Секреты старшего брата

Мишаня проснулся от шума во дворе. Он быстро вскочил с кровати и кинулся к окну.
– Уйди от окна, нечего глазеть, – строго прикрикнул на него Митрий.
– А что там, почему маманька плачет? – не успокаивался мальчик.
– Говорят тебе, рано еще все знать. Закрой окошко, – строго повторил Митрий.

Дмитрий – старший брат Мишани. И если младшему исполнилось всего восемь, то старшему перевалило за семнадцать, но выглядел он ещё взрослее. Над верхней губой уже четко просматривались черные усики, которыми Митяй особо гордился. Еще бы, ведь, как утверждала старинная казачья пословица, донской казак без усов, как конь без хвоста.
Мишаня был еще очень мал, поэтому старший брат для него был не только авторитетом, но и самым близким и верным другом. Строгий окрик брата моментально усадил мальца на лавку.
– Мить, а Мить. Что там во дворе у нас?
– Батю солдаты порют, – грустно ответил Дмитрий.
– За что?!
– Да замолчи ты, потом расскажу, – с укоризной отмахнулся от младшего брата Митрий.
Действительно, во дворе несколько солдат секли плетьми хозяина усадьбы. Это был пожилой казак, которого солдаты заподозрили в связях с бывшим бунтовщиком Игнатом Некрасовым. Такое случалось частенько на хуторе, в котором проживало всего два десятка зажиточных казаков. Дело в том, что после разгрома в 1708 году булавинского восстания бывший атаман Есауловской станицы Игнат Федорович Некрасов собрал большое войско недовольных царской политикой по отношению к простому донскому казачеству.

С конца июля и до декабря 1708 года по указу Петра I карательная армия Долгорукого сожгла и разорила большинство казачьих городков верховья Дона, многих жителей этих городков казнили или выслали в Сибирь. Для удержания в повиновении донских казаков рядом с Черкасском в 1711 году было построено укрепление, где постоянно находились гарнизон царских войск и артиллерия. Даже тех, кого просто подозревали в сочувствии к некрасовским повстанцам, солдаты секли плетьми, лишали любых казачьих привилегий. Так произошло и с отцом Митрия и Мишани. Их дед сочувствовал некрасовцам и в числе сотен других донских казаков ушел на Кубань, являвшуюся в те времена турецкой территорией. Вот за поступок деда и секли царские вояки сегодняшним утром отца двух ребят прямо на подворье собственной хаты.
Два брата прижались друг к другу и тихо сидели на лавке около окна. Митрий опустил голову младшего брата себе на колени и закрыл руками его уши. Через несколько минут шум во дворе стал утихать. Дверь скрипнула и отворилась. Через порог мать почти внесла на плечах избитого казака, который еле переставлял ноги. Причитая и утирая слезы, она уложила отца на кровать лицом в подушку и стала утирать его окровавленную спину.
Дмитрий сжал зубы и не отпускал прижатую к коленям голову Мишани. Мать задернула штору у кровати, на которой лежал отец, и сутулясь вышла из мужской половины хаты.
– Своди его, Митрий, на речку. Искупайтесь там маленько, покамест я с отцом управлюсь, – шепотом произнесла она сквозь слезы.

Повторять Митрию не надо было, он быстро встал, помог братишке собраться и быстро вывел его из хаты. Они шустро перемахнули через плетень и стали спускаться по узенькой тропинке среди камышей к берегу небольшой речушки.
– Мить, а Мить. А ты почем все знаешь? Вот что я ни спрошу, ты все мне растолковываешь, – защебетал, наконец, перепуганный мальчишка.
– Да это все здесь и произошло, после чего я все видеть стал.
– Что произошло? Как это все видеть?
– Не щебечи, потом расскажу.

Они спустились к пологому берегу реки, скинули с себя портки и бросились в воду. Прохладная вода привела паренька в чувство. Он заботливо помыл голову братишке, окунулся сам несколько раз и вылез на берег. Мишаня еще минут пять бултыхался в воде, а Митрий сидел на песке и внимательно следил за мальчуганом.
Вдруг он вздрогнул, выпрямился и замер. Через мгновение схватился за голову, упал на песок и стал стонать, переваливаясь с бока на бок.
– Мить, опять припадок случился? – испуганно забормотал выбежавший из воды Мишаня. Он попытался успокоить брата, но тот оттолкнул его. Минуту – другую он перекатывался на песке, затем замолк и медленно сел возле мальчика.
– Да не припадки это. Я сказывал тебе уже, просто видения в голове резко появляются. Как наяву все вижу. Вот и сейчас все опять повторилось, – грустно произнес Митрий.
– А ты не смотри, что я малой. Я уже все понимаю. Расскажи, Мить, что сейчас видел?
– Уже не малой, сказываешь? – улыбнулся Митрий и обнял за плечи голенького братишку.
– Тогда портки надень да слухай. Только смотри, не проболтайся пацанам хуторским. Пусть это тайной нашей будет.

Мишаня быстро надел старенькие штанишки и уселся рядышком с братом.
– Пронеслось перед моими глазами сейчас целая история. Знаешь, за что отца солдаты выпороли? За деда нашего, который с некрасовцами ушел на турецкую сторону. Так вот я и видел сейчас, что они пришли на Кубань к устью реки Лабы и обосновались на правом её берегу в нескольких селениях. А потом, как сейчас вижу, большая часть некрасовцев, во главе с Игнатом, поселилась на Таманском полуострове, между Копылом и Темрюком, и основали три городка: Блудиловский, Голубинский и Чирянский.
– А как это у тебя получается – видеть то, что еще не было? – перебил рассказ брата мальчуган.
– А я почем знаю? Просто вижу и все тут. Так слухай дальше, не перебивай. Так вот, в 1711 году Некрасов собрал большое конное войско и пошел на Саратовскую и Пензенскую губернии, порубил там бояр всяких и вернулся обратно на Кубань. За это Петр I приказал Казанскому и Астраханскому губернатору Апраксину наказать Некрасова. Апраксин с регулярными войсками, яицкими казаками и калмыками в августе 1711 года разорил жителей Кубани и многие некрасовские городки уничтожил.
– А кто это Петр I? – не выдержал Мишаня.
– Да это царь наш русский. Ты что, не ведал разве?
– Откуда? Кто мне, кроме тебя, все это растолкует.
– Ну, да ладно. Слухай далее. Если все будет так, как я сейчас видел, то к 1715 году Некрасов организует отряд лазутчиков и будет посылать их к нам на Дон и в украинские города под предводительством какого-то Сокина. Под видом нищих и монахов лазутчики проникнут в разные наши губернии и будут высматривать расположение царских войск и подговаривать население к побегу на Кубань.

Митрий на минуту замолчал. Обхватил голову руками, склонил её между своих коленей и снова выпрямился.
– Ага, вижу опять, что в 1727 году Некрасов пошлет на Дон и Украину отряд лазутчиков уже из 200 человек. Лазутчики уведут с собой на Кубань целые станицы и села. Царские войска будут бороться с некрасовцами до 1737 года, пока они все не сбегут с Кубани за Дунай.
– Вот здорово. Ты, Митяй, как сказку сказываешь, – переводя дух, выпалил Мишаня.
– Сказка, не сказка – не ведомо мне. А вот что перед глазами промелькнуло, то и поведал.
– Мить, а Мить. А может, старикам хуторским все рассказать, чтобы они предупредили всех наших?
– Ага, сейчас! Чтоб отца вообще солдаты запороли? Да кто нам с тобой поверит? Сам сказываешь, что «сказки», – задумчиво произнес Митрий и потрепал брата по волосам.
– Да я просто так, думал, лучше будет.
– Лучше будет, если мы молчать будем. Пойдем уже домой, маманька к обеду ждет. Только к отцу, чур, не приставать, – быстро заговорил Дмитрий, поднялся с песка, собрал вещи, взял Мишаню за руку, и они медленно побрели по узенькой тропинке в обратную сторону.

– Где ж вы, хлопцы, запропастились? Уж и похлебка вся простыла, а вас все нет и нет, – ласково встретила их поднимающаяся из-за стола мать. Там уже сидел перевязанный отец и медленно ел похлебку, смачно прикусывая куском домашнего хлеба.
– Да мы тут загулялись трошки. Митяй такое мне сказывал…
Мишаня не успел договорить, как получил от старшего брата звонкую затрещину.
– Брешет он, мамань. А вот проголодались мы шибко.
Ребята быстро сели за стол, перекрестились и схватили ложки.
– А ну, руки помыть! Вы что, бусурманы какие или казаки? – строго прикрикнул отец. Братья встали из-за стола, помыли руки и снова сели за стол. Отец чувствовал себя уже гораздо лучше, но сидел за столом, еще сутулясь над своей чашкой. Мать поставила пару чашек с похлебкой на стол и ушла на женскую половину хаты. По казачьим обычаям начала XVIII века женщины не имели право сидеть за обеденным столом вместе с мужчинами.
– Ну и что ты там сказывал, Митяй? – строго, не глядя на ребят, спросил отец.
– Бать, это недавно со мной произошло. Спустился я как-то к речке вечерком, а на небе тучи собрались грозовые. Не успел я искупаться, как вдруг гроза яркая как сверкнет, да и ударила в воду. Меня всего как жаром в речке ошпарило. Почти сознание потерял, еле вылез на берег. Гляжу, а перед глазами камыши расступаются, и из них солдаты царские лезут. Я уже бежать собрался, да только тогда и понял, что это мне все мерещится. Вот с тех пор почти каждый день на меня нападает что-то, что за несколько минут перед глазами проходит все то, что было когда-то или вообще еще не было. Чудо какое-то. Сам ничего не ведаю, откуда такое со мной после грозы случилось?
– Бать, правду он сказывает. Не может наш Митяй брехать, – вступился за брата Мишаня.
– Коли правду сказываешь, то это Божья благодать на тебя через молнию сошла. Только следи за языком своим, не болтай никому о Божьем даре. Да и ты, Мишанька, казак уже; смотри, не сболтни кому о Митрии, – рассудительно проговорил отец и внимательно посмотрел в глаза своим сыновьям.

После этого случая дружба между Митяем и Мишаней удвоилась. Они стали неразлучны в любом деле, стояли горой друг за друга перед хуторскими мальчишками. Митрий помнил, как по казачьему обычаю в семь лет Мишане дед остриг голову во второй раз, как они впервые с отцом и дедом вместе с Михейкой ходили в баню, а затем отправились к первой исповеди в хуторскую церковь. Это было вроде бы совсем недавно: после праздничного обеда, за которым Михей в последний раз ел детские сладости, под роняемые матерью слезы, он собрал постель младшего брата и перевел его из детской комнаты на мужскую половину. Митрий запомнил, как придирчиво осматривали они с отцом одежонку семилетнего Михея и выбрасывали все, что считали излишне теплым или мягким. «Все! – говорил тогда отец. – Учись служить! Чай, теперь ты не дите, а полказака!». Но с этих дней прошло уже полтора года. Деда не было в семье уже давно, и они оставались вчетвером. Митрий прекрасно понимал, что на нем лежит ответственность воспитать в младшем брате настоящего казачонка, ведь именно об этом мечтал его любимый дед, воспитывая в детстве своего первого внука.

Митрий скучал за дедом, ежедневно вспоминал его наставления и поучения. Он любил его за строгость и справедливость, за былые боевые заслуги и особую мужскую ласку. В памяти юноши остались самые добрые воспоминания о прошедшем детстве, проведенном не с хуторскими мальчишками, а со своим любимым дедом. Он помнил, как с пяти лет работал с родителями в поле: погонял волов на пахоте, пас овец и другой скот. Митрий всегда вспоминал, как вместе с крестным, погибшим в одном из боевых казачьих походов, отцом и дедом играли в разные игры, способствующими обучению либо работе, либо воинскому искусству. Одной из самых любимых детских игр Митяя была старинная казачья игра пастухов – дзига, или кубарь, в которую они с дедом играли почти ежедневно. Специально изготовленную игрушку, похожую и на шпульку от ниток, и на волчок, дед подхлестывал кнутом или своей нагайкой.  Условия перед внуком он ставил самые различные: не уронив дзигу, Митяй должен был гонять её по прочерченной дедом линии по комнате или во дворе; иногда они менялись с дедом и соревновались, кто дольше прокрутит дзигу (кубаря) одним хлыстом нагайки. Дед в своем престарелом возрасте умудрялся иногда, подбрасывая кубарь в воздухе, попадать им в цель за много метров от места игры.
Всем этим играм Митрий пытался обучить и своего младшего брата. Только когда не стало в семье деда, он понял, в чем секрет детских игр маленьких казачат. Игры-то, оказывается, обучали мужеству и ловкости, выносливости и любви к Донскому краю. Только теперь Митрий понял, что настоящий казак должен любить свою землю и хутор, почитать старших, быть честным и справедливым, не бояться смерти в правом деле за свободу своего народа и своих близких, уметь свободно владеть шашкой и умело скакать на коне. Почти всему этому он уже обучился и старался передать свой небольшой опыт младшему брату.

Так незаметно пролетело два года. Жизнь в казачьей семье текла своим обыденным чередом. Но однажды ночью произошел удивительный случай, который резко изменил дальнейшую жизнь Митрия. В ночь перед своим восемнадцатилетним юбилеем его разбудил странный разговор. Парень очнулся, приподнялся на локтях и увидел сидящих за столом отца и странного казака. Слабый свет от лучины еле освещал фигуры, поэтому разобрать черты лиц двух сидящих за столом мужчин было почти невозможно. Митрий не сразу понял, что это происходит не наяву, а его вновь окутало видение особого дара. Но происходящее было так реально, что трудно было поверить, что это всего лишь видение. Митрий встряхнул головой, сел на кровать и протер глаза.
– А, проснулся, казак?
После этих слов Митрий совсем оторопел. Во всех его видениях события представали перед глазами в виде картинок или действий, но никто и никогда из прошлого или будущего еще с ним не разговаривал. «Так что же это происходит?» – промелькнуло в голове юноши.

Незнакомец повернул голову, и теперь Митрий четко рассмотрел его. Это был мужчина средних лет, с красивыми чертами лица и пышными усами. Одет он был в странную форму, неведомую еще парню. По всему виду и накинутой на плечи расшитой золотом куртке можно было догадаться, что перед юношей сидел казачий офицер благородных кровей. Обтягивающие брюки были заправлены в кожаные сапоги, мечтать о которых Митрий и не мог. Каждая пуговка на кителе была позолоченной, а на груди незнакомца красовались два ослепительной красоты ордена. Такого Митрий не видывал еще ни разу.
– Не пугайся, юный казак, все в порядке, – успокаивающе произнес казачий офицер, повернулся в сторону Митрия, оперся рукой о спинку стула и продолжил.
– Ну, что, усвоил традиции некрасовцев? Во многом они были правы, но не знали, за что борются. Судьба приготовила им тяжелую участь: вернутся в Россию их потомкам суждено только в начале XX века. Много погибнет из их рода. Но дело твоего деда не пропадет даром – помнить о его соратниках будут в веках не только на Дону, Кубани и Украине, но и в далеких уголках матушки Руси. А ты, молодой казак, за твое усердие в воспитании младшего брата будешь вознагражден Божьей и царской милостью: твои внуки и сыновья Михея станут моими верными соратниками в Отечественной войне 1812 года. Запомни, придет время, и именно ваш род прославит подвигами Донское казачество, сражаясь подле меня, Матвея Ивановича Платова – прославленного русского генерала, участника боевых действий против армии Наполеона Бонапарта в 1812—1815 годах XIX века. Но все это будет через сто лет, а сейчас ты стал настоящим Донским казаком. Дарую тебе, сын мой названный, титул боевого казака. Неси сей титул гордо и с честью, не запятнай ничем высшее воинское звание донского казака. Но смотри, друг мой, никому не рассказывай о случившемся. Запомнил? А теперь прощай, друг мой любезный.

У парня перехватило дыхание. Уж слишком четко было видение и слишком отчетливо произнесены были слова незнакомцем. Митрий еще раз протер глаза, хотел привстать с кровати, но не смог. Еще одно мгновение незнакомец смотрел ему прямо в глаза, затем повернулся к отцу и медленно протянул ему руку. Удивленный Митрий вновь попытался произнести хоть пару слов в ответ незнакомцу, но в это время лучина в хате вдруг погасла и наступила кромешная темнота. Наконец мальчик совладал со своим волнением, вскочил с кровати, быстро в потемках нашел запал и поджег лучину. Тусклый свет осветил пустой стол и мирно спящих отца с Мишаней.
Митрий молча постоял несколько минут у стола, затушил лучину и на цыпочках подобрался к своей кровати. До утра он теперь уже не смог заснуть. Одна мысль за другой проносились в юношеской голове: «Кто он этот Матвей Иванович Платов? С каким таким Наполеоном предстоит война России? В чем смогут помочь донскому атаману его внуки и Мишанькины дети? В чем суть теперь его дальнейшей жизни?».

****