Рубль на водку
Ничто не поменялось в головах людских за века многие. Так имею я разумение, что и в древнейшие из времен мелкий чиновник всегда отличался лизоблюдством при хозяине своем. И на идею эту навел маня один случай.
Давно это было. Не припомню уже точно где. Точно случай тот произошел в одной российской губернии. И речка была в тех краях, толи Псел, толи Оскол. И земли плодородные. И народ как везде, работящий да пьющий.
Служил в ту пору над теми наделами генерал-губернатор. Именем простецким, но хитростью не малой обладал тот высший чин. Требователен был к челяди, и спуску никому не давал. Но бывало любил и широту души своей показать.
Так довелось тому губернскому начальнику однажды присутствовать на рождественских спектаклях у главной ели. Роль «Старика Мороза» в тот день играл местный скоморох Ивашка. Да так Ивашка в роль вжился, так разошелся в своем актерстве, что и голосом и манерностью своей был истинный герой сказочный. И хороводы водил, и стихи читал, и песню старинную затянул. Да так душевно, что сам генерал-губернатор чуть в пляс не поднялся. Да вовремя урезонился. Вспомнил, что не по чинам ему прилюдно «комаринскую» коленцами выделывать. Зато уж после спектаклей велел он подвести того «Старика Мороза» на поклон.
И тут народ засуетился. Забегали помощники. Кличут Ивашку. Да чтоб тот в гриме был, и костюм не менял. Кричат на Ивашку, в шею толкаю. Мол «Сам его высочество на поклон требует».
Бежит Ивашка, торопится, валенки в шубе путаются. А перед самой свитой не удержался на ногах. Один валенок сполз с ноги. Так об него и запнулся Ивашка. Растянулся на заснеженной мостовой аккурат у ног высокого чина и свиты его. Пытается встать, да шапка на глаза ползла, коленями в полы шубы уперся.
А свита тем временем со смеху надрывает упитанности свои. Да и сам высоко-оный в усы ухмыляется.
– А вот те и поклон так поклон. В самые ноги пал ниц холоп. – губернский главоправитель уж и сдержать свою степенность не мог. А обратившись к окружению своему велел поднять бедолагу. – Да и не гоже такому актеру казенные шубы на площадях протирать. Поднимайся уж. Поглядим, кто ты есть в миру.
Несколько особо услужливых в низших чинах подняли с земли бедолагу. Шубу ему от снега отряхивают. Шапку шитую бисером на голове поправляют. Смотрит на Ивашку губернский начальник. Да и улыбку уж скрыть не может.
– Ну повеселил, брат, так повеселил. Не каждый день такой «ситроль» увидишь. А вот получи честно заслуженный рубль на водку. – с этими словами он приподнял блестящий золотом кругляш и вложил его в руку актера. – Ну бывай.
Сказал. А сам стоит, ухмыляется. Ждет, как Ивашка благодарить будет. А Ивашка тот и не понял сразу, что цельным рублем одарен был, а то было его жалование в театре за десятину дней. И за комнату оплата была как за месяц. Но он в кулак то и не посмотрел. Молчит и моргает глазищами своими накрашенными.
– Да ты чай не в себе от счастья? Паря. – генерал-губернатор ждал продолжения представления. – А ну дайте ка ему еще золотой.
Вот тут-то и проявилась суть чиновничья. Тут и представилось этому люду проявить всю самую выразительность своего естества. И первым, чуть на согнутых тонких ножках, подбежал с протянутым рублем второй помощник канцелярии по сбору податей. А двигало сим чином жгучее желание стать первым губернским мытарем, по-сему и рвение присутствовало, и прыть молодецкая, и услужливость соответствующая.
– А вот и мой рубчик. Голубчик. Уж одаривать, так одаривать. Держи.
Ивашка только успел варежку с опушкой под тот рубль подставить. А глазами округленными еще более стал в беспамятстве водить.
От изумленного лица Ивашки губернатор рассмеялся в голос. А тут старший казначей со своим рубликом вырос как опенок после дождя. «Держи золотой. Уж по примеру пана головы, чай на рубль не обеднею».
И пошла череда люда чиновничьего к Ивашке с золотыми. Парень совсем голову потерял от события. И не ведает говорить что. Только зиркает на всех глазами очумелыми. Сам же генерал-губернатор уж сил не имеет от смеха.
– Вот же вы обезьяньи душонки. Не наветами, так потехой ко мне в печенку залезть хотите. Ну-ну. Поглядим, кто еще на золотой раскошелится.
А свита гудит как улей. Каждый понимает важность события. Как же шь не дать, если «сам» дал, да еще все высшие чины. Да и меньше чем каждый давать чревато может быть. Последними на поклон к Ивашке уже с медяками шли. В долг друг у друга одалживали.
В тот день Ивашка весь театр водкой поил. Всей труппой в рюмошную пошли. И на другой день тоже. И на третий. Через пару недель от тех золотых у Ивашки и гроша не осталось. Только боль головная, да душевное паскудство. А еще выгнали его из театра. Не за пьянство выгнали. А по устному распоряжению из управы губернской. Мол, не гоже, чтоб эдакий олух да с господ чиновников по золотому поимел. Ох, не гоже!