пива».
– Здесь рядом пивзавод…
– Я понял. Я не понял другого, Белименко исчез без следа?
– Полиция ищет, – Ольга смотрела на прибывающее к набережной такси, – но пока без результатов.
– У нас впереди пять лет, – Зорина ужаснул этот срок.
– Да, по закону только через пять лет его объявят, – Ольга сделала странную паузу и добавила, – мёртвым.
Марфа Белименко вышла из автомобиля, жеманно, и, одновременно, тревожно озираясь. Зорин помахал ей рукой.
Марфа неторопливо двинулась к паре следователей, она была густо накрашенной, туго завитой, плотно застегнутой на все пуговицы.
– …Нет, – Белименко скривила губы, – я никогда не была любовницей этого человечка!
При слове «человечек» Зорин вздрогнул, вспоминая генерала Человечкова.
– …что за вздор вы себе позволяете?! Я любимая, любящая и верная жена!
Олег отметил про себя избыточный для Кургана набор слов: «вздор», «позволяете», да и имя – Марфа!
– Да, я посещаю спортивный зал. А также выставки, театры и филармонию.
– Нет, я не подозреваю мужа ни в чем, он совершенно нормален.
– Да, я считаю, у него не было никаких отношений с этим газовщиком Иваном… как его там?
– Нет, я не могу объяснить его поступок.
Толку от Марфы было чуть, Зорин быстро это понял.
– Скорее всего она говорила нам правду, – сказал Олег хмурой Ольге, провожая взглядом Марфу Белименко.
– Нет, это не так, – покачала головой Ольга, – она лгала нам, считайте, что через раз.
– Как вы это определили?
– Когда она лжет, она задом ёрзает, – сказала Ольга странное, – а правду говорит, когда прочно сидит, как на мужике. У нее точно есть любовник. Она наверняка изменяет мужу. С каким-нибудь спортивным тренером. Как же это мерзко! – Ольга возвысила голос, укоризненно глядя на Зорина. – Мой будущий муж никогда мне не изменит! Никогда.
Подполковник кивнул: «Ясное дело, никогда!» и, через мгновение, Зорин вздрогнул, у него опять окаменели уши и побелевшее лицо его перекосилось.
В каких-то стеснительных размышлениях Ольга сказала:
– Сегодня всю ночь играла в жуткие шахматы. Фигуры, и, вместе с тем, живые слоны, кони, люди… Много трупов. Стеклянный дом. На мне белое платье и в руках белая хризантема, обильно испачканная кровью.
– Вы, – подполковник Зорин приходил в себя, – этой ночью были у меня в номере?
Ольга с удивлением посмотрела на Олега:
– Ночь? Номер?! Я не поняла вопроса…
– Вы были у меня в номере, я разговаривал во сне? Этой ночью?
– Этой ночью я была у себя в спальне, в квартире моих родителей, и я спала всю ночь! От управления который год обещают квартиру… – она наклонилась ближе к Олегу, – господин подполковник, на вас лица нет.
– Вы всю ночь играли, – он скрипнул зубами, – в шахматы с… вы узнали с кем?
Ольга откинулась на спинку стула, она недоверчив смотрела на Олега:
– Не могу поверить… Я играла с… вами?!
– Похоже на то.
– То есть, вы хотите сказать, что нам с вами…
Он обреченно кивнул:
– …снился один и тот же сон. И там, в том моем сне, я видел именно эту перчатку, натянутую на отрубленную кисть чьей-то руки.
– И я.
– Стало быть, что? Этот Белименко не тихий припадочный, он не городской сумасшедший и не деревенский дурачок-олигофрен, – Зорин не верил сам себе, – он что же, был прав?
– Похоже на то, хотя сон – это не доказательная база.
2.
Ещё в самолете, возвращаясь в Москву, подполковник Зорин пытался составить пояснительную записку для генерала Человечкова, но написанное вызывало смешанные чувства в диапазоне от ужаса истерики до глуповатой, ничего не понимающей улыбки.
В конце концов, Зорин просто последовательно изложил факты. Стало хуже. Олег пришел в несвойственное ему отчаяние.
После посадки в Домодедово, он позвонил Ольге и попросил её составить вариант записки.
– Хорошо! Я сделаю записку, а вам надо повторно произвести экспертизу этой перчатки.
– Да, решили.
Спустя неделю, когда Олег Зорин составил официальный запрос в архив, он получил ответ, никакой перчатки под «зеркальным» номером 785/587 в хранилище улик нет и, более того, никогда не было.
Этим же днем Зорин снова оформил командировку в Курган. Он мог сказать об этом Ольге только лично.
Она стояла посреди здания аэропорта, в белом платье-мини, из их общего «шахматного» сна, всё такая же притягательная, она стояла, обнимая букет крупных белых хризантем.
– Это вам, – Ольга передала Олегу цветы, – насколько прилетели?
– Хотел на три, но почему-то оформил командировочные на пять дней.
– Отлично! Что случилось?
– Перчатка исчезла. То есть, мне сообщили что такого предмета в хранилище нет и никогда не было. И я отчего-то решил, что это… гм… не телефонный разговор даже по спецсвязи.
Ольга Сергеевна кивнула, скорее себе, чем ему:
– Пошла по руках. Да и мы… поехали!
– Куда?
– Ко мне. Я, наконец, квартиру получила от управления, – улыбнувшись, Ольга с удовольствием зажмурилась, – теперь можно из моей спальни прошлепать в мою же кухню в трусах. Или без!
Они ехали по призрачным прямым предрассветным улицам, и подполковник Зорин думал: «Курган – колдовское место». И в этот момент Олег Иванович позволил себе вспомнить эпизод их купания на Тоболе, когда…
…плавая вокруг него, создавая волнующую рябь, Ольга встала на твёрдый песок и, как будто бы подчеркивая иную норму, поправляя узел завязки, спустила свои трусики, демонстрируя на границе полусвета своё затемнённое девичье, эстетски колеблющееся в подвижной воде. Это был как мгновенный обморочный удар солнца, отраженного в зеркале Тобола. Испытав ужас восторга, Олег не поверил своим глазам.
«А ведь я был почти женат восемь с половиной раз!» «Половинной» была Зоя Краснопольская и их не доведенный за подростковую руку финал роман.
Действо длилось мгновение, Ольга снова надела трусики и сделала решительный жест рукой: «Ты ничего не видел». Олег кивнул: «Не видел, да!»
Именно эта «картинка» возникла сейчас в сознании подполковника Зорина.
3.
«Зачем генерал Человечков поручил мне это дело?
Как могла исчезнуть перчатка газовщика из хранилища МВД?
Почему огромный Белименко не справился с тщедушным Ерофеевым?
Девичья рука на причинном месте.
Почему застрелился полковник Сосновский?
Зачем я повторно прилетел в Курган? Что мне… нам с Ольгой делать друг с другом?
Почему произошел взрыв в лаборатории?»
Именно эти вопросы тревожили Олега Ивановича. Ранним утром 5 сентября, сидя в бельевых трусах в кухне Ольги Кабановой, подполковник Зорин беседовал с Богом.
Трусы Зорину натянула сонная Ольга, при этом её руки были бодрыми, пальцы чрезвычайно проворными, что очень понравилось подполковнику. Кажется, этой ночью он услышал от неё отчетливое:
– Как вы относитесь к minette? Простите, не могу это выговорить по-русски.
«А ведь есть еще врачи, – думал Зорин, – японские машинисты японских скоростных поездов. Манекенщицы. Работники пищевой отрасли. Некоторые официанты. Рабочие. Фехтовальщики. Тральщики рыболовецких судов. Работники моргов. Грабители банков и ювелирных магазинов. Перчатки носят помощники дорогих аукционных домов. Так это что же, кто-то из них может оказаться слугой дьявола? А почему нет? О чем я думаю?! Муть и чушь! Ведь что-то или кто-то заставил меня так думать! Господи, дай мне туманную, но подсказку. Хилый, но намек. Плохо различимый, но знак!»
И вдруг Зорин содрогнулся, «социальная» базовая мысль про девичью руку и причинное место была не его. Не его голос звучал в его голове, не его формулировка, и не его слова.
4.
Из сообщения информационного агентства «Курган–45–Область»:
«5 сентября 2025 года посетители кладбища «Зайково» обнаружили покойника, который находился в вертикальном положении.
Повесившийся или повешенный?
Это был труп пожилого плешивого мужчины роста ниже среднего, с залеченными следами глубокого пореза на запястье левой руки.
Во рту покойника был кляп – скомканная левая мужская кожаная перчатка.
В кармане трупа лежал паспорт на имя Белименко Юрия Петровича, 1975 года рождения. В паспорте, на странице «Воинская обязанность» была рукописная надпись черным фломастером: «Всякая игра в бога заканчивается игрой Бога».
Ведётся следствие».
(Москва, Коломенское – Курган, кафе «Гоголь» – Москва, сентябрь–май 2025 г.)
Автор публикации
