Сердце Царя большое и доброе, многое в себя вмещает, и раздает, не жалея, и без лицеприятия!
Но таким царское сердце не всегда было. Когда Царь из юности, от родителей вышел, и сам по жизни пошел, встретил на пути ложь и измену, предательство и корысть. И ожесточилось сердце его, стало злобное и мстительное, жестокое и ненавистное, холодное как камень, сжалось оно до малого, так что прихватывать стало, и простреливать Царя до боли острой, нетерпимой. Царь во всех частях своих лихорадкой трясся, и пульс замирал в нем. От этого еще больше Царь ненавидел всех и проклинал… и еще больше сердце сжималось и мышцы тянуло, пока чуть совсем не убилось.
Понял Царь причину болей сердечных и нездоровья и стал размягчать свое сердце. День за днем от ненависти очищался, и сердце расширял. И вернулось оно в состояние детское – простил он всех обидчиков и поносителей своих, и наладилось кровообращение сердечное, а сердце стало мягкое и доброе. Чем мягче становилось царское сердце, тем больше в него любви вмещалось, и от избытка ее дарил Царь любовь свою всем, а она все прибавлялась. Сердце же Царя расширилось до всех частей его тела и стало отовсюду любовь испускать – и в глазах любовь искрится, и в руках добрых, в ладонях теплится, и в дыхании живом живет. Но и здесь сердце Царя не успокоилось, за пределы Царя выходит – в мыслях по пространству себя разносит, в делах Царя себя оставляет, в поступках царских выплескивается и все вокруг себя любовью и добротой полнит. И стало царское сердце до всех уголков Царства доставать, и не только Царства – на всю вселенную его любви хватило! И по сей день сердце Царя трудится, сквозь себя волны радости расточает, отчего и Царь стоит, и Царство его ширится. Такое у Царя сердце!
Но таким царское сердце не всегда было. Когда Царь из юности, от родителей вышел, и сам по жизни пошел, встретил на пути ложь и измену, предательство и корысть. И ожесточилось сердце его, стало злобное и мстительное, жестокое и ненавистное, холодное как камень, сжалось оно до малого, так что прихватывать стало, и простреливать Царя до боли острой, нетерпимой. Царь во всех частях своих лихорадкой трясся, и пульс замирал в нем. От этого еще больше Царь ненавидел всех и проклинал… и еще больше сердце сжималось и мышцы тянуло, пока чуть совсем не убилось.
Понял Царь причину болей сердечных и нездоровья и стал размягчать свое сердце. День за днем от ненависти очищался, и сердце расширял. И вернулось оно в состояние детское – простил он всех обидчиков и поносителей своих, и наладилось кровообращение сердечное, а сердце стало мягкое и доброе. Чем мягче становилось царское сердце, тем больше в него любви вмещалось, и от избытка ее дарил Царь любовь свою всем, а она все прибавлялась. Сердце же Царя расширилось до всех частей его тела и стало отовсюду любовь испускать – и в глазах любовь искрится, и в руках добрых, в ладонях теплится, и в дыхании живом живет. Но и здесь сердце Царя не успокоилось, за пределы Царя выходит – в мыслях по пространству себя разносит, в делах Царя себя оставляет, в поступках царских выплескивается и все вокруг себя любовью и добротой полнит. И стало царское сердце до всех уголков Царства доставать, и не только Царства – на всю вселенную его любви хватило! И по сей день сердце Царя трудится, сквозь себя волны радости расточает, отчего и Царь стоит, и Царство его ширится. Такое у Царя сердце!