Работа есть работа

Хортал Всемогущий, как же я не люблю свою работу!

Получать задания от полусъехавшего с ума Хеелы. Потом тащиться через весь город в дождь, в снег, в жару, в мороз… А эти ужасные поездки в герцогства? Однажды — как вспомню, так мороз по коже — пришлось плыть по морю аж в Пейнор. И обратно. За месяц, проведенный на клочке палубы между шлюпок, бочек и рогожных мешков, набитых невесть какой дрянью, я выблевал больше, чем съел за предыдущий год.

То ли дело уютная забегаловка “Четыре подковы”, жарко натопленный эркер, стол, застеленный зеленым сукном, три друга и колода. Это подлинная жизнь. Увлекательная и не требующая никаких усилий.

Здесь я в своей стихии. Перетасовать колоду. Дать сдвинуть под правую руку Толстому. Теперь сдаю. Мне всегда нравилось метать карты на стол. Сильно и точно. Так, чтобы они не рассыпались, а ложились аккуратными стопками перед каждым из игроков. Не забыть прикуп. Это я пошутил. Как же можно забыть прикуп?

Пока ребята торгуются, я могу отдохнуть. Пригубить подогретого вина со збедошскими пряностями. Пожевать ломтик копченого сыра.

Засоня выторговал игру. Ему сегодня везет. Открываю прикуп. И даже очень везет. Золотой дракон и черный единорог. Так я и знал. Восемь золотых. Толстый стоит. Плешивый подумал немного, потер картами толстую нижнюю губу и лег.

Нет, не удалось подловить игрока. Верняк.

Мелком отметить набранные очки.

Карты собрал Засоня. Его очередь. Так, посмотрим, что он мне накидал. Золото — всадник и альв. Серебро — етун и единорог. Чернь — дракон и псоглавец. Пурпур — вот дрянь-то — от альва и ниже. Ложусь. Играет Плешивый. Шесть в черни. Две отберу точно. Гляжу на Толстого. Он ложится. Поглядим-ка…

Ну, плешивая твоя голова, приплыл! Без одной. Засоня зевает во весь рот, отмечая на столе мой выигрыш и “закатывая два бочонка” в подвал Плешивого.

Плешивый нервничает, но сдает аккуратно.

Поглядим. Чтоб ты всю жизнь себе так сдавал. Ложусь сразу. А ребята опять торгуются.

Интересно, кому сегодня не везет больше — мне или Плешивому? Вопрос вопросов. Одно могу сказать — сонный мужичок, время от времени утомленно прикрывающий глаза, сорвет солидный куш. Не знаю, сколько заказов мне придется принять от вонючего посредника, чтобы отработать удовольствие сегодняшнего вечера.

Но оно того стоит. Чудный вечер в приятной компании.

Мы часто встречаемся. Десяток раз за полный месяц. И так продолжается уже несколько лет. Я называю их друзьями. Наверное, это не совсем правильно. Мы не знаем друг о друге ничего. Происхождение, источник доходов, место проживания… К чему все это? Даже настоящие имена заменили клички. Меня они зовут Музыкантом. За точные пальцы, надо полагать.

Засоня опять выиграл. Его башня отстроена уже полностью, теперь примется нас “заливать”. Так или иначе, самое меньшее, на пятьдесят гульденов я влетел. Паршиво, Караман меня забери! С собой таких денег нет, и, хотя никто за этим столом не усомнится в честности партнера, играть в долг не в моих правилах.

Толстый сдал мне двух драконов, а к ним — ничего стоящего. Коты да Псоглавцы. Тьфу на вас всех. И опять поперло Засоне. Ишь ты! Девять серебряных. Постоим. Уж на драконах я пару должен взять…

Нет, ну это надо же! Все десять у Засони. Восемь “бочонков” в мой подвал. Да еще достроил башню Плешивому и мне четыре этажа.

Играть становится не интересно. Сдаю бездумно, как голем какой-то. Результат мало обнадеживает. Засоня — прочный лидер, теперь главное — не проиграть чересчур много.

А вот и его сдача. Даже не пытаюсь торговаться. Поди поторгуйся, когда на руках альвы за псоглавцами гоняются — самая крупная карта — золотой единорог. Толстый просит восемь в пурпуре. И игра ему удается. Легко. Кроме верхних этажей своей башни, он достраивает мою, а, значит, игра подошла к концу.

Плешивый быстро черкает мелком на сукне, подсчитывая выигрыш и проигрыш партнеров. Сомнений в том, что Засоня нас всех на этот раз сделал, никаких. Вопрос — на сколько монет?

— Что, Музыкант, не повезло? — грустно ухмыляется Толстый. Он поджимает губы и вздыхает. Толстый — самый жадный из нас.

Киваю:

— Ничего, будет и в моем переулке гулянка.

Плешивый объявляет результат.

Как и ожидалось, я проиграл сорок семь гульденов, Плешивый — двадцать три, Толстый выиграл пять монет, а Засоня — шестьдесят пять. Не кисло. За такой куш можно оплатить аренду трехмачтовой пинасы в Збедошу и назад. К счастью, проигрыш хоть и отнял у меня все содержимое кошелька, не превысил его и от унизительных объяснений я избавлен.

Засоня сгреб серебро, кивком попрощался и вышел. Через промежуток времени, достаточный, чтобы не спеша выпить полную чашу вина, поднялся Толстый. Мы никогда не следим друг за другом. Та часть жизни каждого, что лежит вне игорного стола, нам безразлична.

Наконец и мой черед.

Едва дверь захлопывается за спиной, непогода швыряет мне в лицо пригоршни колючих снежинок, норовит пробраться за пазуху холодными пальцами. Вот мерзость-то!

Ладно, злись — не злись, а работать надо. Пора к Хееле за новым заказом.

Я плетусь по узким, заснеженным улочкам, поминая, что ни шаг, хвосты Карамана вкупе с железными причандалами Ахарата. Какой демон бездны заставил моего поставщика поселиться в такой трущобе?

В каморке Хеелы как всегда душно, жарко, воняет немытым телом и малосольной килькой, каковую он употребляет в великом количестве.

— Ага! Явился — не запылился, — лоснящиеся щеки и вислый нос старого уродца трясутся в такт словам. — Есть, есть дельце… Ну, прям для тебя.

Я не люблю с ним разговаривать, хотя, вынужден признать, сотрудничество наше взаимовыгодно.

— Опять в Ак-Гириэль переть?

Он хохочет, всплескивает грязными ладошками:

— Нет! Не угадал! Работка под боком и денежки вперед.

— Ну, и?..

— Шестьдесят каллеронских гульденов! — довольно хихикает Хеела.

Ни фига себе! Даже без пятой части — комиссионных посредника — сумма покрывает нынешний проигрыш. Выгодно, не спорю… Да только подозрительно. Знает рыбка: под халявным червячком крючок дожидается.

— А видел бы ты, кто принес заказ… — продолжил жирный грязнуля.

— Мне плевать, — отрезал я. — Береженого Хортал бережет.

— Ну, как знаешь, как знаешь. Идешь через улицу Белой Кобылы, минуешь квартал шорников, там будет такой беленький домик под красной черепицей… Уяснил?

— Продолжай.

— Охраны особой нет. Слуги спят внизу. Комната хозяина под самой крышей. Все ясно?

А то? Яснее не бывает.

Снова плетусь, разворачиваясь к ветру плечом. Не Ак-Гириель, конечно, но и до квартала шорников путь неблизкий.

Вот и белый домик — на верхнем этаже светится окошко. Гостя не ждут. Тем лучше.

Тихонечко вставляю отмычку в замок. Хорошая работа. Даже мне повозиться пришлось. Дальше проще. Охранник осовело моргает глазами спросонья. Выдуваю ему в лицо щепоть пыльцы та-кхума и ловлю мгновенно обмякшее тело. Если крепок здоровьем, к вечеру третьего дня оклыгает, нет — значит, не повезло бедняге. Как говорится, издержки профессии.

Дверь справа, очевидно, людская. Подпираю ее рогатой вешалкой для плащей — так надежнее. Теперь — наверх.

Слабый луч света выдает расположение кабинета.

Петли даже не скрипнули и это хорошо.

Сидящий за столом хозяин дома поднимает опухшие глаза и утыкается взглядом в мой самострел. Челюсть его отвисает.

Моя тоже.

Человек, которого мне заказали — Засоня.

Его пальцы тянутся к бронзовому колокольчику. Качаю головой неодобрительно. Тут бы и пустить отравленный для верности бельт ему между глаз, но удивление мое слишком велико.

— Музыкант, ты? — непослушными губами произносит Засоня.

Киваю. Что толку в словах?

— Ты… это… из-за…

Если бы он выговорил то, что хотел — “из-за выигрыша”, все окончилось бы легко и просто. Как и должно было.

Он сдержался.

— Кто тебя нанял?

Если бы я знал?

Он засуетился. Странно видеть суету при полной неподвижности тела — благоразумие Засоне не изменило. Бегающие глазки, шевеление бровей и даже кончика носа.

— Я знаю! — восклицает он наконец. — Орден Василиска!

Очень даже может быть. Видно большая ты шишка, товарищ мой по игре.

— Прости, Засоня. Мне искренне жаль, что так вышло, — палец нащупывает изгиб спусковой скобы.

— Эй! Погоди! Отпусти меня!

— Нет. Работа есть работа.

“Пусть и нелюбимая”, — добавляю мысленно.

— Я могу заплатить! Сколь…

Он осекается на полуслове, прочитав по моим глазам, что профессионал продается лишь один раз.

Но, видно, утопающий готов за соломинку хвататься.

— Музыкант! Одна партия! Всего одна! Ты не можешь мне отказать.

— Нас же двое.

— Ничего. С болванчиком.

— Я на работе.

— Четыре этажа. Это быстро.

И правда, башня на четыре этажа строится после двух-трех сдач.

— Годится.

Пододвинув ногой кресло, я сажусь напротив него. Засоня демонстративно выставляет болванчика — канделябр в виде дракона — на центр стола.

— Сдавай, — командую, переложив самострел в левую руку.

Колода возникает, как по волшебству. В рукаве он ее держал, что ли?

Засоня сдает. Откидывает прикуп.

Ну, что ж, поглядим.

Вот так карта! Четыре дракона, к серебряному етун и единорог, не считая альва, к черни тоже кое-что имеется. Девятерная, верняк!

Позволяю себе усмехнуться:

— Ты проиграл, Засоня.

Что это он лыбится во весь рот?

— Нет, Музыкант. Проиграл ты.

Почему так занемели руки? Комната плывет…

Нажимаю на спуск. Бельт втыкается в спинку кресла, где мгновение назад сидел Засоня. А он хохочет во все горло, скаля гнилые лошадиные зубы.

— Ты пятый, Музыкант! Василиску нужно повозиться, чтобы взять меня. Скорей я ему в гнездо ласку пущу!

— Как?.. — хриплю, не узнавая своего голоса.

— Заклинание усыпления. Активизируется вот этим болванчиком.

Сзади топочут сапоги.

Засоня, презрительно поджав губы, распоряжается.

— Утопить во рву.

Меня долго тащат. Вначале коридорами, потом заснеженными улочками. Правильно. Сейчас зима. Нужно искать прорубь. Или вырубить самим, но этим мордоворотам, похоже, лень. Кстати, сколько их.

Двое? Всего-то?

Тонкое лезвие скользит из рукава в ладонь. Усыпление усыплением, а таких олухов я всяко одолею. Даже будучи при смерти.

Получайте, гады!

Глаз!

Горло!

Не пикнули.

На четвереньках ползу в ближний проулок. Ну, Засоня, держись. Пятый, говоришь? Погоди, дай отойти от твоих чар…

Думал ли я когда-нибудь, что полюблю свою работу?

 

июнь 2004