Ритуальный перформанс

Город устало ревет и бьется в конвульсиях, словно его, беднягу, душат подушкой. Как последние капли кислорода по его артериям, вдоль бурлящих переулков стекаются в центр толпы тусовщиков. И каждый спешит за своим: утвердиться, забыться, получить одобрение… чтобы уже на следующий день проснуться обывателем вновь. В круговороте этой агонии медленно гаснут и реальные цели, и самые сокровенные мечты.

К фатальному маршу легкомыслия и тщеславия еженедельно приобщался и Макс. Летним вечером такого-то воскресенья он причесался, надушился и посетил респектабельное питейное заведение в двух шагах от Электротеатра. Голубоглазый, тонкий, франтоватый столичный пижон с выдающимся горбатым носом и острыми, как хлебные корки, скулами искал место для хорошего съема — им-то оно и славилось на протяжении десятилетий. Здесь же можно было угореть с завсегдатаями интеллигентами и деятелями искусств — для столицы такой симбиоз гламура и духовности обычное дело.

Парень принадлежал к той породе 30-летних, в чьей биографии невозможно вспомнить ни одного романа длиной более нескольких месяцев, и кто почти бессознательно придерживается кредо “пока жив — не женюсь”. Женщин Макс любил — по силам искренне и самозабвенно, только недолго. Но еще больше любил, если они его слушают. Когда ему было пять, он взбирался на табуретку и на тарабарском английском распевал для бабушки тогдашние хиты MTV. Та неизменно, ни слова не понимая, хвалила, аплодировала и гордилась, а он тем временем потихоньку взращивал в себе артиста. Нотную грамоту прирожденный певец не учил, вокальные конкурсы — игнорировал, из юношеского хора — бежал, и впоследствии кичливо называл себя самоучкой.

Задумав очередную интрижку на одну ночь, Макс уселся за барной стойкой и опрокинул пару бокалов вермута подряд — жадный глоток, оливку под язык и — вуаля — что может быть проще — тепло разливается по затылку, а рот непроизвольно растягивается в улыбке. Он огляделся по сторонам. Казалось, что кандидатки в его постель сидели за столиками исключительно компаниями… и либо ворковали между собой вокруг десятка коктейлей Космополитан как неугомонная стайка колибри у цветочного куста, либо позировали для селфи. Парень предпринял еще несколько попыток отыскать среди них одинокую и в меру раскованную красотку. Да, девушек он находил так же легко, как и терял, и в своих запросах не скромничал: одна — доступная, но какая-то непромытая; другая — лощеная, но несомненно зажатая; третья — стройная, но мужеподобная, и ушами напоминает бойца MMA. До четвертой он не дошел и развернулся на полпути, едва почуяв, что цель застолблена.

Он уже отчаялся найти пару, как в зеленоватых отблесках богемных интерьеров проплыла вдоль бесконечно длинного бара статная рыжеволосая нимфа. В руках она несла пышный букет гортензий, похожих на воздушное голубое суфле. Неопределенного возраста, но с очень юным лицом, заметная издалека, эта девушка ярким пятном поглотила все пространство вокруг себя. Максим восхитился, нахохлился, гордо вздернул видный нос и… непроизвольно выпустил изо рта Мартини со слюной прямо на свои светло-серые брюки. Склизкая капля плюхнулась где-то в области паха. «Да какого хрена», — разгневался он. Убедившись, что никто не смотрит, Макс промокнул свежее пятно салфеткой и поспешил  к незнакомке, придумывая подкат на ходу.

– Кх-м-м, – протянул он бармену, присев через стул от нее. – Мартини, пожалуйста.

Макс посматривал на девушку ненавязчиво и осторожно, и очень скоро напоролся на ответный взгляд. Она казалась слегка печальной или даже измученной, но в глазах ее бегали озорные дьявольские искорки, придающие лицу таинственности и характерности.

– Какой-то напиток у вас… не мужской, – она вступила в диалог первой. – Еще в этом коктейльном бокале…
– Я вот только-только вам его хотел предложить! А вы… что ж вы так?
– А я уже по игристому, – она продемонстрировала ему бокал.
– Да ну вас. Martini Bianco — напиток джентльменов и Джеймсов Бондов, – парировал он. – Не мужской, а вот так! Я — Максим.
– А я Лера.
– А я думал, Анжела какая-нибудь или Сабина. Можно на ты?
– Можно. И чем Валерия плоха? – она флиртовала естественно и непринужденно, будто и не делала этого вовсе.
– Да нет же, отличное имя. Чего усталая такая?
– Заметно, да? – она молниеносно схватила телефон и заглянула в черное зеркало — убедиться. – Спектакль отыграла.
– Актриса?! Ва-а-а-а-у… – саркастически пролепетал он. – Но я вот не удивлен, от слова совсем.
– Почему? – Лера хитро улыбнулась, уже предвкушая какой-нибудь пафосный комплимент. А ведь за свою жизнь она наслушалась разных сполна.
– Ну, честно говоря, не знаю. Просто это видно по походке, грации, манерам… харизме твоей, или как это назвать.
– Приятно…

Максим и не подозревал, насколько своевременными оказались эти слова. Его новая знакомая как раз мучилась экзистенциальным для своей профессии вопросом: талантлива она или просто красива? А харизма — тоже талант.

– Да и ты такой фактурный. В актеры бы. М-м?
– Ко мне однажды в метро девушка подошла — предложила контракт с модельным агентством, представь. Но агентством не обычным, а, так скажем, нестандартных лиц. Сказала, будто я из «Игры престолов» вышел. Я тогда удивился и с ходу ее отшил.
– Ой, а я такое агентство, кажется, знаю, – оживилась Лера. – Очень зря.
– Не думал об этом всерьез. Да и приоритеты у меня немного другие, – для храбрости он глотнул еще вермута и перевел тему. – Так, и что сегодня в
театре показывали, расскажи?
– А это важно?! – после удачного комплимента вопрос неожиданно вызвал у девушки раздражение.
– Да, в целом-то, нет… – слегка опешил Макс.
– Извини. Триггернуло… Если кто спросит, так и передай: театр — гадюшник. Ему служить — себе дороже, вот правда. Понимаешь? Вот ты, чем занимаешься?
– Я… ну, я определенно не играю. Я пою.
– Если на сцене, то тебе ли не знать… – она немного помедлила. – Да и ну его, давай ты мне лучше возьмешь этот свой… Мартини Бьянко, – она томно вдохнула и придвинулась ближе.

Везти Валерию было недалеко, и он, ощущая нарастающее сексуальное напряжение, нервно поглаживал в кармане смартфон, предвкушая вызов такси. Они — двое незнакомцев, абсолютно чужих друг другу — перекинулись еще парой-тройкой ни к чему не обязывающих фраз, вычислили общих приятелей в социальных сетях и незаметно для обоих уже мчали к нему сквозь изматывающую ночную жару.

Максим снимал однушку на северо-западе — на втором этаже окрашенной розовым комичной высотки, которую местные в нулевых прозвали не иначе как «Пэрис Хилтон». Взявшись за руки, парочка обошла это архитектурное безумие кругом и попала в замшелый 24-часовой супермаркет, где продавалось буквально все: овощи, фрукты, «памперсы», «дошираки», гели для бритья, блоки питания для гаджетов и турецкие сладости — только вот происхождение и качество их вызывали вопросы. Впрочем, к вину, которое здешний дозорный Армен доставал из-под полы даже после полуночи, у Макса претензий не было.

На кассе им встретился колоритный дуэт: молоденький бритоголовый техно-бой в кроссовках New Balance и спорткостюме из шуршащего нейлона, а под руку с ним — потасканная, некрасивая, пожившая миллионы паршивых жизней путана с сальными волосами цвета сена. Нелепой парочке не хватило на презервативы, и пока они уламывали Армена «записать на их счет», в магазине столпилась очередь. Минуты тянулись словно часы, зумер начинал краснеть перед свидетелями… Тем временем Макс поймал ностальгическую нотку и принялся подпевать играющей по радио поп-роковой нетленке Aerosmith:

Don’t wanna close my eyes
I don’t wanna fall asleep
‘Cause I’d miss you, baby
And I don’t wanna miss a thing
‘Cause even when I dream of you
The sweetest dream would never do
I’d still miss you, baby
And I don’t wanna miss a thing…

– Ничего себе, и правда, поешь! – оживилась Лера.
– Ну, я и не врал.
– Да ла-а-а-дно! А в записи есть?
– Будет, – не растерялся Максим. – У меня же контракт в кармане!  С мейджором!

Их разговор прервал Армен, с укоризной поглядывающий из-за кассы. Грузинское красное и ванильный Chapman – Лера потянулась за кошельком, но Максим дал джентльмена. По дороге обратно он еще много говорил о  своих творческих амбициях, но почти ничего не сказал о себе по существу, кроме того, что вырос в Туле.

Максим жил скромно и отличался редкой педантичностью – едва ли на его полках можно было заметить хотя бы пылинку. По большому счету, они вообще пустовали, за исключением нескольких томов нон-фикшена о музыкальной индустрии и двух последних романов Пелевина. Картин, растений, фотографий и постеров – неотъемлемой части уюта – Лера тоже не заметила, а потому по умолчанию решила, что заселился он недавно. Рабочее место, вероятно, находилось у окна – там, на подоконнике, Максим расположил ноутбук.

Почти все пространство его комнатушки занимали пластинки – стеллажи, коробки – целая коллекция, которую он таскал с квартиры на квартиру. Собрание всех мыслимых жанров и эпох. Лера схватила первый попавшийся экземпляр – пожалуй, самый знаменитый альбом Принса под названием «Purple Rain».

– О, это же тот, который: «Purple rain, purple rain…»? – пропела она, приблизившись к проигрывателю.
– Он самый. И альбом ничего.
– И почему не через блютус? Никак не могу понять этой моды на винил, хоть убей.
– Это радикально другое, – отрезал Макс и помог ей установить тонарм на финальную и самую попсовую композицию.
– Проверим. И скажи, где руки помыть? Ну, и цветы поставить, а то жалко.

Макс проводил гостью в ванную, а сам зажег свечи и развалился с бокалом вина напротив музыкального центра, над которым величественно водрузился на стойке серебристый микрофон Shure. Поблескивая в полутьме средь белесых стен, он выглядел как некий арт-объект, к которому нечасто прикасается даже сам хозяин. «А почему бы не спеть», — пронеслось у него в мыслях. — «Некоторым нравится — да и голос у меня секси». Он подключил устройство к сети и с головой окунулся в сверкающую фантазию о глэм-роке 80-х, завывая созвучно Принсу композицию «The Beautiful Ones».

В комнату Лера вернулась в самый разгар спонтанного шоу — и чуть было не уронила вазу с гортензиями от изумления. Максим восторженно подпевал в такт уже другому шлягеру,  энергичному боевику «Baby, I’m a Star»: сгибался и разгибался, неистово тряс головой, вскидывал колени, как какой-нибудь жеребец, и, казалось, совершенно забыл, что находится не один. «Ну и прелюдия… окей», – подумала она.

И хотя Лере не впервой было иметь романтическую связь с артистичной натурой, концерт перед сексом ей давали впервые. Она уселась на диван, скрестив колени и вытянув мыски — так же, как привыкла позировать для фото в соцсетях — и притаилась в предвкушении: ведь должна же эта чудная прелюдия хоть чем-то разрешиться. Стриптизом, например.

Экспрессивный перформанс продолжался еще около минут двадцати. Пара песен со следующего альбома Принса «Controversy», пара – с пластинки Fleetwood Mac «Rumours»… Ноги у Леры затекли, вино кончилось, держать осанку уже не было сил. Исполнителей этих она толком не знала, и, уж тем более, никогда не оказывалась в подобной ситуации. Девушка взглянула на часы: «Не страшно, на метро успею».

…А к моменту, когда Максим наконец поинтересовался, готова ли она слушать еще, внезапно растерялась. Она, в общем-то, умела отказывать, но парень так воодушевился, что ей стало неловко его обижать. «Валить пора…», – подумала Лера, но вслух озвучила обратное:

– Да ладно уж, продолжай!

Что ж, артисту важен не объект, а его внимание к нему самому. После этих слов Максим засиял.

– Может, Синатры? – спросил он.

«Хоть поет нормально… а то и крови бы из ушей пустила», – смирилась уже вовсю зевающая Лера и лениво кивнула головой. Своим звучным тенором он затянул: “That’s life, that’s life and I can’t deny it”… Девушка схватила стоящую на тумбочке вазу с гортензиями — в воде цветы вновь ожили — и от скуки принялась обрывать лепесток за лепестком. Раз, два, три… “Many times I thought of cutting out but my heart won’t buy it”… И еще, и еще… И вот, от роскошного голубого букета, подаренного поклонниками-театралами, остались одни только стебли…

Лера вновь проверила время. Половина четвертого. Метро закрылось, а на такси в одиночку ездить было, по ее мнению, не безопасно: однажды водитель показал ей член. Она аккуратно уложила свою рыжую гриву на подушку. В полудреме Лера утомилась считать песни, Синатра стал неотличим от чего-либо другого, да и был ли это Синатра — ее совершенно не волновало.

На рассвете девушка крепко спала. Спешить ей было некуда: сегодня актриса-сменщица сыграет на сцене эту чертову надоевшую роль — десять аншлагов, и она уже не помнила себя. Максим же переночевал в кресле в обнимку со своим драгоценным арт-объектом, который так перетрудился, что к утру начал фонить.

Спустя несколько часов за окном послышалось гуденье будничной жизни. Откуда-то со двора донеслось скверное старческое ворчание. Пока вчерашние незнакомцы спали, прошел ливень, приглушивший зной, и с улицы потянуло сыростью. Макс подскочил по будильнику как ужаленный и бросился поднимать свою ночную спутницу.

– Эй, эй, – осторожно окликнул он голосом, который теперь Лера безошибочно узнает из тысячи. – Кофе будешь?
– Буду. Да и поеду, пожалуй, – на самом деле, она уже бодрствовала, но мечтала улизнуть незамеченной.
– Пока будешь пить, покажу тебе, что получилось!

Меж делом, ночью Макс оставил смартфон включенным на стеллаже с пластинками и умудрился записать перформанс на видео. И это стало последней каплей. Лера резко поднялась с дивана, бесцеремонно отпихнув хозяина.

– Слушай, ничего личного, но это кринж… Я поехала, – она накинула блейзер и ринулась в коридор. – Обещаю, что никому не расскажу.

Максим растерянно наблюдал, как его гостья удаляется, оставляя после себя лишь гору ощипанных голубых лепестков.

– Я не понял тебя, наверно… ты ж сама слушать села.
– Я из вежливости села.
– Класс.

Повисла неловкая пауза.

– Не знаю, всем ли бабам ты так поешь, но… завязывай. В смысле, петь не завязывай, у тебя талант, но вот такое – это уже перебор! Все, удачи тебе, а я побежала.

Она поспешно выскользнула из двери, не дав ему шанса ни оправдаться, ни извиниться за то, что переусердствовал в попытках произвести впечатление. Максим и сам не понял, то ли вино ему ударило в голову, то ли тоска по вниманию: в караоке он не был с прошлогоднего корпоратива. «Актриса — и есть актриса. Слишком самовлюбленная», – невзирая на все, подумал он.

К одиннадцати утра певец Максим уже просиживал штаны на своей официальной работе, о которой Валерии не рассказал — в офисе международной звукозаписывающей компании, где трудился пиар-менеджером последние несколько лет.

Все эти годы Макс ежедневно обслуживал настоящих артистов: подобно официанту, он на блюде преподносил им рекламные идеи, горячие пресс-релизы, макеты промо-материалов, в которые они неизменно вносили более или менее безумные правки. Конечно, где-то глубоко внутри ему претил статус прислуги, но он привычно тормозил и бездействовал, вскормленный солидным окладом и ДМС.

Так что, контракт с «мейджором» у него действительно был, только назывался чуть прозаичнее — трудовым договором.