Славка.

1.

Стук в окно.

– Слава! Славушка!

Славка вздрогнул и открыл глаза. Стук повторился. Славка откинул полушубок и сел. Потер кулаками глаза и попытался босыми ногами нащупать под топчаном валенки. Нет, не получилось. Снова нетерпеливый стук в оконное стекло. Славка вскочил и босиком, по ледяному полу, слегка морщась и поджимая пальцы на ногах, подошел к окну. Так и есть. Соседка. Тетя Валя.

– Вот, Славушка, вот! Открывай! – помахала какой-то бумажкой и пошла к двери.

Чего это она? Может, случилось чего? Может, опять бумага какая из милиции? Тогда беда. Он ведь обещал тете Вале, что завяжет, бросит пить, да за ум возьмется. Эх… Но, она, вроде, не злая, а наоборот улыбается. Что-то не так. Славка отодвинул засов и распахнул дверь и невольно зажмурился. Какая-то невидимая волна, сотканная  из утреннего солнечного света и студеного осеннего воздуха, обволокла его, словно стараясь скорее вернуть его к жизни и прогнать остатки хмеля, успокоить боль в висках, унять дрожащие руки.

Тетя Валя. Пристально смотрит, сейчас начнет отчитывать.

– Теть Валь… Я это… Мы… Я вчера…

– Да я уж видела! Ну, герооой! А ведь обещал! Ну, да ладно, Бог тебе судья. Да ты обуйся и накинь что-нибудь! Простудишься!

– Теть Валь, ты это… Проходи!

Славка торопливо сунул ноги в стоптанные кроссовки. Сорвал с гвоздя брезентовую штормовку и, пытаясь на ходу натянуть ее, и никак не попадаю рукой в рукав, поспешил в комнату вслед за соседкой. Тетя Валя уже присела на лавку и, скрестив руки на груди, снова пристально смотрела на него. Но не так, как всегда. Не строго, с какой-то горечью и жалостью, а как-то игриво что-ли. Славка почувствовал, что она плохо пытается скрыть радость, а вся эта строгость лишь для виду. Но он все равно встал в дверях и виновато опустил взгляд.

– Теть Валь… Я это… Вчера Мишке помогал… На пилораме… Проводку делали, тягу меняли и так, по мелочи… Ну, а потом… Немного…

– Ну, с Мишкой то я еще поговорю! Получит у меня! Ну, да ладно. Я, Славушка, по делу к тебе.

– По делу?…

– Мои ребята вчера в поселок ездили, в магазин. Ну и на почту зашли.

– На почту?

– Да, Славушка. Радость у нас! Радость! Услышал Господь мои молитвы! – тетя Валя торопливо поднялась и, широко перекрестившись, поклонилась маленькой запыленной иконке на полочке в углу.

– А чего случилось то?… – Славка понемногу осмелел и почувствовал, что сегодня его стыдить и отчитывать не будут.

– Телеграмма тебе, Славушка! От Анютки! На, читай!

И протянула ему смятый почтовый бланк. Славка, очень бережно, двумя руками, принял бумажку.

– Мне? От Анютки?

– Да ты читай, читай! – тетя Валя широко улыбнулась и краем платка смахнула слезу. – Эх, Славушка, как я рада!

Славка развернул бланк и шевеля губами, шепотом прочитал.

« Приезжаем шестого. Автобусом в семь пятнадцать. Аня. Леонид. Дима. Настя.»

Растерянно посмотрел на соседку. Снова прочитал.

– Это как же?…  Анютка приезжает? Ко мне?

– Приезжает, Славушка! Да не одна! И муж с ней! И детки! Всей семьей едут! Ну! Встречай гостей!

– Да как же?… Шестого… Анютка… А сегодня? – испугано поднял глаза.

– А сегодня четвертое! Послезавтра! Утренним автобусом! Я Пашку попрошу, он их встретит, на катере. Ну, а ты давай, готовься к приему гостей! Прибраться надо, да печь протопить! Да накормить их надо будет с дороги! Так что ноги в руки и вперед!

Славка так и стоял с бумажкой в руках. Тетя Валя снова промокнула глаза краем платка и рассмеялась.

– Ты вот что. Пойдем-ка к нам, поешь. Самовар греется. Чаю попьем и все решим. Да не переживай ты! Успеем!

2.

В последнюю ночь Славка не спал. Волнение о предстоявшей встрече не отпускало его. Он снова и снова включал свет и обходил комнаты, проверяя, все ли в порядке. Он поправлял белоснежные занавески на окнах, свежие полотенца на крючках над умывальником, смахивал невидимые крошки с цветастой скатерти. Убедившись, что все в порядке, он накидывал на плечи полушубок и выходил на крыльцо. Сидя на ступеньке, он долго курил и все думал, как оно все теперь будет, как сложится? Шутка ли, он не видел сестру столько лет! Он даже не помнил ее лица. Последнее, что четко отпечаталось в памяти, это как она крепко держала его за руку, когда их привезли в детдом. Держала, когда их привели в кабинет к заведующей, когда пошли в столовую, когда знакомились с другими детьми. А потом она куда-то пропала. Внезапно. Просто утром не пришла на завтрак в столовую. Воспитатели говорили, что нескольких детей перевели в «другое учреждение». Что это значило, Славка не понял тогда и, погоревав несколько дней, сбежал, но был пойман и наказан. После этого жизнь покатилась, словно товарный поезд, пущенный под горку. Холод, вечное недоедание, драки. Ну и первая судимость.  С тетей Валей он познакомился там, в колонии, где сидел «по малолетке». Государство заботилось о детях и даже в заключении они должны были получить образование. Валентина Сергеевна была их учителем. Все, как в обычной школе, только учительский стол отгорожен от учеников решеткой. Она как-то сразу обратила внимание на невысокого, замкнутого, но очень способного мальчишку – все схватывал на лету, отлично рисовал.  Валентина Сергеевна, конечно, попыталась взять его «под крыло», насколько это было возможно. А потом провожала его в армию и все два года писала ему длинные письма на крайний север, в Тикси. Отвечал он редко, про службу в стройбате особо не рассказывал, зато во всех подробностях описывал цветущую по весне тундру, огромные стаи перелетных гусей, оленьи стада и северное сияние.

Уже потом, после его возвращения они потеряли друг друга. Год вольной, веселой жизни в большом городе и новый срок. Треха. Теперь уже во взрослой колонии. Перед самым выходом на свободу, сорока на хвосте принесла ему вести, что дружки, которые остались на воле, будут встречать его, ждать у ворот. И вот лязгнули ворота за его спиной. И встретила его шумная, пьяная компания, приехавшая на такси. И вот уже какие-то незнакомые девки тянулись к нему, кто-то протягивал стакан. Но было еще одно такси. Из него вышла невысокая женщина в плаще и так решительно взяла Славку за рукав, что собутыльники опешили. Это была Валентина Сергеевна, его учительница. Конечно, она изменилась, постарела. Но он сразу ее узнал – пучок на голове, строгий взгляд из-за стекол очков, а главное голос. Спокойный и, вместе с тем, твердый и уверенный.

– Слава, марш в машину!

Потом обернулась к его компании.

– А ну молчать! Ждать, пока уедем! А то всех посажу!

Те так и замерли. А она втащила Славку в такси, и они помчались на вокзал, на поезд. Привезла его к себе.

– Поживешь пока. Здесь ты хоть под присмотром. А то ведь опять сядешь!  И пойдет-поедет! Пропадешь!

Пашка, ее сын, был сначала строг и недоверчив – человек из заключения вышел, мало ли чего…  Но, помог с работой – устроил Славку на пилораму.  Был у Пашки еще один дом, на краю деревни – достался от родственников. Стоял заброшенный, все руки никак не доходили, да и надобности в нем особой не было. Вот туда Славку и определили жить. Две комнаты, кухонька, печь. Крышу поправить, полы просевшие поднять, стекла кое-где вставить, да бурьян вокруг выкосить – и живи! Хоромы! Вот на пару-то они, Пашка со Славкой, за лето дом и привели в порядок. Ну, а уют, красоту помогла устроить Тамара, Пашкина жена. Половички, занавески, полотенца. И пока они все это делали, все присматривались к Славке, изучали. А потом и подружились. По душе им пришелся этот спокойный, рукастый парнишка. Его уголовное прошлое как-то быстро забылось, ушло, и о нем напоминали только пара наколок да шрам на шее. От ножа. И как-то все вокруг приняли его – тихого, задумчивого, всегда готового помочь. Ежели кому дров наколоть, огород вскопать, забор поправить – сразу Славку зовут. Кто-то денежку даст, кто-то продукты, а кто-то и нальет. Стал Славка выпивать, да и друзья сразу нашлись подходящие. Тетя Валя строго смотрела, да разве за ними уследишь! Но каждый раз, после очередного «инцидента»,  Славка сокрушался и обещал ей бросить, завязать. Она его журила, но уж очень сильно не ругала – все мужики в деревне выпивают. Главное, что бы он в историю какую не влип. Были пара неприятных случаев, один раз даже участковый приезжал и проводил со Славкой «беседу».

Время шло, Славка обжился на новом месте. Год, второй, третий – время текло словно река, та что под окнами. Размеренно, неторопливо. И стала потихоньку зреть в его голове мысль о том, как жить дальше? А главное, зачем? Как-то в поселке он разговорился с паломниками, что ехали в один монастырь, на север. Звали с собой. Чем-то они его зацепили, смутили душу. Стал все чаще задумываться. Может, действительно поехать? Посмотреть, что да как. Посмотреть, да и попроситься, чтобы оставили. Не в монахи, конечно. Послушником, трудником.  Но что-то держало его на месте, не отпускало. Анютку он, конечно, вспоминал, но не надеялся уже когда-нибудь увидеть, и когда она нашлась, растерялся. Обрадовался, конечно, но растерялся. Какая она теперь? Столько лет прошло, столько всего случилось…  И вот! Телеграмма! Что теперь делать?

«Как это, «что делать?»? Гостей встречать!» – тетя Валя быстро все расставила по местам. Ну, и завертелось! Славка сразу был откомандирован на берег, где речным песком отчищал от копоти и сажи кастрюли и сковородки, намывал чашки и тарелки.  Тетя Валя с Тамарой вытерли всю пыль, намыли полы, окна. Паша протопил печь, выхлопал половики, собрал еще один широкий топчан в углу, принес пару раскладушек. Вместо мрачной холостяцкой лачуги, гостей ждал уютный и ухоженный дом.

Славка, вернувшись с берега, так и встал в дверях, как вкопанный, видя, как изменилась его берлога. Когда все было готово, они все вместе сели пить чай в большой комнате. Самовар пыхтел на столе, тетя Валя разливала душистый чай по чашкам. Славка, было, потянулся за сигаретами, но поймав строгий взгляд соседки, замер.

– Нет, Слава, теперь кури только на улице, в доме ни-ни! А лучше, бросай ты это! На ко, вот, чайку!

Было решено, что утром Пашка заведет катер и поедет встречать гостей, а Славка наведет «окончательный лоск», как сказала тетя Валя. Самовар поставит, баньку затопит – гости, поди, усталые будут с дороги. Они сидели за столом, тетя Валя и Тамара говорили о домашних делах, Пашка лишь изредка вставлял короткие фразы. А Славка сидел, глядя в одну точку, словно не слыша их разговора. Он о чем-то крепко задумался. Тетя Валя внезапно осеклась:

– Слав… Славушка, ты чего это, а?

Он вздрогнул и поднял глаза. Все смотрели на него и даже Пашка, огромный, пузатый Пашка, перестал жевать и повернулся к нему.

Славка провел рукой по скатерти, отодвинул чашку и тихо пролепетал:

– Я… Это… Теть Валь… Я сам поеду утром встречать… Сам. Один. Так надо…

Пашка перевел взгляд на мать и едва заметно пожал плечами. Потом снова повернулся к Славке:

– Боюсь, Славк, с катером тебе не сдюжить. Ты ж почти не ездил на катере-то. А тут еще и людей везти… Давай я быстро сгоняю, а ты на берегу встретишь, ну?

Но Славка, глядя в стол, стоял на своем:

– Нет, Паш… Теть Валь… Надо мне… Самому… Тома, скажи! – он глянул на Тамару и снова опустил глаза.

– А и правда! Пусть Славик съездит! Ну а мы тут все приготовим. – Тамара повернулась к матери.

Все замолчали. Тишину нарушало только тиканье будильника на полке. Тетя Валя внимательно посмотрела на Славку. Он снова напомнил ей того мальчишку, каким она его увидела в первый раз много лет назад. Там, в колонии. Он, конечно, сильно изменился. Но глаза, его взгляд, такой долгий, изучающий и грустный, все, как тогда. Она почувствовала, что для него это действительно очень важно, что он принял непростое решение.

– Паша, что скажешь? Там ведь быстрина-то какая, посреди реки! Выгребет он на веслах то?  Как думаешь?

Пашка, внимательно посмотрев на Славку, что-то прикинув про себя, кивнул.

– Выдюжит. Реку он знает – сколько лет уж рыбалит! А быстрина – так он на веслах, под берегом, поднимется повыше, может даже до плеса, ну и по течению обратно выйдет аккурат на поселок. Ну, и обратно таким же манером. Я то на берегу буду поглядывать. Коли будет сносить, дак катер-то заведу, да приеду на буксир взять.

Пока Пашка говорил, Славка смотрел тете Вале в глаза и мелко кивал, словно поддакивал.

– Ладно, ребятки, так и сделаем. Ты, Славушка, вот что. Возьми с собой в лодку ватники да плащи – на реке-то сутра холодно, поди. И сходите сейчас с Пашей на берег, лодку еще разок гляньте. Старая она, может укрепить что надо, подлатать – дело то серьезное. Паш, сделаешь?

– Глянем. – Пашка допил чай и поднялся из-за стола.

– Ну, с Богом, с Богом… На том и порешим. – тетя Валя еще раз взглянула на Славку. Он уже поднял голову и смотрел открыто. Даже чуть улыбнулся.

3.

Над рекой висел густой туман, когда Славка пришел на берег. Как обычно, пока еще не спускаясь к воде, он замер, прислушиваясь. Река несла свои воды, набегая небольшими волнами на песчаный берег. Славке нравилось, что река почти не меняется, что она всегда в движении, всегда живет. Живет, не смотря ни на что. Да, скоро зима и ее начнет сковывать лед, но посередине, там, где быстрина, все равно останутся темные промоины и река не сдастся. Так было и так будет всегда. И это давало Славке какую-то уверенность, радость, прибавляло сил.

Его лодка качалась на привязи, на якоре в нескольких метрах от берега. Накануне, они с Пашкой еще раз осмотрели борта и днище. Одна из весельных уключин чуть болталась, и Пашка укрепил ее, а Славка, тем временем, собрал со дна лодки обрывки лески, рыбью чешую, сухие листья и прочий мусор. Да, лодка старая, но еще крепкая. Узкая и длинная, она легко шла под веслами даже против волн и ветра. Чего не скажешь о современных дюралевых катерах. Они только под мотором шустрые, но стоит технике дать сбой, как катер превращается в неповоротливый утюг, который гонят и волны и ветер. А на рыбалке? Волны бьют в металлический борт с таким грохотом, что вся рыба разбегается. А в лодке тихо, и как-то спокойнее, уютнее. Славка любил свою лодку. На зиму вытаскивал на берег, под навес. Каждую весну, перед спуском на воду, конопатил щели в бортах, потом переворачивал и смолил. И лодка его ни разу не подвела его за все время, служила верой и правдой. И на рыбалке, и когда Славка собирал на дрова проплывающие по реке топляки. Вот и теперь им предстояло важное дело. Но Славка был уверен в себе. И в своей лодке. Он так и стоял на высоком берегу, держа в охапке свернутые ватники и прорезиненные плащи. Стал спускаться к воде. По ночам уже подмораживало и трава, покрытая инеем, жесткая, словно проволока, хрустела под ногами. У кромки воды Славка остановился и, перехватив поклажу одной рукой, другой развернул голенища длинных сапог. Осторожно переступая, подошел к лодке и, перегнувшись через борт, положил ватники и плащи на дно. С трудом вытащил якорь. Лодка сразу ожила, почуяла свободу, но Славка подтянул ее к себе, положил в нос якорь, подобрал кольцами туда же веревку.  Перекинул одну ногу через борт и, сильно оттолкнувшись другой, запрыгнул в лодку. Течение сразу подхватило их и потащило вдоль берега. Но Славка уже опустил весла в воду и, упершись ногами в деревянный шпангоут, сильными гребками стал разгонять свой корабль против течения, вверх по реке. Ему предстояло подняться на пару километров, а потом просто сплавиться вниз, лишь подправляя веслами направление. Как с горки на санках скатиться.

Чайки. Они знали его, его лодку. Ловил ли он на удочки, выбирал ли сеть – он всегда делился с ними уловом, бросая несколько рыбешек. Но чайки знали, что это еще не все. Они сопровождали Славку до берега, где он, почистив и помыв рыбу, скармливал им рыбьи потроха. Так было всегда, но не сегодня. Сегодня он сосредоточенно, мощными гребками гнал лодку против течения, был очень серьезен и собран. Что-то важное заставило его рано утром сесть в лодку и плыть вверх по реке. Но чайки не теряли надежду и летали неподалеку.

А Славка налегал на весла. У него уже выработалась своя, особая техника гребли.  Упираясь ногами, он откидывал туловище назад, а потом еще делал сильный рывок руками. Весла гнулись, вода журчала вдоль бортов, лодка скользила вдоль берега. Он совсем не чувствовал усталости – мог грести долго и размеренно. До автобуса оставалось еще много времени, и Славка мог особо не спешить. Но он все равно боялся опоздать и греб изо всех сил.

Наконец, река раздалась вширь, течение замедлилось, грести стало, заметно, легче. Остатки тумана поднимались над водой и вдалеке, пока еще неясно, просматривался противоположный берег. Славка опустил весла и рукавом вытер пот со лба. Теперь можно немного перевести дух, а потом, неспешно подгребая, «встать на струю» и скатываться обратно, вниз по реке, подправляя курс веслами, постепенно забирая влево, к тому берегу. Он даже не стал разворачивать лодку, так и пошел, кормой вперед, чтобы четко все видеть перед собой. И все это время он думал, переживал. Какая она теперь, Анюта, его сестра? Примет ли она его таким, каким он стал? Как отнесется к нему ее семья?

Анюта. Аня. Нашлась совершенно случайно. Как-то тетя Валя ездила на встречу с бывшими коллегами. И кто-то ей сказал, что некая девушка очень долго искала одного из бывших заключенных, своего брата. Но, ни имени, ни фамилии тогда не уточнили. И тогда ее, тетю Валю, словно кольнуло что-то. Она позвонила в колонию, где отбывал свой срок Славка, и все выяснила. Та девушка оставила и свой адрес и телефон. И, когда она уже совсем потеряла надежду, ей пришло письмо от Валентины Сергеевны. Стали переписываться. Оказалось, что тогда, в детстве, ее увезли в детдом в Подмосковье. Повзрослев, она вышла замуж и вместе с мужем, молодым инженером, уехала в Сибирь на строительство большого завода. А теперь вот живут в Череповце. Двое детей, муж работает на металлургическом комбинате(«какой-то там начальник, по электричеству», как говорила тетя Валя), а Анюта в школе, учительницей младших классов. Конечно, она была счастлива, что ее брат нашелся. Обещала приехать в гости, звала к себе. Но, что-то все как-то не складывалось. В последнем письме Анюта написала, что они решили приехать, а точную дату она сообщит телеграммой. Еще она написала, что хочет забрать Славу с собой, в Череповец. Ее муж, Геннадий, обещал помочь с работой – на комбинате всегда нужны люди. Жить можно первое время у них, или в общежитии. Но одно условие – не пить. С этим строго. И вот, телеграмма! Через час с небольшим они приедут к нему, к Славке.

Туман, наконец, поднялся над водой, и последние его клочья цеплялись за верхушки деревьев на берегу. Славка уже четко видел поселок, освещенный утренним солнцем, поднимающимся из-за кромки далекого леса. Они видел дома, дым над печными трубами. Дорога шла вдоль берега, и по ней полз тяжелогруженый лесовоз. Издалека он  напомнил Славке огромного неповоротливого жука. А скоро по этой же дороге  приедет автобус, запыленный ПАЗик. Приедет Анютка. Он не видел ее много-много лет. Он ее почти не помнил. Случайно встретив  на улице, вполне, мог пройти мимо, не узнав. Она, конечно, будет расспрашивать его, как он жил? А что он ей ответит? Что сидел? Что пил? Вот и вся его жизнь. Эх…

Чайки, устав кружить, опустились на воду,  две из них, самые смелые, сели на борт лодки, прямо перед Славкой. А он, словно и не видел их, все думал и думал. Анюта, конечно, будет звать его с собой, в город. Она хочет помочь ему, хочет быть рядом. Она верит в него и, наверное, думает, что он может вот так, рубануть с плеча, и поменять свою жизнь. А он так может? Славке стало страшно. Не из-за каких-то перемен, трудностей и лишений – всего этого он насмотрелся, испытал с лихвой. Подвести Анюту, свести на нет все ее ожидания и надежды – вот то, чего он так боялся. Боялся и знал, что после этого он снова потеряет ее, теперь уже навсегда. Но потеряет не как тогда, в детстве, по воле других людей, а теперь уже осознанно, ломая все своими руками. Своей слабостью и малодушием. Она, конечно, его простит. Несмотря на всю боль и разочарование.  А тетя Валя? Он видел, как она радуется за него, верит, что его жизнь наконец-то настраивается, а не идет в беспросветный тупик. Как он ей будет смотреть в глаза? Как он будет дальше жить с этим?

А река все несла его вниз по течению. Вот уже и поселок, прямо перед ним. Старинные дома, с окнами «на реку», смотрели на него, посверкивая вымытыми стеклами. Дома, вроде, все разные, каждый со свой повадкой, на свой лад, но все крепкие, основательные. Они, словно, говорили ему: «Сто лет простояли и еще сто простоим! И ты не боись, Славка! Верь в себя!». И река вторила им: «Не боись Славка!». И солнце, уже оторвавшееся от зубчатой кромки далекого леса кричало ему: «Не боись! Вот она, твоя жизнь! Все в твоих руках! Как решишь, так все и будет! А я уж тебе помогу!». «Помогу!», – вторила река. «А как же, конечно поможем!», –  весело подхватили дома.

«А ведь и правда… Чего бояться? Вон, сколько у меня помощников да заступников! – он огляделся. – Давай, Славка, не дрейфь!».

Славка встал. Неспеша, расстегнул ватник, стянул и бросил на дно лодки. Он видел, что уже почти пролетел поселок и теперь ему снова придется основательно поработать веслами. Но он не боялся. Уже не боялся и не сомневался. Сделал мощный гребок, Потом еще и еще. Ему, вдруг, стало весело и как-то очень легко. Словно  он сбросил с плеч тяжелую ношу, которая давила всю жизнь, не давала распрямить спину и дышать полной грудью.  Он даже коротко рассмеялся. «Не боись, Анютка! Не боись, теть Валь! Все я сделаю, как надо! Вот увидите!».

4.

Пашка. Огромный, грузный, он стоял на берегу, широко расставив ноги. В бинокль он видел Славкину лодку, видел, как ее сносит мимо поселка и был уже готов сесть в катер и спешить на помощь. Но потом Славка встал и, вроде, скинул ватник.  Сел на весла, и лодка, мощно и уверено, пошла против течения.  Удовлетворенно крякнув, Пашка опустил бинокль, достал сигарету и неспеша закурил. «Не! Выдюжит! Теперь точно выдюжит! Молоток, Славка! Держись!».