Так, бери холст. Скорее! Кисти, краски. Бери. Вон, на подоконнике стоит всё.
Судорожно хватая все необходимые инструменты для самопыток, а обычно низы и обыватели называют это «творческий акт», Алексей Кистев пытался не забыть картину, которая возникла в его голове на похоронах его матери.
Она была у него единственной. Отца никогда не видел. И про него разговор никогда не заходил.
Мысль об отце иногда всплывала в голове у Лёши, но каждый раз быстро стекала куда-то в душевную тьму, где подобные думы сжигала какая-то печь ненависти. Мать была очень деспотична, хоть иногда надевала маску «любящей и заботливой» матери.
Белый. (Белый снег ослеплял, казалось, всех присутствующих на кладбище. Белоснежное платье шикарно сочеталось с этим снегом и белоснежной кожей. Кожа была такой из-за разной косметики. Мама должна была выглядеть красиво.) Нужно налить беленького. Сейчас изобразим.
Маниакально ведя кистью, художник пытается изобразить сугробы.
Не то! Это не то, что я хотел. Ни это было в моей голове. Чёрт.
Расстроившись, Алексей начинает просто закрашивать весь холст в белый цвет. В голове возникла мысль. Срочно необходим синий.
Синий. (Вдруг, в воспоминаниях вспыхнули синие, словно океан, который я всегда видел на картинках, глаза. Это были глаза матери. Ещё совсем молодой матери.) Где же он? Где? Ага, вот, нашёл. Сейчас.
Прямо из тюбика выдавил густую каплю моря и продолжил смешивать и размазывать краску.
Море… Нет. Океан, чуть бушующий… Нет. Чуть живой.
Видно мельчайшее волнение, которое будто через секунду закончится и навсегда пропадёт.
Чёрный… (Чёрный гроб, чёрные волосы и все посетители этого прискорбного мероприятия тоже были в чёрном. Было ли в душе у них так же темно, как их костюмы? Были ли они на иглах таких же колючих и чёрных как их ресницы? Не знаю.)
Маленькая капля тьмы должна быть во всех и везде. Иначе неправда.
Из стороны в сторону катается кисть по холсту, создавая восхитительный, как казалось Лёше, пейзаж Айвазовского. На деле же это был пейзаж Алексея Кистева.
Виднеются облака, не густые, полупрозрачные. И такая же полупрозрачная, но создающая некоторый напряжённый эффект, тёмная туча. Будто шторм хотел быть, но передумал.
До этого момента я не мог понять, кем же была для меня мать. Не понимал какие чувства я испытывал, когда видел её при смерти. Не мог понять, что же я чувствовал на её похоронах.
Взглянув на картину, вдруг, всё стало ясно.
Автор публикации
