Это сродни клаустрофобии или гидрофобии. Ну, вроде тех отклонений в психике, особенно не влияющих на отношения с другими людьми. Даже сейчас, по истечении почти полувека, Николас никогда не надевает ничего на шею. Ни шнурков с медальонами, ни украшений, ни, конечно же, цепочек. Даже его покойная Жульена с трудом уговаривает Николаса надеть на Рождество галстук. Но не каждый Сочельник ей это удается. Бывает, он наотрез отказывается даже застегивать воротник сорочки. Сколько гор грязной посуды приходится перемыть ему в армии только из-за того, что он просто панически боится надеть на шею жетон, и мастер-сержант, уверенный , что новобранец Николас законченный и упрямый осёл, орал на него, брызжа слюной и потрясая кулаками. Любой из сержантов, наткнувшись в толпе новобранцев на малейшее проявление сопротивления, бросал все свои дела и уделял бунтовщику всё своё время. Но Николас исправно драит сортиры, скребет половинкой лезвия кафель в умывальнике, а на дыбы встает только при попытке надеть ему на шею жетон. В конце концов, племя сержантов отступило от него, решив, что это просто еще один ненормальный, из-за безалаберности вербовщиков попавший в славные парашютно-десантные.
Впрочем, одну вещь Николас всё-таки носит. Это старый оловянный медальон с изображением Пресвятой Девы Марии с Младенцем на руках. Но и его он носит не на шнурке, а на внутренней стороне майки, приколотым булавкой. В том месте у него на коже есть россыпь белых пятнышек, напоминание о тех случаях, когда булавка расстегивалась. Однажды Николас даже испачкал кровью свою старую кремовую рубашку. Она так и не отстиралась полностью. Рубашка досталась ему от двоюродного брата, и он хранил её всю жизнь, до сих пор с дрожью в сердце вспоминая о причине, заставившей расстаться с братом навсегда. Но после того, как над правым карманом осталось тёмно-коричневое пятно, а материя со временем сильно вытерлась, вылиняла и воротник стал едва держаться на ветхой ткани, рубашка стала выглядеть просто неприлично. А ведь после тех ужасных событий Николас с ней почти не расстается. Скорее всего, это была такая реакция психики на произошедшее.
Внук как-то посоветовал заляпать коричневой краской всё остальное, но Николас еще не до конца выживший из ума старик, чтобы носить настолько хиповую вещь. Тем более что его покойная Жульена была против того, чтобы он хранил эту рубашку как какую-нибудь старозаветную реликвию. Поэтому приходится её выбросить, точнее, решиться её выбросить. Ковыляя по садовой дорожке, почти полностью скрытой опавшей листвой, он особенно четко ощущает, что прощается, наконец, со Стэном, что все эти долгие сорок восемь лет он был привязан ко нему тоской и чувством вины. Пластиковый пакет с рубашкой проваливается на дно мусорного бака и запечатывается ржавой крышкой. В четверг, то есть уже завтра, мусор, а вместе с ним единственную вещь из прошлого должны увезти.
Наутро, с трудом дождавшись восьмого удара моих древних напольных часов в гостиной, Николас возвращается к баку. Тот стоит чуть иначе, а поверх желтых листьев лежит несколько кусков отслоившейся краски. Зазвенев приподнимаемой крышкой и увидев внутри бака пустоту, Николас чувствует, что с него словно бы спала обязанность или соглашения с самим собой никогда не вспоминать о том случае и никому не рассказывать. А ведь всякий раз, когда он надевал эту самую рубашку, брал её в руки или она просто попадалась ему на глаза, воспоминания из прошлого снова и снова вставали перед ним. Нереально яркие, неправдоподобно четкие. Живые и сочные картинки. Николас помнит запахи, звуки и дуновения ветра из того дня. Не сразу удается загнать их обратно в глубины памяти.
И вот теперь, когда эта символическая печать, это негласное табу исчезло и гниет где-то на свалке, он позволяет себе вспомнить все подробности и заново пережить то донельзя странное и страшное событие из своего далекого детства. Солнечного, бесшабашного и зубоскально-бессмысленного до того самого дня.
В те незапамятные и светлые при взгляде из будующего времена Николас – босоногий мальчуган, беззаботный, голубоглазый, с копной светлых волос на голове. Легче на шестьдесят килограмм, презирающий мелкие жизненные препятствия в виде заборов и проволочных сеток. Ловкий, с покрытыми ссадинами локтями и исцарапанным животом. На животе без всяких специальных упражнений и яростных походов в спортзал видны все особенности анатомического строения брюшного пресса. Он совсем не похож на себя теперешнего, похожего на лысеющую развалину с табличкой «Антиквариат» на груди…
Автор публикации
