Рельсы

​На часах 2:24, абсолютная тишина. Но мои глаза открыты. Не до конца задернутые шторы предательски выводили в зону обозрения лишь вышку с сиреной для оповещения ЧС. Уже вторую неделю я надеялся, что этот объект оживет в ночи, а вместе с ним и весь спальный район. Правда оживление этой мачты означало бы скорое умерщвление достаточно большого числа людей. Эти мысли вызывали отвращение к самому себе. Правда была в том, что мне не обязательно было слышать этот звук наяву. Он гудел в моей голове достаточно долгое время. Ситуация была так себе, да что уж там — все было в самом деле хуево. Я не видел ее больше месяца. Ровно с того момента когда меня выкинули из жизни. «У лабрадоров рано отказывают задние лапы, поэтому их приходится усыплять», — рассказывал я на первом свидании. Платеж за аренду был просрочен уже на несколько дней, и к сожалению, могучей филкой, сияющей на счету моей карты, эту сумму было не покрыть. Быть безработным мужчиной в самом расцвете депрессии всегда было завидным статусом в обществе.

​На часах 13:37. Кто рано встает, тому Бог подает. Утренний ритуал был прежний, кружка кофе и сигареты, проверенный способ убить в себе аппетит (справиться с реальностью пустого холодильника). Прослушивание композиции «Опять надо жить» скатившегося таланта придавало заряд позитивных эмоций.

«Моя жизнь – бесконечный сонный паралич

Не хочется ебаться мне, не хочется любить

Безысходный самотык из жопы моей торчит

Я верчу своё сознание, ищу кнопку отключить»​

​Кнопку я, к сожалению, не нашел, но вместо нее в ошметках памяти всплыла информация, способная решить часть проблем: у моего двоюродного брата в столице был знакомый, который честными потом и кровью зарабатывал себе на жизнь, раскидывая щебень на железной дороге. Вариантов не оставалось. На следующий день я уже ожидал Серегу на выходе со станции, чтобы вместе отправиться прославлять РЖД.

— Тебе у нас понравится, платят мало, зато работы завались.

— Не сомневаюсь, а как зовут вашего главнокомандующего?

— Сизиф Альбертович Булыжниченко.

— Издеваешься?

— Если бы.

​Прибыв на место назначения, я увидел еще дюжину таких же бедолаг как и мы, у каждого в руках была лопата, пришлось почувствовать себя обделенным, поскольку даже Серега за то недолгое время, что я здоровался с новыми коллегами, успел ее достать. Учитывая, что от Сереги веяло безысходностью за версту, я решил не задаваться вопросами как и откуда.

— Не боись, Сизиф Альбертович тебе привезет.

— Радость-то какая.

Спустя 20 минут, неподалеку от нашего лагеря юных и не очень лопаточников, припарковалась старая нива серо-болотного цвета, на заднем стекле красовалась гордая наклейка «Медленно, зато везде». Из открытой двери медленно, но вездесуще начала появляться огромная лысая тыква, держащая в руках лопату. В перевалку дойдя до нас и окинув присутствующих  грозным взглядом, Сизиф Альбертович объявил план работ на сегодня. Закончив свой надзирательский монолог, Тыквенный человек побрел в мою сторону.

— Новенький?

— Каюсь.

— Славно, что у тебя хорошее настроение, за это полагается подарок.

— Спасибо.

Приняв дар из-под земли, я вместе со всеми отправился к месту работ. 40 минут на электричке, и почти час пешком под палящим солнцем вдоль путей, под рассказы Сереги про Фердинанда Селлина, для моих полу еврейских ушей и убитых спортивным прошлым коленей стали незабываемым путешествием.

​Добравшись до пункта назначения, мы приступили к своей нелегкой миссии. После месячного запоя каждый взмах лопатой давался с неимоверными усилиями, но уже под конец дня я приноровился настолько, что даже начал задумываться, а не пойти ли сразу на повышение в могильщики. Такая должность звучала бы уже более солидно, да и готическая субкультура среди девушек еще не совсем умерла. В восемь вечера мы стартовали в обратном направлении, Серега по-прежнему не унимался с Селлином, а я лишь старался вовремя кивать.

— Брат, Багдад, целибат, набат, пойдем на парад, сотня карат, Тулуз-Лотрек и плакат-донесся чей-то поток сознания позади нас.

— Это что было? – с недоумением поворачивая голову я задал этот вопрос Сереге.

— Не обращай внимания, это Макс так пытается отвлечься.

— От чего?

— У его младшего брата порок сердца.

— Это возможно вылечить?

— Да, но естественно это не дешево.

— Печально, надеюсь все закончится хорошо.

— Мы все надеемся, каждый месяц мы с пацанами сбрасываемся кто сколько может.

— Дело здравое.

Оставшуюся часть пути мы с Серегой шли молча. Усевшись в электричку и предусмотрительно выбив себе место у окна, я не дал шанса втянуть себя в разговоры, скоропостижно одев на себя наушники. Прижавшись головой к стеклу, я уставился на закат.

«А как по Волге ходит одинокий бурлак,
Ходит бечевой небесных равнин,
Ему господин кажет с неба кулак,
А ему все смешно — в кулаке кокаин»

Легкий удар по плечу, нарушил мою ненадолго образовавшуюся идиллию.

— Что слушаешь? – совсем без намека на собственное убийство решил поинтересоваться Серега.

-Русский альбом, БГ.

— Оу, не беспокою.

Половину поездки я провел в полудреме, и даже успел на некоторое время погрузиться в сон в котором меня преследовала толпа в черных мантиях, в чистом поле, под палящим солнцем, из которого в самый разгар погони вылетела огромная огненная птица и…

«Может правда, что нет путей, кроме торного,
И нет рук для чудес, кроме тех, что чисты,
А все равно нас грели только волки да вороны,
И благословили нас до чистой звезды.»

— Уэйк ап Нео, приехали — блистая юмором и английским толкал меня Серега.

Выполз из вагона я самым последним, и уже успел пропустить часть речи Сизифа Альбертовича, чему был несказанно рад.

-Если бы вы жили при Сталине…- активно жестикулируя взвизгивала тыква.

Благо при Сталине я не жил, и всегда умел абстрагироваться от речей которые мне были неинтересны. Для этого достаточно было сфокусировать свое внимание на каком нибудь нейтральном объекте и войти в состояние белого шума. За объект на этот раз сошел полумесяц. Чтобы убедиться, сработала ли тайная шаманская практика уровня Кастанеды, а может и выше. Я на секунду повернул голову налево, в сторону оратора. Он по-прежнему жестикулировал, открывал рот, но слов я не слышал. Взирая на полумесяц, я поймал себя на одной мысли. Никаких здравых идей не возникало, я понимал, что монотонные взмахи лопаты, это все, что ожидает меня в обозримом будущем. Полумесяц в моем воображении начал превращаться в лезвие серпа, а удачно пролетавший под ним самолет образовал недостающую рукоять — на секунду мне действительно показалось, что можно протянуть кисть, взять это орудие труда и наконец-то закончить выступление Сизифа Альбертовича. Но мои фантазии были прерваны ударом по плечу. Серега и вся наша бригада смотрели на меня с недоумением и улыбками на лицах.

— Третий раз спрашиваю, как тебе первый день, новенький?- ухмыляясь спрашивал Булыжниченко.

— Десять из десяти камней в ботинке, сэр.

— Да, ты бы при Сталине точно не выжил.

​Оспаривать это высказывание я не стал, так как полностью был с ним согласен. Рабочий день закончился, и вся бригада разбрелась в сторону своих домов, чтобы завтра с утра вновь встретиться.

​Перешагнув порог квартиры я сразу же принялся отмывать руки, которые выглядели так, словно их вымочили в мазуте. Вымочив заодно и себя в ванной, я устало плюхнулся на кровать, я не хотел есть, хотел пить, но было нечего и даже после действительно изнуряющего дня, я по прежнему не хотел спать. Тоска все еще не отступала. В очередной раз прокручивая в голове надоевший вопрос, как же так могло получиться, я понял, что душу сам себя. Ведь ответ на него я знал. Она истинно по-женски не простила мне мою ребячливость и слабость, я не простил ложь. Вот и все. Честная сделка. Осознание не всегда означает смирение, уснуть той ночью мне так и не удалось.

 

-Не парься ты так по этому поводу – выкидывая бычок хрипнул Серега.

Я не особо любил рассказывать о своих переживаниях кому-либо, но видимо палящее солнце и долгое отсутствие сна заставили мой мозг поверить в то, что смерть не за горами и во время очередного перерыва/перекура/перегиба/перебора, сидя на рельсах, я решил немного излить душу, тем более после стольких лекций про Селлина, мне показалось это справедливым.

-У меня есть знакомая, хорошая девчонка, пару месяцев назад разбежалась со своим. Могу дать тебе ее номер, ты как раз в ее вкусе.

-Вряд ли я сейчас готов ввязываться в новую историю, а раз ты говоришь, что девушка хорошая, то вписывать ее в несерьезную мне как-то не хочется.

-Может быть уже завтра ты будешь другого мнения, я скину тебе ее цифры.

-Как скажешь, все равно не отстанешь.

-“Все течет, говорил бедняге Гераклит“

-“А у меня протекает, у меня душа болит“. Помню, помню.

​Последующие три недели проходили абсолютно одинаково, я опять почти не спал. Щебень не заканчивался, а Сизиф Альбертович почти каждый день радовал нас новым коммунистическим манифестом. Сброшенные Серегой цифры я так и не набрал.

​Еще один монотонный день отличался от других только тем, что был еще тяжелее предыдущих, погода абсолютно не щадила нас, 36 градусов жары без намека на тень. Так же, судя по всему, на телеканале «Ностальгия» сегодня проводились профилактические работы, потому что Сизиф Альбертович, невзирая на климатические условия, потребовал несбыточных свершений в труде. «Настоящий рабочий проявляется в критических ситуациях!», — подытожил он свою мотивирующую утреннюю речь, на которую мы с Серегой уже привычно отреагировали ухмылками.

​Днем мы сидели и курили на рельсах, попутно обсуждая все и ничего, в диалоге всплывали несбывшиеся амбиции подростковых лет, имена великих писателей, русские тв-шоу нулевых годов, женщины которые встречались на пути, любимые альбомы, какой салат оливье лучше, были ли американцы на луне, за сколько можно продать все лопаты нашей бригады, и возможно ли это, и как же мы докатились до всего этого. Треп был прерван. Повернув головы на крики и мат, мы увидели как вся бригада образовала застывший хоровод. Переглянувшись, мы не придали этому какого-то серьезного значения, шебуршат — и бог с ними. Но любопытство взяло верх. Нехотя подоспев на этот праздник и расталкивая полукруг взъерошенных коллег, мы увидели Макса, лежащего на земле. Мне хватило доли секунды, чтобы осознать, что это конечная остановка для него. Больше он уже никогда не возьмет в руки лопату, лежащую рядом с ним и не будет сыпать рифмами, чтобы отвлечься от мыслей о тяжело больном брате. Никогда не займется любовью, не пойдет на какую-нибудь малоинтересную выставку современного искусства, чтобы заняться той самой любовью, да и в принципе уже не пойдет. Я сделал пару шагов в сторону и время будто бы замерло, так выглядела русская пляска смерти, кипишующие работяги, которые дрыгались вокруг уже бездыханного тела, словно пытались зарядить воздух своим удивлением Серега, безуспешно делал массаж сердца, который больше походил на попытку вогнать тело в землю. Все они кричали и хватались за головы, звуков я не слышал. Отвернувшись, я увидел ворона. Его клюв открылся. И в моей голове, словно ударом молнии, шарахнуло слово Помни. Отряхнувшись от этого как пес после дождя, я ринулся на Серегу и столкнул его в сторону.

— Хватит!

— Но может…

— Не может, звони Альбертовичу.

Булыжниченко явно был человеком искренним: наклейка “Медленно, но везде”, полностью соответствовала действительности. Прождали мы нашего предводителя без малого 4 часа, однако пробраться на машине в такую глушь почти что подвиг. Осмотрев происшествие, Сизиф Альбертович отдал приказ копать. Похоронили Макса под грудой щебня, в 80 километрах от Москвы. Самодельный крест из лопат будет украшать это место еще долгое время.

— Завтра выходной.

​В ту ночь я спал. Никаких снов. Только тьма. Проснувшись на следующий день, я не мог встать с кровати. Потянувшись к телефону, я увидел уведомление о своем первом за долгое время заработке, которого как раз хватало, чтобы оплатить просроченную аренду. Также 2 пропущенных от Сереги.

— Привет.

— …

— …

— Привет.

— Мы с ребятами нашли тетю Макса, и предложили ей деньги на операцию для мелкого, мы коллективно сбросили все, что сегодня пришло, с твоей долей этого должно хватить впритык, ты в деле?

— Сбрось мне номер карточки.

— Окей.

​Что-ж, поступил я не совсем честно: 1 тысячу рублей я все же оставил себе, решил, что хотя бы поужинаю нормально. К вечеру я готовил курицу по своему невеликому рецепту: сливочный соус и плавленный сыр Карат.

— Привет, это Миша, твой номер мне дал Сере…

— Привет, я ждала, что ты позвонишь, он много рассказывал о тебе.

Курица была готова, сыр растаял.