был кинооператором. Ну, это тогда – в незапамятные времена, когда у нас еще был спрос на документальное кино в провинции. Потом спрос этот поутих, Сева взял в руки современную технику и работал на телекомпании, телевизионные агентства, маленькие студии, вобщем выживал, как мог, снимая все подряд: презентации, юбилеи, фильмы о передовиках производства, фестивали и конференции, зарисовки и рекламные ролики. Надо сказать, оператор он был превосходный. И дело совсем не в том, что он закончил операторский факультет ВГИКа в Москве, снимал кино во Франции, Италии, Германии, когда его коллеги не выезжали дальше Чехословакии или вообще оставались в родных степях, фиксируя бесконечные битвы за урожай. Он просто прекрасно чувствовал «картинку», он в принципе виртуозно чувствовал: и натуру, и человека, и свет, и экспозицию. Видимо еще при рождении Господь заложил в него то, за чем другие не выстоят никакую очередь.
Сева умел дружить. Пожалуй, именно эта его способность влекла меня к нему неудержимо на протяжении многих лет, и за все эти годы я не разу не пожалел о нашем знакомстве. Он был старше меня, и я подозревал, что гораздо старше. Но нашим взаимоотношениям это не вредило. Скорее наоборот: он заряжался от меня ушедшей молодостью, я от него – жизненным опытом. Сева, как и большинство творческих личностей, любил выпить. Нет, он не был «гениальным алкоголиком», но выпить любил. Чаще всего по конкретному поводу, находил эти самые поводы очень быстро и любому из них мог тут же дать философское обоснование.
– Севка, опять принял?
– Самую малость. И то в день взятия Бастилии.
– А ты то тут при чем?
Он делал сосредоточенную гримасу, переходил на шепот и многозначительно изрекал:
– Каждый из нас, друг мой чуть ли не ежедневно штурмует свою Бастилию.
Спорить с ним было бесполезно.
Однажды поздним вечером, возвращаясь домой, я услышал как во дворе басит «принявший на грудь» Сева. Он с кем-то громко говорил, и я понял, что его собеседником была моя жена. Разговор шел обо мне и Сева явно напрашивался в гости.
– Если бы здесь сейчас был Паша, он бы мне не отказал….- на этой фразе я появился перед дверью подъезда.
Нина стояла в домашнем халате и шлепках и всем своим видом демонстрировала желание поскорей распрощаться с непрошенным гостем. Севка ей не нравился.
Она увидела меня первой и сказала Севе с облечением:
– А, вот и твой Паша.
Сева оглянулся, улыбнулся перегаром и стал радостно хлопать меня по плечам. Я тоже похлопал.
– А я знаешь, мимо проходил… дай, думаю зайду…
Я чувствовал, что хмелею, и изо всех сил закрывался руками от дружеских объятий Севки.
– Ты абрикосы купил? – огорошила меня вопросом Нина.
– Какие абрикосы? – не понял я и даже перестал закрываться.
– Для варенья. Завтра Маша с детьми приезжает. Мы с тобой собирались варенье варить.
И тут я вспомнил. Племянница Нины Маша приезжает к нам в гости, везет с собой двух дочерей, а они обожают абрикосовое варенье. День был тяжелый, суетной и я абсолютно выбросил из головы эти чертовы абрикосы. А теперь уже поздно и я их нигде не куплю.
– Ничего, – говорю я, – один раз и без варенья обойдутся.
Нина фыркает и уходит в темноту подъезда. Я стою во дворе в свете тусклого фонаря. Напротив меня Сева. Он деловито чешет затылок и произносит:
– От тебя позвонить можно?
– Звони, – мне уже все равно. Вечер испорчен. Мы поднимаемся в квартиру. На кухне я замечаю свет. Там свою оюиду накапливает Нина.
– Вот, – показываю на телефон
Сева нажимает какие-то кнопки, ждет, приложив трубку к уху.
– Добрый вечер, а Николая Сергеевича можно услышать?
Молчит.
Потом дерзит.
– Все относительно. В Штатах сейчас ранее утро.
И наконец:
– Коля, привет. Разбудил? Прости застранца. – он смотрит на меня и улыбается.- Мне нужны абрикосы. Да, сейчас. Нет, я в своем уме. Нет температуры. Не ругайся.
Снова молчит.
– Выговорился? Абрикоса, говорю, нужна. На варенье. Сколько? – Севка поворачивается ко мне, – сколько?
Я ничего не понимаю.
– Киллограма три, – говорю растерянно
– Ящиков десять, – говорит Сева в трубку, – Да, на целый дом варенье буду варить. Ну, что тебе трудно мне помочь? Если бы не срочно, разве стал бы я тебя беспокоить. Адрес? – он снова поворачивается ко мне. Я, словно, загипнотизированный диктую ему улицу, номер дома, подъезд. Он слово в слово все передает в трубку.
– Спасибо, Коля. Кто? Сам ты такой. Что? Сам иди туда. Ну-у-у, спасибо, удружил. Так далеко меня еще не посылали. Спокойной ночи. Севка положил трубку и хлопнул меня по плечу.
– Будут тебе абрикосы, дружище! – воскликнул он торжественно и громко.
– Зачем столько-то? – только и смог вымолвить я.
– Не грузись. Сколько смог, столько и выбил. Для тебя, между прочим. Цени!
Я все еще ничего не понимаю. Стою растерянный в собственном коридоре и тупо молчу. Ситуацию спасает Сева.
– Слушай, Паш, а выпить у тебя найдется?
Через несколько минут, мы уже расположились на лоджии с выпивкой и нехитрой закуской.
– А Нинка у тебя стро-о-огая, – на распев говорит Сева, – и правильно. Нас мужиков только так и надо! – и он молниеносно опрокидывает внутрь стопку водки.
– Кому ты звонил, Сева?
Он машет рукой мол, не думай. Потом становится серьезным и задумчивым.
– Мириниади Николаю Сергеевичу звонил. Знаешь такого?
Конечно, я знал. Мириниади был заместителем мэра и директором департамента торговли нашего города. Но какое отношение Сева Нильский мог иметь к Мириниади? Да еще и общаться с ним, мягко говоря, «накоротке».
Севка будто прочел мои мысли.
– Мы с ним в армии служили вместе. Тогда он еще никакой был не Николай Сергеевич, а просто Колька – Нос, – Нильский снова махнул рукой. Улыбнулся чему-то и смачно захрустел соленым огурцом, – Ты нос-то его видел?
Я кивнул. А что? Обыкновенный греческий нос.
Севка перестал хрустеть и тихо сказал:
– Я ему жизнь спас. Он со скалы сорвался, а я держал его, пока ребята не подоспели. Давай еще выпьем, – и он уверенно потянулся за бутылкой.
Абрикосы прибыли под утро. «Газель» крытая тентом и в ней десять ящиков абрикос. Мы с Ниной успели сварить варенье, а я разносил потом абрикосы по соседям, глупо улыбался и говорил, что это просто так и мне ничего за это не нужно. Чудак, наверное, думали соседи. Да, уж – соглашался я про себя.
Один ящик я специально оставил для Севы Нильского. Я знал, что он появится. Ящик стоял в кладовой, а Сева как будто в воду канул. Несколько дней, а может быть и неделю, я о нем ничего не слышал.
Однажды, в вечерней тишине выходного дня раздался звонок в дверь. На пороге стоял Сева.
– Дружище, – сказал он, дыша в сторону, – у тебя абрикосы еще остались?
Я засмеялся. И долго не мог остановиться. Но ему все же удалось отыскать недлительную паузу и вставить:
– Ну, а выпить, надеюсь, найдется?
Автор публикации
