Утром после вчерашнего в общественном холодильнике остались только банка майонеза и бутылка водки.
Первым после вчерашнего проснулся старый, умудрённый опытом слесарь четвертого разряда Геннадий Иосифович Сидоров. Он открыл холодильник, долго смотрел на водку. Не обращал внимания на майонез. Наконец достал холодную, с капельками росы на теле, бутылку. Вынул из шкафа последнюю чистую рюмашку, налил ее на половину и… выпил. Благодатная огненная вода растеклась по пищеводу Геннадия Иосифовича предавая ему физических и духовных сил на весь день.
Вторым на кухне появился дородный бывший бухгалтер, а ныне мерчендайзер, Виталий Шлёнкин. Он оттянул семейные трусы, будто демонстрируя кому-то, что его сожительница Алёна осталась ночью довольна, несмотря на их общее полубеспамятное состояние. А потом громко шлёпнул ими по пузу и мазохистски крякнул от удовольствия. Виталий открыл холодильник. Смотрел на водку, на майонез. На водку, на майонез. Закрыл холодильник. Попытался найти ещё что-то из еды. Не нашёл. Он снова открыл холодильник. Достал водку, налил из початой бутылки около четверти рюмки. Аккуратно, по-бухгалтерски, мизинчиком, он подцепил немного майонеза. Хряпнул водочки, сладострастно облизал мизинец, довольно замычал, развернулся кругом и ушел к себе в комнату.
Третьей на кухне появилась древняя пенсионерка Марья Игнатьевна Густробровина. Она твердым шагом направила к холодильнику свое сгорбленнное тело завернутое в ночнушку, купленную в 1974 году в Гагре. Майонез её не интересовал! Она твердой рукой схватила бутылку, одним движением отвернула пробку, засунула горлышко в рот по горло… Но бутылка оказалась с дозатором. С досады Марья Игнатьевна собралась разбить проклятущий сосуд. Но увидела рюмку. Она налила ее чуть выше краёв и залпом, немного засовав рюмку за дёсны, опрокинула водочку прямо в свое старое сухое горло. Огненная вода прошла по пищеводу Марьи Игнатьевны как по заводской трубе, отделанной изнутри дореволюционной керамической плиткой. Ни каких ощущений. Только шаг древней пенсионерки стал твёрже.
Четвертым на кухне не появился никто. В этой комнате уже три года никто не жил, а сдать её всё никак не могли.
Пятым на кухню буквально вполз главный синяк этого общества Кирилл Крючко, по прозвищу Разложившийся. Он до сих пор не протрезвел. Ведь это он допивал вчера из всех рюмок то, что в них ещё оставалось. Последние капли водки. Перцовку, за которой бегали после 23:00. Дешевое белое вино, которое потягивали неведомо откуда взявшиеся блондинистые дамочки, через чур доступного вида. И остатки традиционного Гениного самогона. Но до холодильника Кирилл, странным образом, не добрался. Сейчас он медленно пробирался к нему держась за стены, плиты и столы. Изо всех сил стараясь шевелить ногами и иногда сдерживая рвотные позывы. Кирилл знал, что в холодильнике всегда оставалось. И в этот раз осталось! Кирилл накапал себе чуть больше половины рюмки водки. А на закуску отщипнул с крышки тонкую жёлтую соломку засохшего майонеза. Водка зашла хорошо. Майонезная соломка похуже. Тонким концом она чуть-чуть царапнула пищевод. Но зато это убило все рвотные позывы. Кирилл вдруг почувствовал, что он КИРИЛЛ. Разогнул свою, закованную в заляпанную томатным соком тельняшку, грудь. И громко выдохнув пошёл досыпать. Ему снилось, как он попал на старый советский продсклад винного магазина и без помех упивается там портвейном. Кирилл надеялся досмотреть этот сон. Слишком уж он сладкий.
Шестой на кухне появилась сотрудница офиса кредитования Марина. Брезгливо переставляя ножки, едва прикрытые атласным халатиком с китайскими драконами, она прошмыгнула к холодильнику. Её глаза, с остатками накладных ресниц подведенных тушью для повышения объема, загорелись огнем при виде водки и майонеза. Она, подняв бутылку выше положенного, налила водку в рюмку тонкой струёй. Потом резким, но привычным движением перевернула банку майонеза туда-сюда. И сняв крышку водрузила её на руку подобно бутерброду с чёрной икрой. Марина стала потягивать водку подобно мартини, с которого она вчера начала. А закончив этот немного мучительный процесс, облизала крышку, с наслаждением отправив в горло налипший на неё майонез. Она издала страстный стон и уже не особо брезгливо пошла к себе в комнату, смотреть утреннюю передачу на канале немецкого телемагазина.
Седьмым на кухню вышел вахтовик Юра – с усами и в футболке в сеточку. Виновник вчерашнего торжества, вернувшийся с вахты при деньгах. Он, будучи не особо похмельным, подошёл к холодильнику. Осмотрел находящиеся в нем продовольственные продукты. Помотал головой. Достал из кармана трико пачку сигарет, и, напевая одноименную песню группы «Кино», стал пускать дым в приоткрытую форточку, из которой навстречу дыму заливался свежий, утренний, весенний воздух. Юра докурил до середины, метнул бычок в окно, попав, как обычно, точно в центр детской песочницы, и снова открыл холодильник. Почесав в затылке, он налил водку, чуть ниже краев, взял майонеза на два пальца, и, как бы нехотя, всё это употребил. После чего снова закурил. Задумчиво посмотрел в окно. И выпустив дым через ноздри, отправился валяться под звуки «Радио Шансон». Попутно воткнув окурок в раковину, к сотне таких же его собратьев, с белыми и желтыми фильтрами.
Последним, восьмым, на кухню вышел непьющий студент Максим Пузаков. Он вчера хотел поспать, но соседи ему не давали. Ругаться он не осмелился, зато задумал план мести. Решив, что он проснулся первым, Максим подошел к холодильнику, достал оттуда банку майонеза и стал жрать его горстями, пачкая рукав брендового худи, купленного на распродаже в секонд-хенде. Прикончив мазик, Максим запульнул банку в форточку, а сам, практически бегом, метнулся в общественный туалет.
Банка довольно медленно спускалась с четвертого этажа, но весьма жестко приземлилась на голову дворника Рахмона Ахмадуллоева. Рахмон выругался на родном ему хатлонском наречии таджикского языка, погрозил неведомому хулигану кулаком и уже было засунул пластиковый сосуд в мешок для мусора. Но повертев его в руках, подумал, что из банки выйдет неплохой контейнер для супа, которым его всё чаще угощает симпатичная уроженка Оша Алия Акимаева. А это, лишний повод к ней наведаться. Поболтать. А может, и подумать о чём-то серьёзном. Рахмон улыбнулся, посмотрел наверх – то ли на четвертый этаж общаги, то ли на небо, и негромко сказал «Рахмет».
Автор публикации
