Обжигающий ветер влетел в комнату Анны, впуская за собой августовское, раскалённое солнце. Оно разлилось по стенам причудливыми бликами и узорчатыми арабесками от старинных предметов, которые гармонично сливались с французским интерьером. Анна механически потянулась к окну и ещё сильнее раздвинула шторы, словно высвобождая для неумолимого солнца ещё больше пространства, рассеивая последние остатки летней ночи. Красное солнце рассыпало по комнате алые лучи — и лето в полной красе вошло в её дом, отпечатывая поэзию радости.
Высокий и чистый лоб, выставленный навстречу солнечным лучам, словно для поцелуя, слегка приподнятый подбородок, еле заметная улыбка, собранные в аккуратный пучок волосы, лёгкий наклон тела к окну и сосредоточенный взгляд вдаль придавали её образу изысканную утончённость. Грудь, едва прикрытая шелковой сорочкой, вздымалась от дыхания, пока Анна, стоя перед зеркалом и расчёсывая густые от природы волосы, вдруг ощутила непреходящую радость — лёгкую, почти эфемерную, но в то же время устойчивую, как отголосок чего-то большого и настоящего.
Иногда радость приходит как незваный гость — неожиданно, без приглашения и подготовки. Именно так и случилось с Анной: её душа слилась с этим чувством, и она ощущала, как каждая клеточка её тела наполняется светом. Быть может, предвкушение долгожданного события стало предвестником этой молчаливой и тихой радости? Ведь совсем скоро открывалась её первая выставка, и, вспомнив об этом случайно, она ощутила, как сердце забилось иначе — глубже, живее.
Тем временем солнце продолжало игриво скользить по полуоголённому телу, оставляя на коже пёстрые тени жгучего восторга — они танцевали, словно живые существа.
Внезапно её мысли прервал звук шагов. Открыв глаза, она увидела Лео, приближающегося с чашкой холодного лимонада и улыбкой, способной растопить любое сердце. Он сел рядом, и их взгляды встретились — полные понимания и тепла.
— Как ты здесь одна? — спросил он, протягивая ей напиток. — Я думал, ты уже начала рисовать.
Анна улыбнулась, принимая чашку:
— Я просто наслаждаюсь моментом. Иногда нужно остановиться и впитать в себя красоту окружающего мира.
Лео кивнул, прислушиваясь к её словам, будто они были лёгкой, проникновенной музыкой. Он посмотрел на солнечные полосы, что скользили по её плечам, и почти с благоговением произнёс:
— Ты всегда умела замечать то, что ускользает от остальных.
Анна молча усмехнулась и сделала глоток лимонада — холодного, терпкого и одновременно сладкого, как само утро. Её взгляд скользнул к окну, туда, где деревья у самой кромки сада уже начинали мерцать от жары, становясь расплывчатыми, почти акварельными.
— Всё время думаю, как это чудесно — просто быть, — сказала она тихо. — Без суеты, без попыток что-то доказать. Просто слушать тишину, дышать летом… и чувствовать, как оно дышит в ответ.
Лео не ответил сразу. Он наблюдал, как утренний свет лепит Анну заново, превращая её в нечто большее, чем просто женщину у окна. Она становилась частью этой комнаты, частью этих старинных вещей, словно сошла с картины. А он — был зрителем, не желающим прерывать её молчание.
— Ты хочешь выйти сегодня? — наконец спросил он. — Я видел вчера старую скамейку в тени глициний. Кажется, она ждёт тебя с альбомом и карандашами.
Анна оторвала взгляд от горизонта, на котором уже дрожало марево.
— Звучит как приглашение от самого августа, — улыбнулась она. — Возьму мольберт, если ты поможешь его вынести. Я хочу запечатлеть свет… Именно такой, каким он был этим утром. Он больше не повторится.
Лео встал, взял её руку — неуверенно, чуть нерешительно — и провёл большим пальцем по тыльной стороне, словно подтверждая реальность происходящего.
— Солнце ещё высоко. Весь день впереди. И если оно действительно больше не повторится — ты оставишь его здесь. В цвете. В линии. В себе.
Анна мягко высвободила руку и поднялась, позволяя сорочке свободно лечь по телу. Она направилась к мольберту в углу — к свету, к дню, к жизни.
— Тогда иди, — сказала она, не оборачиваясь. — А я скоро выйду. Надо надеть лето на себя.
Лео тихо засмеялся, и его шаги растворились где-то в коридоре, оставляя Анну одну. Она снова подошла к зеркалу, распустила волосы и провела рукой по щеке — словно проверяя, осталась ли на ней тень солнца.
И в её отражении жило нечто особенное — тихая, гордая радость бытия.
Автор публикации
