Снегирёк

Из переулков запахло весной. Слякоть марала ботинки, обрызгивала штанины и мешала пешеходам идти. Один из них, юноша лет пятнадцати, кутаясь в смешное жёлтое пальто, совсем не обращал внимания на грязь. Он уже больше часа ходил по улицам, то и дело обращаясь к прохожим:
– Вы мальчика не видели? Маленький такой, ему шесть лет.
Но мальчика никто не видел.

Утром Додхо поехал с братом на ярмарку, которую каждый год проводили в первый день весны. Ярмарке этой было не меньше сотни лет, а появилась она ещё тогда, когда прадед Додхо был ребёнком и так же, как и правнук, любил рисовать. Только вот из-за своей любви к рисованию младших братьев он не терял. Додхо мрачно усмехнулся тому, что мама, всегда с легкостью отпускавшая детей на праздники, сегодня отчего-то забеспокоилась, запретила ему упускать брата из виду и надела каждому на шею по оберегу. Обереги эти были самые настоящие, сделанные из сирени с пятью лепестками, счастливых билетов и юбилейных монет.

Проходя мимо художественного музея, Додхо каждый раз останавливался и подолгу рассматривал картины через окно. И в этот раз жадно вглядываясь в полотна за стеклом, он не сразу заметил, что больше не слышит тонкого веселого голоса брата. Оглянувшись, Додхо не мог понять, в какую сторону убежал Снегирёк, ведь две дорожки следов кончались возле него. Это сбивало с толку и пугало его.

Сил больше не оставалось – надо было обращаться к божествам. К счастью, в городе их жили тысячи – каждый житель создавал себе сам. Некоторые, то ли не имея воображения, то ли обленившись, начинали молиться на людей из телевизоров и журналов, а некоторые, совсем уж сходя с ума, боготворили предметы. Додхо и сам был знаком с одним таким верующим: все разговоры с ним сводились к одному его божеству – новой машине. Но вообще-то мальчик завидовал тому, насколько сильна была его вера, ведь знакомый даже мысли не допускал о том, чтобы усомниться в том, на что молился.

У Додхо была другая вера – вещи нужны, только чтобы дарить их божествам, которые сами того попросят. Духу любви нравились конфеты с орешками и блестящие открытки, которые он складывал в карманы своего широкого дождевика. Лешие, живущие у фонтана в центральном парке, любили серебряные монетки. Они собирали их, макая зеленые тоненькие ручки в холодную воду, а потом всю ночь катались на каруселях и ели сладкую вату. Все знали, что Бродяжкам, которые обитали на вокзале, и света солнечного не надо, дай только кучу пирожков с картошкой и колоду карт. Додхо отдал бы сейчас всё на свете, только узнать бы, какому духу помолиться, чтобы его брат нашёлся.

На улице зажглись жёлтые фонари, в домах засветились окна, а Додхо всё продолжал обращаться к прохожим, которых уже и не осталось на улице. В голове рождались пугающие мысли, и избавиться от них, как он ни старался, не получалось. В новостях всё чаще рассказывали про Оне – гнусных мерзких существ, пляшущих по ночам, крадущих всякого, в ком была жизнь и кто ещё не стал таким, как они, – жадным, ненавидящим всё вокруг и плюющим на остальных. Они, словно пауки, заматывали того в кокон и напитывали его всем тем, что сами в себе ненавидели. Мысли об Оне так поглотили его, что Додхо не заметил, как дошёл от окраины до центра, веря в то, что встретит Снегирька по пути.

– Помогите мне, – шептал он, тяжело дыша от усталости, – хоть кто-нибудь, помогите.

Но боги молчали, не посылая никаких знаков. Молчал и телефон в кармане пальто, хотя мама давно должна была позвонить и узнать, где они с братом и почему до сих не вернулись с ярмарки, на которую уехали ещё утром. «Утром, – мрачно подумал Додхо, – а уже давно ночь. Что сейчас со Снегирьком? Где он?» Ответов у него не было.

В голове то и дело возникала идея позвонить в полицию, но он знал, что они тут же попросят номер мамы, которая с каждым днём становилась всё слабее от мучивших её болезней. Год назад она оскорбила духа спокойствия, и теперь он приходил к ней, заставляя тревожиться или становиться вялой. Она могла не перенести новости о пропавшем сыне.

Додхо хотелось упасть лицом в мокрый снег и расплакаться. От бессилия его тело медленно опустилось на грязную скамейку. Он почувствовал, что рядом с ним кто-то сел, но всё равно не открыл глаза – слишком тяжело казалось сделать это. Он так устал, что не сразу понял суть разговора, словно робот отвечая на вопросы.

– Снегирёк потерялся? – послышался неизвестный голос.
– Потерялся, – тихо произнёс Додхо. – С утра ищу.
– Хочешь поиграть? – тоже понизив тон, спросил незнакомец. – Поиграешь – отпустим его.
– Хочу, – ни о чём не думая, ответил Додхо.
– Вот и славно, – мохнатая рука коснулась его ноги и положила на неё что-то лёгкое.

Додхо продолжил сидеть, склонив голову, пока внезапно не осознал, что с ним только что говорил тот, кого он так долго ждал, – дух. Только какой? Почему он вдруг решил помочь, но не сказал, где искать брата?

Додхо открыл глаза и увидел, что дух положил ему на колено: билет на трамвай, чудом не улетевший при таком сильном ветре. Не думая, он подскочил со скамейки и побежал к остановке – оставалось слишком мало времени, прежде чем город заснёт. Он успел запрыгнуть в закрывающиеся двери и только после задумался, какой номер был ему нужен. К нему подошла переваливавшаяся с одного бока на другой кондукторша, разорвала билет и направилась к своему высокому сиденью в конце ряда, на котором, как и полагается любому такому месту, лежала бархатная подушка.

– Извините, – обратился к ней Додхо, – я на тот трамвай сел?

Он решил, что она-то точно играет, а потому и спросил напрямую, не боясь, что она ничего не знает. Но кондукторша не поняла вопроса, злобно хмыкнула и отвернулась к забрызганному окну, всем своим видом показывая, что со всякими дураками общаться не собирается. Она напоминала банку со стекляшками: на шее у нее висели блестящие разноцветные бусы, в которых отражались уличные огни, а подол длинной юбки украшали стразы.

Додхо устало прислонился к стеклу и решил ехать до тех пор, пока духи не дадут ему какой-нибудь знак. Ведь они хотят поиграть, а значит, точно должны быть подсказки. «Может, это духи веселья?» – успел подумать Додхо, прежде чем провалиться в сон.

Его разбудил громкий голос возле уха. Кондукторша кричала и больно тыкала его в бок, стараясь разбудить и вытолкать из вагона.

– Мальчик, конечная. Приехали!

Глаза Додхо медленно раскрылись, взглянули на кудрявую круглую женщину и закрылись бы обратно, если б не увидели её краснеющее от злобы лицо.

На остановке никого не оказалось. Он подумал, что здесь вообще ничего не было – дома будто опустели. Уже давно стемнело, но лампы в окнах не горели и единственным светом на целой улице оказались фонарь и красная вывеска «Пиво и рыбы», расположившаяся на ларьке вдалеке.

Додхо прошёлся вдоль тротуара, но, ничего не обнаружив, решил вернуться на остановку. Он сразу заметил, что на ней непонятно откуда появился человек в длинном широком плаще и что-то чертил зонтом на снегу, то и дело злобно сопя и напрягая лоб.

«Зачем ему зонт в такой ветер?» – подумал Додхо и направился прямиком к нему. Человек не обращал на него внимания, продолжая рисовать и ворчать:
– Ах, не то, совсем не то.
– Не знаете, трамваи ещё ходят? – решил завязать беседу Додхо. Может быть, этот человек поможет ему найти брата.
– Не знаю, – отмахнулся тот, продолжая вырисовывать знаки.

Они долго молчали, делая вид, что не замечают друг друга. За это время не проехало ни одной машины, наступила бескрайняя тишина. Такая, что, казалось, стало слышно, как снежные лохматые хлопья ложатся на дорогу, – но это, конечно, были выдумки Додхо.

– Извините, а что вы делаете? – наконец не выдержал Додхо. – Что рисуете?
– Моя внучка попросила нарисовать ей муравья, а я не умею. Карандаша-то ни разу в руках не держал, а теперь пытаюсь научиться, но никак не выходит, – вдруг разговорился мужчина.
– Так давайте я вам помогу! – обрадовался Додхо. Рисовать он умел хорошо.

За пару минут он научил мужчину, а потом вместе с ним посмеялся над шариками, которые до этого рисовал человек, напрасно стараясь изобразить насекомое.

– Спасибо тебе, – губы мужчины расплылись в улыбке от удовольствия. – Я ведь только зимой здесь появляюсь, а муравьи летом любят гулять. Жаль, что у меня ничего с собой нет, так бы отблагодарил тебя.
– Да что вы, не надо, – смутился Додхо, втайне надеясь на то, что в кармане у него окажется шоколадка или какая-никакая булочка, ведь живот ещё с обеда начал жалобно ворчать.
– Ах, нет! – ещё сильнее обрадовался он и протянул маленький коробок. – Вот тебе подарок. Я уже опаздываю и поэтому помочь больше ничем не смогу. Только дам… как же это у вас называется? Карту! По ней своего брата и найдёшь.

Он протянул светло-коричневый свёрток, подпрыгнул, и в ту же секунду на остановке никого не оказалось. Как доказательство того, что Додхо не сошёл с ума, в руках у него остались карта и коробок, а на снегу продолжал жевать травку зимний муравей. Додхо открыл подарок и печально вздохнул – мужчина подарил ему самые обычные петарды, какие они с друзьями часто кидали в детстве. Зато на карте, в уголке, было написано:
«Улица Гоголя, дом рядом с аптекой – Снегирёк там»

Додхо знал это место. Улица находилась совсем близко – достаточно было перейти мост через реку неподалеку.

Но прибежав, Додхо понял, что найти нужное здание будет непросто: на него смотрели сотни одинаковых тёмных окон, и ни в одном он не мог найти отгадку. И, может быть, он увидел бы аптеку, которая, словно оазис, светила красным крестом в любое время, но уши заполнил детский крик, разрывающий перепонки, не дающий спокойно вздохнуть. Он ещё раз посмотрел в карту, прочитал адрес, написанный в уголке, и огляделся – дом стоял на другой стороне улицы.

Додхо перешёл дорогу и уже хотел открыть дверь подъезда, как вдруг понял, что номер снова был не тот, что нужен. Таблички с нечетными числами находились на противоположной стороне. А детский крик всё продолжал звенеть в ушах, мешая размышлять и даже думать.

– Снегирёк! – вдруг закричал Додхо. – Ты слышишь меня?

Но ответа не было. Вместо этого он услышал у себя за спиной тихие перешептывания, похожие на мелодию. Повернувшись, Додхо никого не увидел и уже хотел было закричать ещё раз, как вдруг заметил краем глаза тени, снующие возле фонарей. Но стоило повернуть голову, как они исчезали. «Завтранки», – тут же понял Додхо. С завтранками он до этого не встречался, но помнил поговорку, которую часто повторяла им мама: «С завтранкой встретишься – до завтра потеряешься». Они были длинные и настолько тощие, что могли спрятаться за дорожными знаками. Додхо знал, что путают они только туристов или тех, кто совсем не бывает в городе, а поэтому удивился, заметив их тени.

Додхо медленно, словно и не замечал ни завтранок, ни крика, достал из кармана старый, сгрызенный наполовину карандаш и обвёл маленький серый квадрат недалеко от начала улицы, а потом прогулочным шагом пошёл в том направлении.

Возле фонарей снова послышался шёпот, и длинные тени, пробираясь от одного столба к другому, побежали к тому дому, который обвёл Додхо. Но сам он, как только завтранки оказались далеко, рванул туда, куда и хотел изначально, – на другую сторону улицы. Он со всей силы потянул на себя толстую железную дверь, оказавшуюся не запертой, и быстрыми шагами добрался до старой лестницы.

– Снегирёк, – снова крикнул он, смотря вверх пролёта, – где ты?

Наверху послышался тихий плач, и Додхо уже хотел побежать туда, но вдруг остановился, с силой сжимая сломанные перила, – его птичий вес такая лестница могла не выдержать и посыпаться вниз. Одна из ступеней медленно грохнула, поднимая не только пыль, но и шум вокруг. Сквозь серое облако Додхо разглядел кучку рогатых человечков, смеющихся и показывающих неприличные жесты.

– Проиграл, проиграл! – веселясь, кричали они. – Не отдадим тебе твоего брата.
– Оне, – сразу понял Додхо и со злобой посмотрел на главных вредителей любого города – это они разрисовывали стены домов надписями, разбрасывали пустые бутылки по дворам и шумели на улицах ночью.

Один из них, осмелев ещё больше, взял тяжелый кирпич и кинул в Додхо. Он тихо ахнул и схватился за руку, которая вмиг распухла и покрылась кровью. Боясь, что и другие Оне могут начать кидать в него камни, он выбежал на улицу и прислонился к холодной стене. Страх за Снегирька не давал ему заплакать, хотя в горле уже давно стоял колючий комок. Додхо опустился на тротуар, запрокинул голову и едва сумел не закричать от радости – прямо над ним висела пожарная лестница.

Чтобы Оне решили, что он и дальше продолжает сидеть возле двери, Додхо достал почти разряженный телефон, записал на диктофон всхлипы и включил на полную громкость. К счастью, лестница оказалась невысоко, и он с легкостью допрыгнул до неё, повиснув на тонких руках. Дело было за малым – долезть до второго этажа и вытащить Снегирька.

Вот только, оказавшись возле окна, он понял, что оно намертво заклеено со всех сторон. Додхо посмотрел сквозь пыльное стекло и увидел брата, лежащего на синем резиновом матраце.

Он сразу заметил старшего брата, но почему-то не спешил подходить к окну, хотя и улыбался ему. Снегирёк приложил палец к губам и кивнул в сторону двери. «За ней Оне, – понял Додхо. – Как же мне тогда открыть окно?» Ответ нашёлся почти сразу – подарок старика с зонтом.

Додхо достал из кармана петарды, которыми и сам нередко баловался, пока был совсем маленьким, крепко зацепился ногами за лестницу и поджёг зажигалкой фитиль. Он бросил её вниз. На другой стороне сразу послышался грохот.

Оне стайкой выбежали на улицу, смешно открывая рты и не понимая, откуда взялись такие громкие звуки. Додхо в это время зажёг вторую петарду и как только мог далеко забросил её. А в это самое время, пока стайка с визгом побежала рассматривать, откуда взялся шум, Додхо зацепился пальцами за перекладину и ударил со всей силы ногами по стеклу. Правая рука, до этого только жалобно скулившая, вдруг налилась кровью и стала болеть так сильно, что едва получалось сдерживать слёзы.

Запрыгнув через окно, Додхо поднял спрятавшегося под старым одеялом брата и крикнул:
– Побежали!

Тот, напуганный случившимся, молча следовал по этажу за Додхо, который наконец смог найти лифт и спуститься вниз – прыгать со второго этажа побоялись.

На улице Оне не оказалось. Додхо не хотел думать, куда они могли деться, а потому, боясь погони, бежал всё быстрее, не обращая внимания на плачущего Снегирька, который с силой сдавливал шею.

Добежав до остановки, они заметили вдалеке первый трамвай, который медленно и сонно подъезжал к ним. Но в это же самое время на повороте показалась кучка существ с рожками, на разный лад кричавшая: «Поиграй!»

– Додхо, – жалобно скулил Снегирёк, – они нас сейчас поймают.

Но трамвай, не торопясь, подплыл к ним и со скрипом отворил двери. В вагоне оказалась та кондукторша, которая накануне разорвала билет от духа.

– Выиграл, – странно рассмеялась она. – Молодец, парень. Жаль только, что художником тебе теперь не стать – руку-то совсем испортил.

Додхо, снова успев забыть про боль, взглянул на ладонь и рассеянно покачал головой:
– Главное, что Снегирёк жив остался.

Младший брат, уставший и замёрзший, спал у него на плече, сжимая рукав жёлтого смешного пальто.