1. Нет выбора!..
Боль, боль, боль, БО-О-ОЛЬ!!! Проклятье, сколько же он может вытерпеть?!
Впрочем, не так: это его мучители отлично знают, сколько он может вытерпеть!
Дрель гнусно зажужжала на повышенных тонах, явно набирая обороты.
Он стиснул зубы так, что свело челюсть: раз поддали «газку», сейчас точно будут сверлить.
Угадал, само-собой…
На этот раз объектом для проделывания отверстия (Дырка, как учил старый татарин, что вёл у них в школе занятия по труду, бывает только в …опе!) была выбрана его коленная чашечка. Догадался, когда остриё коснулось кожи.
Вначале – лёгкая боль. (Ну как – лёгкая! Сравнительно. С тем, что ему уже довелось…) Это толстое, не меньше чем пятнадцатимиллиметровое сверло, проходит кожу и плоть. А вот отдалось и в кости: остриё вгрызается в то небольшое костяное препятствие, что прикрывает сустав. Всё заныло, завибрировало, нервные окончания снова передают в притупившийся от многочасовой пытки мозг отчаянные призывы: нужно убрать сверло! Или хотя бы колено! Убежать! Убить мучителей!..
Поздно. Никуда он уже не убежит. Тело зафиксировано намертво. Зажимы стальные. Точно под его «антропометрию». И «сжалиться» никто не соизволит. Собственно, отлично осознавая это, он и не просит пощады. А только орёт. Дико, с подвыванием, и рыданиями. И матюгами. В полный голос. Вот как сейчас!
Но ничего ни в работе сверла, ни в поведении экзекуторов не меняется. Его положение на столе тоже. Всё спеленуто так, что избежать неизбежного никак не удастся.
Затрясло, заколбасило всю ногу, и даже крепёжные скобы, которыми он стиснут не менее чем в двадцати местах, словно младенец – пелёнками, кажется, не удерживают! Адская боль пронзает до самых кончиков пальцев: сволочи! Добрались до сустава! Вот: вскрывают суставную сумку, и воняет горелым хрящом: это та самая тоненькая прокладка, что, словно тефлон, оберегала его кости от трения друг о друга. А-а-а-а!!!
Он зашёлся в крике: боль накрыла с головой, боль неимоверная! Кажется, сейчас даже хуже, чем когда ему сверлили зубы… Перед глазами заплясали цветные пятна, затем словно нависла багровая мгла: как будто на прожектора, что слепят глаза, надели кроваво-красные светофильтры. И теперь то, что с ним делали до этого, когда загоняли иглы под ногти, и расплющивали тисками пальцы на ногах, показалось просто детской забавой!
Да что же это…
Он взревел совсем уж отчаянно, напряг тело в последнем усилии, так, что затрещали сухожилия и свело мышцы, и!..
Вдруг всё пропало.
Боль отпустила, словно кто-то повернул выключатель. Как исчезла и багровая мгла вокруг – он словно провалился в бездонный чёрный колодец. Где темно и тихо…
Проклятье!
Значит, порог чувствительности в очередной раз достигнут. Больнее его организму уже не будет. Сработало тепловое реле, то самое, которое не позволяет его телу и мозгу – потерять сознание, или попросту уйти туда, где уже нет никакой боли… То есть – спятить.
Сейчас его мучители дадут ему отлежаться с пару минут, чтоб он насладился тем, что нигде не болит, и трясущееся тело, мокрое от липкого холодного пота, перестанет дёргаться, словно лошадь от укуса слепня, и дрожать. И снова начнут…
Всё верно – всё по науке. Если не дать периода релакса, «ощущения» утратят остроту… Гады.
Он застонал. Затем открыл снова оказавшиеся закрытыми глаза.
А вот это – странно.
Прямо над ним – колпак с софитами: раз, два… Шесть. Стало быть – стандартный хирургический. А он лежит не на полунаклонном стандартном же ложе, а на… Столе? И вокруг деловито суетятся пять или шесть человек в светло-зелёных халатах и таких же шапочках и масках.
Операционная?!
Но… Как?!
Ведь все те мучения и пытки, что он терпит на протяжении неимоверного количества часов, дней, веков, на самом деле не наносят его здоровью никакого фактического вреда! Они – только биотоки, которые наводятся шлемом-внушателем ему прямо в мозг!
Так в чём же дело?!
Может, он умудрился как-то отвязаться, и что-то себе повредил? Или это – не в нём самом, а что-то повредило его тело снаружи? Скажем, упавшая потолочная балка?
Плевать. Сейчас, когда он – в сознании, и пока его тело – это его тело, а не виртуальная «модель», надо попытаться спастись! Или, что надёжней – добраться до какого-нибудь инструмента типа скальпеля, и просто покончить с собой! Так, чтоб его организм уже точно невозможно было восстановить!
В противном случае его сейчас подлатают, и пытка продолжится.
Вечная пытка.
Он попробовал пошевелить кончиками пальцев. Кистями. Ступнями.
Чёрта с два!
Шевелились, и то с трудом, только глазные яблоки.
Он скосил их на ближайшего к нему человека в маске, что-то внимательно рассматривающего у него на груди, или, как стало вскоре видно, зашивавшего там какой-то не то разрез, не то – рану.
Человек, словно почувствовав его взгляд, вдруг поднял глаза.
Голубые! Огромные, опушенные густыми чёрными ресницами. Женщина?!
Голова чуть дёрнулась, он услышал голос:
– Сестра Маргерит. Он приходит в сознание. Быстрей – наркоз!
Одна из фигур возле него быстро направилась куда-то в угол, к громоздкому слабо зудящему оборудованию явно медицинского вида, и тонкая бледная рука подкрутила большую чёрную ручку. Другая фигура, похоже, бывшая тут за начальство, подошла наоборот – поближе к его лицу. Он услышал голос, как бы удивлённый: «Надо же. Этот – смотрит вполне осознанно…». Сознание начало опять куда-то уплывать и туманиться, оставляя ощущение лёгкой эйфории, словно перепил шампанского. Вокруг стал нарастать гул и шум, будто попал на какой-нибудь сталепрокатный завод. Или в машинное отделение на пароходе. Сравнение показалось ему уместным – его стало раскачивать, и словно убаюкивать: или у них качающийся стол, или его мозг сейчас выклю…
В длинных коридорах, машинных залах, и служебных помещениях Андропризона почти всегда царила полутьма. Красные и редко расположенные лампы дежурного освещения создавали странную атмосферу средневекового подземелья.
А полный свет здесь нужен был только тогда, когда какой-либо из бесчисленных и сложных механизмов, отвечающих за нормальное функционирование гигантского комплекса, ломался. Или нуждался в профилактическом обслуживании: смазке, чистке, продувке…
Такое, правда, случалось не слишком часто: Предтечи строили капитально, и на запасе прочности конструкций и живучести агрегатов не экономили.
Грамотный подход, конечно. Но техник второй категории Элизабет Туссон, быстрым шагом двигавшаяся по коридору номер двенадцать эйч уровня Ди, была не в том настроении, чтоб благодарить инженеров и строителей глубокой древности – проклятый восемнадцатый насос подачи криожидкости в систему кондиционирования опять перегрелся и вырубился. Значит, смазкой и снижением рабочего давления не отделаешься. Придётся останавливать чёртов агрегат не на профилактику, а на капитальный ремонт. Собственно, в чём там может быть дело, она уже представляла, поскольку до этого сталкивалась с такими же симптомами: сдохли подшипники главного вала. Того, на котором сидит ротор турбины. А ведь они изготовлены из молибденистого титана.
Да и …уй с ним. Особых сложностей даже замена этих подшипников не представляет. Другое дело, что провозиться явно придётся до конца смены. Если не дольше. Да и ладно: резервные насосы есть, и сейчас она прямо на месте переключит вентили на агрегат номер двадцать один, и пустит поток в обход восемнадцатого. Так что остальным двадцати насосам не придётся работать в форсированном режиме: грамотные проектировщики ещё пять веков назад подстраховались, и нагрузка на насосы не «жестокая», и режим работы очень даже щадящий. По идее. (Ну так – «расчет»!)
Но вот она и на месте.
Зал крионасосов, конечно, огромен. Но в высоту не превышает четырёх метров – не то, что в зале для электрогенераторов, где потолки уносятся вверх, к самой, кажется, поверхности земли, и там теряются в полумраке, создавая ощущение, что находишься не в техническом помещении, а в каком-нибудь, вот именно, средневековом замке. Не хватает только копоти от факелов на стенах, и фестонов паутины, свисающих с вычурных люстр.
Элизабет прошла сразу в правый ближний угол, и остановилась над чем-то очень похожим снаружи на самый обычный ящик. Только циклопического размера. Всё правильно. А как бы она хотела, чтоб он выглядел в нерабочем состоянии? Как допотопный человекообразный андроид-рабочий?
Она хлопнула ладонью по клавише активации ремонтного робота.
Внутри могучего аппарата загудело, затем зажужжало, и вот уже эта мастодонтообразная конструкция с гигантскими могучими манипуляторами приподняла своё туловище с консолей шасси, распрямилась, клешни-руки вылезли из пазов, и к ней обернулась так называемая голова: ящик поменьше, с микрофонами и блоком передних видеокамер.
– Ремонтник Ди-Ха восемьдесят один. Ты меня слышишь?
– Да, госпожа.
– Отлично. Объясняю задачу. Отключить насос Ха-восемнадцать. Перекрыть вентили восемнадцать-А и восемнадцать-Б. Затем открыть вентили двадцать один-А и двадцать один-Б. Затем запустить насос Ха-двадцать один. Задача ясна?
– Да, госпожа.
– Приступить.
Глядеть, как неуклюжая на вид, но на самом деле исключительно умелая и точная машина закручивает маховики отключаемого насоса, а затем открывает вентили резервного агрегата, было приятно. Слава Богу, что ей не самой приходится всё это делать, а нужно просто наблюдать, как с этим возится механический помощник. Который и умеет, и понимает технику, для обслуживания которой спроектирован, построен, и запрограммирован лучшими специалистами – тогда же, когда и весь гигантский комплекс Андропризона! Иначе точно – пришлось бы тащить сюда всю дежурную смену, чтоб вращать двухметровые колёса вдесятером! О таком даже думать не хотелось…
На отключение двигателя насоса и перекрытие задвижек-вентилей ушло всего десять минут.
Ещё полчаса понадобилось на открытие вентилей и запуск резервного агрегата – вначале на холостом ходу прогреть мотор, включить на малые обороты турбину, а уж затем – постепенно довести давление на выходе насоса до рабочего. На её служебном мониторе включилась зелёная лампочка: криожидкость пошла в систему. Порядок.
Если не считать того, что сейчас-то и начнётся самое нудное и противное. Развинчивание всех болтов, удерживающих патрубки основного корпуса на магистрали, демонтаж двигателя, транспортировка корпуса насоса на ремонтный стенд… С неизбежным последующим разбором и съёмом подшипников. Слава Богу, они не впрессованы намертво, а держатся на простых магнитных фиксаторах. Но всё равно: возни – море!
Утешает только то, что возиться придётся не ей.
А вот контролировать «визуально» все стадии ремонта – ей!..
Андрей пошкрёб подбородок. Хмыкнул. То? Или…
Он покрутил ручки настройки, приближая изображение так, что на обнажённом загорелом предплечьи стали видны чудесные полупрозрачные волоски – мягкие, словно у ребёнка.
Лицо, занявшее весь центр экрана, не подкачало: миловидное и очень жизнерадостное. Красива, да. И тело – чудесно. Да, то, что нужно!
Он ткнул клавишу связи с диспетчерской.
Чернота на втором справа экране сменилась изображением огромной комнаты со сложной аппаратурой и многочисленными циферблатами и дисплеями на стенах, но почти сразу же весь экран заняло лицо начальницы смены – сегодня опять дежурила сестра Анна. Начальство! Не сказать, что она не нравилась Андрею, но… Что-то имелось в её бледно-голубой коже, каменно-замороженном выражении, и глазах чуть навыкате – от рыбы.
Он удержался от того, чтоб поморщиться. Плевать на лицо. Зато фигурка у этой женщины – закачаешься! Почти как у выбранной им модели. Он сказал:
– Доброе утро, сестра Анна.
– Здравствуйте, Андрей. Слушаю вас? – она могла бы и не изображать вопросительных интонаций: отлично знала, для чего он звонит по четвергам. Как, собственно, знал и ждал этого и весь остальной персонал Андропризона.
– Я выбрал. – он моргнул, затем щелчком клавиши отправил изображение на экран диспетчерской, – Вот. Я думаю, Совет одобрит кандидатуру.
– Я приняла. Матрица… – она чуть прищурилась, вглядываясь в лицо и номер, как всегда выведенный в правый нижний угол экрана (Близорука стала, что ли?! Стареет?!) идентифицирована. – собственно, и Андрей, и Анна, и опять-таки – весь персонал чудовищного подземного комплекса знал, что решение Совета является чистой формальностью, и кандидатка, которую выбрал Донор, «достойна», и будет наверняка утверждена (А других в каталог Выбора и не попадает!) десятком пожилых и «умудрённых» опытом женщин. А изготовление биокуклы начнётся фактически с того момента, когда он передаст изображение «избранницы» в Диспетчерскую. Ну и правильно.
Нечего тянуть с неизбежным.
– Отлично.
– Какие-нибудь дополнения, изменения?
– Да. Если можно – рост не более ста пятидесяти девяти, вес – сорока восьми. Талия – не больше шестидесяти одного, объём бёдер – девяносто один. Грудь пусть останется второй номер.
И ещё. Родимое пятно на левой щеке желательно всё же убрать.
– Сделаем. Что ещё?
– Ничего. Остальное меня устраивает.
– Отлично. Матрицу приведём в соответствие. – А он и не сомневался! Попробовали бы они!.. (Он уже однажды отказался, когда талия акцепторши оказалась «не приведена»! Имел полное право! Ведь если что-то и прописано точно в его Договоре, так это, вот именно – его право на отказ, если не соблюдены… И так далее.) – Надеюсь, на изготовление уйдёт как всегда, не более трёх часов.
– Прекрасно. Благодарю. – он снова старался говорить чётко выговаривая слова, и равнодушно-деловым тоном, – В таком случае можно подавать обед. И я прошу вас, Анна, проследить лично за тем, чтоб казы было не меньше пяти ломтиков.
– Будет сделано.
– Хорошо. – он покивал, – В таком случае, всего доброго.
– И вам, Андрей, мои наилучшие пожелания.
Он отключил Диспетчерскую.
Посмотрел на руки, поворачивая кисти перед собой.
Дрожат, гады. Можно подумать, он снова там, в мире грёз, что зовутся наведёнными кошмарами. Хотя с момента, когда его «разбудили», и привели тело в порядок, прошло уже больше года, всё равно – ощущение того, что всё может вернуться, почему-то не оставляет до сих пор.
Вернуться к пыткам!..
Он этого вовсе не желает. Стало быть, нужно…
Выполнять. То, что полагается выполнять по Договору. Уже с его стороны.
Он снова глянул на руки: нет, мышцы на них, как и во всём теле, восстановлены отлично. Чертовы процедуры и изматывающие тренировки, когда он пытался снова обрести полный контроль над пролежавшим в неподвижности пять веков телом, позади.
Он – снова он.
В полном объёме.
Но всё же хорошо, что во время разговоров он теперь приспособился класть руки на стол пульта перед собой, и держать полусжатыми в кулаки – так его чёртов тремор практически (Ну, он на это надеялся!) не заметен – ни живым наблюдателям, ни компьютерным программам.
Впрочем, кому он голову морочит?!
Вон, на потолке во всех углах – чёрненькие бусинки видеокамер. Он не сомневался, что они есть даже в туалете его камеры. А, возможно, и в унитазе – ну как же! Нужно контролировать, чтоб акт дефекации у единственного, и, следовательно, самого ценного и хорошо охраняемого, заключенного Андропризона, происходил без эксцессов!..
Он прошёл в зал, где обедал. Стол доставки как раз коротко звенькнул: первое пришло. Андрей хлопнул ладонью по центру стола. Пластина, перекрывавшая люк, ушла в столешницу, и из толстой, с добрых два фута, ножки, лифт выдвинул круглый поднос. С тарелкой, от которой шёл пар, ложкой, и двумя ломтиками серого хлеба с отрубями.
Андрей поднос с лифта снял. Поставил перед собой. Сел на простой деревянный стул. Развернул хлопчатобумажную серо-белую салфетку, сложенную в аккуратный треугольник, положил на колени.
Повеситься, как он одно время планировал, на верёвке, сплетённой из разорванных на полосы салфеток никогда бы не удалось: по толщине они были тоньше папиросной бумаги, и выдержать могли бы разве что крысу.
Крыса.
Сколько раз он сравнивал себя с ней. Особенно вначале.
Однако потом поверил-таки в «глубочайшие заверения» и взывания к его сознательности и совести. Вернее – сделал вид. И – стал вести себя «прилично».
Если под этим термином понимать не больше не меньше, как согласие добровольно находиться в сексуальное рабстве.
Да, он – раб.
И его тут, в Андропризоне, используют.
С другой стороны, как ему достаточно часто указывают, и как он и сам умом отлично понимает – его положению мог бы позавидовать любой падишах, шейх или эмир. Словом – обладатель гигантского восточного гарема.
Потому что женщин, реально доступных Андрею – миллионы. Нет, правда – миллионы! Он так до сих пор и не смог ни разу долистать чёртов Каталог до конца – даже если смотрел на кандидатку не больше секунды, к восьмому-десятому часу глаза начинало резать, словно туда насыпали песка, а череда великолепнейших, породистых самок на экране всё не заканчивалась…
Единственное, что хреново – то, что вживую, так сказать, непосредственно, ему ни с одной из избранных им кандидаток побывать так и не удалось. Да и не удастся.
Его тюремщики объясняли это максимально просто. И, в-принципе, правдоподобно. У него в организме нет антител и прочих прибамбасов, могущих предохранить его от супернавороченной заразы, которой сейчас полно в крови всех этих «ныне живущих». И достаточно будет просто погладить кожу, поцеловать, подышать рядом, (Не говоря уж о том, что он делал с этими избранницами потом!) и он умрёт мучительной смертью.
Оставив без Будущего целую расу.
Ну, это ему опять-таки – так объяснили. Понимая, что он, как мужчина, должен, и будет руководствоваться доводами, скорее, рассудка, чем эмоциями.
Покончив с борщом, он поставил поднос с пустой тарелкой снова на платформу лифта.
Лифт немедленно ушёл вниз, а пластина броневой стали мгновенно перекрыла отверстие. Андрей отлично знал, что пластина по прочности похожа на титановую – однажды пробовал её заклинить тем же подносом, чтоб попытаться сбежать по шахте лифта в кухню. Или откуда там к нему поступают тарелки с пищей.
Ага, два раза. Поднос смялся так, словно был из бумаги, а удержать кромку пластины не смог бы, наверное, и сам Геракл: усилие на ней достигало, похоже, не меньше полутоны. Андрея тогда от лишения пальцев спасла лишь мгновенная реакция – успел отдёрнуть их до того, как острый край достиг пазов. Но и так вмятины на коже исчезли лишь спустя пару дней. Плюс выслушивание неизбежного брюзжания от Координаторши: «Как вы могли! Безрассудно пытаться сбежать – вас повсюду ждёт смерть! И смерть – мучительная! Только очищенный воздух и стерилизованные продукты Бункера позволяют вам выживать здесь, в этой камере! Мы заботимся о вашей же безопасности! Поверьте: за вашу жизнь и здоровье отвечают буквально тысячи работниц!»
Ах, Анна, Анна… Встретиться бы лично. Уж он бы объяснил – про свою «безопасность»!..
На второе сегодня оказался бифштекс. С кровью, но отлично прожаренный. Отдельно на блюдечке с подложенной снизу изящной кружевной салфеточкой лежало пять ломтиков казы – восточной колбасы из конины. Которая отлично способствует. И повышает. То, что положено повысить через… – он кинул взгляд на часы, висящие над дверным проёмом, – примерно два с половиной часа.
Заедая бифштекс картофельным пюре с подливой, Андрей подумал, что мог бы и не выдрючиваться, заказывая эту самую казы – всё у него и так (Тьфу-тьфу!) работает, как, вот именно – часы. На «полтретьего!» Но всё-таки…
Всё-таки он отлично понимал, что «работоспособным», а точнее – донором активной спермы, то есть такой, где сперматозоиды шустрые и живучие, сможет служить ещё максимум семь-восемь лет. На момент разморозки ему было сорок пять. Насколько он помнил, примерно так же было и двум героям из знаменитого когда-то фильма Вайды «Сексмиссия, или новые амазонки». Где уже была чётко обозначена ситуация, практически идентичная той, в которой оказался он.
Конечно, он не знал, что из того, что сообщили ему его «размораживальщицы» – правда, а что – нет. Но по их версии человечество лишилось навсегда той половины, что зовётся «мужественной». Произошло это от того, что ещё в двадцать первом веке из набора мужских ген и хромосом вдруг стала стремительно исчезать эта самая, отвечающая за «мужественность», хромосома Игрек. За каких-то тридцать лет число тех мужчин, кто не мог иметь потомство, достигло девяноста процентов.
За остальными, «продуктивными», женщины тогда буквально гонялись: чтоб получить хоть какое-то потомство! Вот, наверное, «весело» было таким «осесенителям»!..
Андрей подумал, что неплохо бы почитать какую-нибудь художественную литературу тех времён. Наверняка кобели-производители нагло и цинично пользовались положением. Ещё, небось, и придирчиво выбирая: «С тобой не хочу, несимпатичная, и с тобой тоже – толстая, и ты старовата для меня, эксклюзивного молодца-красавца… А вот ты – пошли. Давай, ложись, раздвигай… А теперь – поработай-ка: ты сверху!..»
Сколько возможностей для создания поистине «драматических» романов!..
Впрочем, художественной литературы той эпохи почти не сохранилось. Архивы попали к нынешнему поколению амазонок, как ему объяснили, уже практически сгнившими. Это те, что были на бумажных носителях. Те же, что хранились в компьютерах, или на флэш-памяти, просто разложились, рассыпались в микрокристаллы кремния. Пусть и химически чистого, но абсолютно бесполезного… А произошло всё это потому, что те, кто выжил в чудовищной эпидемии, случившейся в середине двадцать первого века, утратили большую часть того, что называется «техническими и научными знаниями».
А ещё бы им их не утратить. По версии опять-таки Координаторши, влачащие жалкое полуголодное существование на подножном корму, словно дикие первобытные племена, немногочисленные выжившие группки носа не высовывали из джунглей центральной Африки, вот именно – боясь подцепить какую-нибудь заразу.
А когда зараза всё же добралась и до их посёлков, потеряли более трёх четвертей населения. Тут уж не до сохранения «наследия». Будь оно культурным или техническим.
Андрею такая ситуация и нравилась и не нравилась.
2. Состав преступления
С одной стороны хорошо, что никакой ядерной войны, или извержения Йеллоустонского вулкана не произошло – природа практически не пострадала, судя по картинам, что ему передают через видеокамеры дронов: всего мира в целом, и Андропризона в частности. Расположенного вполне «безопасно» – под многокилометровым слоем льда и скальных пород Антарктиды. В её-то ледовом панцире не изменилось ничего…
С другой – плохо, что все генно-инженерные наработки, могущие исправить ситуацию с отсутствием у современного поколения чёртовой игрек-хромосомы, тоже канули. Не то в Лету, не то – в анус. И то, что такой сложный комплекс, как Андропризон нынешнее поколение женщин смогло расконсервировать, и даже запустить так, как положено – вообще чудо. Как и то, что он оказался на момент расконсервации его единственным узником. (Ну, по версии его тюремщиков. А как дело обстояло на самом деле, он отлично догадался и сам – не тупой всё-таки, и уши и глаза держал всегда открытыми. Фразочка там, намёк тут… (Типа, что «этот смотрит – «осмысленно…») Конечно, во вранье женщинам нет равных, а вот в аналитике и дедукции они слабоваты.
Так что те преступления, за которые его здесь разместили, оказались некоторым образом неактуальны, и теперешнее руководство Федерации, и Администрация тюрьмы предложили ему сделку.
Они снабжают его пищей, свежей водой, комфортным жилищем, очищенным воздухом, и дают возможность жить без регулярных экзекуций, предусмотренных статьями, по которым он сюда и угодил.
А он за это обязуется раз в неделю оставлять своё семя в спермоприёмнике предоставленной ему биокуклы. Для последующего осеменения подходящих кандидаток. Или заморозки – для осеменения уже – будущих поколений. Новых амазонок.
А если бы он не согласился, ему намекнули, что делать это смогут и без его согласия. Принудительно.
Потому что как ни крути, остался он, похоже, один-одинёшенек на всей планете.
Мужчина.
Натуральный, а не какой-то там нашпигованный гормонами и генными добавками, словно печёная индюшка – яблоками, эрзац-самец.
Так что, отлично понимая, что особого выбора у него нет, и поиметь его так и так поимеют, Андрей дал своё согласие, посмеиваясь про себя, и отлично понимая, что оно является чистой формальностью. И если он откажется трахнуть очередную пластиковую куклу, его быстренько разложат, обездвижат все члены тела, кроме, разумеется, «рабочего органа», и… Используют.
Унизительно?
Унизительно.
Но жить так всё равно приятней, чем испытывать те вечные мучения, пусть и в полубессознательном состоянии, на которые его обрёк Приговор. А, вернее – которые он выбрал сам, чтоб избежать казни!
И пусть психика его отличается, по словам тех врачей и экспертов, что проводили его экспертизу на вменяемость, завидной стабильностью и устойчивостью, (Не говоря уж об этой самой чёртовой вменяемости!) к концу своих страданий и кошмаров начал отчаиваться даже он!
Потому что по самым скромным прикидкам «работали» с ним его палачи-садисты года три… А в Приговоре было предусмотрено – «десять лет»! Ну, или – смерть…
Так что тот постапокалиптический кошмар, в который он попал, пробудившись, не идёт ни в какое сравнение с тем, когда ему проводили «коррекцию психики».
Подумаешь – полчаса секса. Так ведь с куклой – по его выбору! И даже с «исправленными» и идеально подогнанными под его прихоти параметрами и характеристиками. Уж он-то знал, какого типа дамы возбуждают его либидо сильней всего.
Зато потом – целая неделя отдыха!
Для приведения организма – в «норму»!
Всё верно: по справочникам так и выходит, что в его возрасте для «качественного» формирования и накопления семени, должно пройти пять-семь дней.
Именно это время он и старался посвятить восстановлению действительно – физических кондиций. Качался, попросту говоря. В отлично оборудованном тренажёрном зале.
А ещё заморачивался тренировкой мышления: мозг – точно такая же «мышца», как и остальные. И если не тренировать и не развивать – начинает сдуваться…
Вот он и пытался разжиться. Пищей для этого самого мозга. То есть – работал над самообразованием. И изучением.
Физики. Химии. Биологии. Автомобилестроения. Роботостроения. Военной техники. Истории. Или тех жалких обрывков, которые от неё остались.
Справочники, которыми его снабжали, были ветхими, и истёртыми пальцами явно не одного поколения учениц, но – вполне читабельными.
Да, картина произошедшего складывалась у него в сознании постепенно. Возникая и проявляясь, словно старинная фотография в ванночке с проявителем. Из крохотных фрагментиков и кусочков – подобно бережно расчищаемой костяным ножичком, шпателем, и кисточкой, древней мозаике где-нибудь в разрушенной ванной комнате в засыпанных пеплом Помпеях.
Картина эта пока казалась до жути противоречивой, и нелогичной. Как, собственно, и вся история человечества. Где движущей силой были, что бы там не уверяли марксисты и их последователи, вовсе не «воля народных масс и борьба классов», а самодурство отдельных личностей-тиранов, и банальная конкуренция из-за рынков сбыта и денег.
Покончив с обедом, и поставив на поднос стакан из-под фруктового компота и блюдечко из-под пирожного, он прошёл в спальню и лёг на кровать. Прямо в одежде. А что? Она же – стерильна?! Ха-ха.
Мысли за этот год с небольшим его посещали разные. Но основной являлась та, что ему – ну никак нельзя снова приниматься за старое.
Во-первых, потому, что с биокуклами это – вовсе не то, а во-вторых…
Во-вторых эти «оживившие» его твари тогда могут решить, что пятьсот лет сна и два с лишним года – кошмаров, ничему его не научили, и нужно продолжить курс. Наказания. Ограничившись тем объёмом спермы, что уже удалось от него получить.
А ведь это – правда.
Ни от чего его курс «отучения через наказание» и «перевоспитания» не отучил.
И попадись ему сейчас и правда – живая, «настоящая», женщина, он скорее всего сделал бы с ней…
То, что привык делать.
Из материалов уголовного дела 71948/2025/СА, заключённого Андрея Дементьева.
Вещественное доказательство СА-54.
«Дневник».
«14 сентября 202… г.
Отчёт о происходящем.
Я решил вести этот дневник – во-первых, чтоб самому было что повспоминать, ну, или внести кое-какие коррективы в планы будущей работы, а во-вторых, чтоб чёртовым будущим психоаналитикам и сексопатологам было чего изучить, определяя поточней класс и название патологии моего асоциального поведения и порочного воспитания. (А если не поймают – в старости, когда будет всё «на полшестого», просто опубликую. В назидание потомкам. Ну, или как эротическую литературу. Для сексуально озабоченных подростков. Или – извращенцев, побоявшихся свои «грёзы» – воплотить…)
В детстве прочёл я книгу, которая потрясла меня до глубины души: «Цветы для Элджернона». Там ведётся отсчёт о событиях и датировка дней именно таким образом, как собираюсь вести и я. Как дань уважения Дэниэлу Кизу так и буду обозначать: дата, и краткое описание произошедшего. Нет, я, конечно, обзавёлся и видеокамерами с отличным разрешением, и микшерный пульт приобрёл. И «ролики» монтирую. (Запросто стал бы миллионером, если б пустил в «свободную продажу»: так «реалистично» ни один, даже с навороченной компьютерной графикой, фильм не покажет! Куда там умельцам из ютиюб-а! И Голливудским профи!)
Но именно – бумажные, дневниковые, записи о том, что делал, что видел, слышал, и думал, как мне кажется, куда полезней для моей памяти, чем любое видео. Позволяют «глубже проникнуться».
Происходящим.
Ладно, к делу. И – по порядку. Вначале всё-таки – предыстория.
«Записки неизощрённого садиста».
Короче.
Если вы ждёте, что вот прямо сразу начну описывать чудовищные пытки да душераздирающие вопли и страдания невинных жертв, то ошибаетесь. Придётся потерпеть. Потому что – для чего в том числе я затеял всю эту писанину?
Вот именно! Потешить своё гипертрофированно раздутое Эго!
Порисоваться, повыделываться, потешить своё тщеславие, и описать: какой я умный, расчётливый и предусмотрительный. А то, что на моей, как это говорится, совести – несколько невинных и замученных изощрёнными чудовищными пытками женщин – это уже последствия. Претворение, так сказать, в жизнь – сформулированной мной для себя, любимого, философии. Жизненной.
Разумеется, не без удовлетворения опишу и как сформулировал её – эту самую философию. И как всё обмозговал да организовал. Ну, и как наслаждался. Результатами грамотного планирования. И удовлетворял сексуальные фантазии и придумки.
Ладно, погнали. (Хотя, оказывается, писанину я не люблю: с непривычки болит указательный палец, и кое-какие слова – не помню, как пишутся. Но на компе такое уж точно не набьёшь! Мало ли… Сейчас умельцы-хакеры вскрывают и компы, даже не подключённые к сети!)
В детстве прочёл я довольно много книг. Это верно, что они формируют определённое самосознание. И философию. Жизненную. Последней каплей было, конечно, то, что попалась мне чёртова «Жюльетта» маркиза де Сада.
Вот уж книга так книга! Даёт работу воображению и рукам куда эффективней, если можно так сказать, любого порнофильма.
Нет, я, понятное дело, регулярно хожу к конкретно занимающимся этим делом поставщикам, и скупаю почти все новинки из тех, где всякие перверсии и прочее… Ну, вы понимаете. С «извращениями». С элементами садизма. С малолетками. Групповые. С животными – конями, ослами, собаками. Или просто, красивые и нарочито-постановочные – как у Эндрю Блейка, например. Есть у меня и японские аниме, конечно…
Но скажем честно – всё это не то.
Больше всего я возбудился, именно когда читал книгу де Сада.
Вот ведь чётко проработанные концепция и философия были у него. И богатое воображение. Жаль, конечно, что писал этот мерзавец только из головы – не опробовав, так сказать, в натуре. «Опытным путём». Скорее всего – денег не было на «воплощение». Даром, что окончил жизнь в долговой тюрьме. Но когда я погружался с головой в это дело, переворачивая истрёпанную страницу за страницей, у меня аж звенело всё – оставалось только рукой чуть-чуть дотронуться, провести, пощекотать – и – всё!
Очередная салфетка испачкана моим драгоценным семенем!
Ну и пошло-поехало.
Рассудил я, что эрзацы там всякие, да постановочные и откровенно тупые немецкие и российские фильмы, где «малолеток» играют двадцатилетние тупые кобылы, которых только на ранчо какое, чтоб объезжать да хлестать за тупость, пищи воображению не дают вообще. Как и групповые шабаши. Вспомнил тут я, конечно, и старинный фильм «Калигула», с Малькольмом Макдауэллом. И фильмы Тинто Брасса.
И решил, что «подкован» я достаточно. И пора заняться этим делом и самому.
К решению какой бы то ни было проблемы я обычно стараюсь подходить серьёзно и капитально. Всё распланировав, и выполняя по стадиям. Благо, условия позволяют.
Попалась мне в ранней юности книжица Джона Фаулза «Коллекционер». Потом я её кажется, кому-то дал почитать, да и с концами, как водится – после переезда в дом не могу вспомнить, кто этот счастливец. Который зажилил эту прелестную вещицу. Ладно, не суть – я потом скачал её себе через Сеть.
А суть в том, что я всё прочитанное отлично помню и без перечитывания. На память – грех, как говорится, жаловаться: малейшие нюансы, так сказать!..
Там роман как бы делится на три части: в первой и третьей повествование ведётся от лица самого сексуального маньяка: как он всё сделал, и как поймал и засадил в подвал жертву своих будущих истязаний – молодую и красивую девушку. И что получилось с ней потом. А во второй дан якобы дневник, который вела эта самая девушка-жертва.
Ну, ошибок маньяка-любителя я повторять не собирался. Поэтому сразу решил всё делать так, чтоб мои будущие «клиентки» не могли мне ничего сделать, и уж тем более – выбраться из моей Лаборатории. Живыми. А что?
Говорю же: все условия у меня для этого есть. Дом. Пусть и стоит в чуть ли не центральной части города, пусть и не совсем хорошо отделан снаружи, помпезно-песочным или коричневым, как это сейчас принято, да и побелка кое-где пооблупилась, кое-какими достоинствами обладает и он. В частности, под первым этажом имеется капитальный и большой подвал. Одиннадцать метров в длину и пять с половиной в ширину – как раз под всеми четырьмя комнатами. Перекрыт стандартными жэбэ плитами.
Дед мой, когда строил этот Дом, имел возможность вырыть огромный котлован прямо экскаватором: ещё бы! Прорабом же одно время работал. Вот и положил капитальные плиты-перекрытия, такие, как кладут в многоэтажных домах – они по шесть метров длиной – и над подвалом, и над первым этажом. Стены комнат сделал в полтора кирпича – чтоб зимой, значит, тепло, а летом – подольше хранить прохладу…
Я за всё время, за все двенадцать лет, что тут живу, всего один раз кое-что подправлял: заменил старинные деревянные рамы, которые задолбался каждый год красить, и которые всё равно перекосило, на алюминиевые стеклопакеты. Двойные. Потому что в десяти метрах от Дома проходит дорога, и машины ездят и шумят достаточно часто. Даже ночью. А со спецпакетами – хоть бы что. Ни мне не слышно, что там, снаружи, ни, естественно – им. Того, что у меня.
Словом, Дом капитальный. А дед – умный. Вот как дом отгрохал, так и свалил оттуда, из СМУ своего, куда подальше – чтоб не посадили, стало быть. Взял фамилию бабки, и устроился в контору одну. Экспедитором.
Дед мой вообще был очень хозяйственный и ходовой. Всё в толк, всё в дело. Таких раньше называли – куркуль. А в ранние времена недоброй памяти советской власти обозначали глупым термином «кулак», и раскулачивали. (По словам деда именно так поступили и с его собственным дедом – Василием Степановичем, который, будучи выброшен в голом поле в Казахстане, не сдался, и не тратил силы на бессмысленные ругательства в адрес Власти, и сетования, а пахал как проклятый! И уже через восемь лет имел лучший дом в округе, и стал старостой Новониколаевки – посёлка, где приказали жить всем, кого привезли в вагонах для скота вместе с ним и его семьёй – таких же «кулаков».)
Так вот: с Домом снаружи я решил ничего не делать. Не производит же впечатления запущенного и «порочащего» Центр любимой уездной Столицы? Нет. Вот и славно. Потому что потакать всем этим новомодным тенденциям живущих вокруг «навороченных» и «продвинутых» соседей, стремящихся выпендриться перед остальными соседями третьим или даже четвёртым, мезонинным, этажом, я не собираюсь.
А вот подвал пришлось переоборудовать капитально.
Руки у меня вроде, не в …опе выросли, так что справился сам – незачем создавать дурацкие прецеденты со строителями, которые могут в случае чего и припомнить, как они монтировали на стены пеноизол, и закрывали потолки и полы панелями с повышенной звукоизоляцией…
У меня здесь Дневник, а не смета строительно-монтажных работ, поэтому сколько потратил кровных, да времени извёл, расписывать не буду: и вам и мне цены на стройматериалы да способы монтажа – ни к чему.
Первую «жертву» отловил я достаточно легко – вот что значит продуманный и простой План. Машина у меня вполне себе на уровне: Спарк двухлетней давности выпуска. Купил на базаре, поскольку прежний владелец решил срочно слинять из города к такой-то матери. Похоже было, как я сразу понял по его бегающим прищуренным подленьким глазкам, натворил что-то противоправное. Например, скажем, спёр на родном предприятии двухмесячную заработанную плату всех работников. Впрочем, почему – «вроде бы». Он и спёр, как я узнал позже из сводок новостей.
Но мне это не повредило, машина была оформлена через третьих лиц на подставную несуществующую фирму, а он ездил по доверенности.
Так что тут не подкопаешься: выйти на меня через машину не получится. И в местах, где есть в нашем городе немногочисленные пока камеры видеонаблюдения, я стараюсь не работать: езжу больше по окраинам да второстепенным дорогам.
Да, по вечерам я делаю вид, что таксую. Патент купил, но это так – для вида.
Потому что вот кто может выбрать, и выбрать придирчиво – так это таксист.
Подходящая клиентка стояла в месте, где я точно знал, что нет видеокамер, села ко мне буквально через десять минут, как выехал на очередную вечернюю «работу».
Я рассмотрел её внимательно.
Невысокая – не больше метр шестьдесят. Очень поджарая и стройная. Вес, наверное, не превышал сорок три – сорок пять кило. Но – очень подвижная, и такая, знаете, самодостаточная и уверенная в себе: во всех движениях сквозили сила и грация. Глаза – огромные, и ещё очень сильно подведённые. Утрированно. Так, словно она – актриса, и привыкла работать на публику, глядящую на неё с большого расстояния.
Лицо… назовём его условно симпатичным. До красивого явно не дотягивает. Но, думаю себе этак неутончённо – для первого раза подойдёт. Заодно и технологии отработаю. Да и справлюсь легко: я ж – тренированный и накачанный.
Кстати: реплика в сторону: пытать, мучить и измываться над несимпатичными или старыми – совершенно неинтересно!
Они настолько серые, затюканные жизнью, и скучно-предсказуемые, что и самому становится скучно. Или, что куда чаще – вызывают раздражение. А вот когда дама молода, мила и стройна – другое дело. Сразу всё как бы обостряется, и хочется её… как бы это сформулировать-то… Поизощрённей достать. Чтоб выла. Извивалась, стонала, проклинала! Страдала, словом.
Ну, и, разумеется, умоляла о пощаде.
Не даром же говорят, что в Европе женщины остались только противные и некрасивые потому, что всех остальных, тех, что посговорчивей и посимпатичней, считали за ведьм, и – сжигали! Искусственный отбор, стало быть…
А вообще-то, если честно, больше всего раздражения у меня вызывают старухи. Видно, что с годами «неписанная» красавица превратилась в скрюченную каргу, но в душе – всё равно шестнадцатилетняя чаровница-прелестница. И вот чтоб её прелести не остались незамеченными, эти старушенции везде лезут, нелепо, иногда даже – в мини, одеваются, и в магазинах или других общественных местах обязательно ведут себя так, чтоб уж мимо не прошли, или оглянулись. Например, задают тупые вопросы продавцам, типа: «Скажите, а эта колбаска свежая?»
Дура ты, так и хочется сказать! Неужели ты и правда думаешь, что затраханная шефом и судьбой продавщица, толстая и противная на вид «ягодка опять», у которой только одно на уме: как бы сделать план, да сдать смену, ответит тебе правду: «Нет, этой колбасе уже неделя, и мы промывали её два раза в марганцовке, чтоб убить плесень»?! Нет, разумеется. Продавщица скажет: «Конечно, свежая! Вот, только сегодня утром привезли с комбината!»
Ну а раз эта старушка, как всем разумным людям представляется, прекрасно понимает всё это и сама, следовательно её реплика, да ещё сказанная громко и с отменной дикцией, и соответствующим тоном, преследует только одну цель: обратите, дескать, на меня, такую всю изысканно-утончённую и со вкусом и по моде (пусть и восьмидесятых!) одетую, но такую…
Красивую!
Ну, понятное дело, народ на неё посмотрит. Кто покультурней, просто промолчит. А кто помоложе, и как они сейчас все – «без комплексов», скривится, словно лимон съел, или проворчит чего-то вроде: «Можно побыстрей? Задерживаете!» Ну а «неземную» красоту, что увяла, словно позапрошлогодние нарциссы, никто, само-собой, не заметит. Хотя бабка всё равно может быть довольна: внимание к себе привлекла. И будет потом дома, перед зеркалом, вспоминать: «Ах! Как я им всем показала!!! Пусть знают! И завидуют!»
Ещё не люблю женщин, как это обозначают, среднего возраста. Такие в общественные места тащат с собой в пух и прах разряженного ребёнка – ладно, если девочку, такая просто переймёт манеру матери выдрючиваться на людях, и кривляться, как перед зеркалом, а вот если мальчика – так у него просто будет комплекс на всю жизнь: люди смотрят! Стыдно! Хотя и непонятно – чего.
И вот начинает такая – тоже шоу: то поправлять начнёт что-то в одежде малолетней жертвы, приговаривая, «Чего ж ты не умеешь всё это как положено носить?! Вечно приходится всё поправлять!», то ласкаться: «Ах ты моё солнышко! А давай мама тебя поцелует!» Или: «Какую игрушку хочешь? Вон ту, самую дорогую? Ну так сейчас мама купит!»
Согласен: женщины все – прирождённые актрисы, эксгибиционистки, так сказать, и внимание публики – хотя бы детей и мужа! – им – как воздух…
Но не до такой же степени!
Девушка, что голосовала, выглядела собранной и деловой. (Кольца где положено не имелось, и я сразу подумал, что разведёнка. Сама зарабатывает себе на пропитание. Тем лучше. Позже начнут беспокоиться и искать. Впрочем, к тому времени, как действительно – начнут, это не будет иметь никакого значения. Во-всяком случае – для неё…)
Возможно, именно поэтому мне её сосредоточенное на каких-то своих мыслях лицо и не показалось особо симпатичным. Ничего, думаю себе этак ненавязчиво – сейчас я постараюсь, чтоб у тебя возникли заботы и проблемы посерьёзней. А о старых ты просто забудешь – настолько незначительными и тухлыми они тебе покажутся!
Села она, конечно, на заднее сиденье. Хлопнула дверью. Я сделал вид, что трогаюсь, даже проехал с полметра, но опять притормозил. Говорю:
– Дверь закройте, пожалуйста.
Она снова берётся за рычажок, открывает, и хлопает – уже посильней.
А когда поворачивает лицо ко мне, я и выдаю ей туда облако газа из баллончика!
И уж поверьте, то, что никого больше поблизости, в радиусе метров тридцати, нет, я проверил. Собственно, плевать, если б и были: заднее стекло у меня тонированное.
Перегнулся я через кресло, разложил её на заднем сиденьи, прикрыл приготовленным пледом: если вдруг какие-нибудь особо дотошные гибэдэдэшники остановят – девушка мирно спит! Устала. Якобы. Не волнуйтесь: полить сиденье у её лица, и на её платье дешёвой вонючей водкой я тоже не забыл…
Однако прибыли к дому, открыли ворота, заехали в гараж без проблем.
Вылез я, запер ворота двора, а затем – и гаража. Изнутри. Вытащил это действительно довольно лёгкое и сейчас такое безвольно расслабленное тело очень легко. (Вот поэтому в том числе я и предпочитаю миниатюрных, а не коров каких-нибудь грудастых да жопастых!) Спустился в яму, отпер стальную дверь. Протащил на плече, чуть нагибаясь и сгибая колени, по подземному ходу, который рыл и бетонировал почти полгода, все двадцать метров – от ямы гаража до двери подвала.
Девушку оставил прямо на полу у входа – там у меня матрац старый положен.
Сам вернулся этак спокойненько по коридору, запер дверь из ямы, вернулся, запер дверь коридора, выходящую в подвал. Отпер ту, что ведёт наверх, в прихожую. Смотрю на то, что на контрольных мониторах видеокамер.
Чисто. И на улице, и во дворе. Отлично. Возвращаюсь, запираю и эту дверь, включаю рекордеры. Порядок – запись пошла.
Девушку я раздевал не торопясь. Аккуратно, через голову – платье. Пришлось её для этого приподнять с матраца. А ничего платье, очень даже. Дорогое и стильное. И достоинства фигуры подчёркивало, и то, что у неё почти нет талии – скрывало.
Это не очень хорошо.
Я люблю, чтоб талия была утрировано тонкая – для вящего, так сказать, контраста с бёдрами. А тут – что бёдра, что талия, что тощенькая грудь примерно одного объёма – я бы оценил в восемьдесят семь – восемьдесят девять, глаз-то у меня достаточно намётан.
Трусики оказались тоже ничего себе – фирменные, а бра так и вообще – я такие только в каталогах дорогих брендов видел. Кружевной, с незаметным, но придающим объём подкладом: чтоб подчеркнуть грудь, даже если, как в моём теперешнем случае, её практически нет.
И вот это сокровище изящное лежит передо мной – во всей, так сказать, красе.
3. Гнусный садист
Координатор Анна Болейн раньше смотрела на их подопечного с чувством брезгливого – но любопытства.
Как на отвратительную, злобную, мерзкую подопытную, и очень опасную, крысу.
Но, к огромному её сожалению, именно от этого гнусного извращенца сейчас реально зависит выживание так называемого человечества.
Но что это будет за человечество, если все мужчины получат генный материал, и с ним – соответствующие наклонности и извращённое сознание от этого типа?! Поэтому, как она знала наверняка, «осеменение» производилось пока небольшими, опытными, партиями. И всех зародышей мальчиков удаляли из донорш ещё на эмбриональной стадии…
Но к их величайшей досаде ни одного другого, даже самого завалящего, мужчины на планете не осталось. И когда отряд разведчиков, посланный отчаявшимся Советом, добрался сюда, в сердце Антарктиды, в ничтожной надежде найти здесь, в Андропризоне, сведения о котором раскопали в одном из чудом же сохранившихся подземных архивах, хоть кого-то, она первая оказалась восхищена их находками: целых трое замороженных мужчин! В заведении, рассчитанном на три с половиной тысячи узников…
Совет тогда сразу решил послать капитальную, многочисленную и хорошо оснащённую, экспедицию. Но поскольку ни одного вертолёта не сохранилось в рабочем состоянии, идти предстояло пешком. Потому что управляться с собачьими упряжками никто из нынешнего поколения не умел. Анна с содроганием вспоминала, чего это им стоило: шесть отмороженных ног, две руки, трое насмерть замёрзших, одна потерявшаяся в буране, и ещё пятеро просто пропали, наверняка провалившись в чудовищные трещины! Причём одна из них – самый важный на тот момент специалист: криобиолог Хелен Сойерс.
И, разумеется, без неё попытки воскресить, после долгих и крайне хлопотных предварительных приготовлений, и дикой грызни в Совете, этих узников, убили двух из этих троих. И, само-собой, по закону подлости тот, кого «племенным производителем» все они хотели бы видеть в последнюю очередь, каким-то чудом выжил. И даже сохранил нормальный (Сравнительно!) рассудок! И память.
Вот именно его память и напрягала Анну больше всего.
Потому что понимала она: этот гад отлично помнит, за что сюда попал. И два с половиной года мучений и «процедур» ничему его не научили! И не заставили раскаяться…
И если предоставить ему и правда: настоящую, живую, женщину – никто не даст гарантии, что он её попросту не придушит. Оплодотворив. Или до этого. Ещё и поглумившись и поиздевавшись: заключённый с негодяем-садистом Договор оставляет сам «процесс» проведения оплодотворения – на его усмотрение!
Как и все действия, которые он производит с куклой, которую ему синтезируют по его мерзким предпочтениям – никто из персонала Андропризона, и она в первую очередь – не оспаривает, и уж тем более – не препятствует. Договор!..
И то, что за предыдущий год и два месяца этот Андрей ни разу не позволил себе поиздеваться, или поунижать, или – подвергнуть пытке, или просто придушить предоставленный ему «экземпляр», говорит не о том, что он оставил в прошлом свои мерзкие привычки и склонности.
А о том, что он отлично понимает, что перед ним – кукла, бесчувственная бионическая машина, созданная с одной единственной целью – получить его семя. И никаких «страданий» этот несчастный робот при пытках или даже убийстве испытывать не будет. Равно как и сексуального удовлетворения…
Именно поэтому, как она считала, он до сих пор и не пробовал ни разу заняться снова тем, чем привык. И за что и был приговорён к смерти. Которую «гуманное» Правительство мужчин предложило заменить на десять лет «искупления». На что эта гнусная тварь сразу согласилась! И была уверена, что не сломить его пытками и издевательствами!
С другой стороны, если б не его согласие на «альтернативное наказание», которое придумали давно, но только за пару месяцев до его осуждения смогли воплотить в конкретную Программу инженеры и программисты: шлем для полного «погружения», так не остался бы в живых и он.
А программа пыток с помощью Шлема – очень хорошо передаёт реальность.
И пусть она – псевдо-реальность, но заключённые действительно не могли отличить ощущения, получаемые в шлеме – от непосредственных, подлинных. И тут наверняка дело – в нанотрубках с самонаведением, автоматически находящих нужные нервные узлы и центры там, под черепом… (Ах, им бы эти технологии!..)
Так что этот Андрей был восьмым из тех, кто согласился расстрел заменить на десятилетнюю программу ежедневных пыток, и первый, кто выжил после двух с половиной лет применения. А вот первые семь из решившихся – погибли. Или спятили. Причём – некоторые даже всего после трёх-четырёх дней…
Что говорит, с одной стороны – о завидной стойкости духа сволоча-садиста, а с другой – заставляет лишний раз утвердиться в мысли о том, что «горбатого могила исправит». Если он без особых сдвигов в психике перенёс девятьсот сорок три «отключения», и не сдался, и не стал умолять о расторжении Контракта, и скорейшем приведении в исполнение основного приговора – значит, упорный. И мужественный. Что, кстати, на латыни и означает его имя…
Но когда Совет только собирался утвердить его как одного из основных доноров спермы для оплодотворения оставшихся яйцеклеток, именно Анна выступала категорически против этого. Приведя свои простые, и казавшиеся ей очень убедительными, доводы: негоже, если все родившиеся в результате применения его спермы мальчики, выросшие затем во взрослых мужчины, станут садистами и извращенцами! Потому что так положение Женщины как главы ячейки Социума под названием «Семья» окажется под угрозой!
И сильный и харизматичный лидер, ни в грош не ставящий свою супругу, и презирающий и всех остальных женщин, не позволит распоряжаться своей судьбой и командовать собой – «второсортному существу»! И все разговоры и рассуждения о том, что всё это у младенцев, а затем и подростков может быть исправлено такими превентивно-профилактическими мерами, как воспитание в «атмосфере любви и заботы», и прививание «уважения» к будущей супруге «материнскими беседами» – полная чушь!
Не может наносное воспитание и образование пересилить того зверского и тёмного, что сокрыто в глубинах мозжечка, где хранятся первичные стимулы каждого организма – инстинкты выживания и стремление к доминированию! А у самцов человеческого рода именно это стремление вбито, вмуровано накрепко в гнусную суть их – что сознания, что – подсознания! «Охотники» же и «добытчики»! Ну, и просто – воины.
Однако доводам её тогда не вняли. И рот ей заткнули альтернативным решением: попробовать для начала оставлять развиваться только девочек. А через несколько лет, когда будет доказано, что у них всё в порядке с психикой, попробовать вырастить и хотя бы несколько таких мальчиков. И постараться их «воспитать». В соответствии со специально разработанной лучшими психологами программой. Где будет предусмотрена коррекция асоциальных действий…
И только если опыт не удастся – уничтожить экспериментальные образцы. И в будущем оставлять в живых только девочек, рождённых от Андрея.
Анна тогда настояла на том, чтоб её особое мнение записали в протокол: что и девочки с такой наследственностью вырастут, несмотря ни на какое воспитание – извращенками! Опасными для коллег и вообще – всех окружающих! И подающих отвратительный пример, разваливая дисциплину их маленького и хрупкого мирка изнутри!
Мнение записали. Но «умные» коллеги по Совету постановили – применять. Сперму единственного оставшегося в живых самца. Приняв за основной постулат, что было бы преступно не воспользоваться последним шансом получить для воспроизводства общества свежего, здорового, и явно активного мужского семенного материала!
И Глава Совета, Жизель Бодхен, словно понимая, что этим унижает Анну ещё больше, назначила её – Координаторшей этого Проекта. Возложив на неё всю полноту власти над персоналом Комплекса. А заодно, естественно – и ответственность!
Анна в который раз припомнила все те проблемы и сложности, с которыми столкнулась их экспедиция. Для начала – приплывшая на одном из двух последних авианосцев туда – к шельфовому леднику Росса. (А меньший корабль наверняка был бы просто раздавлен движущимися всё время льдами! Да и не поместилось бы на другом корабле всё то многочисленное добро, что они привезли с собой…) А затем долго и с неимоверными трудностями пробивавшаяся сквозь бураны и торосы к чёртовому Андропризону. Где ждали своей разморозки три последних мужчины. Добровольно выбравших вместо смертной казни – «отучающие от насилия профилактическо-исправительные мероприятия».
С первым, самым симпатичным, если можно так сказать про убийцу, мужчиной, всего-навсего убившим жену, которую застал на месте преступления с любовником, и этого самого любовника, и прошедшим всего два цикла «перевоспитания через страдания», было трудно. Но разморозить и оживить его тело удалось сравнительно быстро – всего за пару недель.
Однако оказалось, что очень сильно пострадал как раз – его мозг. То ли от времени – всё-таки – пять веков! – то ли от нервного напряжения. Во-всяком случае, мужчина в течении месяца реанимации так и не пришёл в сознание, что однозначно показывала энцефалограмма, и умер через три минуты после отключения от аппаратов искусственной вентиляции лёгких и кардиостимуляторов.
Второго заключённого, педофила и убийцу, одолевшего пять циклов «перевоспитания», размораживали, с учётом горького опыта, два месяца. И он даже пришёл в себя. Однако оказался абсолютно невменяемым – хуже новорожденного младенца. Только моргал, да гукал, пуская слюну из кончика рта… Разум и сознание навсегда покинули его тело, и кормить его приходилось с ложечки. А поить – из бутылочки с соской. И под себя он всё время делал…
Разумеется, ни о каком получении от него донорского материала речи и быть не могло. Тем более, что после недели на попечении медсестёр и психологов, он просто умер во сне: захлебнулся этой самой собственной слюной!
Жуть.
Вспоминая это, Анна вновь передёрнула плечами: и мерзко, и обидно. С другой стороны, она не могла не понимать, что если она и третьего воскрешаемого угробит – Глава Совета воспользуется этим, чтоб обвинить её в недостатке рвения и некомпетентности. А то и – откровенном вредительстве и саботировании линии Совета. И проведении своей линии, отличной от мнения большинства его членов.
И её разжалуют, деклассируют, и отправят в касту разнорабочих.
Так что каким бы мерзавцем и сволочем не был этот Андрей, нужно отдать ему должное. Хотя бы одна положительная черта у него имеется: он, если судить по фанатизму, имевшемуся в глазах, когда вышел из комы, терпению, когда пережил все девятьсот сорок три «смертельные» пытки, и упорству, с которым отрабатывал на станках-тренажёрах, восстанавливая усохшие мышцы – истинный любитель Жизни.
К сожалению любящий отбирать её у других. Особо извращёнными способами.
Причём – исключительно у Женщин!
О чём и говорит его сволочной дневник.
Оказавшийся подшитым к делу…
«А ничего, неплохо оно выглядит, оказывается.
И мордашка, когда мышцы лица расслаблены, очень даже. Мила.
Я даже ощутил знакомое шевеление в паху и в нижней части живота – правда, скорее, от предвкушения того, что сейчас собираюсь сделать.
Для начала перенёс её в центр, туда, где стол с вырезом. Уложил на животик. Привязал ножки – к ножкам (Ха-ха! Вот и каламбурчик!), а ручки – вытянул вперёд. Привязал. Зафиксировал головку над отверстием – чтоб не могла её сдвинуть или повернуть. Уж «упряжь», как для лошади какой – разработал! И сшил.
Камера под столом на лицо наведена чётко. Подсветка там хорошая. Теперь нужно дождаться, пока очнётся – мне нужна «чистота» эксперимента. То есть – чтоб она была в полном сознании, когда я начну с ней «работать».
А проверить я хотел одну теорию, которую тоже, кстати, видел в одном иронично-пародийном фильме. Что если женщину хлестать ремнём, или трахать, так, чтоб из …опы, как говорится, перья летели – на видео по её гримасам абсолютно невозможно сказать, если не видеть, что с ней делают!
Но вот через минут десять она и заворочалась, замычала. Обнаружив, что распята в неудобной позе на животе, принялась пытаться развернуть лицо: чтоб осмотреться!
Отлично.
Включаю запись. Выжидаю с минуту. А затем начинаю обработку её тощей, но вполне мускулистой, задницы плетью-семихвосткой! Такая, я знаю, особо сильно коже не вредит, но боль от ударов – ого-го!
Стала вопить и ругаться моя дама.
Но я-то – профи! Привязал её на совесть. Так что ни вырваться, ни, тем более, сделать со мной всё то, что она мне обещала, дама не могла! Заодно узнал пару интересных речевых оборотов: вот как цветисто, оказывается, можно материться – почти без мата!
Ну, после пяти минут обработки решил я, что материала для исследования у меня достаточно. Да и орудие моё всё прямо – стало словно стальное!
Так что выждал с минуту, чтоб она немного отошла от ударов. И приступил!
Странно. Но ругаться она больше не стала. А только рыдала в голос, да вскрикивала, когда входил мой красноголовый воин поглубже!
Чёрт. Только сейчас до меня дошло: нужно было, вот именно, для чистоты эксперимента, начинать с секса! А то теперь ей, конечно, больно: я же чреслами упираюсь в рубцы и следы ударов!
Блинн… Ладно, со следующей так и сделаю.
А пока я закончил: с фейерверком наслаждения!
Ох…
Нет, реально: бесподобно! Именно о таком я так долго мечтал…
Теперь отдохнуть бы.
Но – некогда. Дама ждёт.
Пшикнул ей в лицо снова – из баллончика. Отрубилась.
Перемонтируем её на другое орудие.
Развязал, отвязал, из «уздечки» вынул. Перенёс туда, где у меня блок в потолке вмурован. Положил на пол. Перевернул снова на живот, руки сзади аккуратно связал самой обычной бельевой верёвкой. Привязал к ней конец верёвки от блока, другой конец чуть подтянул на лебёдку – нечего ему зря провисать, а то больно много свободы будет, когда снова очухается. Большие пальцы ног привязал к кольцам, вмурованным в пол: между ними я сделал семьдесят сантиметров – мне как раз очень удобно, если что, доставать до её промежности. Осталось последнее – завершающий штрих.
Завязал я ей глаза повязкой – мягким платком.
Смотрю на часы – ещё есть минут двадцать.
Ну, я сел, небольшой стол и мягкий стул у меня в углу, розетка рядом – поставил и вскипятил чайник. Заварил, сижу, попиваю, изучаю содержимое сумочки. Ну, мобильник-то её я сразу, ещё в машине, оттуда достал. Батарею вынул, да пока суть да дело, на место, в сумочку, их и сунул. А теперь просто всё содержимое на стол перед собой вывернул, да принялся изучать, стараясь только не шуметь уж слишком сильно.
Так. Вот оно: удостоверение. Амина К., место работы – Театр оперы и балета. Государственный Академический. Должность: солистка балета.
Ха! Вот уж повезло так повезло! Уж этой-то смогу сделать растяжку так растяжку! Да и мышцы у такой должны быть действительно упругие – тренированные же! И жиру – на капли!
У меня от предвкушения аж снова засвербило во всех местах, и ноздри даже зашевелились. Я больше ничего из её сумочки и рассматривать-то не стал. Всё остальное абсолютно не важно – ни дороженная косметика (Теперь-то понятно, почему она так «качественно» наштукатурена!), ни салфетки влажные, ни кошелёк с деньгами…
Оглядываюсь, рассматриваю, как это бело-мраморное, практически незагорелое поджарое тело лежит себе на животе, и даже и не думает очухиваться. Я начал сомневаться – может, сильно и много брызнул во второй раз? Или она давно очухалась, а передо мной сейчас комедию ломает, делая вид, что без сознания, чтоб понять, где она, и что с ней происходит?
Однако оказалось, что всё в порядке. Расчёт времени оказался как раз отличным – прошла всего одна лишняя минута, как вдруг слышу, застонало моё сокровище. Заворочалось, закряхтело, задёргало руками и ногами – ага, два раза. Если завязал я – уж можешь, дорогая, не сомневаться: шишь развяжешься! Но вот она попробовала перевернуться на спину – не тут то было! Верёвка натянулась, и не позволила. Она попробовала подтянуть ноги – тоже мимо!
На какое-то время замерла. Явно обдумывает ситуацию, и пытается вспомнить, что с ней… Вот именно. Я старался во время её эволюций не шуметь и не шевелиться, однако эта зараза, не знаю уж каким чутьём, просекла, где я нахожусь. Поворачивает ко мне голову, и говорит. Жалобно так:
– Пожалуйста. Отпустите меня. Я… Я никому не расскажу о том, что вы сделали. И сейчас сделаете! Только не убивайте! У меня мама – старенькая! И больная! И не вынесет, если я умру!
Что ж. В рационалистичности мышления ей не откажешь. А, возможно, волны похоти и предвкушения от меня распространяются, на, так сказать, ментальном уровне. Однако не могу же я ей в самом деле ответить – тогда запишется и мой голос. А я вовсе не желаю давать будущим зрителям или следователям улики против себя. Да и видно меня сейчас будет: теперь-то включил те камеры, что по углам подвала, и прямо напротив её тела. Поэтому перед включением записи и маску, как у омоновцев на голову одел – видно только глаза и рот.
Ну, раз она очнулась, и соображает, можно по-идее и приступать.
Подошёл я к лебёдке, и начинаю медленно так выбирать слабину верёвки. Вот она исчезла. Вот начали подниматься кверху и её руки. Она отлично знает, что здесь кто-то есть, и сейчас с ней явно будет снова делать что-то нехорошее. И начинает кричать.
– Помогите! На помощь! Кто-нибудь! Убивают! Хелп! А-а-а!!! Помогите! Умоляю! По-мо-ги-те!!! Не-е-е-ет!..
Кричи, кричи, голубушка. Подвал у меня звукоизолирован отлично – проверял сам. Однажды даже стрелял из ружья – сам чуть не оглох, а на магнитофоне снаружи, во дворе, даже хлопка не было слышно.
Но она быстро поняла, что кричать бесполезно: говорю же – похоже, умная. Решила сменить тактику:
– Пожалуйста! Ради всего святого! Ради ваших детей, если они у вас есть! Не убивайте меня! У меня на попечении младший брат и мать! Отец нас бросил, и убежал в соседнюю страну. А мать больна и не ходит! У неё только пенсия по инвалидности. А если не будет моей зарплаты – они с братом умрут с голоду! Ну пожалуйста! Можете помучить меня, можете изнасиловать так, как вам хочется! Но ведь я вас не вижу – значит, вы можете отпустить меня, пусть покалеченную, но – живую?! Прошу! Умоляю!..
Она ещё много чего говорила, пока я неторопливо выбирал лебёдкой расстояние до высоты примерно в метр над полом. Тут ей пришлось встать на колени, а затем и приподняться на ступни. Я подтянул её руки так, чтоб они ещё не вывернулись из суставов, но чтоб определённую боль ей доставляли – смотрю, она даже на цыпочки встала. И уже не столько умоляет, сколько просто плачет – как же, разжалобишь меня! Два раза. Смотрю, руки в суставах напряглись, и ягодицы тоже – на цыпочках трудно стоять. То, что нужно.
Беру я теперь свою любимую плётку – когда придирчиво выбирал и покупал её в соседней, аграрно-скотоводческой стране, уже вожделел и облизывался: представлял, как наступит этот момент! И вот он наступил.
Обхожу эту голубку со всех сторон – словно осматриваю. Пусть так думает: слышит же мои шаги. А на самом-то деле я уже давно позицию себе подобрал, и даже на мешках с песком, и спичечных коробках тренировался: спокойно сбиваю с трёх метров с табуретки. Замахиваюсь, и бью – не слишком сильно, но так, чтоб было сразу чувствительно: прямо по центру ягодиц, поперёк их!
Вы бы видели, как она дёрнулась, как завопила!
Вот уж тут она нисколько пафосно-лицемерной мольбы в голос не добавляла! Орала благим, можно сказать, матом! Хотя, скорее всего, чего-то как раз такого и предчувствовала: недаром же вопила, что «убивают!»
Ну а потом стонала, разумеется, извивалась. Крики чередовались с новыми мольбами – не убивать её, а только помучить в своё удовольствие, и отпустить!..
Хе-хе…
4. Интерес
Я помалкивал себе, ждал. Когда она более-менее затихла, и попыталась, нагибаясь ещё ниже, и выгибаясь, расслабиться, выискивая такое положение, чтоб суставы рук не корёжило от дикой боли, нанёс второй удар – уже посильнее. Она снова закричала, забилась – но не сильно. С вывернутыми почти до предела руками не больно-то поизвиваешься – понимаешь же, что если суставы вывернутся, будет куда больней! А я не дал ей прийти в себя: начал хлестать в рабочем, так сказать, режиме: регулярно. И по ягодицам, и по ляжкам. И по икрам! Дышал глубоко и в ритме ударов: отлично это упражнение, между прочим, поддерживает мою «спортивную форму»!
О, как она теперь ругалась! Ну, в те моменты, когда я замахивался для нового удара – во время самого-то удара могла только вопить! И судорожно выдыхать. Это воздушно-трепетное создание, эта нимфа искусства, эта носительница, с позволения сказать, культуры в массы, задвигала мне такое, что у бывалого морского волка уши в трубочку сложились бы!..
На мои действия её ругань и крики, от которых, думаю, буквально кровь в жилах застыла бы у слабонервных, а у меня только глаза разгорались, никак не сказались. Я продолжал «обрабатывать» её мускулисто-рельефные задницу и ножки до тех пор, пока отдельные багровые полосы-следы не слились в один сплошной, вспухший и покрасневший, рубец. Ушло на это всего минут двадцать пять – я же тренировался, и попадал именно туда, куда хотел. Впрочем, если попадал и не туда, на те следы, куда уже бил – получалось тоже неплохо: она взвизгивала даже сильнее!
Бил я расчётливо: так, чтоб был только удар, а тянуть плеть так, чтоб содрать кожу, пока не спешил. Успеется. Да и не входило в мои планы забрызгать тут всё кровищей, и дать ей просто умереть от потери этой самой крови.
Но вижу: подошло время. Сейчас отключится.
Прекращаю экзекуцию. Подхожу к её почти упёртому в пупок лицу. Сую туда скляночку с аммиаком. Начинает она головку-то – воротить… Ну, значит, нюхнула. И не отключится. Можно приступать к главному.
Подтягиваю верёвку, которая вытягивает вверх её привыкшие к такой позиции ручки: суставы прямо затрещали, но держатся пока. Вот что значит – тренированные! Балерина же, туды её в качель…
Прохожу к столу в углу. Беру оттуда переносную плитку газовую – с обеими уже включёнными конфорками. На которых уж не волнуйтесь – давно разложены раскалившиеся докрасна восемьдесят гвоздей! Гвозди, правда – не очень толстые и длинные – всего-то восьмидесятки. Я ж не садист какой – не хочу протыкать её чудные ножки насквозь. Переношу всю плитку – благо, гибкий газовый шланг это позволяет! – поближе к ней, ставлю на пол: чтоб гвозди, пока буду их носить – не остывали.
Беру плоскогубцы. И достаю за шляпку первый гвоздь.
Придирчиво выбираю место: ах, как чудесно рельефно выступают под кожей её тренированные и гармонично развитые, и сейчас напрягшиеся икроножные мышцы! Сильные. Способные выдерживать даже стойку на пуантах! Прелесть! Ух – кайф!..
Первый гвоздь я втыкал медленно, и поэтому он успел немного остыть, и не «проплавлял» дыру в плоти, а просто протыкал. Зато как она голосила, как выла, извивалась!.. Я уж думал – руки не выдержат, вывернутся: рывки и движения тела не позволяли усомниться, что заценила она мой «горячий» подход!
Но всё равно – напряжения с икр дама не снимала: похоже, предстоящая боль от вывернувшихся суставов рук страшит её куда больше! Наивная дурочка.
Когда воткну, теперь почти до шляпки, остальные восемьдесят гвоздей, сделав её ножки похожими на двух ежей – всё равно верёвку подтяну, плечи из суставов вывернув!
При вонзании, с проворачиванием, и рывками, остальных гвоздей, уже почти никаких новых ощущений я не испытал: просто повторение уже виденного и слышанного. Но я упорный и последовательный: не остановился, пока не закончил! Вгонял теперь – прямо заподлицо, до самых шляпок.
Немного непривычный запах горелой человеческой плоти, чем-то напоминающий шашлыки, наполнял теперь весь подвал. А ничего: вентиляция у меня отменная. Нужно всего минут десять на полное проветривание. Включаю вытяжку.
Заодно и она – «отвисится».
Дама моя, похоже, сдалась: почти полностью обвисла на верёвке, тихо стонала и подвывала. Правда, не плакала: похоже, слёзы кончились. И она уже не пыталась приподнимать тело на носочках: отнялись мышцы икр, стало быть. От боли. Пора.
Зашёл я сзади, мысленно похихикивая: не следит больше девушка за моими действиями, полностью предавшись ощущениям и сожалениям о своей злосчастной судьбе, проклиная минуту, когда села в мою машину – стало быть, сейчас её ждёт сюрприз!
Прицеливаюсь. И выдаю ей плетью: так, чтоб самый кончик угодил в промежность!
О-о!
Таких воплей и проклятий мой подвал ещё не слыхивал. Видать, точно куда надо угодил удар: в самые ланиты. Ну, то есть – губки.
Дал я ей с десяток секунд на «прихождение в себя». А потом снова ударил. И снова. И снова. От её воя и подёргиваний я уже почти дошёл снова до кондиции, и именно поэтому решил пока остановиться – семяизвержение оставим на потом. На десерт, так сказать. А то – ослабну. Разленюсь.
И не выдам ей – «всю» программу!
Отложил я плеть, и прошёл снова к лебёдке. Канат натягивал нарочито неторопливо – чтоб она поняла, что сейчас плечевые суставы уж точно вывернутся-таки из своих сумок. Она поняла. Но ругаться была уже не в силах, только выла и рыдала. Да и то – охрипшим и слабым голосом: кончился, видать, запас жизненных сил. Да и не певица же она – а балерина!
Да, наконец это мужественное без кавычек и очень выносливое (Это я уже потом, когда появился материал для, так сказать, сравнения, оценил!) создание начало и просто рыдать – возможно, у неё снова текли слёзы, но я их не мог видеть из-за платка, что ей так и не удалось сбросить с глаз.
О моменте, что сейчас это произойдёт, мне сказал тремор её плеч, и вой – совсем уж утробный: вот! И точно: с мерзким хрустом руки вышли из суставов, и мой подвал огласился ещё одним поистине душераздирающим воплем. Э-эх, мне бы – озвучивать фильмы ужасов! Я был бы миллионер только на аудио-записях!.. Дама бессильно обвисла.
Хе-хе, голубушка, хе-хе… Ты даже не представляешь, что это вовсе не конец.
А только начало.
Забираю я карабин с концом верёвки с лебёдки, и переношу к кронштейну с противовесами. Так. Для начала – подвешу-ка я её на шестьдесят. Это значит, плюс пятнадцать к её собственному весу.
Верёвка натягивается, её тело напрягается. Ну а толку-то – напрягаться! Суставы вывернуты, и обратно не вправишь! Зато теперь её тело действительно – упруго растянуто: как пружина. Сильная и гибкая. А, стало быть, оно стало куда чувствительней к ударам плети – мышцы-то: напряжены! Ну-ка посмотрим.
Вот теперь я подошёл к ней вплотную. Встал снова сзади. Волосы у неё, моей Аминочки терпеливой, вполне подходящие. В смысле – по длине. Собрал я их в пук на затылке, да перевязал ещё одним куском бельевой верёвки. Перегнул волосы вокруг этой верёвки назад, развернув на сто восемьдесят. Перевязал ещё одним куском. Теперь нужно подвесить её голову на первой верёвке – к той, что удерживает кисти. И голова не будет падать вниз, когда она потеряет сознание.
А она потеряет. Уж я позабочусь.
Обошёл я это «зафиксированное» сокровище теперь спереди. Двигаюсь нарочито неторопливо – чтоб дать ей понять, что мне спешить некуда. Вот теперь снимаю с её глаз повязку. Капюшон с прорезями на мне чёрный, рубаха – чёрная, свободные штаны – тоже. Ангел, так сказать, смерти – во плоти.
Моргает. Смотрит. Влажные от слёз и выразительные глаза наливаются злобой и ненавистью.
Она плюёт мне в лицо – правда, немного, и несильно: похоже, в горле уже пересохло, как в Сахаре. Ещё бы: вон, струйки пота так и текут по спине и исподмышек. А уж воняет – никакой дезодорант не помог! Всё правильно: больно. Адреналин. Стало быть – повышенное потоотделение. Читал я в своё время и материалы о Зое Космодемьянской. Из протоколов допросов комиссарами красной армии тех крестьян-колхозников, в избе которых все эти пытки и происходили. Как её, Зою, обрабатывали шомполами от карабинов, по ягодицам да по ляжкам, нацисты. Получила она тогда ударов этак за пятьсот… Оказалось ничего: больно, но не смертельно.
Голос у моей красавицы стал сиплый, тихий. Но – ругается, проклинает. Призывает Господа покарать меня, монстра поганого, маньяка-садиста доморощенного. Выродка нетрадиционной ориентации. Проклинает и меня, и родившую меня мать, и вообще – всех моих родных и близких до седьмого колена.
Дура ты, думаю. Со своими «родными» давно уж я разобрался.
Голос у неё, конечно, сильно подсел и ослаб. Плохо для записи. Хотя, это-то как раз понятно – нельзя же столько орать, и не охрипнуть. Говорю же: сразу видно: работает девушка в балете, а не в опере! Ха-ха. Впрочем, вряд ли она и в этом случае могла бы говорить нормально – слишком много жидкости потеряла. Наверняка сейчас во рту сталактитовая вязкая слюна, и солоно от крови – от прокушенных насквозь губ.
Но я же не совсем уж сволочь какой: пошёл в угол, принёс чашку с водой. Показываю на её рот, и на чашку: мол, попей. Даже подношу поближе.
Зубы стиснула, мычит, вижу – пить всё-таки хочет, но не пьёт. Гордая, стало быть.
Уважаю. Такую пытать – сплошное наслаждение!
Ну а я вот не гордый. Чашку поставил обратно на стол, плётку взял. И теперь неторопясь обхожу её со всех сторон. И – обрабатываю, обрабатываю: уже в полную силу своих тренированных мышц! И по туловищу, и в промежность, и по грудям недоделанным. Не трогаю только икры, утыканные шляпками гвоздей: ещё вывернется случайно какой гвоздь – уделает тогда мне кафель кровищей… А я грязи не люблю!
Подвал теперь полон звуков смачных ударов, и стонов, хрипов, конвульсивных всхлипов и рыданий – на нормальные, полновесные, крики у неё уже сил не хватает. А мне приходится работать поаккуратней: потому что из тех мест, которые обрабатываю повторно, или даже по третьему разу, уже начинает сочиться кровь: прорвало кожу, стало быть, грубым материалом, из которого плётка-то моя основная сделана.
Думаю себе этак отрешённо: на следующую жертву придётся какие-нибудь эластичные колготки натянуть. Чтоб кожу не повреждать. Правда, тогда не будет на видео видно следов от ударов. Э-э, ничего: что-нибудь придумаю!
Ладно, я не гордый, как уже говорил, а, вернее – писал: занимаюсь теперь больше передом, и спиной: той частью, что над талией. Работаю добросовестно, если можно это так назвать.
И вот, спустя всего сорок восемь минут (засёк!) вижу, как её головка чуть дёргается, из уст вылетает что-то вроде вздоха, и голова безвольно отвисает на подвесе.
А молодец: очень выносливая. Впрочем – на свою же голову!..
Подхожу, приподнимаю закрывшееся веко – точно, зрачок тусклый, и подкатился вверх. Готова, значит. Выдыхаю, откладываю плеть.
Осматриваюсь.
Тьфу ты, чёрт! В порыве энтузиазма я что-то совсем уж разошёлся: всё вокруг, и я сам в том числе, испачкан-таки брызгами крови, да и под ней накапала приличная лужа. Не сдержался, значит: «вложил душу» в любимое дело. А вернее – разозлился на эту козу. За её выносливость и несгибаемый характер. Теперь придётся всё замывать да оттирать. Хорошо хоть – кафель. Говорят, в таких случаях хорошо помогает Кока-кола, дескать, она оттирает любую кровь – её возят с собой в спецмашинах на всякий случай даже американские полицейские.
Я не полицейский. Поэтому на такой случай стены подвала заранее выложил кафелем. Импортным, само-собой. Пусть и дороже отечественного – зато уж с него всё смывается отлично.
Ладно, мне сюрпризы ни к чему. Поэтому пшикаю ей в лицо ещё раз из любимого баллончика, но уже гораздо меньшую дозу. Гораздо, гораздо меньшую. Опускаю верёвку, на которой она висит. Кладу тело на пол, развязываю руки – чётко подгадал, двух часов ещё не прошло. Так что кровообращение сейчас вернётся, и можно будет продолжить.
А пока можно отвязать пальцы ног, перенести, да перезавязать её – уже на станке.
Поспи, поспи, голубка. Нас с тобой ждёт ещё обширная программа…»
Сестра Анна отложила толстую потрёпанную тетрадь в коричневом кожаном переплёте. Невидящим взором уставилась в экраны мониторов. Вот на что этот гад не поскупился – так это на обложки своих «мемуарчиков». Впрочем, не поскупился он и на «оборудование» пыточного подвала: куда там каким гестаповцам да инквизиторам!
Каждый раз, когда перечитывала проклятые «мемуары», её прошибал холодный и дико вонючий липкий пот. Да и мурашки бегали по коже, хотя элемента новизны уже давно не было: она чуть не наизусть выучила каждую страницу страшной летописи.
Но продолжала снова и снова перечитывать мерзкие до жути записки. И не только для того, чтоб лучше понять характер того уникального «сокровища», что им досталось в качестве донора. А и для того, чтоб, как ей самой казалось, проникнуться. Мировоззрением. Жизненной позицией. Логикой. И выявить побудительные мотивы.
Хотя чего их «выявлять» – он сам где-то написал, что не любит женщин вообще, и молодых и красивых в частности. Похоже, с детства у него комплекс. Не «давал» ему никто из этих самых молодых и красивых! Но это не мешало ему в зрелом возрасте трахать их обессиленные многочасовыми пытками и душевными терзаниями, тела.
Получая при этом «дикий кайф».
Эти записи, без сомнения, возбуждают и её саму. (Она не боится себе в этом признаться!) Недаром же сейчас, когда её смена закончилась, она поужинает в столовой, а затем снова вернётся в свою квартирку, разденется, пройдёт в ванну, ляжет там в тёплой воде, и…
Займётся мастурбацией. Взяв самый большой свой искусственный фаллос. Предаваясь воспоминаниям. И воображая себе всё то, что там, в дневнике…
Может, она скрытая мазохистка?..
А, может, и не скрытая?
Элиза Паттерссон нахмурилась. Проклятье! Недосмотрела!
Кожа синтезированной куклы под софитами слегка… Перезагорела!
Да и …рен с ней. Хотя… Да, клиент у них «придирчивый», но цвет кожи – самое последнее, что его волнует. Так что если будет не «персиковый», а чуть потемнее – должно сойти. А вообще – кукла готова.
Теперь загрузить в процессор в псевдочерепе основную программу поведения, и можно звонить. В отдел доставки.
На передачу данных в чип куклы ушло полминуты. Порядок. Можно все кабели отсоединять: готова заказанная их подопечным механическая секс-игрушка.
Элиза сняла трубку внутреннего телефона: Андропризон реально – большое сооружение, и без внутренней связи здесь невозможно:
– Оператор. Девять-два. Отдел доставки.
– Соединяю.
Трубку сняли после второго гудка: ну правильно, знают же.
– Это доктор Паттерссон, лаборатория синтеза. Кукла-акцептор готова.
– Здесь лейтенант Крамер. Поняла вас, сестра Паттерссон. Высылаю курьеров.
Ну вот и всё. На ближайшие пять дней она свободна. Ну, сравнительно свободна – поскольку поддерживать сложнейшее оборудование, автоклав, доставленный сюда с материка с неимоверными трудностями, нужно в чистоте и рабочем состоянии.
Она отошла к своему рабочему столу, но лежащие там очень важные и нужные бумаги перебирала чисто автоматически – не понимая, что там написано…
Потому что все мысли вращались, как всегда, вокруг их единственного подопечного. Андрея. Бывшего заключённого. А сейчас – рабочего, работающего по Договору.
По найму.
Потому что за своё семя он по тому же Договору, получает деньги.
Теоретически – немалые. За первый же год он заработал столько, что вполне хватило бы на безбедное существование до самой смерти от старости. Там, на материке.
Только вот никто его туда – в Общество, в Социум, в населённые пункты, отпускать уж точно не собирается!
Отлично знают члены Совета, что смог бы натворить самодостаточный, взрослый, половозрелый, и презирающий женщин, самец, окажись он на свободе, в одном из их городов!.. Жуть! Страшно представить.
А ведь она только один раз прочла его дневник – как одно из фактографических доказательств, предъявленных прокурором на суде. Но сейчас этот дневник недоступен: с ним не расстаётся сестра Анна. По её версии – для того, чтоб лучше понять психологию их подопечного, и быть готовой к «несанкционированным действиям и вспышкам немотивированной агрессии» с его стороны.
Ага: два раза этот документ ей – для «понимания психологии»!
Элиза не совсем дура! И отлично понимает: возбуждается сестра Анна с помощью этих записей! Наверняка у неё при воспоминаниях и грёзах о том, что делал этот гнусный садист со своими беспомощными жертвами, и у самой всё свербит там, в промежности!.. И суживаются глаза, и дыхание становится прерывистым!
Нет сомнений, что сестра Анна – скрытая мазохистка!
А вот она сама – даже не скрытая. И наверняка прекрасно поладила бы с заключённым, если б их свела судьба… И она-то уж – сама попросила бы показать на ней кое-какие из его приёмчиков!.. (При мысли об этом очередная жаркая волна затопила всё её тело: от макушки до самых пальчиков ног!..)
Но понимая возможные сложности, если этого Андрея и правда – допустить к людям, к их Социуму, состоящему целиком одних из Женщин, да ещё расслабленно-успокоенных за эти пятьсот лет Толерантности и Цивилизованности, чёртов Совет приказал повесить ему на уши лапшу о том, что погибнет он, если будет контактировать с живыми, во плоти, женщинами!
Чтоб не пытался, как наверняка собирался вначале, бежать! Уж если кто и способен вырваться на свободу из любого заточения – так это Мужчина!
Он и сильней. И умней. И если есть нужная мотивация – горы свернёт! Сволочь.
Хотя на самом-то деле никакие болезни ему не грозят.
Ведь никаких новых, сверх-убийственных бацилл или вирусов, за эти пятьсот лет не появилось! Потому что они и раньше-то появлялись, только когда их производили в каких-то секретных лабораториях Пентагона. Ну, или лабораториях других стран…
В дверь постучали. Она подошла и открыла: всё верно. Служба доставки с их бронированной каталкой-лифтом.
– Прошу вас, офицеры. Забирайте.
Глядеть, как профессионалки в масках, шлемах, и костюмах биозащиты перегружают тело с отключенным пока «сознанием» из рабочей камеры автоклава на эту самую тележку, было не обязательно: персонал у них квалифицированный и компетентный.
5. Работа
Андрей полёживал на своей роскошной кровати, мирно переваривая съеденный обед. Купаться он смысла не видел – с утра принял душ, и растёрся до красноты махровым полотенцем. Зарядку он сегодня практически не делал – так, несколько движений для того, чтоб размять мышцы.
Знал же, что сегодня ему придётся разминать совсем другие мышцы. И запас «жизненных сил» лучше бы оставить в неприкосновенности. Не сублимируя свою сексуальную энергию в другие «формы».
Зачем, если сейчас как раз секс ему и предстоит?!
В дверь постучали.
Он крикнул:
– Входите! Не заперто!
Ха-ха. Как же – «не заперто»! Если кого здесь и держат под тройным замком – так это его. Слишком ценный источник и поставщик семени, чтоб позволить ему сбежать. Про бред с его «гибелью от мутировавших бацилл и вирусов» он, конечно, понимал, что это – бред, и наглая ложь, потому как думал, что это – просто ещё один способ удержать его здесь. Вынудив отказаться от столь естественного для любого мужчины стремления к свободе. И что на самом деле реальной опасности его здоровью все эти чёртовы вирусы не представляют. Иначе его и кормили бы по-другому, и всё остальное было бы – как у космонавтов… Вакуумировано и стерильно!
Щёлкнули, один за другим, три замка: вверху, внизу, и боковой. Дверь открылась.
За ней, как всегда, крохотный тамбур. Или, вернее – лифт: Андрей имел возможность убедиться, что его стены точно так же крепки и нерушимы, как и стены его трёх комнат. В тамбуре-лифте, разумеется, заказанное безобразие на каталке.
Девушка-кукла.
Больше всего такие «посетительницы» напоминали ему красоток из тех же японских порнушных аниме: треугольное личико, глаза утрированно увеличенные, грудь – нарочито пикантной формы, ягодицы… Ну, бёдра и правда – подчёркнуто крутые. Тело упругое, кожа гладкая, лёгкий (А сегодня почему-то – хороший!) загар. Умилительные тоненькие нежные волоски на руках и ножках…
А чего он хочет: сам всё это и заказывает! Причём – раз за разом. Вот у изготовителей и выработался стереотип – возможно, у них уже и шаблон есть!
Он встал с постели. Прошёл к «даме». Завёл руку под затылок, щёлкнул тумблером. Открылись огромные глазищи. Василькового цвета! Повернулись к нему. Видит. Кукла сделала такое движение, словно набирает в грудную клетку воздух. Дышит она – ага, два раза! Но Программа поведения вполне… Возбуждает.
– Вставай. Проходи в комнату. И ложись на кровать.
Она послушно села. Слезла с каталки. Мелкими шажками на своих крохотных (Тоже – возбуждает!) ступнях, не больше, чем тридцать третьего размера, двинулась вперёд: кровать, не то – двух, не то – трёхспальную, трудно не заметить.
Да, глаза, конечно, большие. Влажные. Но выражение…
Всё же несколько… Отстранённое. Словно нажралась наркотиков.
И, похоже, с этим сделать ничего нельзя.
– Отставить кровать. Ложись прямо на пол. – сегодня он решил, что нужно иногда разнообразить их «игрища». А заодно и заставить чёртовых операторов чёртовых видеокамер навести новый фокус, и найти наилучший ракурс, – На спину.
Девушка и правда – легла.
– Раздвинь ноги.
Она и раздвинула.
Вот за что он и любит, и не любит кукол с примитивным процессором, запрограммированных только на слепое подчинение.
За слепое подчинение!
С такой даже не попрепираешься. И не подерёшься всласть! Зато…
Сопя и вожделея, (Всё-таки – неделю у него этого не было! А онанизмом он из принципа не занимался!) но так, чтоб этого не было заметно тем, наблюдателям, он подошёл. Встал на колени со стороны того, что теперь глядело на него оттуда – из промежности девушки.
А неплохо выглядит. Вполне реалистично. Куночка что надо!
Правда, у тех, кого он распяливал на станках, всё это было ещё и опухшим, покрасневшим от ударов плети, и трепещущим – в ожидании, что вот сейчас его набухший красноголовый воин всё им там пораздерёт!.. Но всё равно – неплохо, неплохо.
Опустившись на локти, а затем и положив грудь на пол, он обхватил приподнятые бёдра девушки ладонями. Приблизил лицо к наверняка трижды простерилизованной псевдоплоти. Облизнулся. Осторожно, не усердствуя уж слишком, приступил. Вначале – лёгкие поцелуи, затем – и облизывание, и глубокое проникновение языком…
Заниматься куннилингусом вначале лучше без фанатизма. По деловому.
Тем более, ни он, ни уж тем более – кукла, удовольствия от этого не получают. Но! Всё это, как и его «бережное и нежное» обращение с «партнёршей» видят и операторы, и психологи, и координаторша.
Да, Андрей ставил себе целью – доказать этим явно читавшим его дело, и не доверяющим ему женщинам, что «перевоспитался», и теперь вреда своим партнёршам не нанесёт! А только постарается доставить им «неземное наслаждение!»
А ещё (Что куда важней!) это позволяет смазать его слюной то укромное местечко, куда ему вскоре предстоит проникнуть своим основным «рабочим органом».
Делать именно так он приспособился после того, как в первые три раза чуть не стёр свой конец до крови – смазки, той, что выделяет автоматически любая женская кошечка, разработчицы этой системы, понимаешь ли, не предусмотрели.
А ещё бы!
Тогда было бы нарушено «качество» его спермы! Посторонними присадками. Очень агрессивными. И служащих каждой женщине для предохранения от всяческой зар-разы… К которой его семя, конечно, не относится – но попробуй женскому инстинкту и организму это объяснить!
Войдя во вкус, и снова радуясь, что плоть, пусть и псевдо – но тёплая и упругая, он засопел сильнее, и поддал, буквально вгрызаясь своими губами, и ввинчивая язык, туда – в послушное и податливое лоно. Нежное и тёплое.
Какая жалость, что так нельзя было делать с теми, настоящими, женщинами! Потому что самая первая, с которой он попробовал всё это проделать в своей наивной и идеалистической юности, ещё до того, как решил стать тем, кем стал, начала хихикать, и подёргиваться.
А когда он спросил, что не так, ответила просто и на улыбке: «щекотно!»
Ах, вот как… А ведь хотел, чтоб ей было – приятней…
Ну, он больше ни с кем такого и не проделывал.
Чтоб над ним не насмехались. И подругам про его фиаско на ниве «прелюдии» не растрепали.
И кто знает – была бы у него там, в той жизни, такая кукла, не предпочёл бы он просто стать очередным одиноким «козлом», как за глаза называют убеждённых холостяков те дуры, что ещё не оставили попыток выйти замуж – по принципу «зелен виноград».
Сержант Василина Мохорич по долгу службы иногда несла вахту и в диспетчерской.
И именно во время одной из таких вахт всё и подглядела.
Как раз заключённому доставили не то третью, не то – четвёртую по счёту куклу-контейнер. И Координатор проекта, Анна Болейн, особенно внимательно следила, как и что этот тип проделывает, и не стеснялась укрупнять, приближая отдельные фрагменты возбуждающей картины… Василина поняла, что начальство очень сильно занято, и позволила себе тихо и незаметно подойти, и встать за спиной Координаторши.
Твою ж мать!..
Вот это мужчина!!!
И пусть она и понимает, что то, что он делает – на девяносто процентов – показушно, поскольку этот Андрей явно хочет продемонстрировать им, что он-то высококачественный самец, и чётко исполняет взятые на себя по договору обязательства, но…
Но то, как он нежно ласкает бархатистые на ощупь (По его заказу!) бёдра манекена, и с явным удовольствием целует их, подбираясь всё выше и выше, к куночке этой пластиковой дуры, не может не произвести впечатление! И если б она не знала, что он – чёртов маньяк, гнусный садист и развратник, и убил два десятка ни в чём не повинных женщин, запросто могла бы посчитать, что он – профессиональный проститут! Ну, то есть – тот, кто ублажает всяких там старух, или одиноких женщин – за деньги…
Но вот он и добрался до средоточия похоти. И даже чуть не с головой погрузил свои губы туда – в благодатное лоно! А тут ещё Анна совсем уж приблизила изображение с камеры – ох-х… Как этот сволочь профессионально подходит к делу! Да и видно – такого не подделаешь! – что он и правда, кайфует от этой даже – куклы! А уж если бы на месте равнодушного манекена была бы женщина!..
Например, она.
Василина почувствовала, как в промежности всё так и засвербило, и кожа на спине покрылась мурашками!
Ну что за гад! Он словно телепат – угадывает все нюансы того, как ей самой хотелось бы, чтоб её ласкали… О-о-х… Чёрт. Не-ет, сегодня ей не избежать секса. Пусть и эрзац. Но если работать фаллоимитатором, вспоминая, как и что этот сволочь проделывал с куклой, то…
То наслаждения она явно получит куда больше – вон, у неё и так опухли и затвердели соски, и по телу идёт словно сладостная истома…
Довольно! Иначе она прямо здесь, за спиной Координаторши, начнёт оглаживать себя руками, и стонать… Отвернуться! Срочно! А то этот гад уж слишком впечатлил её жаждущую ласки натуру…
Отойдя на своё законное место, на посту у входной двери, она заставила себя перестать облизываться и кусать губы. Она – солдат! И должна не раскисать, как кисель, увидев высококачественного и квалифицированного самца, а тоже – работать! То есть – охранять. Начальство. И персонал. И не давать мешать им остальным обитателям Андропризона. Особенно, в такой момент! Ради которого, собственно, и затеян весь сыр-бор…
Сама собой всплыла и другая, крамольная, мыслишка.
Интересно, сама Координаторша испытывает хоть что-нибудь похожее на то, что испытала, всего-то с пять минут понаблюдавшая за «процессом», Василина?
Жуткую, всепоглощающую тягу к этому гаду?!
Желание ощутить его сверху, принять тяжесть его тела, почувствовать, что он – Господин, а она – в полной его власти, и что вот сейчас его огромный красноголовый воин проникнет туда, куда до этого проникал только проклятый холодный пластмассовый имитатор?!
Чтоб он ласкал её, и ублажал: так, как ублажает сейчас бесчувственную куклу?!
Или сексуальные чувства Координаторши атрофировались – в ущерб естественным и главным потребностям организма?
А доминирует над первичными, бессознательными страстями и желаниями – только холодный расчёт? И чувство долга?..
Перед абстрактно-тупым понятием «общего блага Социума»?
Техник второй категории Элизабет Туссон ужинала в гордом одиночестве.
Сегодня все, кто ел за одним столом с ней, уже успели поесть.
Ну а то, что ей пришлось задержаться, для того, чтоб проконтролировать, как исправленный насос возвращается на место, подсоединяется к трубопроводам, и запускается, никого не волновало: работай, ласточка, работай.
Работа дур любит.
И раз тебе поручен какой-то участок – вот и неси за механизмы на нём полную, мать её, ответственность. А управишься ли ты с этим за час, или проработаешь, как сегодня она – три часа сверхурочно – никого не волнует!..
Но насос починен. И починен так, как нужно.
Значит, не зря она возилась и дотошно проверяла и перепроверяла. Да и робот-ремонтник – молодец. Как и те, кто составил его программу. (Страшно представить, что будет, если этот сложный и совершенный механизм сломается, или откажет, как уже случилось с двумя в секции реактора!)
Она устала, конечно, и икры всё ещё тряслись от долгого нахождения на ногах. Но всё равно ощущала некий подъём – запущенный в общую магистраль насос работал устойчиво, и больше (Тьфу-тьфу!) не перегревался. Значит, они с роботом старались не зря. Всё верно: Элизабет любила, чтоб работа была сделана так, как положено. Добросовестно и качественно. Она знала, конечно, что эта её педантичность и последовательность, доходящие, по словам коллег, до маниакальной стадии, кое-кого раздражает. Да и плодами её трудов всё равно обычно пользуется Наталья Орейро, её непосредственная начальница, любящая присвоить себе чужие заслуги. Да и плевать.
Пока Элизабет платят, сколько положено – пусть себе присваивает. Она работала бы так, как привыкла, даже если бы пришлось работать так всю оставшуюся жизнь.
А на это уж очень похоже…
Зато все те продукты, что имеются в гигантском холодильнике, позволяют сложному комплексу под названием Андропризон просуществовать автономно ещё…
Веков десять!
Ну, разумеется, если только сюда не начнут возить туристок…
«Станок у меня сделан продумано.
Так, чтоб на нём можно было производить все те «операции», которые я смог изобрести в дополнение к тем, что разработал уважаемый маркиз, или создатель руководства под названием «Молот ведьм». Или разработали специалисты из гестапо. И кое-какие из тех, которые я смог бы придумать в будущем. Хе-хе.
Так что приставил я пока вспомогательный столик, взгромоздил лёгонькое безвольное тельце на получившийся длинный помост. В начале – ноги.
Ноги к основной столешнице я фиксирую мягкой медной проволкой-двойкой: каждую через свои два отверстия. Охват у промежности сильно напоминает при этом то, как проходят нижние резинки трусиков – по месту сгиба бёдер относительно туловища. При этом попочка моей подопечной обычно оказывается на самой кромке станка – вот для того, чтоб ноги не свешивались, мешая мне закрепить бёдра как следует, я и подставляю вспомогательный столик. Ну а потом, когда тело зафиксировано, просто убираю его на место.
На этот раз я уж постарался – затянул проволоку плоскогубцами так, чтоб зафиксировать надёжно. Ноги дамы после этого за лодыжки привязал к двум верёвкам, что свешивались с потолка. Порядок. Пусть так пока и висят – поднятые вертикально.
Теперь – талия. Её зафиксировал широким плоским ремнём, но затянул его не так сильно: чтоб кровь всё-таки поступала. Плечи и руки я привязывал к станку тоже через отверстия в столешнице, но уже бельевыми верёвками – прошло это легко, ведь я не собирался вправлять её вывернутые суставы обратно: так они гораздо податливей. Только локти и кисти я фиксирую проволокой. А вот пальцы – тоже верёвкой. Но – синтетической, не тянущейся. И тут уж приходится стараться на совесть, притягивая к столешнице каждый сустав – чтоб нельзя было сдвинуть сами пальцы и на миллиметр. Сам станок в плане чем-то напоминает укороченный крест. И эта аналогия уместна. Ведь моим жертвам на нём тоже предстоит пройти все муки ада. Только при жизни.
На последнем этапе я перезавязал её пук волос – не на макушке, как до этого, а на затылке. Пропустил верёвку через её отверстие, и тоже привязал на совесть – теперь пара обитых поролоном зажимов, поднимающихся до ушей, и верёвка не позволят ей вертеть головой, или приподнимать её. Последняя проволока прошла под мышками, через грудь.
Ну, пока ждал, чтоб пришла в сознание – снова подкрепился чайком. Посидел, посмотрел. Поглядел и на свои руки – нет, пальцы только подрагивают. Но это – не от волнения, как я отлично понимал, а от уже еле сдерживаемого возбуждения и предвкушения. Потому что заниматься сексом с бесчувственной расслабленной куклой – бессмысленно.
Если девушке от секса не больно, у меня пропадает вся «острота ощущений».
Но вот она снова тихо застонала. Замычала. Заёрзала.
Ага – два раза. У меня не забалуешь. И уж тем более – не отвяжешься.
Прохожу к ней, рассматриваю. Вижу – вначале ничего не понимает, моргает недоумённо – словно всё ещё в грёзах забытья, но вдруг – узнала!
Лицо стало – как у фанатички! Или мученицы времён, вот именно – первых христиан. Желваки заходили, брови нахмурились. И, хоть и слов теперь почти не понимаю – говорит очень тихо, хрипло, и с трудом! – меня снова начала честить во все корки: и садист я извращённый, и тварь подлая. И трус поганый, что не связываюсь с мужчинами – уж они бы мне показали!..
Дура ты во второй раз. У мужчин нет того, что есть у тебя. Того, что я сейчас буду использовать. Куночки твоей опухшей, и от этого очень даже сжавшейся: чтоб обеспечить мне «плотный контакт»! Вот ею сейчас и займусь. Ноги вот только твои приведу в надлежащее положение. Да Дюрекс особо тонкий надену…
Ноги развёл в стороны, расположив горизонтально, с помощью верёвок: вытащил из потолочных блоков, да перезакрепил концы на боковых. Завёл на блоки, стоящие подальше от того края, где оказалась её промежность – почти за голову. Балерина же. Ха-ха. Противовесы-грузы поставил пока по пятьдесят кило на каждую верёвку.
Вот теперь она действительно напоминала морскую звезду: руки в стороны, да ноги – широко раздвинуты. Бери меня, сволочь извращённая – не хочу!..
Хочу, конечно.
Ноги теперь располагаются горизонтально, мышцы напряжены, и растяжка у неё действительно – как у балерины: то есть – практически сто восемьдесят градусов. А попозже попробую сделать и побольше: грузов у меня хватает. Проволоки, что крепили её таз и бёдра у мест сгибов, теперь почти полностью скрылись из вида, и, судя по-всему, доставляли ей вполне адекватные мучения – она рычала и выла сквозь зубы. Ничего, голубушка: у меня все рассчитано и проверено: кожу не перережет!
Мне вдруг пришла в голову нехорошая мысль: дай, думаю, поунижаю. Посмотрю, сломлена она, или ещё пытается корчить гордячку. Говорю:
– Если ты сейчас поумоляешь меня отпустить тебя живой после секса, обещаю и правда – отпустить тебя. Только уж, пожалуйста, со слезами и пожалобней.
Ага, как же – поумоляла она. Таких яростных проклятий и ругательств я почитай, лет двадцать ни от кого не слышал. Надо же! А, похоже, там, в театре – культурой-то… И не пахнет! Я до этого слышал такие цветистые обороты только от своей…
Неважно. У меня здесь не автобиографические записки, а дневник проведения опытов по сексуальным извращениям.
Словом, взялся я снова за плётку, да обработал её ноги по всей доступной теперь нежной внутренней поверхности – от коленочек точёных, до самой промежности. Которой досталось, понятное дело, больше всего остального. И так приятно было смотреть, как она конвульсивно сжимается и дёргается!
Напрягала девушка сдуру все мышцы промежности, не понимая, что так доставляет себе гораздо больше мук: надо было читать в детстве в школе мемуары Горького – как его «обрабатывал» дедушка ремнём.
Через двадцать минут, когда она уже даже стонать не могла, закатились снова её глаза – голова откинулась, мышцы и жилы-канаты на шее, которые до этого, казалось, так напряжены, что вот-вот порвутся, исчезли, и тело обмякло на станке – девушка, так сказать, стала временно недоступна.
А ничего. Я не гордый. Подожду.
Правда, чтоб не ждать уж слишком долго, я снова дал ей-таки понюхать из бутылочки с нашатырным спиртом. Сперва она не реагировала, но потом, смотрю, ноздри затрепетали, и голова пытается отодвинуться. Ну, с добрым утром, ласточка моя!
Глаза, когда она их открыла, навели меня на кое-какие нехорошие подозрения. Думаю, не переборщил ли – а вдруг съедет, как говорится, с глузу, или, проще говоря – спятит от перенесённых страданий. Тогда все мои усилия – насмарку. Трахать хихикающее и понимающее происходящее не лучше, чем брюква какая, создание – никакого интереса!
Но вот она проморгалась, и, похоже, хотя бы частично очухалась: смотрит снова с пониманием. И, разумеется, с ненавистью. Если бы взглядом можно было прожигать дырки, во мне бы точно штук восемьсот напрожигали бы! К счастью, я догадался обложиться снаружи асбестом. (Шутка!)
Зато это навело меня на мысль о толстой сигаре, которой можно бы поприжигать эти самые бёдра по нежной когда-то, а сейчас – покрасневшей и вспухшей внутренней поверхности, снабжённой огромным количеством нервных окончаний. Да и всё прочее, где этих окончаний ещё больше, как описано в книге про приключения агента САС, какого-то там Малко… Но эту мысль я запихал обратно в память невостребованной – я ненавижу сигареты. И уж тем более сигары. Курить ради даже такого интересного действия, как прижигание – не собираюсь. В конце-концов, есть, скажем, и моя газовая плитка. И гвозди. И серная кислота. Вот только потом неудобно возиться, оттирая с пола все эти потёки и пятна. Пока не хочу с этим заморачиваться.
Девушка между тем, похоже, полностью очухалась, и вижу, что результаты воздействия плётки ощущает в полную силу. Вот теперь, когда там, внизу, всё у неё распухло, кровоточит и саднит, самое моё время. Вот только…
Как бы снова не отключилась в самый неподходящий момент. От банального обезвоживания – вон как хрипит и сипит.
Подхожу с пластиковой баклажкой, вливаю ей в рот подсоленную воду. И – удивительно! – она уже не выделывается, а действительно жадно эту воду глотает! Чуть не захлёбываясь!
Пей, пей, дурочка. Не понимаешь пока, что это – не сострадание с моей стороны, а банальный расчет.
Просолённое тело и кишечник лучше проводят электрический ток!
Но вот и выпила она полбаклажки. Баклажку убираю. Одеваю пресловутый Дюрекс, и смазываю конец вазелином – иначе внутрь её, солнышка моего столь долго и тщательно подготавливаемого, и не проникнешь…
Всё оказалось даже лучше, чем я себе представлял: куночка у Аминочки моей многострадальной оказалась – просто блеск!
Сразу видно: хоть тут до меня наверняка перебывало немало балерунов, и прочих партнёров по танцам или сексуальным утехам, но девушка сама ещё не рожала. Поэтому всё плотно, упруго, и облегает, как перчатка – руку!
Ну и я уж не подкачал. Растянул удовольствие на целых четыре минуты – дольше сдерживаться не смог: «готов» же был практически!..
Восторг! Нет реально: такого наслаждения я давненько не!..
Ах…
Но всему прекрасному приходит конец…
К последним судорогам моих движений, когда я уже в голос орал и сам, эта дурёха, стонавшая и оравшая теперь лишь вполголоса – похоже, даже напоённая, осталась без сил! – снова в меня плюнула. И разрыдалась. Я так понимаю, от бессилья. Однако вот слёз практически не было – вероятно, высохли от стресса. Ничего, сейчас восполним.
Беру снова баклажку с подсоленной водой, заливаю в ротик. Теперь плюётся: похоже, догадалась, что неспроста там вкус – солоноватый!..
А неважно это, красавица ты моя.
От новых мук тебя это не спасёт.
Потому что если не подготовлю себя и жеребца своего к третьему «заходу», глядя на твои муки, так хотя бы видео классное сниму. И потом, просматривая его, буду – !..»
Но вот и пришло время.
Сопя и вожделея, забираюсь я на эту механическую куклу.
Наваливаюсь. Попасть рабочим органом куда надо – запросто: приспособился!
И вот – понеслась!
А хороша она: стонет, и глазки подкатывает, словно и правда – что-то такое испытывает! Сильная программа! (Не иначе – мужики писали!) Но меня не обманешь.
Что – жаль. Было бы легче.
А так – приходится, прикрыв глаза, вспоминать. И представлять. Как я глумился и пытал всех тех красоток, что прошли через мой подвал!
И уж если эти воспоминания не возбудят, так не знаю, что и делать!..
Хотя что за чушь.
Любого настоящего, то есть – нормально ориентированного мужчину! – они ещё как возбудят! А у некоторых могут возбудить и нехорошие желания.
Типа – и самим попробовать сделать так!..
6. Коварный план
У себя в комнатке Элизабет сразу села к компу.
Ну-ка, вывести на экран схему коммуникаций нижнего уровня. Так. Теперь проверим: нигде ничего красным или оранжевым не светится. Стало быть – порядок. И можно с чистой совестью ложиться спать. Да только вот…
Не спится ей в последнее время, даже когда устала так, что коленки трясутся…
И даже знает она, в чём дело.
Почитала она чёртовы дневнички этого гада. Андрея.
И очень, если честно, они её воображение возбудили! Как и фото и видео из его личного дела. И когда вспоминает – так прямо всё и саднит, и становится влажным там, в глубине её кошечки, всегда чисто на инстинктивном уровне вожделеющей настоящего мужского достоинства, а не грубого и равнодушного фаллоимитатора! Пусть и очень большого…
С другой стороны – трудно представить, что такому видному и породистому самцу – кто-то из тех, древних, дур, мог не дать! Или…
Или они были уж очень сильно избалованы. Огромным выбором мужчин. Доступностью секса. Доступностью секса с любым понравившимся мужчиной. И отсутствием отказов со стороны последних.
Нет, безусловно, этот Андрей – мужчина видный. И с какой стороны ни посмотри – привлекательный. Есть в нём некий… Животный магнетизм. И сила самца и хищника – ощущается в каждом движении! Словно, действительно – тигр какой. Особенно, когда подкачался на тренажёрах – последние его фото, сделанные с месяц назад, показывают настоящего качка! Пропорционально сложенного, статного, с приятным лицом. Большие глаза стального цвета, волевой подбородок, широкие скулы. И пусть общее впечатление несколько портит неряшливая причёска – это ерунда. От автопарикмахера ещё никто идеально постриженным не выходил! А короткую, ёжиком, армейскую стрижку, на которую их автомат, вообще-то, рассчитан не был, особо сильно испортить нельзя…
Да. Она отлично осознаёт, что отдалась бы такому – запросто. И её не особо сильно пугает даже перспектива, что её будут истязать перед сексом!
Потому что потом, после боли и унижений, так приятно было бы предаться необузданной страсти, ощущая себя, как Предтечи, полностью принадлежащей своему мужчине! И хорошо бы делать это… Почаще!
Да, она много думала над тем, как бы сделать так, чтоб заполучить этого Андрея в своё, так сказать, личное, персональное, пользование. Владение. Но не получится.
Потому что здесь, в Андропризоне, всюду натыканы видеокамеры, картинки с которых сходятся в центральной диспетчерской. Где денно и нощно сидят дежурные. Контролирующие ситуацию. И пусть на последнем подземном уровне, где она сегодня работала, таких камер всего три, но уж они поставлены так, чтоб контролировать все три главных продольных коридора. А если камеры отключить, немедленно примчится дежурная бригада техников. Плюс охрана!
С другой стороны – что ей даст попытка выкрасть их единственного мужчину, и укрыться с ним на малопосещаемых служебных уровнях?
А вот именно: ничего. Ну, пусть она и успеет предаться пару раз необузданному сексу с этим мужчиной её мечты – дальше-то что?!
Их тут же отследят, отловят. Его – в изолятор. Её – в карцер. А потом – и в тюрьму. Там, на континенте. Пожизненно.
И вот вопрос: стоит ли разовый секс, пусть и с воплощением её эротических фантазий – свободы? А ведь в тюрьме будут кормить совсем не так хорошо, как здесь. Где рацион – особый. Витаминизированный. Антарктида же! Бежать некуда, и подножного корма, типа ягод, фруктов-овощей, или хотя бы тушканчиков каких – ноль! И всё – привозное!
Поэтому сам собой возникает другой план: выкрасть предмет её воздыханий так, чтоб уж никто их отловить и разлучить не мог!
Но тогда единственное место, куда они могли бы бежать, не боясь замёрзнуть насмерть, и не выбираясь из сложного подземного Лабиринта на поверхность, на верную смерть – старая база нацистов! И пусть до неё десятки километров – но путь вполне проходим! И в соединяющем эти сооружения тоннеле – не холодно!
Зато туда сунуться преследователи просто не посмеют!
Потому что там – и до сих пор, возможно, работающие, охранные автоматические системы. Правда, и отсутствие отопления. И полное отсутствие продуктов. И…
Много чего ещё – «и».
Но нужно признать: после второй попытки «разведать и освоить», когда погибли четыре женщины-сапёра, и одна – эксперт по электронным средствам слежения, никто больше в тоннель, соединявший когда-то Андропризон, и обширный, и заброшенный тоже пять столетий назад комплекс «Новая Швабия», не суётся. Во избежание. И в связи с отсутствием смысла. Сам Андропризон-то – до сих пор полностью – не «освоен»!
И даже если предположить, что Андрей, как хитрый и соответствующим образом разбирающийся в технике, мужчина, сможет преодолеть все эти охранные системы, нужно признать: без запасов пищи, и тёплой одежды им там банально – не выжить!
Следовательно, нужно эти самые запасы пищи – приготовить. И перенести туда. В тамбур, соединяющий Андропризон – с тоннелем, ведущим в нацистский комплекс. А ещё – там же припасти и тёплую одежду. И смену нижнего белья. И оружие. И…
Много чего ещё. Нужного на первое время. Пока они не смогут добыть какого тюленя. Или пингвина.
Но вот проблема.
Одна она всего этого не достанет. Как не сможет и отключить видеокамеры коридоров. Как не сможет и выпустить Андрея из его изолятора.
Следовательно, нужно найти сообщниц! Едино, так сказать, мышленниц!
То есть – тех, кто тоже недоволен тем, что столь качественный самец используется – не по назначению!!!
То есть – не дарит неземное наслаждение несчастным девушкам, истосковавшимся по естественной ласке, крепкой мужской руке, и другим его крепким органам! И которые готовы забеременеть естественным способом, а не быть «осеменяемы» шприцем с дозатором, словно племенные коровы! Или кобылы.
В плане контроля видеокамер она, пожалуй, могла бы договориться с Жаклин Бьёрк, та явно вожделеет этого Андрея не меньше её самой! Ну а «прикрыть» их сверху, от начальства, могла бы только Анна Болейн, Координаторша.
Во-первых, она перецапалась с Советом, глава которого её терпеть не может, и воспользуется любой промашкой, только бы – деклассировать! Ну а во-вторых, очень похоже, что Анна и сама бы не прочь с этим Андреем… И – с извращениями!
Осталось только смирить гордыню, и признать, что этот мужчина – будет принадлежать не только ей. Но и её сообщницам. А сообщниц потребуется как минимум – три.
И кое-какие мысли и намётки в этом плане у Элизабет уже есть…
Потому что последняя «соучастница предполагаемого похищения» – начальница внутренней охраны, Магда Крамер. И оружием эта крепкая и ходовая дама уж точно сможет разжиться запросто! Просто взяв его из арсенала!
Осталось с ними только договориться – но так, чтоб её сразу же не упекли в карцер, как провокаторшу. Саботажницу. Или даже – диверсантку!..
Покусившуюся на «достояние Общества»!
«Поставил я свою любимую газовую плитку снова на стол. А стол подвинул к её правой ручке. Гвозди сороковки с обрубленными шляпками, которые я раскалил докрасна, чтоб загонять ей под ногти, не должны успевать остыть.
Скосила эта козочка на меня свои выразительные глазки. Увидела, конечно, что собираюсь делать теперь. Вижу: напряглась.
Ну и я смотрю ей в глаза. Ясные они у неё, конечно, и очень выразительные.
И вижу я, как она пытается сама себя пересилить. Ну, то есть – хочет показать мне изо всех сил, что сломлена! И якобы очень боится того, что сейчас буду делать!
Но актриса из неё херовая. Потому что несломленный её дух, её внутренняя сила так и прёт из-под показного смирения. Но зато тон ей «доработать» вполне удалось:
– Умоляю! Вы же – не зверь! Я же вижу, понимаю, что вы всё это делаете только затем, чтоб в моём лице отомстить всем остальным женщинам! Которые над вами издевались. И смеялись. И ничего вам не давали! И я понимаю, что раз мне в конце предстоит электрический стул, оставлять меня в живых вы не собираетесь.
Но я заклинаю вас всем святым, что у вас ещё осталось! Пощадите! Ведь вы уже получили от меня всё, что хотели! И необузданный секс, и наслаждение от того, как я мучаюсь! И крики и стоны!
Ведь больше ничего я вам дать не смогу!
Никаких новых ощущений! А только снова – крики, стоны, проклятья!
Ну что вам стоит?! Я поклянусь всем святым, что есть уже у меня – никогда и никому про вас не рассказывать! А если я умру, или просто пропаду, когда вы мой труп закопаете – моя мать точно умрёт! А братишку отдадут в детский дом!
Хм-м-м…
А умеет она убеждать. Пусть даже до этого я эти аргументы и слыхал.
Хоть глаза и говорят о том, что вовсе не сломлена, а хитрит.
И дело не в том, что понимает, что после того, как я изуродую ей ногти – возврата к старой, единственно известной ей профессии – не будет. Потому что не сможет она залечить пальчики настолько, чтоб выполнять свои поддержки, движения и всё прочее, что положено делать с партнёром по па-де-де и прочем таком, без жуткой и постоянной боли.
С другой стороны, понимаю я, что на слово женщины, да ещё в таком положении, полагаться – ну никак нельзя. И буду я распоследний дурак, если поддамся её мольбам, и отпущу. Ну, вернее – отвезу куда-нибудь подальше от моего дома, да и выгружу у какой-нибудь больницы: как поступила героиня Умы Турман с Софи в фильме «Убить Билла».
А заставила она меня всё равно – приостановиться. И даже задуматься.
До этого мне, конечно, приходило в голову, что самый надёжный способ отделываться от трупов – это закапывать их, да поглубже, прямо тут, на моём участке.
С другой стороны – копать и нудно и тяжко. Это – если убью её часа через три, как планировал, всё равно придётся ждать часов до двенадцати, пока все соседи угомонятся. И места во дворе не так уж много. Максимум – трупов на двадцать. Но отпустить…
Хотя, конечно, мужества и силы духа ей не занимать. Куда там – какой Зое Космодемьянской. Но та – хотя бы за Идею. А моя? А-а, да: за мать и брата.
Ну правильно: если ей дадут больничный, она же по нему получит. И сможет и дальше продолжить быть солисткой, когда восстановится. Если восстановится.
Поймал себя на том, что если и повынимать ей все гвозди из икр – всё равно у врачей возникнут вопросы: где такие странные ожоги и раны получила?! И рано или поздно дойдёт дело и до меня… Значит, можно (И нужно!) сделать так, чтоб больничный ей дали по другому поводу.
Например, перелом! Руки.
Понимаю, что молчание моё затянулось, и она прекрасно видит, и тоже – понимает, что я реально колеблюсь, а не играю с ней в кошки-мышки. Говорю:
– Тебе сколько лет?
– Двадцать девять.
– Ты была замужем? Дети есть?
– Нет. – хотя чего я спрашивал?! Если б были – она о них бы и думала и молила в первую очередь! Да и кошечка была бы – не столь «плотная»!
– Теперь слушай внимательно. Я действительно получил от тебя всё, что хотел. Незабываемые ощущения. Безудержный и «крутой» секс. Страданиями твоего тела насладился в полной, так сказать, мере. Потешил я вволю своё извращённое и уязвлённое отказами самолюбие! (Из тебя вышел бы неплохой психолог.) И знаешь что? – по глазам вижу, что уже догадалась, но пока не смеет в открытую выразить свою радость от победы. Понимает, что могу в любой момент передумать!
– Ты не убедила меня в том, что сломлена. Есть там, в глубине твоих глаз – та самая искорка. Фанатизм. Как у первых христианок-мучениц. Ты скорее сдохнешь, чем отречёшься. И сейчас ты неплохо играла, изображая беспомощную и умоляющую жертву.
Но я могу тебя и правда – отпустить.
При одном условии.
Ты засунешь в …опу свою гордыню, выйдешь за какого-нибудь богатого лоха замуж, и нарожаешь побольше детей!
С твоими внешними данными охмурить любого толстосума будет нетрудно! А родить помогут врачи: хоть таз у тебя и узковат, кесарево сечение сейчас делают на раз! Но дело, как я уже сказал – только в твоём вредном и непримиримом характере! Ты же – мать твою! – «гордая»! «Самостоятельная»! И самодостаточная! А ведь мама твоя тебе наверняка всё то, что сказал сейчас я – объясняла. Неоднократно!
И наверняка с нулевым эффектом: ты же – «сама лучше всех всё знаешь!»
Ну так вот.
Я – не твоя мать. И ссылаться на наши, местные, традиции и менталитет – не собираюсь. У меня свои аргументы в пользу идеи о том, почему ты должна выйти замуж, и родить много детей.
Такие, – тычу в неё пальцем, – гены нужно передать дальше. Во что бы то ни стало!
Чтобы наша Земля была населена только такими, несгибаемыми и упрямыми, и очень красивыми женщинами! Глупо таким генам позволить пропасть!!!
Я сам – ненавижу ломак и кривляк, на самом деле просто желающих продаться повыгодней! А ведь пока что – именно их тактика приносит им дивиденды! И такие расчетливые твари попадают в содержанки или жёны состоятельных папиков!
А должны – такие как ты!
Беру паузу, чтоб передохнуть, и перестать задыхаться: что-то и правда: понесло меня! Разошёлся не на шутку! Но, сделав тон спокойным, спрашиваю:
– Я доступно объяснил свою мысль?
Она некоторое время молчит. Хмурится: обдумывает.
Затем начинает рыдать!
По-настоящему! Нет: правда: она рыдает так, словно проняло её!..
Пока она сотрясается, мне становится неловко. Встаю, ослабляю натяжение на её ножки, убрав с грузов-противовесов по двадцать кило. И даже даю ей, вернувшись, попить нормальной, неподсолёной, жидкости – из пиалы, из которой пью сам.
Пьёт, не сдерживаясь – только вот ещё захлёбывается иногда: чай явно попадает не в то горло… Наконец допила. Угомонилась.
Смотрит на меня теперь совсем другими глазами… Словно удивлена. И даже заинтересовалась…
Мной.
Чёрт! Вот только в шлепанутую и упрямую балерину мне не хватало…
Влюбиться!
Нет уж. Я – сам по себе! Независимый и тоже – того. Гордый.
И женщин – презираю.
Но вот её…
Зауважал! Хотя бы за попытку изобразить… Покорность!
Э-эх, дуры вы набитые, женщины!!! Если б не качали права, выставляя себя гордячками и независимыми, а сразу – изображали покорных и послушных – смогли бы от своих козлов-мужей добиться всего без криков и скандалов – в тысячу раз быстрее!!!
И больше!
Снова спрашиваю:
– Ну как? Сможешь выполнить? Теперь, когда понимаешь, для чего?
Молча кивает. Я тоже киваю. Говорю:
– Теперь объясню свой план. Моего лица ты не видела, и это хорошо. Где расположен мой подвал ты тоже не знаешь – была без сознания, пока я тебя вёз. Но!
Если кто-то, неважно – из врачей, или домашних, увидит твои ножки, утыканные гвоздями, вопросов не избежать. Поэтому мы сделаем так.
Я тебе снова пшикну в лицо. Ты отрубишься. Я гвозди извлеку, и намажу шрамы мазью. Левомиколем. И перебинтую. (Потом будешь перевязывать сама. Хотя бы ещё раза три-четыре. Каждый день. Ходить будет, конечно, больно, но заживёт быстро.) Руки твои в плечевые суставы тоже вправлю, пока ты будешь без чувств – а то мышцы будут напряжены, и это будет и трудней. И больней.
Затем я одену маску из псевдокожи на лицо – чтоб меня никто не узнал. Тебя отвезу прямо в травматологию. И уйду, оставив. Скажу, нашёл тебя на дороге без сознания.
И ты скажешь им, что у тебя сломана рука. Тебе сделают рентген, наложат гипс, и направят в поликлинику по месту жительства. Где получишь больничный. Все твои чёртовы деньги и всё остальное я снова засуну тебе в сумку. Добавлю и своих. На всякий случай. (Только не подумай, что я так хочу откупиться! Я не хочу! Я хотел бы пытать тебя – вечно! Уж больно хороша, и терпелива, и горда, чертовка! Зацепила!!!)
– Но ведь… У меня не сломана рука? – хотя вижу, что уже поняла.
– Правильно. Пока не сломана. Но нужно же тебе официальный повод, чтоб получить на работе больничный?! А гипс и перелом – как раз позволят при твоей работе нормально восстановить всё остальное, что у тебя сейчас… Повреждено! А повреждено оно не сильно. Все эти удары и опухлости – ерунда. Я же не успел приступить к действиям, которые испортили бы твоё тело капитально! Даже ногтями не успел заняться!
А ты за это действительно – не говоришь никому ни слова про меня. А руку сломала – просто упала! Например, в арык!
Ну, как тебе план?
– Хороший. – вижу, снова сглатывает: сдерживает слёзы, – Только руку жаль… Никак нельзя без этого? Ну, чтоб – не ломать?
– Не бойся. Я сломаю, пока ты будешь без сознания. И перелом будет – несложный. Без смещения. Тебе двадцать девять. Заживёт ровно за месяц: пока будешь в гипсе.
– Ну… Хорошо. Я… Согласна, конечно! Давай. Начинай.
– Ага. Готова? – стою над ней снова с баллончиком.
– Да. А знаешь… – закусывает губы, – Мы бы с тобой могли бы…
– Нет! Не начинай. Я в «Стокгольмский синдром» не верю. И…
Из меня вышел бы отвратительный муж!
Странно, но она смеётся. Пусть и горько, но – не наигранно. Говорит:
– Вовсе нет. Нормальный! И… давай, начинай уже! А то я… Расклеюсь!.. – и вижу я слёзы в её прекрасных и выразительных глазах…
Пшикаю в этот раз побольше.
Думаю, что есть определённая сермяжная правда в её словах. Ведь ещё в Штази психологи от разведки разработали хитрый план: к высокопоставленным женщинам-мазохисткам из страны врагов подсылали молодых красавцев-любовников. С садистскими наклонностями! И эти дуры в своих мучителей по уши втюривались! И секретную информацию «сливали»!
Так что чем быстрее мы с этой паршивкой сексапильной и слишком для меня умной расстанемся – тем лучше для нас обоих. (Как говорится в поговорке – «Умная женщина плюс умный мужчина – лёгкий флирт!»)
Ладно, займёмся лучше не мыслями, а делом.
Работа предстоит сложная: отвязать, перетащить её на лежак в углу, перевернуть на живот. Повыдёргивать чёртовы гвозди. (Не просчитаться: все восемьдесят!). Нанести левомиколь, перебинтовать. Ходить она, конечно, какое-то время будет через боль. Сильную. Но она у меня (Эк – я задвинул! Уже – «у меня»!) мужественная. И сильная. А от дырок в икрах особого вреда, несмотря на устрашающий вид – нет. Заживёт.
Женщина же! Значит – как на кошке!..»
7. План побега
Разговор с Анной прошёл, как ни странно, легко и просто!
Элизабет даже не надеялась на такое. Но, похоже, у Анны, которая в силу рабочих обязанностей наблюдает за их подопечным куда как пристальней и больше, накипело…
Сильней!
Так что когда после ужина Элизабет постучала в дверь комнаты Координаторши, та, открыв ей, уже смотрела на визитёршу с той ещё хитринкой в глазах. Ответила на приветствие. Спросила только:
– У вас, техник, личный вопрос?
– Совершенно верно, сестра Координаторша.
Анна кивнула. Жестом пригласила входить. И сразу провела в спальню: да, высший руководящий персонал занимал помещения, предназначенные для руководства Андропризона, и у них в распоряжении имелась и дополнительная комната: персональная спальня, и даже ванна. А не душ.
Поскольку сидеть в спальне было больше негде, они обе опустились на узкую жёсткую постель, в шаге друг от друга.
Некоторое время царило молчание. Будущие партнёрши присматривались друг к другу. Элизабет, понимая, что раз уж она пришла первой, должна и выложить карты на стол, сказала:
– Скажите, сестра Координаторша. Вам нравится ваш теперешний статус?
– Что вы имеете в виду, сестра Элизабет?
– То, что вы вынуждены из раза в раз, каждую неделю, наблюдать как этот замечательный и породистый самец совершенно впустую расходует свой сексуальный потенциал, и тратит драгоценное семя на чёртовых бесчувственных кукол? Вас не… Коробит такое его глупое и малоэффективное его использование?
– Коробит. – по глазам сестры Болейн Элизабет видела, что та уже обо всём догадалась. И отлично понимает, какое предложение подчинённая собирается ей сделать.
Ну вот и хорошо.
Потому что чем меньше между сообщницами-заговорщицами будет недомолвок и чем конкретней они обсудят животрепещущие вопросы коварной диверсии – тем лучше!
– А если коробит, то это отлично. Потому что я вижу, сестра Координаторша, что вы уже догадались, какое предложение я вам хочу сделать!
– Возможно, и вижу. Но лучше будет, если вы всё же озвучите его. Без намёков и хождения вокруг да около: моя каюта не прослушивается!
– Отлично. Тогда – к делу. Как вы смотрите на то, чтоб выкрасть нашего единственного мужчину, и увезти его в комплекс «Новая Швабия»? С тем, чтобы использовать его там. Совместно. И – не для получения от него «семенного» материала, а для…
Секса! Безудержного. С извращениями. Разнообразными! На его усмотрение!
– Ходить вокруг да около не собираюсь. – Анна усмехнулась откровенно плотоядно, – Положительно смотрю. И пусть наше, так сказать, счастье будет и не долгим, по причине малого запаса продуктов, которые мы сможем захватить, но уж насладиться, вот именно, сексом, да ещё с каким мужчиной, мы смогли бы! По полной. Но!
Всегда есть эти «но». Вдвоём нам такую операцию не провернуть. Нужны ещё сообщницы. И единомышленницы.
– Ну, за этим дело не станет. Я знаю как минимум одну женщину, которая тоже… Без ума от этого Андрея!
– Я знаю двух. И обе нам очень нужны. Потому что реально могут помочь. Первая – это глава нашей Службы внутренней Безопасности, лейтенант Магда Крамер. А вторая – Жаклин Бьёрк. Руководитель отдела видеонаблюдения.
– Насчёт Крамер – совпадает. Я тоже имела в виду именно её. И как в силу её ярко выраженного интереса к этому мужчине как мужчине, так и в силу должности. Которая позволила бы нам провести такую сложную операцию без помех!
– В таком случае, не вижу причин откладывать. Тем более, что через неделю к нам приезжает Комиссия. От Совета. С целью проверить эффективность наших действий. А на самом деле, как я подозреваю, и не без оснований – подложить под этого несчастного самца несколько отборных половозрелых самок, (По-другому их и не назовёшь!) которые являются дочерьми, или состоят в каком-либо другом родстве с членами Совета! И признанны медицинской Комиссией здоровыми и подходящими для этой миссии!
– Ох. – Элизабет поняла, что лицо побледнело. О таком варианте она не думала! – Значит, нам нужно успеть провернуть всё дней за пять?!
– Даже быстрее. Потому что подготовка к прибытию Комиссии уже началась. Но! Под этим предлогом я смогу переговорить с лейтенантом Крамер. И с Жаклин Бьёрк.
Всё-таки – моё положение позволяет пользоваться известной свободой действий. Никому за них не отчитываясь. Так что хорошо, что вы пришли именно сейчас – ещё пара дней, и могло бы быть поздно!
– Отлично. Получается, начинать нужно уже сегодня. Думаю, смогу беспрепятственно раздобыть в подведомственных мне холодильниках сколько угодно – а вернее – сколько сможем увезти! – продуктов! Далее. Доставить их в тамбур, откуда начинается тоннель. Пригнать туда же пять саней, то есть – нарт – тоже нетрудно. Но что скажут те, кто будет наблюдать за этими моими действиями через видеокамеры нижнего уровня?
– Я сегодня же, прямо сейчас, отдам приказ дежурной вахте отключить все камеры этого уровня. На профилактику. И выпишу вам, сестра Элизабет, пропуск на склад. Нарты заберёте завтра, после завтрака.
– Отлично. Но… Как насчёт Магды и Жаклин? С ними… Не будет проблем? Ведь вы ещё не… говорили с ними?
– Нет. – Анна снова чуть презрительно усмехнулась, – Но проблем не будет. На то я и – Координатор. То есть – специалист по уговариванию и вразумлению. На предмет того, что так – надо! Для будущего нашего Социума. Ну, или придумаю ещё чего…
– Отлично, сестра Анна. Только вот ещё что хотелось бы оговорить до того, как начнём.
Как мы будем распределять между собой… Э-э… Внимание этого Андрея?
– По графику! Чтоб никому не было обидно. И этот достойный во всех отношениях мужчина смог бы работать с… Наивысшей эффективностью!
А мы могли бы наслаждаться – необузданным сексом!
– Но сестра Анна…
Согласится ли на наши условия – он?
– Думаю, с этим проблем не будет. Во-первых – я умею убеждать.
А во-вторых – я прекрасно вижу, и понимаю, что ему уже и самому осточертело сидеть в четырёх стенах! И изображать покорного и добропорядочного донора спермы!
Уж мужчин-то я – знаю!
И читала о них достаточно, и видео насмотрелась!
Тех, что остались со времён Предтеч! Для «внутреннего» пользования высшего Руководства…
Нет. Он не откажется!
Что-то было такое в тоне и взгляде Анны, что Элизабет и правда – тут же поверила ей. Всё-таки – профессиональная руководительница у них эта Болейн! И психолог…
Повезло, стало быть!
И, похоже, её смутно наметившийся план реализуется даже быстрей, чем она могла бы надеяться!
Ну, стало быть – за дело!!!
После качалки Андрей всегда отмокал в ванне с полчаса.
А когда вылезал оттуда, ложился на кровать прямо в махровом халате – так ему казалось, что «атмосфера» ближе к домашней. Он даже позволял себе подремать перед обедом. Ну, или старался сделать вид, что дремлет – для наблюдателей.
Поэтому когда за стеной раздались звуки прибывшего лифта, он вначале удивился: странно. Очередную даму он даже ещё не выбрал, и её должны приготовить и привезти только через три дня!
Открылись двери тамбура. На пороге появилась Координатор Анна собственной персоной.
Вот это сюрприз так сюрприз!
А как же вся эта наглая ложь, что их бациллы и вирусы мгновенно убьют его?!
С другой стороны, наверняка её визит – неофициальный! Потому что кто как не Координаторша имеет возможность приказать отключить на время все системы слежения, и прервать ведущуюся круглосуточно запись?!
Похоже, оправдалась его тактика.
То есть – вести себя «мирно», агрессии к куклам не проявлять, а напротив – всячески ласкать и ублажать их, и вынуждать таким образом своих Хозяек думать, что почти три года ежедневных мучительных смертей «вразумили « его, и сделали из него не гнусного садиста-маньяка, а…
Совсем другого человека!
Не иначе, как сейчас поступит предложение завязать с работой на абстрактное человечество, а заняться непосредственным сексом с несколькими особо умными и вожделеющими женщинами. Составившими небольшой коварный планчик по приватизации последнего на планете мужчины! Так, чтоб он принадлежал отныне только им!
Однако Андрей видел у этого плана и отрицательные моменты.
В частности, первый – что невозможно им уединиться здесь, в Андропризоне, так, чтоб заговорщиц практически мгновенно не разоблачили бы, не отловили, и не водворили: его – назад в его изолятор, а дам – в тюрьму!
Но не будем бежать впереди паровоза. Послушаем, что ему предложат.
Андрей неторопливо сел на постели, затем встал, чуть поклонился. И снова сел.
Он старался не делать резких движений, и на лицо одел вежливую улыбку, и это, похоже, помогло. Потому что Анна, как он заметил, наконец справилась с некоей не то – робостью, не то – смущением перед ним. Маньяком и садистом. Которого впервые увидала не через мониторы слежения, а воочию. И сделала шаг вперёд.
Голос, когда обратилась к нему, не дрожал. Вот что значит огромный опыт, внутренняя дисциплина и самоконтроль профессиональной руководительницы:
– Заключённый 71948/2025/СА. Андрей Дементьев. Мой визит неофициальный. Запись наших переговоров вестись не будет.
Не видя пока смысла что-то говорить, он просто кивнул, показывая, что усвоил эту информацию.
– Вам нравится ваш теперешний статус?
– Нет. – он старался, чтоб голос звучал спокойно. А про сам тембр он не волновался: ему неоднократно говорили ещё там, в прошлой жизни, что ему бы диктором на радио работать. Приятный, бархатистый. Завораживающий. Но он не пользовался. Для «очаровывания». Хотя и слышал байку о том, что «женщины любят ушами!»
– Хотели бы вы его изменить?
– Смотря какие будут изменения.
– Изменения таковы, что предполагают, что с вами заключат новый Договор. На словах. Дающий вам больше… Свободы. Но и – предполагают больше ответственности!
– И что же это за договор?
– Он предусматривает, что вы будете освобождены из изолятора. Получите известную свободу перемещения. И вам будут предоставлены в постоянное пользование четыре прекрасных, живых, женщины. Доброволиц. Которых вы будете… э-э… оплодотворять. И они будут предоставлять вам возможность регулярного секса с ними. А вы в ответ за эти услуги будете оберегать и всячески заботиться об этих женщинах. И их будущих детях.
– Не совсем представляю, как это можно будет осуществить. Ведь здесь, в Андропризоне, насколько я знаю, вашей организации приходится содержать огромный штат персонала. Естественно – здоровых и половозрелых женщин. Обслуживающих этот комплекс в общем, и мои потребности в пище, питье, досуге и прочем таком, в частности.
И вряд ли такой «словесный» договор удовлетворит всех остальных женщин из этого самого персонала. А проще говоря: если меня выпустить отсюда – меня просто растерзают на мелкие кусочки, как во время драки котов по весне. Извините – кошек.
Да и детей от этих женщин, сумей вы защитить меня от поползновений остальных вожделеющих, не сажая снова в изолятор, вам будет… Чертовски трудно!
– Мне нравится ваш трезвый подход к проблеме.
– Да ладно, скажите проще: ваш «коварный» план по умыкновению меня четырьмя заговорщицами, и бегство в неизвестное пока мне место, я вычислил без проблем!
Впервые с момента вхождения в его комнату женщина усмехнулась. Хоть и криво:
– Вот что значит – мужской, аналитического склада, ум! «Вычислили» вы нас!
– А вычислить вас было нетрудно. – он похлопал по постели рядом с собой, приглашая её сесть, – Потому что я, как, вот именно – мужчина, прекрасно понимаю. Что ситуация, когда такой призовой самец, предмет воздыхания сотен, если не тысяч одиноких и вполне здоровых физически и духовно женщин, рано или поздно спровоцирует этих женщин на «непредсказуемые» действия с целью заполучить его в своё эксклюзивное пользование – на эти самые действия! И вопрос у меня, собственно, только один.
Куда мы побежим, чтоб спастись от лап Службы Безопасности?
– Ну… есть такое место. – она и правда: подошла и села рядом с ним. Пусть и в шаге, – Когда строили этот Андропризон, наверняка руководствовались самыми простыми и прагматичными соображениями. Во-первых – достаточно глубоко подо льдами, чтоб защититься от погоды и вероятной бомбёжки в случае войны. Ну а во-вторых – чтоб не слишком всё-таки далеко от побережья. Чтоб удобно было доставлять продукты и всё остальное на кораблях.
И точно такими же соображениями руководствовалось и руководство (Простите за тавтологию!) Вермахта. Их база – «Новая Швабия» – всего в двадцати девяти километрах от Андропризона. И они соединяются подземным тоннелем.
– И почему же вы и ваши подчинённые до сих пор не «освоили» столь лакомый кусочек отвоёванного у сурового континента и оборудованного нацистами пространства? Или… Они живут там до сих пор?
– Нет. База покинута пятьсот лет назад. И живых там нет. Но не осваивали мы её до сих пор потому, что там имеются проблемы. И смертельная опасность. В виде ловушек.
– Что за чушь! Ни одна ловушка не работает без источников энергии – будь то механических, в виде всяких там сжатых пружин, или луков, или уж – электрических. А для таковых нужны аккумуляторы. Которые дольше пяти лет не живут!
– Нет. Нацисты применили опыт многих поколений и народов. В частности – индейцев Америки, и вьетконговцев. Когда несколько наших разведчиц попытались войти в Комплекс, пол под ногами провалился, и эти ноги… Попали в ловушки. С шипами. Как в капкане! Срабатывали они, как мы поняли, просто – от веса самой жертвы…
– Думаю, про то, что шипы были смазаны ядом, или человеческими фекалиями, можно не упоминать?
– Именно. Тактика вьетнамских партизан. Но! Здесь – не жаркий тропический климат, к счастью. И до гангрены не дошло. Но ноги пришлось ампутировать. А женщин – отослать на родину. А с индейской тактикой столкнулся второй отряд разведчиц.
Их убило бревно с шипами, сорвавшееся с потолка, и подвешенное на тросах…
– Печально, конечно… Но почему вы отказались от идеи освоить Базу, понятно. И вот теперь вы, набравшись наглости, и будучи свято уверены в том, что я, как мужчина, смогу разгадать, найти, и обезвредить все эти ловушки и охранные системы, помогу вам, (И себе, понятно!) освоить эту «Новую Швабию», устроиться там, и гарантировать, что отсюда, из Андропризона, до нас не доберутся. Или – не пробьются. И за это вы, четыре наивных претендентки на моё благосклонное отношение, будете предоставлять мне «необузданный» и регулярный секс?
Смешно.
Потому что проблем больше, чем вам может сейчас казаться. Во-первых – источники энергии. И света. Без них мы просто замёрзнем. И будем там, в тоннелях и подо льдами, слепы, словно кроты! Во-вторых – огромный запас еды! И не просто еды – а калорийной и богатой витаминами! Чтоб избежать цинги.
В-третьих – если даже мы и сможем перекрыть коридор, ведущий от Андропризона к Базе – это не гарантирует, что до нас не попробуют добраться через другие входы! Нацисты ведь наверняка строили базу так, чтоб можно было легко выходить и наружу, и – в море! Хотя бы – на подводных лодках.
И по-вашему выходит, что только ради того, чтоб заняться сексом с «живыми» женщинами я должен ринуться с головой в пучину смертельных опасностей и приключений на одно место, – Андрей выразительно потряс себя за ягодицу, – и отказаться от комфортного и абсолютно спокойного существования здесь? Где я – самый охраняемый и драгоценный… Экспонат?
Анна, как он видел, закусила губу. Нахмурилась.
Но потом взяла себя в руки:
– Да!
– Это почему вы так считаете, Координатор?
– Потому, что мы – мы все! – полюбили вас, Андрей! Как ни глупо и напыщенно звучит это слово сейчас, когда кроме вас на планете не осталось ни одного мужчины! И мы хотим от вас – детей! Более того: мы хотим и секса! И – не простого! А – с вашими придумками, и даже извращениями! Заставили вы наше «воображение» включиться!
Андрей крякнул. Видно, что она, прекрасно понимая, что он – умный, и всё вычислил, решила отбросить хождения вокруг да около, и прочие «политические» приёмчики, и просто – выложить всё начистоту!!!
Что возбудил он. Их «воображение». И всё остальное.
Чёрт бы побрал этих баб с их странным, и нестандартным, если сказать мягко, мышлением!
С другой стороны – разве он сам именно на что-то такое не надеялся, и к такому не вёл?! И ведь, похоже, эти женщины, не то в десятом, не то – в двадцатом поколении в глаза не видевшем мужчин – действительно считают, что он ради секса с ними на всё готов?!
Ха!
А ведь он и правда – готов!
Только бы не сидеть, подобно овощу, в четырёх стенах!!!
И пусть ему явно предстоит и тяжкая работа, и холодрыга, и опасные приключения…
Но ведь – будет и секс! Пусть и первое время «простой»… Но потом – и с извращениями!
Уж он расстарается!
Пусть и осознаёт, что «активного» периода у него – максимум ещё лет на двадцать… А затем – только внуков воспитывать. И учить. Если, конечно, доживёт…
Ладно, не будем томить побледневшую и кусающую губы девушку.
– Хорошо, Анна. Я принимаю ваши условия.
А теперь рассказывайте, как мы предполагаем обмануть охрану. Какие продукты сможем взять на первое время. Какую одежду. Какое оборудование. Ну, по мере ваших ответов у меня наверняка возникнут и дополнительные вопросы… И предложения.
Так что начинайте!
8. Бегство
Осмотреть и рассмотреть как следует всех своих женщин Андрей смог только в тамбуре. А до этого они вытаскивали из каморки, где были сложены приготовленные Элизабет последние вещи и припасы, взваливали их на плечи, или зажимали под мышками – кому как было удобней, и быстро шли, почти бежали, по пустым и гулким коридорам и тоннелям Андропризона.
Сейчас же, когда они доставили и привязали к поклаже на пяти нартах последние тюки и мешки с провиантом и оборудованием, и слегка отдышались, он наконец попросил их встать перед ним в один ряд. Что они не без ворчания со стороны Магды Крамер и исполнили.
Андрей быстро и тщательно оглядел выстроившееся не по росту перед ним воинство. Сказал:
– Ещё раз здравствуйте, уважаемые дамы. Вначале – расставим все точки над «и». Мы с Координатором Анной Болейн, представлявшей ваши интересы, пришли к соглашению. То есть – обсудили условия, на которых будут строиться наши с вами отношения. И заключили Договор. Устный. Чтоб не было недоразумений в будущем, оговорим и ещё кое-что – сразу!
Поскольку нам предстоит сложное и рискованное путешествие, а затем – не менее сложное и рискованное исследование и обустройство на заброшенном столетия назад объекте, будет лучше, если руководство нашей маленькой экспедицией я возьму временно на себя. И поведу нас. Во-всяком случае, до того момента, как мы не, вот именно, доберёмся и обустроим там наш быт. Поскольку наверняка никто из вас не обладает достаточными навыками для пеших переходов по прорубленным во льдах проходах. И не изучал историю нацистов вообще и методику строительства и защиты их секретных объектов в частности. И дорогу выбирать я собираюсь так, чтоб все прошли. И остались целы.
– А можно подумать, вы, Андрей, ими обладаете. И изучали. И дорогу видели. – по сердитому тону лейтенанта Крамер Андрей понял, что с этой ершистой и привыкшей самой повелевать и распоряжаться дамой у него будут проблемы. Впрочем, догадался-то он об этом с самого начала: уж слишком у дамы хмурый вид. И губы поджаты.
– Да. В известной мере. Потому что вторая Мировая Война случилась незадолго до моего заключения сюда. И про неё, и методы работы нацистских инженеров и строителей, и секретные бункеры и передовые (Для тех времён!) технологии учёных третьего Рейха я знаю достаточно много. Поскольку и сам – инженер. То есть – практик. И представление о полярных экспедициях и специфике пеших походов во льдах у меня есть. Но!
Если кто-то из вас, уважаемые, хочет оспорить моё право возглавлять наш отряд, и вести нас к цели, я возражать не буду: ведите! И командуйте! И при встрече такой храброй и идущей во главе отряда девушки с очередной ловушкой, или опасностью, нам, выжившим, достанется больше пищи. И на право спать со мной будет меньше претенденток! Как вам такой вариант? – Андрей стоял прямо перед Магдой, пристально глядя ей в лицо.
Магда первой опустила глаза. Но сказала:
– Вовсе не обязательно вам, Андрей, идти всегда впереди. И первым встречать опасности и риски! Всё же лучше делать это – по очереди! Ведь если погибнете вы – наша маленькая экспедиция потеряет всякий смысл! Да и обустроить свой «быт» на станции мы без вас всё равно не сможем.
– Всё сказанное вами, уважаемая Магда, имеет определённый смысл. И я рад. Что вы признали за мной право организовывать наш поход и обустройство – на своё усмотрение. Но, как мужчина, я обязан и возглавлять его, и предусмотреть проблемы и опасности. Поэтому ваш карабин, – он взял за ложе ружье, висевшее сейчас у него на шее на ремне, – у меня. А теперь – то, что я хотел вам сказать, прежде, чем мы отправимся. – он ещё раз осмотрел своё маленькое, но вполне ершистое и боеспособное войско.
Магда Крамер, могучая, под метр восемьдесят, и весом не менее семидесяти пяти кило, женщина, лет тридцати пяти, воплощает во плоти пословицу: «в здоровом теле – здоровый Дух!». Наверняка когда он уходил из качалки, и её дезинфицировали, она отрабатывала на всех снарядах не час, как он. А все три… Единственный недостаток – крупное и невыразительное лицо. Вытянутое. И поэтому несколько напоминавшее лошадиное.
Но для продолжения рода это не явится серьёзным возражением! Главное – дама упряма и самодостаточна. Следовательно – то, что надо!
Элизабет Туссон, техник холодильных установок, которая, как он знал, и явилась основным инициатором и движущей силой маленького заговора – пониже ростом, и полегче: килограмм шестьдесят. Но тоже вполне поджарая, компетентная в технических вопросах (Редкость для дамы!) и деловая. Целеустремлённая. Симпатичное, но скуластое лицо обрамляют пышные и густые волосы каштанового цвета. Дети от такой «производительницы» наверняка будут и красивы и сильны. И упорны. В достижении цели.
Жаклин Бьёрк среди них – самая миниатюрная. Не больше метр пятьдесят семь, и пятьдесят килограмм. Но что это за килограммы! Фигура – просто прелесть! И талия, и грудь, и крутые бёдра! Про себя Андрей решил, что если кому и быть фавориткой – так это только Жаклин. Правда, он пока не знал, что у неё за характер – может, склочный и вредный? Ну, а то, что она хитра – ясно и без дополнительных вопросов: за всё время перехода от его изолятора до каморки со снаряжением и до этого тамбура, она не сказала ни слова. Но уж приглядывалась.
Причём – не столько к Андрею, сколько к своим товаркам.
Может, уже чего надумала?
К примеру, как сделать конкуренцию за призового самца – поменьше? Уж больно хитрущими выглядят её чёрные, чуть суженные, глаза!
Единственная дама, с которой Андрей общался до этого побега, и общался достаточно часто – Координаторша. Анна Болейн. Умная женщина. Ай Кью – явно не ниже ста пятидесяти. Но – ни капли хитрости. Или бытовой сметки. Или готовности идти на разумные компромиссы. Нет, сорокапятилетняя дама и правда считает своё мнение – истиной в последней инстанции. То есть – «как я сказала – так и будет!». Андрею с большим трудом удалось убедить Анну, что им для похода и обустройства понадобятся и инструменты, и болты и гайки, и альпинистское снаряжение: с тросами и крюками…
Единственное, что в данный момент играет против неё – возраст. Из всей его команды она – самая старая. Но тоже – вполне себе секси. Стройная, поджарая. Следящая за собой. Но до менопаузы – не больше десяти лет. Следовательно, ему придётся поднапрячься.
Собственно, ему с ними всеми придётся поднапрячься. И пусть они там себе мечтают об извращениях и необузданном сексе, он-то понимает: пока у них не будет надёжного и защищённого от внешнего врага убежища, с комфортной температурой внутри – все мысли о сексе лучше отложить до лучших времён!
Потому что на «Новой Швабии» минимум несколько первых дней (Если не – недель или месяцев!) наверняка окажутся очень напряжёнными. И выматывающими.
Однако до этой базы ещё нужно добраться.
– Внимание, отряд. Выдвигаемся по моей команде, сразу, как откроем внешние створки. Вывозим нарты наружу быстро. Потому что, как сказала уважаемая Координатор, их открытие вызывает срабатывание аварийной сигнализации. Порядок следования такой: я, затем – Анна, за ней – Элизабет. После неё – Жаклин. Замыкающая – лейтенант Крамер. С нашим вторым карабином. Дистанция между санями – десять метров. Скорость движения – по мне. Вопросы?
Как ни странно, вопросов не оказалось. Андрей кивнул:
– Приступаем!
Вчетвером с Анной, Магдой и Элизабет они навалились на примёрзшие створки наружного люка тамбура, где стояли приготовленные нарты, с первого и даже второго раза не пожелавшие сдвинуться. Пришлось брать их с разбега. И только тогда мощные, почти полуметровые в толщину створки, сдвинулись, и со скрипом и скрежетом разошлись, открыв проход шириной в два метра.
Андрей первым подал пример, впрягшись в упряжь, проходившую под мышками, и по плечам, и сдвинул свои, самые тяжёлые, как он, попробовав все, определил, сани. В-основном гружённые консервами: это и определило их вес в добрых двести кило. Выехав за пределы стального пола, на лёд, сразу почувствовал, что полозья пошли куда легче!
Остальные женщины, впряжённые в нарты в соответствии со своим весом, и, следовательно, тягловым возможностями, поспешили покинуть тамбур, растянувшись в цепочку. Андрей оглянулся. Остановился. Быстро выпрягся из сбруи, и подбежал к створкам, открывшимся наружу:
– Магда! Элизабет и Анна! Помогите! Закрываем створки обратно!
Как ни странно, но возражений опять не последовало. Очевидно, женщины сразу поняли его намерения. Андрей схватил баклажку с водой, которая лежала приготовленной на последних нартах. Щедро полил на пол, под двери. Указал рукой:
– Вон ту и ту глыбу льда – сюда! И вон те! Наваливаем прямо под створки! Но вначале – вон те мелкие осколки! Стараемся заклинить нижнюю кромку! Потратим сейчас минут пять, зато – погоня потеряет час! Или больше!
Через пять минут баррикада у створок достигала его колена, и весили глыбы, составляющие её, не меньше тонны. Или даже двух. Андрей же оказался пропотевшим насквозь. Понимая, что переодеваться в сухое бельё – непозволительная роскошь и потеря времени, поскольку ему всё равно предстоит сейчас тяжкая работа, да и глупо переодеваться не в палатке, когда снаружи – минус двадцать, он махнул рукой:
– Выдвигаемся! Не суетимся. Тащим сани без рывков. По возможности – плавно.
– Что значит – не можете до сих пор открыть?! – Жизель Бодхен, Глава Совета и руководительница делегации, прибывшей к берегам Антарктиды для проверки эффективности работы персонала Андропризона с их единственным заключённым, треснула кулаком по столу, за которым сидела.
Стоявшие перед ней по стойке смирно, и сейчас только моргавшие женщины с побледневшими лицами, старший сержант Оранха Санчес, и сержант Василина Мохорич, невольно подпрыгнули. Переглянулись. Хотя, кому отвечать, они и так прекрасно знали: старшей по званию, временно – на момент отсутствия высшего начальства! – исполняющей её обязанности. Старший сержант сказала:
– Мы не решаемся взорвать створки. А снаружи они явно чем-то подпёрты, и вероятно, приморожены! Дело в том, что запасных створок у нас нет, и если входной портал не закрывать плотно – верхний уровень весь выстудится до ноля за пару суток! И там нельзя будет работать!
– Как там с обходным тоннелем? – Жизель уже взяла себя в руки, и смотрела на двух растерянных женщин с открытым презрением – они должны понимать, что в отсутствие своего начальства несут полную ответственность за свои участки. И работу.
– Через пару часов закончат.
– Хорошо. – впервые с момента, когда её сообщили, что единственное достояние их Социума, последний выживший узник Андропризона – сбежал, да ещё прихватив практически всё руководство поселения, Жизель почувствовала что-то вроде удовлетворения.
Не-ет, никуда вы, голубчики, не денетесь! Пусть и прошло с момента побега уже… – она кинула взгляд на механические наручные часы: роскошь, оставшаяся ей в наследство от предшественницы! – восемь часов, выхода наружу из базы «Новая Швабия», если верить отчётам двухлетней давности, составленным второй экспедицией, направленной туда, не имеется! То есть: мышки – в ловушке! Впрочем…
Впрочем – с ними – мужчина!
А это значит, что если там есть-таки эти самые скрытые потайные выходы – он их, скорее всего, найдёт. Потому что ни у кого нет столько воли к свободе, хитрости, и технологических знаний, как у этого Андрея! Работавшего до того, как поймали, главным инженером на строительстве метрополитена. То есть – профи!
Так что расслабляться рано. Хотя…
Она не жалела, что отправила обратно к кораблю, так, на всякий случай, единственный снегоходный джип, доставивший её сюда. И приказала приплывшим вместе с ней девственницам сидеть пока под охраной там, на корабле. Против них – мужчина! Может, на самом деле он никуда не «скрылся», а коварно ждёт где-то поблизости. Чтоб захватить этот самый джип. А затем – и корабль!
А уж если он его захватит…
Обратно чёрта с два отдаст!!!
Вот и надо максимально усложнить ему эту задачу.
Ну а пока… Продолжим допрос:
– Перечислите ещё раз всё, что пропало со складов! И сделайте, наконец, рукописную опись!
– Да, ваше Превосходительство! Сделаю. А пока – вот то, недостачу чего кладовщицы определили точно. Пятьсот банок тушёнки. Сто – консервированных свежих овощей. Три ящика галетных печений. Три ящика сгущённого молока. Два мешка кускового шоколада. Две плитки газовых, и четыре баллона с пропаном к ним. Бухта альпинистского троса, двести метров, и два отпорных крюка. Лопата. Два лома. Кирка. Палатка на четыре человека. Пять спальных мешков. Пять парок. Пять налобных фонарей с пятнадцатью запасными аккумуляторами. Десять комплектов нижнего утеплённого белья. Два карабина универсальных и два ящика патронов к ним…
– Проклятье! – прервав длинный список, Жизель поймала себя на том, что кулаки лежащих перед ней рук снова сжались – так, что побелела кожа на костяшках пальцев, – Как?! Как они смогли всё это проделать у вас под носом?! Ведь такое количество барахла не вынесешь так просто – за один день?! Идиоту же понятно – что они всё продумали, и готовили побег не один день?! Куда смотрели операторы в диспетчерской?!
– Осмелюсь доложить, Ваше Превосходительство, они смотрели в чёрные и пустые экраны мониторов. Координатор Анна Болейн приказала отключить все внутренние камеры, и произвести их профилактику! А занималась этим группа под руководством Жаклин Бьорк. Той самой, которая тоже… Исчезла! А охрана объекта производилась под руководством лейтенанта Крамер. А мы большую часть времени занимались, согласно приказа лейтенанта, инвентаризацией склада с обмундированием – поэтому и не видели, как из арсенала забрали карабины и патроны!
– Ладно, мысль понятна… – Жаклин откинулась на спинку жёсткого стула, – Составьте полный список. Я хочу знать всё! Пишите о пропаже даже пары болтов и гвоздей!
Но главное – мне нужно знать, на какое время им хватит еды!..
Странное шевеление в боковой стене ледового тоннеля шириной и высотой три метра, по которому они двигались уже часа четыре, Андрей заметил только потому, что единственный из всех не одел чёрные защитные очки. Да и то: блеск льда пола и стен в лучах его мощного налобного фонаря оказался вовсе не настолько ослепляющим, как казалось женщинам.
Он мгновенно остановился, и даже подался назад, заорав своим:
– Назад! Выпрячься из упряжи, и отойти на двадцать шагов назад! Всем! Кроме Магды. Магда! Карабин наизготовку – и ко мне!
Он не оглядывался, боясь упустить что-то из происходившего в правой боковой стене, откуда то показывалось, то скрывалось нечто, похожее на чудовищно увеличенного земляного червяка! Карабин он держал уже вскинутым к плечу, но пока не стрелял.
Позади послышался шум перестановок, и чей-то топот. И вот уже плечом к плечу с ним стоит Магда: а молодец! Быстро сориентировалась, и не боится! Ну, вроде.
Хотя по сдержанному частому дыханию слышно, что всё же чуть запыхалась!
Он перешёл на шёпот:
– Вижу в стене – странных червей. Гигантских! И их норы… Что это может быть?
– А-а, ледяные черви! – по тону, наигранно-беспечному, можно было подумать, что Магда чуть не каждый день сталкивается и воюет с бело-серыми созданиями, в диаметре, как видел Андрей, достигавших с его ногу у бедра, – Они охотятся стаей! И убить их из карабина, пулями – очень трудно! Мы ведь до сих пор не знаем, где у них – сердце! А мозгов у них, по-моему, вообще нет! А пасть у них – запросто ногу откусывают!
Так что всех нам всё равно убить не удастся! Как и справиться.
Нужно уходить. Возвращаться.
Андрей фыркнул:
– Назад нам пути нет, Магда, сердце ты моё. Меня там – трахнут, вас – деклассируют… И, скорее всего, посадят до конца жизни. Так что – закидывай-ка ты карабин за спину, и бери вон тот топор. А я возьму – вот этот. – отлично наточенные пожарные топоры лежали в мешке, положенном на передке вторых саней, тех, что везла Анна, сейчас стоявшая с остальными женщинами, сбившимися в кучку в двадцати шагах за их спинами.
Первого червя, высунувшего наконец из чёрной норы своё туловище на пару метров, Андрей встретил самым сильным ударом, на который был способен! А поскольку стоял он в это время у самой стены, прижавшись к ней спиной, а бил – прямо у кромки норы, её нижняя часть не позволила упругому телу твари спружинить или отодвинуться!
Туловище перерубилось, правда, не до конца. Но надрубленная головная часть, оставшаяся висеть отвратительным ошмётком, цапнуть Андрея огромными зубищами, располагавшимися по кругу на верхней и нижней челюсти безглазого переднего отростка, не успела! Заодно Андрей понял, что особо рассматривать в этих чудищах нечего: действительно: белый червяк, с гладким, и словно смазанными маслом, телом, и абсолютно не отличающимся по толщине вдоль всей длины, туловищем!
Второе отверстие, через которое полезла вторая тварь, «запечатала» Магда. Правда, у неё не хватило терпения дождаться, пока вылезет кусок твари побольше, и головную часть она не отрубила, зато заставила монстра очень даже быстро втянуться назад – в одну из двух нор, откуда твари и вылезали! Андрей, понимая, что отсрочили нападение они ненадолго, заорал:
– Быстро! Впрягайтесь обратно! И тяните, как будто за вами черти гонятся!
Сам он поспешил подать пример, с рычанием сдёрнув с места чуть примёрзшие было полозья, и погнал туда, где подозрительных отверстий и шевеления заметно не было! Однако отъехав на сотню шагов, он бросил сани – докатываться по инерции, и что было сил ринулся назад!
И вовремя!
Вытолкнув наружу почти десятиметровый обрубок первого монстра, наружу лезли, окружив ругавшуюся матом, и отмахивавшуюся топором Магду, с десяток чёртовых червей! Он успел вовремя: выстрелами отвлёк внимание тварей от женщины. После того, как кончились патроны в обойме, схватился снова за топор: пусть отрубить удалось и не все головы, но, очевидно, мозги в головах оставшихся червей-таки имелись: перед превосходящими силами противника, да ещё обладающего огнестрельным и рубящим оружием, твари отступили, скаля в злобном оскале раззявленные пасти, куда спокойно влез бы небольшой, или даже – большой кот, поспешили отползти дальше по тоннелю. Назад. В сторону Андропризона.
Андрей прохрипел, задыхаясь от напряжения:
– Быстро! Отходим к нашим! Думаю, догонять не будут!
Вдвоём они быстро и легко погнали нарты Магды к дожидавшимся их на расстоянии ста шагов остальным. Магда, и до этого на него странно поглядывавшая, сказала:
– Если честно, не ждала. Что вернёшься.
– Что за глупости. Я ведь сказал, что отвечаю за вас. И ваши жизни.
– Вижу. Но… Всё равно – приятно. Что о тебе заботятся. Со мной такого… раньше никогда не случалось! Спасибо!
Андрей хотел ответить, что всё верно: нет же в этом обществе мужчин!
Но ответил по-другому:
– Всегда пожалуйста, Магда! Ну а кроме того, что это моя прямая обязанность, могу тебе сообщить и ещё кое-что.
Ты мне понравилась. Волевая, целеустремлённая. – он коротко глянул на неё, – А теперь знаю, что ещё и – храбрая! И – красивая! Фигура вообще, и бёдра в частности, у тебя – супер! Жаль, груди не вижу – её скрывает парка… Да и ладно – и так понятно – что – секси!
У нас будут отличные дети!
Даже в неверных отсветах, которые давали их налобные фонари, он увидел, что она густо покраснела.
Но ничего не ответила.
А он, собственно, в этом и не нуждался. И так знал, что те, кто пошли с ним – хотят, вот именно, детей.
Ну и секса, понятное дело!..
9. Третья жертва
Жизель перевернула страницу.
Заодно, поёрзав, поудобней устроилась на жёстком стуле, которым предпочитала, оказывается, пользоваться Анна Болейн. Глава Совета запоздало подумала, что решение разместиться в каюте бывшей Координаторши оказалось слишком поспешным.
Не имелось тут ничего, что хоть чем-то отличалось бы от спартанской простоты остальных кают Андропризона. Пустующих. Пусть и расположенных в блоке, предназначенном только для начальства. И если Жизель втайне надеялась, что сейчас найдёт что-то личное, индивидуальное, как в интерьере, так и в ящиках рабочего стола, то эти надежды тоже не оправдались.
Стены обеих комнат, что спальни, что рабочего кабинета, он же и – зал, не украшали никакие картины или фотографии, а в ящиках кроме ведомостей и книг учёта продуктов и запчастей, нашёлся только один интересный документ: дневник заключённого Андрея. Вероятно оставленный здесь – как раз для тех, кто стал бы обыскивать жилище Координаторши. Этакий плевок им в лицо: «Вот, дескать, посмотрите, что так привлекло меня в этом породистом и свихнувшемся на почве извращённого секса, самце!..»
Впрочем, внимательный осмотр толстой общей тетради на девяносто восемь листов, с потрескавшимся корешком, тоже кое-что сказал Жизель о её сбежавшей противнице и основной конкурентке за место главы Совета.
Первые десять страниц, посвящённые так называемому «введению», как его обозначил сам Андрей, и «лёгким» пыткам и последующей доставке в больницу первой, оставленной им в живых, жертвы, оказались зачитаны буквально до дыр. Страницы, и без того ломкие и затёртые, выделялись и когда Жизель взглянула на закрытую тетрадь в торец: края начальных страниц оказались почти чёрными. Явно их читали и перечитывали. Неоднократно.
А раз первую жертву этот садист отпустил, ситуация ясна: эта дура рассчитывает, что если она тоже – типа, покажет себя волевой, самодостаточной и мужественной, Андрей её не убьёт! А влюбится, и назначит «главной женой»! Тьфу!
Идиотка.
Ясно же, что этот беспринципный гад просто оказался в самом начале своей деятельности – морально не готов убивать! И сила духа первой жертвы, конечно, сыграла определённую роль… Как и то, что она наверняка понравилась ему – он и сам это признаёт… Но главное, что удержало его от убийства – нежелание копать яму!
То есть – банальная лень. Хотя…
Хотя вторую, и последующие жертвы он всё же зарыл. Пусть и на глубине двух с лишним метров, но собака легко нашла эти могилы, даже заасфальтированные сверху.
Но пока Глава Совета ожидает доклада о том, что группа с кирками и ломами пробьется из запасного выхода на другом уровне на самый верхний, откуда и убежали заговорщики, можно перечесть то, что она и сама перечитывала, пусть и в виде фотокопий, десятки раз. Ну а те породистые девственницы-самки, которых она должна была доставить сюда с корабля по решению Совета, пусть пока спят, едят, отдыхают…
И набираются сил и вожделения. Оставаясь в недосягаемости, на корабле!
До тех пор, пока этого идиота Андрея не обезоружат! И не доставят назад!
А в том, что его рано или поздно доставят, Жизель не сомневалась ни минуты: продуктов пятёрке беглецов хватит максимум на три-четыре месяца! После чего они и сами, на коленях, приползут и будут проситься пустить их назад – в лоно Цивилизации…
Но она всё же надеялась, что всех этих сучек и этого кобеля отловят, скрутят, и доставят сюда куда раньше! Она уже отправила на большую землю свой рапорт и просьбу прислать батальон горных егерей. Для отлично подготовленных и экипированных профи проникнуть на любой объект и нейтрализовать любую оборону проблемы не составит!
Так, где это она остановилась? А-а, да: на третьей женщине…
«…донёсти её оказалось потруднее, конечно. А уж вспотел – словно пробежал марафон! Думаю, весит дама минимум восемьдесят кило! А ведь по виду никогда не скажешь: и талия на месте, и грудь не более третьего размера. Вот только таз. Да, бёдра, пожалуй, грузноваты. И ляжки толстоваты.
А хорошие, стало быть, у девушки зубы – отожрала солидную задницу!
Наконец, когда запер дверь и положил свою бесчувственную ношу как обычно на матрац на полу, смог выдохнуть с облегчением: ну вот. Материал доставлен! Посмотрим, понравится ли мне «обрабатывать» Большую Женщину! Хотя, надеюсь, конечно – что понравится! Иначе не стал бы и заморачиваться…
Начал традиционно: снял с неё всю одежду. Неплохо. Хотя складок – спасательных кругов, оказывается, достаточно. Это их Грация скрывала. С которой пришлось и повозиться, расстёгивая чёртовы кнопки. Хорошо: оставлю эту штуку на память. Впрочем, нет: во-первых – улика, а во-вторых я так и в фетишиста превращусь незаметно…
Теперь натянул, не без усилий и хлопот, на неё – облегающий плотно комбез для аэробики, телесного цвета. Возиться пришлось минут десять, хотя взял сразу самый большой размер из всех, что у меня имелись, запасённые! Так. Теперь сверху, прямо на комбез – трусики-стринги. (Немного комично, конечно, они на её-то заднице смотрелись!) Привязал большие пальчики ног к кольцам в полу. Руки связал за спиной, привязал и к верёвке, свешивавшейся с потолочного блока… Сразу перенёс другой конец верёвки – на лебёдку. Пока – не натягивал. Отошёл как всегда в свой «кухонный» угол, присел. Э-э, нет. Переодену-ка я пропотевшую насквозь майку: дело-то – зимой! Не простыть бы!
К тому моменту, как закончил, и поел бутербродов, она и очухалась.
Завозилась, закряхтела, застонала. И даже ругаться начала.
Ну, запись-то я включил заранее – чтоб не облажаться, как со второй дамой. Ну а те минуты, пока она была без сознания, потом просто вырежу при монтаже. Я люблю, чтоб материал был смонтирован чётко, без пауз и «холостых» мест. Встаю, подхожу.
– Эй, кто тут?! Немедленно развяжи меня! Быстро, ты, козёл! Вот ведь долбо…б! Быстро: развязал, говорю! И отпустил! Иначе у тебя будут большие неприятности!
Ну, документики-то её я посмотрел. Содержимое сумочки, как всегда, вывалил ещё до импровизированного ужина прямо на свой стол. Числится она главным бухгалтером какой-то там навороченной фирмы. Есть даже с десяток вычурно оформленных визиток. Елена Константиновна, туды её в качель.
Судя по всему, состоит ещё и в должности любовницы Босса – с её-то телесами и пикантно-вызывающим нижним бельём это вполне читаемо. И нормально. А поскольку обручального кольца, где ему положено быть – не имеется, зато пальцы на обеих руках украшают перстни с брюликами – дама явно купается в «материальных благах»! Значит, точно – содержанка! Впрочем, может, и не своего босса, а ещё какого-нибудь олигарха. На помощь и поддержку которого сейчас и рассчитывает.
А зря.
Судьба её, можно сказать, предопределена, потому что яму-то я уже выкопал!
Даю ей поругаться и поугрожать в своё удовольствие. Сам стою прямо перед её головой, помалкиваю. Стараюсь только как конь не ржать. Ну, и не пинать её в рёбра.
Минут через пять дама истощила словарный запас: стала повторяться по третьему кругу! Ну, значит, ничего интересного мне на «здоровую голову» уже не скажет.
Ладно. Послушаем теперь, что она скажет на голову больную.
Отхожу к лебёдке, начинаю как всегда неторопливо подтягивать кверху её связанные ручки. О! Матерится! Иногда. А чаще – воет и орёт! Когда вынуждена поднимать с пола своё грузное тело вслед за руками. Чтоб не так больно было им…
Ну, я мальчик жестокосердный и принципиальный. Хотя и справедливый: с чего бы это ей должно достаться меньше, чем моим Аминочке и Наташеньке?!
Определять момент, когда нужно остановиться, я научился неплохо. Вот и сейчас – остановился, когда пальчики ног чуть-чуть касаются пола! То есть – она, при желании, может часть своего немаленького веса переносить на них!
Ну, когда она будет уже не в состоянии терпеть дикую боль в суставах плеч.
Беру теперь самую большую свою плеть. Убедился я на Наташеньке, что в «комбезах», то есть – эластичных облегающих трико, могу хлестать в полную силу: кожа не повреждается! А «проникновение» удара – куда как глубже! Равно как и синяки – больше.
Вот и приступаю. Вначале – один, и сильный, удар между ножек!
О-о, как она заголосила! Завыла, заёрзала!
Куда сразу и апломб, и презрение из голоса пропали!
Зато, как ни странно, сразу начались мольбы и униженные просьбы:
– Пожалуйста! Умоляю вас! Отпустите! Я, я… Никому ничего про вас не расскажу! Только не убивайте! Я сделаю всё, что захотите! Секс? Да пожалуйста: в каком хотите виде! Я и дам и возьму по-всякому! Только не бейте больше! И отпусти-ите!..
Слышу – зарыдала там, под платком, закрывающим её глазки.
А хорошо. Потому что этой – далеко до моей Аминочки. И даже Наташи. Та сломалась только после кипящего масла. А эта – сразу! И не прикидывается. Действительно: «пронял» её с одного удара! Или… Там у неё – реально самое «чувствительное» место?
Рабочий, так сказать, орган…
Ну, тем приятней!
Когда через полчаса закончил обрабатывать её тушу, на ней уж точно там, под эластичной синтетикой, живого места не осталось! Да я и прекратил только потому, что замолчала она наконец: потеряла сознание! Обвисла на канате. Но руки ещё держатся.
Что опять-таки странно. Тело-то – массивное. А физическими силовыми упражнениями она явно пренебрегает. То есть – не «качалка» с тренажёрами, а максимум – фитнесс. Да и то – не часто…
Однако мне в её проблемы физподготовки вникать недосуг. Подношу ей к носу бутылочку с нашатырём. Когда начинает снова кричать и стонать, приступаю ко второму этапу обработки: на этот раз – куском садового шланга! Стараюсь бить теперь в-основном по корпусу: по бокам! Если и отобью почки, или ещё какие внутренние органы – плевать! Зато шланг – это вам не плеть! Он и «проникает» глубже, и бьёт основательней! Но всё же – не так как палка, которая у меня припасена для третьего этапа…
А он наступил быстро: с утробным воем она сама дёрнула телом, повела этак плечами, и они вывернулись! Вот теперь она встала на полную ступню. А уж орала!..
Шалишь, малышка! Я тебе вхолостую стоять на полу не позволю!
Подтягиваю канат к противовесам. Для начала размещаю на моём конце сто кэгэ. Натянуто неплохо, но явно можно и побольше – так, как я люблю. Чтоб с «треском» всех напрягшихся мышц!
Так что добавляю ещё двадцать кило. Вот. То, что надо.
Растянуто её нехудое тело теперь – отлично!
Для начала – снова плеть! Теперь в-основном – по спине, которая до этого была почти недоступна. И по животику. Ух ты, как она дёргается! И подвывает: очевидно, рыдает там, под платком. Материться вообще завязала, а только иногда вякает что-то в духе: «Ну пожалуйста… Умоляю вас! Заклинаю всем святым, что у вас есть! У меня – дети!»
Откладываю плеть, беру шланг. Хорошо! Пронимает! Леночка моя Константиновна забыла, что она – «солидная дама», и извивается, и голосит – куда там какой свинье!
Чудесно! Нет, я точно – садист! Воин мой – аж звенит!..
Вот теперь беру палку – вернее, гибкий прут от ивы. Вымоченный в воде.
О-о! Восторг!!! Так у меня ещё никто не дёргался от ударов! Не говоря уж о – выл!
Когда понял, что-таки сломал пару нижних рёбер, остановился. Нет, не потому, что я такой добрый, а чисто по техническим причинам. Если сломанные концы рёбер проткнут лёгкие – она и сдохнет быстрее, и кровью мне тут всё ухаркает. А я убираться не люблю. Только вот после Аминочки моей ненаглядной мне подтирать было не западло.
Снимаю платок у неё с глаз. Пока недоумённо моргает, пытаясь сфокусировать взгляд, пшикаю ей в лицо снова из баллончика. Опустить обмякшкк тело на пол. Отвязать. Стянуть комбез. (Может, когда удастся похитить ещё такую… Плотную… Даму!) О! Прекрасно! Всё тело – словно один, сплошной и большой, кровоподтёк!
На станок перенёс с трудом – запыхался от усилий по «обработке».
Привязал. Ножки полненькие в промежности уж так притянул к столешнице!.. Да и плечи, и талию. Ручки закрепил понадёжней – пальчики этой собираюсь уж точно – обработать гвоздиками… Раскалёнными. Но пока…
Пусть очухается.
Очухалась. Сразу стонать и орать начала. Но больше не ругается. Подхожу, становлюсь перед её глядящей на меня промежности. Смотрит. Нет, не промежность, а Лена.
Ну смотри, смотри… Я же нашёл у тебя в сумочке очки. А они – минус. Как минимум – три. То есть ты вдали, на расстоянии больше метра – ни фига не видишь!
Дав насладиться рассматриванием моей фигуры и капюшона с прорезями для глаз на лице, спрашиваю:
– Ты как предпочитаешь? Чтоб я тебя вначале трахнул, а потом оприходовал по промежности плетью, или наоборот? Чтоб вначале оприходовал – а трахнул потом?
Вижу, долго не думает: соображает быстро!
– Вначале – трахнул! И, если можно – не один раз!
А умная. Понимает, что пока буду заниматься этим действом – пытать не смогу!
Да и ладно. Главное – это-то от меня не уйдёт!»
Андрей первым увидел пещеру. (Ну правильно! Шёл же впереди!)
Крикнул:
– Отряд, стой! Оставаться там! В тоннеле. Лейтенант Крамер. Остаётесь за старшую. Если увидите, что со мной что-то случилось – сами на выручку не бросайтесь! Пошлите для начала Элизабет. Она достаточно сильная и менее массивная. И сможет меня перетащить.
– Но Андрей! – это влезла Анна, – А если вас… Убьёт?!
– Ну, до этого, надеюсь, не дойдёт. Я не буду соваться, как идиот, напрямую в комплекс. Думаю, начну с осмотра периметра. А там, глядишь, и запасной вход найду.
– Но, может, лучше будет, если кто-то из нас пойдёт сразу – с вами? На всякий случай! Для подстраховки!
– Ну уж нет! Это будет меня невольно – отвлекать! Да и не сможет никто из вас двигаться абсолютно бесшумно… А мне сейчас нужно слышать малейший подозрительный звук. И направить всё своё внимание – как раз туда! На комплекс. И его ловушки!
Мысль понятна?
– Так точно, командир! – а молодец Магда. Теперь она, похоже, всеми потрохами – поддерживает его политику. Если эту штуку можно так назвать…
– Хорошо. Особенно внимательно смотрите всё же, и слушайте – назад! То есть – тоннель! Мы, конечно, «тылы» защитили, и подстраховали, и не ждём погони раньше, чем через сутки, но мало ли… Ну, я выдвигаюсь.
– Удачи, командир!
– Спасибо, Магда.
Андрей осторожно, сжимая в руке проверенное средство обороны – топор! – двинулся к чёрнеющей в примерно ста шагах впереди громаде: базе нацистов. Но – не напрямую! А как бы – заходя с фланга к видневшимся прямо в центре массивной высоченной стены, воротам. Идти старался так, чтоб не шуметь, и одновременно не пропустить момент, если под сапогом окажется предательская, проваливающаяся вниз, ловушка. Для этого он вначале слегка топал по месту, на которое собирался наступить, держа основной вес тела на другой ноге. Затем – топал сильней. И только когда со второго и третьего «топания» выяснял, что грунт, а, вернее, утоптанный снег – держит, и ничто не валится сверху, или не надвигается с боков, двигался дальше.
Это было, конечно, и муторно, и тяжко, и отнимало много времени, но работало.
Он нашёл целых две ловушки! На дне которых торчали в метре от поверхности острые зубья – стальные штыри. А боковые створки оказались утыканы тоже штырями – явно чем-то тёмным и опасным смазанные.
Первую ловушку Андрей обезвредил, мощными ударами выбив проржавевшие петли, вторую – просто завалив снятой с первой, створкой. Она отлично заклинила дверцы, даже позволив ничего в ней не трогать и не ломать. Да и правильно. Все эти ловушки помогут, если что, создать линию обороны против тех, кто сунется сюда, к ним…
Но вот он и у ворот!
«Трахать её начал с интересом. Но вскоре разочарованно вынул своего красноголового воина из её вздрагивающей куночки. Свинство!
Женщина не преувеличивала, когда говорила, что у неё – дети. Причём, по состоянию этой самой куночки можно прекрасно определить, что не меньше двоих! И рожала она их – сама. И оба были не меньше трёх-четырёх кило…
Потому что – словно в прорубь! То есть – никакого «плотного контакта»!
А я так не люблю.
Пришлось провести «предварительную подготовку».
А выразилась она в том, что нацепил я на неё «пояс невинности» – ну, вернее, просто кольцо, проходящее над бёдрами. Вставил в задний проход смазанный вазелином искусственный фаллос – самый большой из всех, что у меня имелся. Постарался вдвинуть – уж до упора! Теперь верёвками привязал его шуруп, ввинченный в задний торец – к кольцам, имеющимся по бокам «пояса». Ну вот. Теперь эта штука не вывалится, когда начну движения!
Дама всё это время орала благим матом, извивалась, если можно подёргивания в очень ограниченных пределах так назвать, проклинала меня, и честила на все корки! Потом вздумала упрекнуть:
– Ты же обещал, что вначале – трахнешь, а потом будешь бить!
– А я – и не бью! Я готовлю себе рабочее пространство для траханья!
На это она снова принялась ругаться.
Ну и ладно. Хотя… Отвлекает! И мешает работать.
Заткнул ей рот кляпом, да ещё подвязал платком. Вот теперь повернул на пару оборотов винт-расширитель. Представил себе, как там, в её заднем проходе, фаллос мой, доработанный так, как мне надо, увеличился в толщину на добрых пару сантиметров!
Уж она и завыла, и задёргалась! Но затем затихла, понимая, что лишние движения только причиняют больше боли, а толку от них – ноль!
Вот теперь я вставил и своё драгоценное хозяйство куда надо.
Ну вот: совсем другое дело!
Я знаю, что задний проход и куночку моей пухленькой кокеточки разделяет только тоненькая перегородочка. Мембрана. И теперь ощущения у меня будут совсем другие – так как выгнута в свободное пространство (То есть – в сторону вагины, сдавливая её и сжимая!) эта стеночка.
Отлично!!! Словно и правда – встречаюсь с девственницей!
Так что пусть себе воет и вопит – мне теперь куда как комфортней! И возбуждает – куда там настоящим девственницам! Ощущения – словно рука входит в тугую перчатку!
Просто чудо! И почему это я раньше не попробовал?!
А-а, да: потому что у Аминочки и так всё было – плотно и упруго, (Правда, после «обработки» плетью!) а у девственницы Натальи – так и вообще прекрасно!
Зато теперь могу консультировать старух и рожавших баб: как вернуть благосклонность мужа, и стимулировать его не искать на стороне «узеньких» щелей, а просто…
Грамотно использовать то, что под рукой!»
10. База
Свод пещеры над базой достигал в высоту добрых пятидесяти метров.
И он искрился, и отсвечивал в луче налобного фонаря. Андрей специально не делал его луч послабей: сейчас, когда от хорошего освещения зависит жизнь – экономить аккумулятор смысла нет. Тем более, что они запаслись этими самыми аккумуляторами. Но вот подзарядить использованные – пока негде. Потому что наверняка не сохранилось там, внутри, никаких источников электроэнергии. Всё-таки – пятьсот лет!..
Створки должны быть не заперты – во-всяком случае, так сказала Магда. Что они, позорно отступая, и унося раненных и убитых, не стали ничего запирать или запечатывать, а просто закрыли. Андрей подналёг. Выругался. Применил топор – чтоб поддеть нижнюю часть двери, и отодрать от пола примёрзшую кромку стальной створки. Это сработало: с треском дверь оторвалась от пола. И открылась теперь легко. Ну, сравнительно.
Распахнув створку, Андрей обнаружил на обратной стороне мощную щеколду: не меньше, чем из двадцатимиллиметровой стальной пластины, шириной с ладонь. Ого! Как же они её…
А-а, вот: сквозь щель между створками – ацетиленовой горелкой. А с другой стороны? Отлично! Запас у щеколды есть! Так что если что – запереться снова можно! До следующего раза. Только… Поможет, если снова не принесут горелку!
Внутри, естественно, оказалось темно – хоть глаз выколи. Но просовывание внутрь руки с фонариком показало только тамбур, и вторую дверь примерно в пяти шагах от первой. Логично. Чтоб не выпускать зря тепло из комплекса. Конечно, когда оно там есть. Антарктида, конечно – не космическая станция, но сходство, несомненно, имеется – и тут и там враждебная и агрессивная внешняя среда. Хотя…
Температуру здесь, в самой пещере, он оценил бы градусов в минус пять. Тепло. Ну, сравнительно. А вот в тоннеле было не выше минус двадцати…
Андрей махнул рукой своим. Те, аккуратно двигаясь по оставленным им через каждые десять шагов вешкам из консервных банок, потащили нарты к нему. На месте остались только сани самого Андрея – он приказал их не трогать. Да и то: они были самыми тяжёлыми, и дамы так и так не потянули бы их. Разве что – все вчетвером.
Впрочем, подумав, он двинулся и сам навстречу женщинам. На полпути они встретились. Андрей буркнул Анне, с перекошенным от натуги лицом возглавлявшей сейчас отряд:
– Ни в коем случае не сходите с тропы! И внутрь тамбура без меня – ни ногой!
– Поняла. – она пыхтела, как паровоз, – Не сойдём! И – не сунемся!
Андрей подумал, что работой на тренажёрах некоторые из его дам могли бы заниматься поплотней: потому что если б были потренированней, не пришлось бы сейчас так устать. Впрочем, Магда и Элизабет не выказывали признаков усталости. Хотя тащили, как каторжные, целых шесть часов. Что говорило и об отличной физической форме, и о выносливости. А если честно – Андрей не ждал, что они преодолеют двадцать с небольшим километров по ледяному тоннелю так быстро: за один фактически переход! С небольшими, буквально пятиминутными, остановками. Ну, и плюс остановка – на червей.
Но сейчас нужно расположиться внутри. И найти место, где можно согреться. И поесть. И переодеть промокшее насквозь нижнее бельё.
А для этого нужно хотя бы войти. О том, что может ожидать их там, за вторыми дверьми тамбура, он и думал, пока волочил, матерясь про себя, свои тяжеленные нарты к открытым воротам шлюза. Женщины уже ждали его. Снаружи. Он сказал:
– Магда. Расскажи-ка подробней про бревно.
– Ну как – бревно… Собственно, оно только по виду – так выглядит. Но, по-моему, сварено из бочек. Металлических. Литров по двести. И снаружи всё утыкано острыми шипами – со стороны, которая была обращена к нам. В длину оно… ну, верней – в ширину: во всю ширину прохода. И с потолка сорвалось, когда, Ванесса, моя заместительница на тот момент, наступила, как я сейчас думаю, на какую-то панель в полу.
– Понятно. Вы… Оставили его в том положении, как оно… Сорвалось?
– Ну да. Так оно, наверное, и висит. Потому что двое были убиты на месте, и ещё одна умерла через полчаса. Ту женщину, что оказалась ранена не сильно, а только получила сильный удар, удалось спасти. Но на обратную дорогу тогда у нас ушло пять часов: мы выкинули с нарт всё лишнее, и везли только людей! Бежали изо всех сил!
– Я так понимаю, что лишнее – это продукты, инструменты, и прочее очень полезное снаряжение?
– Да.
– И где же оно?
– Это я приказала позже приехать и забрать его. – Анна сейчас явно испытывала сожаление. Андрей сказал:
– Разумно. Добро не должно пропадать. Жаль только, что не оставили тогда вешек, по которым прошли к двери… Но довольно тянуть. Лезть внутрь всё равно придётся. Так что держитесь-ка вы пока снаружи, а мы с Элизабет попробуем взглянуть: вдруг там есть ещё какая-нибудь коварная фигня. То есть – ловушка.
– Ты что: вот так, с голыми руками, и полезешь?
Андрей повернулся к Магде. Похоже, девушка к нему… Прониклась. Но мешать…
– Нет. Я полезу во всеоружии, – он похлопал себя по груди, где проходил ремень от карабина, поправил пояс, где имелись ножны со здоровущим охотничьим ножом, и показал топор, зажатый в другой руке, – Но не думаю, что здесь остался кто-то, кто перезарядил чёртово бревно снова на потолок.
– Я не это имела в виду, – Магда нервно фыркнула, – А то, что наступать снова на пол так и так придётся. И чем ты планируешь защищаться от… Пассивных ловушек?
– А ничем. Поскольку надеюсь, что они закончились как раз – бревном. Да и вообще: нацисты были завзятыми прагматиками. И не стали бы оснащать свои жилые уровни и коридоры – лишними ловушками. Так ведь можно и своих людей, рассеянных или просто – забывчивых, потерять. Ну, пожелайте мне ни пуха.
– Чего?
– Что, трудно – просто сказать: «ни пуха ни пера»?
– Нет. Не трудно. Вот: ни пуха ни пера!
– К чёрту! – Андрей развернулся ко второй двери. Анна проворчала:
– Наверняка какой-нибудь дурацкий старинный мужской охотничий ритуал.
Андрей кивнул, не поворачиваясь:
– Точно! Точно. А что самое удивительное – помогает!
Ритуал там, или не ритуал – а действительно помогло.
Бревно, закреплённое до этого в пазах на потолке с помощью длинных стальных штанг, так и висело на высоте около метра над полом. От дверного проёма его отделяло не более двух шагов. Хорошо придумано. Створки, открывавшиеся внутрь тамбура, его движению наверняка не мешали. Передняя сторона ловушки оказалась сплошь усеяна острыми стальными же штырями: куда там какому дикобразу! Некоторые острия всё ещё были покрыты чем-то чёрным: кровь!
Подойдя, Андрей попробовал покачать бревно. Ого! Весило оно не меньше полутоны: наверняка в бочках была налита вода! Сейчас, понятное дело, превратившаяся в лёд, но от этого в весе уж точно не потерявшая…
На потолке имелась и толстая щель, куда раньше это бревно крепилось, снаружи ещё и заклеенная чем-то вроде тонкой бумаги: её неряшливые обрывки свисали сверху, придавая зрелищу пугающий вид: словно они входят в пещеру людоеда из сказки…
Вот почему «девочки» вошли так храбро: не увидели!..
Андрей пролез под бревно, стараясь не касаться штырей длиной в ладонь. Топором принялся постукивать по полу, покрытому тонким искрящимся в свете его прожектора, инеем. Нашёл быстро: ага, вот она «спусковая» панель!
Сидя на корточках, он что было сил трахнул по ней топором.
Ничего.
Логично: бревно-то уже – сработало.
Стало быть, если есть ещё какие «сюрпризы», сработают от каких-то других спусковых устройств. И вряд ли это будут панели в полу. Но подстраховаться не помешает.
Ругаясь про себя и вслух, он так же, на корточках, двинулся по коридору вперёд, ударяя по полу топором, и считывая надписи на стенах, сделанные чёрной краской, по-немецки: «Секция 34», «Секция 33»…
Комнаты за дверями, имевшимися в боковых стенах, он даже не трогал. Как и не пытался изучить поперечные коридоры, попадавшиеся каждые двадцать шагов: успеется. А пока им нужно добраться до местного КП. Или – командного пункта. И осмотреться там. Может, найдётся чего полезного. Типа – каких «источников энергии».
Или хотя бы – переносная печка! Хорошо бы – с дровами…
«…Сразу после того, как всё закончилось, и фейерверк наслаждения перестал искриться у меня в мозгу, и я вынул своего верного воина, и откинулся от её вздрагивающего тела, понял я, что устал. С непривычки-то, хе-хе…
Ослабил натяжение на канатах, раздвигающих её ножки. Но не намного – так, килограмм на десять. Залил ей в задыхающийся и хрипящий ротик солёной водички из баклажки. Выделываться она не стала – жадно выпила столько, сколько я ей наливал в рот. Даже не обратила внимания, бедняжка, что водичка-то… Солоноватая.
А может, и обратила. Но в её положении особо выбирать не приходится.
Ладно. Попозже дам ей воды ещё – нужно, чтоб почки и прочие органы разнесли соль по всей пищеварительно-кишечной системе. А пока…
Подкатил я к её изголовью плитку на столике (Вот! Додумался, что таскать в руках – не годится!), на колёсах, установил на тормозах. Газовая труба у меня гибкая, отлично армированная, и ничего не пропускает. Прибавил я газку, проконтролировал, чтоб уж раскалились – до красна! Взял первый гвоздь.
Гвозди у меня тоже подготовленные: тридцатки – то есть, диаметром полтора миллиметра, и длиной тридцать. С откушенными заранее головками – чтоб не мешали друг другу, и чтоб вставить их туда, под изящно накрашенные ноготки, можно было побольше. Как я прикинул – под каждый должно помещаться не меньше пяти!
Вот когда первый раскалился почти добела, я и показал ей, подержав прямо перед лицом, сантиметрах в тридцати. Уж можете не сомневаться – разглядела. Опасность оценила. Стала снова дёргаться. Выть. Да только с вывернутыми суставами и зафиксированными намертво локтями, кистями, пальчиками, и головкой не больно-то подёргаешься.
Ну а выть-то – сколько душеньке угодно! Для этого в том числе и поил…
Раскалил я чуть приостывший гвоздь снова, да загнал его прямо под ноготь мизинца. Блеск! Затем – безымянного. О-о!.. Среднего. И так – до большого…
Ах, какая божественная музыка – эти завывания и истошные вопли!..
Но очень скоро, буквально через три гвоздя, эта зар-раза снова потеряла сознание.
Пока сидел рядом с ней, снова рассмотрел как следует. Лицо – осунулось, посерело… Под глазами и вокруг – морщины. А ещё меня поразил странный факт: волосы, до этого чёрные, как вороново крыло, даже с этаким сиреневым отливом, стали какими-то тусклыми. И словно обесцветились. Я подумал, что, похоже, эта коза и правда – седеет.
Недаром же говорят, что от сильных стрессов, душевных переживаний, и мучений – нравственных, или (как в её случае) физических, люди седеют буквально за одну ночь. Или, как в нашем с ней случае – за каких-то четыре часа. Правда, она ещё не совсем белая. И вряд ли успеет побелеть за оставшиеся ей пару часов… Ну, или это – просто краска.
Не даёт ей, вот именно, поседеть так, как положено.
Да и плевать. Что мне – цвет её волос?!
Я же не собираюсь и правда – отпускать её!
Очухалась через десять минут – мне надоело ждать, и я снова дал ей нашатыря.
Теперь она не ругалась, и не проклинала меня и всех моих родных и близких, и даже униженно поумолять не пробовала – похоже, на лишний трёп попросту не осталось сил. Зато, когда снова приступил, кричала вполне. Возбуждающе.
Поэтому, когда я закончил с ногтями обеих рук, загнав туда все подготовленные пятьдесят гвоздей, воспользовался новым Дюрексом. Растяжку ножек только сделал снова получше – добавил на противовесы ещё по пятьдесят кило.
Вы не поверите, но моё проникновение снова в её куночку прошло, если так можно выразиться, незамеченным ею. Но она очень «оживлялась», стоило пошерудить рукояткой плётки по её пальцам – особенно там, где торчали наружу пятимиллиметровые кончики гвоздей. Вот так я её и трахал: одной рукой шерудил, а второй придерживался за многострадальную, но всё равно пикантную ляжку. Руки иногда менял.
Второй раз всё у меня прошло как надо – засёк: двадцать одна минута, и какая! Ощущения – не передать! Восторг! Ф-фу-у…
На этот раз отдыхал уже я. Посидел, повздыхал.
Всему прекрасному к сожалению, приходит конец. Вот и сейчас, чтоб уж докончить с плетью, пообрабатывал я её промежность ещё минут десять – но уж теперь вкладывал в удары всю силу, и не старался сделать так, чтоб плеть не стаскивала кожу с плоти…
Всё под станком и на его кромке теперь было покрыто потёками крови.
И в подвале воняло теперь не только потом и аммиаком – признаком страха, но и отвратным медным запахом – кровь пахнет неприятно. Ладно, в следующий раз что-нибудь придумаю, чтоб её не натекало. Ну, или натекало хотя бы поменьше, а не буквально литрами. Например: можно комбез не снимать, а сделать там, где задний проход и куночка – отверстие. Обшить только его зигзагом по краям, чтоб не расползалось…
Ладно, внятной и адекватной реакции уже вряд ли можно ожидать от этого истерзанного и почти беспамятного тупого тела. А вернее – туши. Только сейчас понял я, что больше связываться с такими крупными дамами – не хочу!
Пора и заканчивать. Но не задушишь же её в самом деле? Скучно и неинтересно.
Да и вообще я заметил после последнего «приезда» – что как бы…
Пресытился.
Хватит теперь воспоминаний – надолго!
Значит – просто убью.
Первый контакт вставил в эту самую куночку – есть у меня железный штырь, примерно пятидесятка, закруглённый на конце для лучшего, так сказать, проникновения. Вошёл он плотно, (Ещё бы – когда всё так опухло и раздулось!) и глубоко – на все двадцать сантиметров. (Именно до такой глубины я её «псевдодевственное» лоно во время второго захода постепенно и растянул!) Второй контакт я, не мудрствуя лукаво, присоединил к губе. Верхней. Для этого просто продел сквозь неё пять заострённых медных оголённых проволочек – тоже двоек, да соединил в пучок вторым оголённым проводом, идущим от трансформатора.
После чего осталось только подключить оба провода к клеммам, да проверить, есть ли ток.
Ток имелся.
Выгнутое в дугу тело, казалось, не смогут удержать даже мои фиксирующие проволоки, ремни и верёвки! Однако впечатление это оказалось ложным: всё прекрасно выдержало. Ни кожа не порвалась, ни крепления не лопнули. Потому что когда через десять секунд убрал напряжение, всё оказалось в порядке. Кроме неё, разумеется.
Нет, она ещё дышала, часто-часто, словно загнанная собака, но взгляд… Уже не фиксировался. И я понял, что девушка отправилась-таки. В царство грёз и сновидений.
И дальнейшие мои действия по повышению, так сказать, ставок, будут лишь бессмысленной потерей времени. Да и то: получил я от неё, пусть и глупенькой, и безвольно-плаксивой, и толстой – всё, что хотел!..
Но я всё равно включил ей на полную, и отключил через минуту – по часам.
Дышит. Причём – как паровоз! Вот живучая попалась, чертовка. Правда, я слышал, что когда в первый раз испытывали электрический стул в Штатах, на первого заключённого по неопытности потратили три захода, и почти час – а он всё держался.
Пока кипящий мозг из ушей не потёк.
Ну, там-то не догадались дать жертве соляной раствор. И не пытали предварительно моими способами…
«Моя» же жертва умерла только после третьего раза. Да и то – пришлось держать целых пятнадцать минут – как только пробки не сгорели. (А не сгорели потому, что я уж побеспокоился поставить заранее двадцатипятиамперный пакетник!)
Проверил пульс – нету его. Приподнял веко – всё точно. Чёрный, как омут, зрачок расширен во всю радужку. Готова. Или добить – ножом в сердце?.. Нет, думаю – это уж лишнее. Да и я – не член зондер-команды эсэс…
Отсоединяю от контактов. Вытаскиваю штырь из куночки, а фаллоимитатор – из заднего прохода. Пришлось повынуть и все гвозди из-под ногтей: они мне ещё наверняка пригодятся! Провозился минут пятнадцать. Но заодно и отдохнул. И успокоился.
И уверился, что – готова.
Протаскивал её назад, по тоннелю и гаражу, с некоторым сожалением. Мало, мало… В-смысле, секса. Да и ощущений.
Со следующей жертвой надо не тянуть, а трахать её сразу – чтоб кончить хотя бы три раза. А так… Придётся остальную «неудовлетворённость» добирать привычным способом – то есть, левой. А потом и правой. Вспоминая…
Закопал в приготовленной яме во дворе – и её и всё её барахло, включая и мобильник и его аккумулятор. Благо, почти трёхметровую узкую яму озаботился вырыть заранее. Словно знал, что буду полностью вымотан и обессилен. И «разгулом страстей», и чисто физически.
Ладно. Теперь остаётся только записать всё в дневник по свежим, так сказать, следам. Да позже перечитать. Да перечитывать ещё неоднократно.
Да видео просматривать. Думать. Изобретать новые варианты. «Воздействия».
Ввести в процесс коррективы и дополнения.
Да облизываться, предвкушая и намечая, какими способами я буду следующую…»
Жизель отложила чёртову тетрадь в сторону.
Сволочь.
Хорошо пишет. Пропал в нём отменный журналист. Ну, или писатель.
Уж так смачно описывает – прямо всё это представляешь так, словно это – происходит на самом деле. С ней!!!
Потому что с несчастной жертвой себя невольно – отождествляешь!
И, как ни странно, теперь она куда лучше понимает тех дур, что решились на побег. С ним. Наверняка и правда: каждая из них глубоко в душе – махровая мазохистка! И мечтает о «незабываемых ощущениях»! Но.
Разумеется – не до смерти!..
А только – до «фейерверка наслаждения»!
11. Погоня… В обратную сторону!
До КП он дошёл буквально за пятнадцать минут.
Правда, для этого пришлось подняться на второй этаж из центрального зала – довольно большого пустого помещения, где сходились четыре толстых коридора. В двух противолежащих стенах имелись лестничные пролёты. Уводившие – один вверх, другой – вниз. Андрея так и повело вверх, хотя он плохо понимал надписи над стрелками по-немецки, указывающих какие-то явно важные помещения.
И вот он – в командном пункте. Во-всяком случае, тут имелась огромная надпись на стене чёрной краской: «das Objekt 211». А ниже поясняющее название: «Neues Berlin».
Ах, вот как. Объект, стало быть, 211. Под названием «Новый Берлин». А не какая не «Новая Швабия» (Ну правильно: так называлась посудина, которая немцев сюда привезла…).
Имелись в помещении многочисленные, покрытые слоем пыли чуть не в палец толщиной, столы и пульты по периметру, и даже мониторы… Примитивные, разумеется, чуть ли не – ламповые, и сейчас чёрными мёртвыми глазами-экранами пялящиеся на пришельца.
Надо же. Дошёл, значит, прогресс до даже – нацистов. Что говорит о том, что позаимствовали они после окончания второй-то Мировой у чёртовых америкосов – телевидение… А, может, и ещё чего.
Ловушек, расставленных здесь, Андрей не ждал. Не будут же боссы Базы ежеминутно рисковать находящимся здесь, явно немалочисленным, персоналом, только для того, чтобы сделать какашку тем, кто может эту Базу захватить… Или вторгнуться.
Над Центральным пультом, где имелся самый большой стол, уставленный огромным количеством техники, имелись четыре больших схемы. Выполненные, похоже, на тонких листах жести, чёрной краской. Планы. Четырёх, насколько Андрей понял, Уровней Базы. Отлично! Всё, как положено у немцев: педантично и чётко! И даже надписи сохранились. Хотя …рена ли в них толку: ни он, ни его женщины по-немецки – не…
Значит – только чертежи: благо, схемы вполне внятные.
База имеет форму обычного параллелепипеда. Вытянутого по оси север-юг. Два этажа – надземные. Остальные два – подвалы. А это что?
Ух ты. Тоннель. Ведущий… К причалу. Для подводных лодок, что ли?..
Но с этим можно разобраться и потом. А пока – вот. Четыре входа. На поверхности земли. И у каждого – странные знаки: условные обозначения. И – надписи. Ясен пень – на немецком. К своему стыду Андрей вообще ничего по-немецки не помнил, но по рисункам и без этого всё понял: активированные ловушки и средства пассивной обороны!
Значит, при пользовании остальными входами-выходами нужно быть максимально бдительными… Ну, а тот, через который они попали внутрь, уже проверен.
Первой экспедицией.
А сейчас – им. Лично. Повезло, что всё же оказался прав: ловушки или закончились, или от времени посдыхали…
Обратно по самому первому коридору он шёл уже спокойно. Не скрываясь, и не пытаясь спровоцировать никакие сенсоры ловушек или охранных систем.
Раз нет электричества – нет и «охранных систем»! И, стало быть, они с девочками могут спокойно входить и располагаться. Ну, почти спокойно. Кое-что всё же следует использовать с известной осторожностью. Например – те же туалеты… Или – лестницы. Те, что из металла. Ведь пятьсот лет – это – пятьсот лет. Многое могло попросту сгнить и проржаветь. Не дай Бог – просядет, или подломится. Ищи тогда неосторожную подругу где-то на нижнем уровне! Может, ещё и с переломом…
Девочки, выполняя его приказ, томились в тамбуре. Судя по их разгорячённым лицам и сердитым выражениям на них – успели перецапаться. Андрей нахмурился. Попытался придать себе грозный и авторитетный вид. Сказал:
– Приказ по гарнизону. Отставить внутренние разборки и склоки до лучших времён. Мы сейчас – одна команда! И должны не ругаться из-за всякой …ерни или ерунды, а – поддерживать и страховать друг друга! От слаженности наших действий – без дураков! – зависит наша жизнь! И хотя ловушек лично мне не попалось, это не гарантирует, что их тут и вовсе нет! Но пока – наиболее опасные места – на входах в Базу. Как мне кажется, если я правильно понял схемы, которые они любезно оставили для таких, как мы, на КП – входов всего четыре. Ну, или пять – если считать подводный тоннель к пирсу.
– Какому ещё пирсу?
– Какой ещё «подводный» тоннель?!
– Сами увидите. Ну а сейчас – взялись за постромки, и тянем! Наша задача – доставить наше добро в зал под КП. Оттуда перенести наверх, в комнату, или комнаты, которые выберем для жилья – будет уже полегче! Весь верхний этаж – сплошные комнаты. Или – квартиры. Для руководства и рядового состава. Видать, там, наверху, собиралось всё тепло из этого комплекса. Идти желательно всё же осторожно – по моим следам.
Вопросы?
Вопросов не последовало, и Андрей поспешил захлопнуть понадёжней наружные двери, и задвинуть в проушины оставшийся кусок стальной щеколды. Ну вот. По-крайней мере – на десяток минут, пока снаружи снова не разрежут ацетиленовой горелкой – хватит. А если автоген не принесут – так и вообще – фиг пробьются!
Ну, в этот вход…
Оранха Санчес снова не без злости посмотрела на своих девочек. Подчинённых. Ну разве это – боевой отряд?!
Сборище трусих и идиоток!
– Отставить панику, я сказала! – она повысила голос, так, что тоннель наполнился гулким эхом, и с потолка посыпались мелкие крошки льда и иней, – У вас – карабины! Мне что, каждой нужно показывать, как ими пользоваться?! Чему же вас в учебке учили три года?! Ну-ка, приказываю! Взять на изготовку, и стрелять! Без дополнительной команды, по готовности! Надеюсь, не надо указывать, куда? Вернее – в кого?
– Госпожа старший сержант! – это влезла Василина Мохорич, её ближайшая подчинённая и подруга, – Разрешите вопрос?
– Разрешаю! – а не разрешишь, так потом скажут, что она пытается управлять чисто волюнтаристскими методами, и никогда никого не слушает, хоть бы ей говорили дело!
– Куда прикажете целиться?! Глаз нет! Сердце где находится – мы не знаем, а туловище, оно… Метров, наверное, пятнадцать! И по толщине – везде одинаковое!
– Хм-м… Вопрос в тему. – Оранха криво усмехнулась. Но нашлась быстро, – Приказываю: целиться в передний метр туловища! Может, глаз и нет, но там, спереди, точно должны быть какие-нибудь… э-э… Сенсоры! Хотя бы ноздри!
– Так точно, приказ поняли! – Василина повернулась к стоявшим позади: к сжавшейся в кучку «грозной» армии, посланной в погоню за беглецами, – Всем понятно? Рассредоточиться по всей ширине тоннеля, друг другу целиться не мешать! Огонь!
Сама Василина и с ней и Оранха поспешили отойти за спины подчинённых, думая, что слишком их мало… С другой стороны – кого ещё Жизель могла бы послать в эту миссию?! Вот именно: двадцать одна женщина среднего и младшего возраста – вот и всё, чем сейчас их гарнизон и располагает! Два отделения… И они даже не оставили никого для охраны Андропризона!
С другой стороны, действительно – от кого его охранять?
А если копнуть ещё глубже – от кого они его и до этого «охраняли»?!..
От медведей? Или пингвинов?.. Так не заходят вглубь континента ни те, ни другие. Ну правильно: они же умные! Понимают, что пищи тут нет…
И вот два отделения, рассредоточившись по всей ширине тоннеля, действительно принялись палить в приближающихся червей. Наполнив узкое и гулкое пространство дикой какофонией, бьющей по ушам, даже прикрытым капюшонами парок. Не сказать, чтоб это оказалось особо эффективно – черви всё равно приближались. Только, может, чуть помедленней, чем раньше, да иногда вскидывая и извивая червеобразные чудовищные тела. Когда противник приблизился на десять шагов, Оранха решила лишний раз не рисковать:
– Прекратить стрельбу! Отбой! Да хватит, говорю, стрелять! – ей пришлось перекрикивать нестройные залпы: все палили действительно так, как считали нужным, делая краткие остановки только для того, чтоб перезарядить, – Отходим! Бегом!
– А нарты? – только и успела спросить Василина, уже бежавшая в первых рядах назад, по тоннелю.
Отлично понимая, что никто в таких условиях не бросит кучу продуктов и полезных вещей, собранных, как говорится, по сусекам, Оранха поспешила поправиться:
– Эвенпул! Китано! Первые нарты! Быстро развернуть, и – бегом к Андропризону! Андерсон, Павлова! Вторые нарты! Приказываю: не останавливаться, пока не доберётесь до входного тамбура!
Глядя, с каким энтузиазмом названные рядовые кинулись назад, к спасительной твердыне монументального надёжного сооружения, в надежде укрыться от неведомой напасти за его крепкими бетонными стенами, Оранха невольно вздохнула. Она и сама хотела – именно этого!
Оставить чёртову Базу нацистов в полное распоряжение этих с-сучек и этого козла, и спокойно сидеть у себя, в тепле и уюте (Ну, относительном!), и не рыпаться за пределы освоенного и обжитого пространства, во мрак, неизвестность, и лютый холод…
Но – приказ есть приказ!
Когда жалкие остатки отряда отошли на примерно пятьдесят шагов, Оранха скомандовала:
– Стой! Организуем ещё один огневой рубеж. Прямо здесь. Стрелять – только на поражение, и – только когда будете уверены, что попадёте! Меня бесит, когда патроны расходуют зря: увижу, кто промазал – по наряду вне очереди за каждый промах!
Оранха подумала, что, если честно – неудивительно, что её люди мажут. У неё и самой тряслись руки. И только чудом удавалось отдавать распоряжения так, чтоб голос не дрожал, и звучал отчётливо. Уж больно грозно и неотвратимо надвигались на них проклятые черви, похоже, привлечённые запахом крови, и останками убитых – неизвестно как! – отрядом беглянок, туш ледяных червей. Именно упорство и неумолимость приближающихся монстров больше всего пугала и вызывала уважение: вот ведь настырные, сволочи!
Тоннель снова наполнили грохот и дым. Тела червей снова задёргались. Однако в свете налобных прожекторов людей вовсе не было заметно, чтоб хоть какое-то тело или туша остановились окончательно, замерев в смертельной неподвижности. Нет, твари продолжали доказывать на деле свою колоссальную живучесть и неуязвимость!..
Но вот выстрелы стали звучать реже, и рядовые, одна за другой, вешали карабины за плечи. Оранха и сама понимала: по пять обойм на каждую – маловато.
Но это были последние патроны на складе Арсенала!!!
Все остальные нагло украли беглецы!
Удивительно ещё, как эти оставили – похоже, просто забыли про ящик, хранившийся на стеллаже, отдельно от остальных ящиков с патронами…
Василина подошла, отдала честь:
– Госпожа старший сержант! Патроны кончились. Какие будут приказания?
Оранхе жутко хотелось заорать на неё, нагрубить, а ещё лучше – треснуть как следует по нагло смеющейся роже! Но потом она поняла, посветив прямо сержанту в лицо, что лицо женщины искажает гримаса не смеха. А – дикого страха. Ужаса!
Собственно, она и сама… Ужасно боялась.
Эти черви, что вылезали и вылезали, прямо на глазах, из десятков отверстий в стенках тоннеля, разворачивались к ним передом, украшенным огромными зубастыми пастями, а затем и ринувшимися в атаку, её и саму напрягали. Это если сказать мягко.
И, что самое страшное – командир их подразделения, та, которой полагалось бы возглавлять их ряды, и распоряжаться – сама сбежала, поддавшись… Оранха не знала точно, на что всё-таки поддалась Магда, но предположить могла.
На мысль о необузданном и изощрённом сексе с настоящим мужчиной!
Собственно, кто бы на такое не клюнул?!
Оранха не слепая и не глухая: сплетни и разговоры о том, что хорошо бы наконец выпустить из изолятора этого кобеля, распределив очередь на него на месяцы и годы вперёд – было бы куда «эффективней» в плане «продления рода человеческого», слышала за этот год сотни раз… А те, кто видел, или хотя бы – слышал сплетни про то, как хорош в постели этот накачанный статный засранец, только что не облизывались! Собственно, она уже и сама склонялась к этому плану…
Но – приказ Руководства! Держать мужчину взаперти! Без живых женщин!
И вот теперь эта дура набитая, эта чванливая и тупая коза, Глава Совета, привозит пятьдесят отборных сучек, как раз для этого самого – для «натурального» оплодотворения! Понятное дело, никого из этих «отборных и сверхценных» экземпляров им для усиления отряда не дали. Потому что попросту оставили пока на чёртовом корабле. Не желая ими рисковать!
«Справляйтесь сами. На то вы – и охрана!»
Когда черви приблизились снова на десять шагов, Оранха устало скомандовала:
– Внимание, отряд! Приказываю: отступать. Если преследование продолжится – заходим внутрь, и запираемся там!
Никаких возражений или комментариев со стороны её немногочисленных растерянных и сникших подчинённых не последовало. Понимают, стало быть.
Что – не мужчины они. И она. И не могут придумать как, а тем более – и справиться с неуязвимыми и многочисленными тварями. Словно нарочно созданными для того, чтоб осложнить им, или даже сделать невозможным, возвращение беглецов!
А самая противная мысль была всё же о том, что она должна будет сейчас доложить Главе Совета. О полной катастрофе в смысле выполнения Приказа…
А заодно и о том, что патроны кончились – все.
Жизель Бодхен выслушала доклад старшего сержанта сидя. И молча.
Но её упрямо сжатые губы говорили Оранхе о том, что мысль о преследовании не выветрилась из этой плохо причёсанной по причине подъёма среди ночи, головы. И буря ещё впереди.
Но пока Жизель переспросила:
– Вы, сержант, определённо видели там кровь и куски убитых червей?
– Так точно, Ваше Превосходительство! В этом нет никаких сомнений! Кровь там была везде: на полу. На площади с… Ну, с две вот таких, – старший сержант обвела комнату рукой, – комнаты! То есть – убито было наверняка по-крайней мере несколько червей! Причём – убито насмерть! То есть – они всё-таки смертны… – она не стала заканчивать мысль, предоставляя самой Жизель додумать её. А заодно и придумать, как и чем им приканчивать проклятых монстров, когда те осадят Андропризон.
– Значит, человеческих останков вы не видели?
– Никак нет, госпожа Глава Совета. Ни тел людей, ни обрывков одежды!
– Понятно. – Глава Совета поймала себя на том, что барабанит по столешнице, за которой снова сидела, пальцами обеих рук, – А что же – сейчас? Вы утверждаете, что при такой скорости движения они будут здесь через максимум – час?
– Так точно, Ваше Превосходительство!
– И – что? У вас в Арсенале нет никакого другого оружия?!
– Никак нет, госпожа! Только ещё пара пистолетов, и к ним – с десяток обойм. Но пули – мелкокалиберные. И вряд ли помогут, раз уж винтовки не помогли!
– А гранаты?
– Никак нет. Ни единой.
– А динамит? Насколько помню, когда самая первая экспедиция пробивалась сюда, они что-то расчищали, взрывая.
– Так точно, Ваше Превосходительство. Взрывали. Но вторая экспедиция, которая и занималась собственно обустройством, и разморозкой узника – динамита не доставила! Поскольку дорога уже была приготовлена.
– Понятно. – Жизель порывисто встала, двинувшись к выходу из каюты, – Проводите меня к расчищенному выходу. И по тоннелю. Хочу лично взглянуть на монстров, которых вы притащили на хвосте!
Монстры Жизель не понравились:
– Довольно мерзкие создания. Но ползут, к счастью, медленно.
– Так точно, Ваше Превосходительство.
– Знаете что, старший сержант. Давайте оставим это «ваше Превосходительство» где-нибудь там, в официальных отчётах. Называйте меня просто – госпожа полковник. Сейчас мы – в одной лодке. И мы не то, что не приблизились к решению основной задачи – то есть, вернуть беглецов! – а, напротив: в ещё худшем положении, чем раньше!
Да, мы можем, конечно, запереться в стенах Андропризона, и ждать и слушать, как чёртовы черви стучатся в двери и ползают вдоль наших стен. Но! Нам рано или поздно придётся выходить! Хотя бы для того, чтоб принять с Большой Земли груз свежих продуктов! А есть риск, что к этому времени все наши входы-выходы будут перекрыты этими тварями! Ведь они роют лёд быстро?
– Очень быстро, госпожа полковник. Примерно два-три метра в час.
– Вот как. Хм-м… Плохо. Но вернёмся к насущным проблемам. Меня не оставляет мысль, что мы что-то упустили. Ведь беглецы там – прошли. Как?! Как, чёрт его задели, этот Андрей смог поубивать несколько червей? Если пули им не страшны?!
Есть какие-либо предположения, старший сержант Санчес?
– Да, есть, госпожа полковник. При инвентаризации складов мы выяснили, что пропало пять топоров. Вероятно, этому Андрею удалось перерубить тела некоторых червей. Ведь они не столь толстые – с бедро! Пара сильных ударов – и тело разрубится!
– Ха! Пара «сильных ударов»! Но кто же будет их наносить?! Если два самых сейчас сильных физически человека – в числе как раз наших противников?!
– Э-э… Не могу знать, Ва… э-э… госпожа полковник. Мы, те, кто остался в гарнизоне, действительно – ни силой, ни размерами не блещем. Самая «большая» – Василина. Шестьдесят пять кило. Отлично тренированных мускулов.
Но всё равно – до Магды ей далеко!
– Ну, далеко, не далеко – а деваться нам всё равно некуда. Так что вот мой приказ: минут десять у нас ещё есть. Поэтому, старший сержант! Приказываю! Ноги в руки – и бегом в Андропризон! Поставьте под ружьё всех самых крупных и сильных из оставшихся ваших подчинённых! Вооружите их баграми, грифами от штанг, топорами! Да вообще: всем, чем можно наносить сильные оглушающие, или – рубящие удары!
Черви ползут и двигаются действительно медленно, и до передних концов тел мы доберёмся наверняка без проблем, оставаясь вне досягаемости их зубов! Выполнять!
– А…вы, Ва… госпожа полковник?!
– Я пока буду наблюдать за этими монстрами. Их сейчас осталось восемнадцать. А вы говорили, что на вас напало двадцать семь. Отсюда можно сделать выводы, что они всё же не бессмертны. И раненные погибли. Ну, или уползли назад. Ну, вперёд!
За подмогой, сержант! Бегом! Если они перекроют дверь – уже не повоюем!
На бегу Оранха думала только о том, что выводы Глава Совета могла сделать и неверные. Не «погибли» раненные, а просто отстали! Сама она заметила, что более крупные черви – просто ползут быстрее! Потому, что – сильнее!
Но не скажешь же Главе, вот именно, с…ного Совета, что она – круглая дура…
Не хочется быть деклассированной!
С другой стороны – ещё меньше хочется сидеть взаперти в Андропризоне, или вообще – погибнуть от зубов настырных тварей.
Где гарантия, что они не подроют стен Андропризона?!
Лёд же – грызут?! Стало быть, могут покуситься и на бетон!
Которому, тем более, пятьсот лет…
12. Печка и прочее «барахлишко»
Тащить нарты по пусть и заиндевевшему, но стальному полу было куда трудней и тяжелей, чем по льду и снегу тоннеля. Андрей и сам напрягался изо всех сил. Битва с червями не сказать, что отняла вот прямо – все силы, но заставила здорово понервничать. Хорошо, что проклятые твари оказались почти «разумны» – преследовать тех, кто поубивал их сородичей, никто не пытался… А ещё он видел, что и девочкам – тяжко. И они – на пределе выносливости. Вон: задыхаются, и лица у всех красные…
Однако до центральной комнаты комплекса дотащились за буквально три минуты. Похоже, его дам всё же сильно подогревало и любопытство: что же там за «схемы»?
Но вот они дошли, и Андрей приказал оставить нарты, и подняться наверх. Вход в КП прошёл спокойно. И девочки, не мешкая, принялись за изучение схем. Тыкая в них пальцами, и оживлённо переговариваясь. Ну-ну.
Андрей встревать не стал. Потому что в это время принялся за более важное дело: подробное изучение непосредственно – комнат, имевшихся по обе стороны главного, самого длинного, коридора командного уровня.
Оказалось, можно в них и не входить. Поскольку и с порога незапертых помещений всё было отлично видно.
Личных вещей осталось минимум – у кого в каюте пара картин на стенах, у кого – настольный сувенирчик какой, или книги… Но видно было, что эвакуация происходила не в спешке: если не считать мебели, то есть – столов, кресел, стульев и кроватей, в каютах было практически пусто. Что невольно навевало уныние и пессимизм: раз уж даже везде засунувшие свой длинный нос в поисках «жизненного пространства», и настырно-педантичные в его освоении нацисты отсюда свалили – нет здесь перспектив…
Андрей зашёл в ту каюту, где на письменном столе имелся большой фолиант – не иначе, атлас! То есть – подборка карт. Однако его ждало жестокое разочарование: фолиант оказался помпезно оформленной и шикарно изданной книгой «Майн кампф». А поскольку прочесть её на языке оригинала было невозможно, он даже не стал открывать здоровущий талмуд, тоже, как и всё остальное здесь, покрытый толстым слоем пыли.
Зато выяснил, пусть и случайно, что это – каюта бывшего командира Базы.
Потому что ни у кого другого столь «ценный» экспонат храниться не мог бы.
Впрочем, о его реальной «ценности» говорит как раз то, что при эвакуации «господин начальственный немец» его с собой не взял…
Из интересного в каюте обнаружилась и вторая комната – спальня. Кровать здесь имелась большая и широкая – двуспальная. Хм-м… «Тонкий» намёк на то, что уж на такой постели ему точно – предстоит! Ублажать рискнувших фактически всем ради него девочек. Правда, предварительно починив: сейчас сама постель лежала на полу – сгнила и проржавела старинная пружинная сетка, что заменяла здесь матрац.
Так. Ещё две двери. Туалет – крошечный и, естественно, не работающий: нет воды. Ванна. Аналогично. А ещё в наружной стене ванны имелась небольшая – диаметром всего в три пальца – отдушина. Чтоб заглянуть в неё пришлось подтащить стул. Стул, к счастью оказался сделан из старого доброго дерева, и Андрея выдержал.
Ах, вот как.
Отдушина, снабжённая двойным клапаном, оказалась вентиляционным отверстием, и выходила на блестящую в свете его фонаря ледяную стену. От стены здания её отделяло не менее десяти шагов.
Андрей вернулся по коридору к девочкам, которые к этому времени разбрелись по КП, изучая оставшиеся артефакты и вороша бумаги в ящиках столов, и изредка переговариваясь, когда кто-то находил что-то любопытное или странное.
– Ну, как успехи? Много интересного нашли?
– Практически ничего. Все документы – на чёртовом немецком! – Магда запыхалась, но ответить поспешила раньше, чем Анна успела раскрыть рот. Как бы показывая, кто теперь в доме хозяин. А вернее – «Любимая жена»!
– Понятно. Ну а я нашёл нам место, где можно разместиться, и жить в своё удовольствие. Если, понятное дело, удастся его как-то нагреть. Поэтому. Если я правильно понял, – он ткнул пальцем в схему, в ряд помещений на нижнем уровне, – вот это и это – склады. И мы сейчас идём прямиком туда, и ищем.
– Что?
– Во-первых – дрова. Или то, что может их заменить. Их центральный котёл, – он снова ткнул пальцем в схему, – который стоял там же, в нижнем уровне, топили явно не ураном. А, скорее всего, углём, нефтью, или дровами. Но этот большой котёл нам не нужен. Мы не собираемся снова отапливать всю Базу. Поэтому то, что мы будем искать во-вторых: устройство, которое позволяло бы безопасно и удобно пользоваться жаром от сжигания найденного топлива. – он невольно подумал, что его речь изменилась. И – не в лучшую сторону. Обязанности командира вынуждают и обращаться к подчинённым на казенном и по-идиотски звучащем канцелярите! Словно он – управдом какой! «Вот лотерейные билеты! Распространите среди жильцов! А не будут брать – отключим газ!»
Он поспешил исправиться:
– Короче. Мы будем искать какие-нибудь портативные, то есть – небольшие, печки. Сделанные по типу буржуек. Что это такое – объяснять не надо?
– Нет, командир.
– Хорошо. Предлагаю поэтому приступить прямо сейчас.
Чем быстрее найдём, перетащим, запустим, и согреемся, и, соответственно, сможем переодеть мокрое бельё – тем быстрее сможем поужинать, и лечь спать. Чтоб набраться сил перед завтрашней работой.
– А чем мы будем заниматься завтра, Андрей?
– А будем мы, Элизабет, заниматься разведкой. Обстоятельной и методичной. Чтоб выяснить, насколько долго мы тут сможем протянуть на подножных запасах пищи. И топлива… И ещё займёмся обустройством. Чтоб не выживать, а просто – жить.
Ну и, конечно, постараемся придумать что-то, что не позволило бы захватить нас врасплох. Тем, кого наверняка пошлют в погоню. А для этого нам нужна линия обороны. Пусть на первых порах и – пассивной. На уровне сигнальных ракет. Или тех же ловушек.
А сейчас, прошу вас, дамы. И, уж извините – но – только позади меня! И – не меньше, чем в пяти шагах!
До дверей Андропризона оставалось не больше ста шагов. И проклятые черви, неумолимо приближаясь, заставляли её пятиться, и про себя материться. И столько было в их движении и упорном желании добраться до человеческой плоти силы и неотвратимости, что невольно мурашки ползли по спине: страшные противники! И пусть она понимает, что всё это – лишь её слепые инстинкты, подсознательные страхи, оставшиеся со времён пещерных людей, и что черви просто стремятся насытить свои бездонные утробы питательной и вкусной едой, задача гарнизона не становится от этого проще! И легче.
Но вот за спиной послышались давно ожидаемые звуки: грохот распахнутых створок, топот ног, слова команд, лязганье и бряцанье – явно металлических орудий!
Жизель обернулась. Всё верно: вот они, «защитницы» их жилья, мать их… От проклятых созданий предтеч – мутантов, выведенных искусственно, наверняка с целью подбросить на территорию противника. И для диверсий, и для создания паники.
Ну, последней-то цели Предтечи уж точно добились. И пусть паника распространилась и не совсем среди тех, кого планировали испугать, но – работает сволочная методика. Что вблизи, что издали – черви впечатляют! Особенно своими нечувствительными к мелким сквозным ранам телами! Ну, и «зубками» тоже…
Она развернулась к подоспевшим женщинам. Их оказалось двенадцать. Во главе бежала старший сержант. Дышала она тяжело и с надрывом: явно силы ушли не только на поиск и сборы оборудования, но и на «уговоры» и открытые угрозы – чтоб заставить поредевшее воинство выступить со столь жалкими средствами нападения против столь чудовищного противника!
– Сестра Оранха, – Жизель решила попробовать придерживаться полуштатского неофициального обращения, принятого среди персонала Андропризона, – Вы сказали вашим подчинённым, что те, кто не придёт – будут признаны дезертирами? И караться будут по законам военного времени? И их дальнейшую судьбу будет решать Трибунал?
– Так точно, госпожа полковник! Сказала, как вы приказали! – а охрип голос у Оранхи. Видать, орала на подчинённых почём зря!
– И что же – они?
– Те, кто отказался идти, ответили, что лучше они посидят по камерам, на тюремном пайке, и будут после суда деклассированны, но – останутся живы, чем послушаются приказа, и умрут мучительной смертью!
– Ах, вот как. Ладно. С ними я разберусь позже. А сейчас – дайте-ка мне вот этот топор!
Заполучив увесистое и неудобное оружие в руки, Жизель в который раз подумала, что не надо было пренебрегать усиленной физической подготовкой в тренажёрных залах. И не щадить своё уже немолодое тело – «средним уровнем». Тогда бы и мышцы были выносливыми, и тяжесть чёртовой железяки не ощущалась бы, как неподъёмная…
Но сожалеть поздно. Нужно работать. И подавать личный пример.
На то она – и начальница!
И для начала она скинула неудобную шерстяную перчатку, что, конечно, защищала её ладонь от холода, но и не позволяла надёжно держать выскальзывающее древко оружия.
А затем, пройдя отделявшие её от ползущего несколько впереди первого червя десять шагов, она что было сил рубанула его – прямо по центру лба! Если только таковым можно назвать безглазый обрубок, закруглённый и тупой, венчающий длинное тело.
Тварь приостановила своё целеустремлённое движение, и словно даже опешила!
Развивая успех, Жизель сделала ещё два шага, и снова что было сил рубанула замершее тело – на этот раз стараясь перерубить туловище примерно в метре от раскрывшейся вновь пасти!
Ого! А ведь – сработало!!!
Туловище монстры оказалось разрублено почти до его середины!!!
Правда, вот насладиться эффектом, или довершить начатое Жизель не удалось: тварь принялась что было сил извиваться, и брызгать во все стороны обильно полившейся из раны алой кровью, и Главе Совета пришлось срочно отбежать назад, забыв про «статус» и то, что она должна вести себя «солидно»!
Но сдаваться так просто она не собиралась! Тем более, что теперь-то понимала: убить тварей всё-таки – можно!
Жаль только, силёнок у неё маловато. Но…
Верно! У Василины-то их – побольше!
– Сержант! Ну-ка, давайте теперь – вы на «передний край»! У вас сил побольше! И методика вам теперь понятна! Оглушающим лобовым ударом останавливаем, затем – два шага вперёд, и голову в шаге от туловища – обрубаем! Только – до конца!
Задача ясна?
– Так точно, госпожа полковник! – Василина и правда, вышла вперёд, и треснула со всей дури по центру головы червя, обогнувшего раненного и бьющегося в агонии товарища, и сейчас нагло разинувшего пасть – очевидно, в предвкушении!
Пасть захлопнулась, чудовище тоже на мгновение замерло.
Второй удар, нанесённый действительно в метре от пасти, достиг цели!
Голова отделилась!
Ф-фу-у…
Жизель ощутила сильное облегчение.
Ну, слава Богу! А то уж она начала и правда – думать, как забаррикадироваться внутри бетонной твердыни.
– Сержант! Объявляю вам благодарность от лица командования! Она будет занесена в ваше личное дело.
Но радоваться рано. Вон: ещё целых шестнадцать червей на подходе! И заниматься ими, к счастью, можно по очереди! Поскольку растянулись они, и не ползут, как сделали бы наступающие люди, все вместе – строем. А – поодиночке: кто кого быстрее!
– А сейчас вы, старший сержант! Назначьте следующую атакующую! Василина! Передохните минуту! И силы восстановите! Для следующего червя. И ударов!
Ну, поехали, пока они не подтянулись, и не атакуют, вот именно, все вместе!
На разборки с первыми десятью червями ушло пять минут. Но тут подоспели отставшие, которые ползли весьма неудобно: словно выстроившись в ряд! И пришлось рубиться яростно, и стараться только не поранить друг друга. Жизель не нравилось, конечно, что теперь они с девочками с ног до головы покрыты отвратительными брызгами и потёками, как красной крови, так и какой-то жёлтой слизи. Но поделать с этим они ничего не могли: убить червей иначе, чем отрубив их дурацкую голову, не удавалось!
Вот в процессе рубки, словно на полях сражений средневековых рыцарей, Жизель и цапнули за руку. Ту, которая сжимала топор… Боль была адской, и она не удержалась от крика.
И хотя Василина сразу метнулась к ней, и отрубила нагло вцепившуюся, словно бульдог, голову, менее больно от этого не стало: даже отрубленная голова продолжала держать руку Жизель мёртвой хваткой!
Но на этот раз её выручила Оранха: крикнув Василине: «Продолжай с остальными!», она выхватила огромный охотничий нож – настоящий тесак! – и располовинила челюсть червя, взрезав его «ротик» с обеих сторон, перерезая мышцы челюстей!
Только тогда руку удалось освободить – обрубки брякнулись наземь!..
Жизель только и смогла простонать:
– Спасибо…
Боль была поистине чудовищной. Бегло осмотрев укушенное место, для чего пришлось задрать кверху рукав парки и свитера, она убедилась, что рана – реально жуткая. Словно её укусил ротвейлер… И не просто укусил – а ещё вырвал клоки мяса с костей. Но сами кости, вроде, остались целы…
Хотя утешает это слабо. Потому что кто их знает, этих червей. Может, у них на зубах какая зараза – по типу той, что на зубах комодских варанов!
Нужно срочно принять меры. По дезинфекции.
– Сестра Оранха! Примите командование! – Жизель оглянулась на всё ещё сражавшихся женщин-бойцов, выбирая самую маленькую на вид, – Рядовая Либкнехт! Ко мне! Помогите мне добраться до медицинского блока!
– Есть, госпожа полковник! – миниатюрная, но весьма храбрая и шустрая, судя по её действиям на поле боя, рядовая, тут же подскочила. Подставила плечо:
– Держитесь, госпожа полковник!
Оперевшись на подставленную часть тела, оказавшуюся, правда, довольно жёсткой даже сквозь парку, Жизель почувствовала значительное облегчение. А ещё большее облегчение она почувствовала, увидев, что не пропали даром их усилия! Из нападавших червей в живых осталось не более двух, да и то – сильно раненных. И эти два сволоча уносили, если можно так про этих созданий сказать, ноги по тоннелю со всей возможной прытью, оставляя за собой на полу тоннеля кровавые полоски!..
Ладно.
Будем надеяться, что напуганы. И «расскажут» своим друзьям о том, что случилось с остальными гадами. И те – больше не сунутся!
И тогда гарнизон, наконец, сможет заняться главным.
Организацией погони и возвращением коварного и наглого «элитного самца»!
На нижнем уровне, потолок которого был на высоте чуть ли не пяти метров, за главным отопительным котлом, оказавшимся поистине чудовищных размеров, действительно обнаружился отлично оборудованный склад. Комнаты, комнаты, комнаты. Но – не такие, как наверху, а реально – огромные! Стены – даже без следов штукатурки: голый бетон! И почти всё пространство помещений занимали высящиеся до потолка ряды полок и стеллажей, разделённые только узкими (Сравнительно!) проходами. На полках что-то лежало. И просто детали, машин и механизмов, и инструменты, и ящики с болтами, гайками и шурупами, и двигатели, и лебёдки, и запчасти поменьше: эти до сих пор были аккуратно завёрнуты в промасленную бумагу. И как только она не сгнила…
И почему их не забрали при эвакуации.
Андрей сказал:
– Разделимся. Пусть каждая возьмёт себе помещение, и обследует. Если попадётся что-то из того, что мы ищем – сообщать лично мне. Сразу. Ну а если – нет, стараться запомнить, что там хранится, и приступать к осмотру следующей комнаты! Задача ясна?
– Так точно, командир! – Магда первой нырнула в дверь третьего помещения, которые тянулись вдоль длинного коридора, проходившего явно под всей Базой. И спустя буквально десяток секунд донёсся её радостный крик:
– Нашла!
Андрей прошёл отделявшие его от двери пять шагов, и тоже шагнул за порог.
Ага. Отлично! Магда и правда – нашла то, что нужно!
Вот эта громоздкая стальная конструкция, стоящая в ряду других таких же, в ближайшем правом углу огромного зала, и выглядящая словно большая пузатая бочка на железных ножках, и со странными навесными бачками по бокам – наверняка – печка!
– Молодец, Магда! Спасибо за внимательность! – он сделал шаг назад, высунув голову за порог, – Внимание! Гарнизон! Печку мы обнаружили! Теперь наша задача: найти, чем она топится, и, соответственно – и горючее к ней!
Уже успевшие разбрестись по остальным комнатам-залам дамы вернулись в коридор, и повинуясь жесту Андрея, зашли в комнату, где ждала Магда. Не было только Анны.
Быстрым шагом, и с весьма деловым видом к бочке направилась Элизабет. Отворила скрипнувшую дверцу на передней стороне «бочки». Посветила внутрь. Осмотрела сверху. И с тылу. Кивнула:
– Точно. Это – печка. Вот дымоход. Не вижу только самой дымовой трубы…
– А вон они, её секции. – Жаклин, до этого помалкивавшая, указала рукой на сложенные рядом, на стеллаже, метровые отрезки жестяной трубы и соединительные уголки-колена, – Тут есть набор на длину трубы метров в десять. Плюс соединительно-переходные колена. К вытяжке в стене подключим легко. Но вот чем её топить?
– Топить её нужно бензином. Солярой. И вообще – любым жидким топливом, даже спиртом. Я, как специалист по тепловым машинам, знакома с такой конструкцией. Вон они: форсунки. С фитилями. А вот – подводящая трубка от бачков, куда всю эту прелесть нужно заливать. Проблема только в том, что нет у нас ни бензина, ни солярки.
– Это здесь их нет. А я уже нашла комнату, где есть очень даже перспективные на вид ёмкости. – в комнату вошла наконец и отсутствовавшая Анна, вытирая испачканные чем-то руки о какую-то тряпку, – Огромные цистерны. Я взяла на себя смелость пооткрывать несколько краников. Из некоторых, конечно, ничего не течёт – или высохло, или замёрзло. Но из одного – потекло. Нечто, ну очень похожее на керосин. И по цвету, и по запаху! Вот: можно понюхать!
Андрей действительно поспешил понюхать протянутую ему ладонь. Лицо невольно расплылось в улыбке:
– Ну разве мы можем с такими специалистками – пропасть?! С голоду и холоду? Вот! Как справиться с холодом – вы уже нашли! Умнички вы мои!
И, совсем другим тоном:
– А теперь приказываю: всем сходить в самую первую комнату этого подвала, где имеется как бы каптёрка на входе. Приказываю: справить там, в углах каптёрки, малую, или какую нужно – нужду! Незачем таскать с собой лишнюю жидкость, скопившуюся за время долгого похода! Но! И пачкать остальную территорию нашей новой вотчины незачем! И поскольку канализацию в ближайшее время мы вряд ли наладим, сюда и будем ходить! Вперёд!
Возражений не последовало, из чего Андрей сделал вывод. Что команда у него терпеливая, но… Слишком уж стеснительная: а ведь им – вместе жить! И нельзя мучиться и терпеть! Излишняя стыдливость и терпеливость могут выйти им – ещё каким боком!
Насколько он помнил, экспедиция Скотта к Южному Полюсу потерпела крах именно по причине того, что на их неприспособленных к Антарктике, стандартных армейских штанах, имелась ширинка с пуговицами! Расстегнуть которые замёрзшими руками было трудно. А подчас и невозможно. А вот у Амундсена – вся одежда была – эскимосская! «Адаптированная к условиям». То есть – с камиками… В которых тоже всё, «справленное», конечно – замерзало… Но камики можно было после этого просто – вывернуть, вытряхнуть замёрзшую жидкость, вставить назад, под парку, и – вперёд!
И из-за таких «мелочей» люди гибнут! Мороз – это вам не шуточки!
А ему нельзя никого терять! Поскольку к дамам камики – ну никак не подогнать…
Но вот женщины и вернулись. Андрей не удержался:
– Нормально? В-смысле – удобно делать это – в парках?
Мило покраснев, чуть слышно ответила Анна:
– Да.
– Ну, прекрасно. Теперь вы – снова в рабочей форме. И впредь – при возникновении такого желания – не нужно спрашивать моего разрешения. Или ждать команды. Но!
Докладывайте, что двинулись «по делам»! Я должен всегда знать – где вы.
А сейчас.
Беритесь-ка все за вот эти ручки на чёртовой печке, и попытаемся дотащить её до намеченной спальни! На каждом уровне будем отдыхать!
Увидев, что Анна всё же переминается с ноги на ногу, и топает, явно в попытках вернуть в пальцы ступней кровообращение, Андрей поспешил сказать:
– А, да. Берегите ноги. Топайте, стучите друг о друга! Шевелите пальцами! Отмораживать их, или спотыкаться – категорически запрещаю! Хирурга, чтоб оттяпать отмороженные, у нас нет!
Ну, – он первым подал пример, ухватившись за ручку на передней стороне, – Поехали! Горючее притащим позже – а пока нужно установить, и подключить трубы! Трубы перетащим вторым заходом. Керосин – в последнюю очередь. Ёмкость же для переноски хотя бы нескольких литров горючего, найдём, думаю, на кухне!
13. Подводная лодка
Рука, когда освободили её от парки и свитера, выглядела отвратительно.
Кэтрин Джонс, врач Андропризона, ещё сильней нахмурила тонко выщипанные брови. Но от комментариев воздержалась: поскольку рядовая Труди Либкнехт, в соответствии с приказом старшего сержанта, сходу сообщила суть проблемы. Но Жизель, к этому времени почти потерявшая способность говорить разумно и внятно, и сама понимала, что посиневшая кисть и до сих пор кровоточащие рваные раны ничего хорошего ей не сулят.
– К сожалению, госпожа Глава Совета, у нас, тут, в Андропризоне, не предусмотрено автохирургов. Но я постараюсь вспомнить, чему меня учили в Высшем. Для начала сделаем обезболивающий укол. И введём антибиотики. Возможно, сейчас, когда вы вернулись в тепло, кровообращение восстановится. И всё с вашей рукой будет нормально. – но тон, которым были сказаны эти слова, заставлял как раз – сильно усомниться. В том, что кровообращение вернётся. И всё будет в порядке.
Вот же б…ство!..
Жизель молча кивнула, поддерживая повреждённую руку другой рукой: боль за те несколько минут, пока они дошли до медотсека, только усиливалась, и сейчас её жутко мутило, и кружилась голова. Из последних сил она старалась не морщиться и не орать.
А очень хотелось!
Гос-споди! Она уже забыла, как это – когда по-настоящему больно… Ну правильно: начальственная должность предусматривает только перебирание бумаг, тюканье в клавиши компа, да использование командного голоса. «Повредить» можно только голос – если охрипнуть… И в последний раз она испытывала боль, только когда сломала руку. В третьем классе начального. Сорок лет назад…
Доктор Джонс между тем времени не теряла. Перетянув руку у плеча резиновым жгутом, всадила ей в предплечье полный шприц прозрачной жидкости – у Жизель даже не было сил спросить, что это. Впрочем, вкатывая через буквально минуту второй шприц почти в ту же точку, Кэтрин просветила её сама:
– Это был неоновокаин. Обезболит за пару минут. А сейчас – лапрозол. Любую инфекцию нейтрализует за пару часов. Вам уже должно быть полегче.
И правда – боль, что заставляла слёзы наворачиваться на глаза, и стискивать зубы, чтоб не вопить благим матом, быстро отступала! И вот уже Жизель может сидеть на стуле выпрямившись, а не согнувшись в три погибели! Она повернулась к рядовой:
– Благодарю, рядовая Либкнехт. Свободны до распоряжения.
– Ну, нет, рядовая! – Кэтрин жестом ладони остановила двинувшуюся было к двери Труди, – Присядьте лучше пока вон там, в углу. На табурете. Сейчас уважаемую госпожу Бодхен развезёт от наркоза, пусть и местного, и в её каюту нам с вами придётся её везти на каталке. Так что не уходите и ждите. А вы, госпожа Глава Совета, ложитесь-ка на операционный стол. С ручкой-то вашей предстоит повозиться. Промыть, прочистить, зашить, вправить. Работёнка как минимум на час. Так что сделаю ещё местный. И ремнями привяжу. Чтоб не дёргались. И не мешали мне. И сестре Дженифер. – и, кинув взор в сторону двери в ординаторскую, с облегчением, – Ну, наконец-то!
Сестра Дженифер как раз вплыла в операционную, поправляя перчатки на толстеньких ручках, и мерно колыхая всеми своими ста двадцатью килограммами. И щурилась она глазами над маской на Главу Совета, уже лежавшую на столе, под ярчайшим светом шести мощных софитов, весьма, как показалось Жизель… Плотоядно!
Впрочем, может, она на всех пациентов так смотрит?..
Новую местную анестезию Жизель всадили уже в плечо. Впрочем, обкололи и укушенное место. После чего жгут сняли.
Голова укушенной закружилась, и появилось чувство, что она – воздушный шарик. Который только ремни, крепящие её тело к столу, и удерживают от того, чтоб взлететь!
Зато наконец пропала тошнота. Правда, перед глазами поплыли радужные круги. И в ушах зазвенело – так что слова, которыми перебрасывались доктор и сестра, казались бессмысленным гулом. А ещё бесило ощущение того, что комната кружится вокруг неё… И хоть сознания она и не потеряла, всё дальнейшее напоминало кошмарный сон.
Хорошо хоть боли действительно больше не было…
Зато понятно стало, почему доктор ждала сестру. Та действовала, надо признать, иглой и кетгутом очень споро и профессионально…
Печку установили в спальне. Правда – поближе к распахнутой двери в ванную.
С трубой проблем не возникло: соединили легко и плотно все найденные на складе отрезки трубы и колена: узкие концы плотно входили в раструбы-утолщения на противоположных сторонах. И даже остались лишние секции. Похоже, такого рода «индивидуальное» отопление предусматривалось на Базе для высшего офицерского состава – как раз на случай аварии общего котла. Так что систему отвода угарного газа проложили, подвешивая состыкованную трубу с помощью кусков проволоки к имевшимся в потолке скобам. И подсоединили к отверстию вентиляции в стене – легко. (Немецкая педантичность – даже в мелочах!) Открыть оба клапана вентиляционного отверстия Андрей не забыл.
Посланная на кухню, и в тот склад, где она обнаружила ёмкости с горючим, Анна, вернулась с десятилитровой алюминиевой кастрюлей, доверху наполненной керосином.
Магда не удержалась от шпильки:
– Похоже, готовить в этой ёмкости нам не предстоит. Запах керосина не выведешь ничем. И никогда!
Анна растянула рот в лисьей улыбке:
– Не думаю, что нам предстоит много готовить в ближайшем – да и отдалённом! – будущем! Поскольку консервы готовить смысла нет – они уже готовы! Но кастрюль там осталось ещё штук… Тридцать! Уж как-нибудь, думаю, обойдёмся. – кастрюлю Анна поставила прямо у печки.
Андрей буркнул:
– Хватит пикироваться. Мы ещё не обустроились. И от нападений из Андропризона не отбились. И нам вполне хватает проблем и без обсуждения нашего кулинарного будущего! А сейчас – ну-ка давайте сюда эту самую кастрюлю.
Осторожно и аккуратно, чтоб не пролить действительно вонючую и слегка загустевшую от холода жидкость, он залил её в горловину бака, расположенного сбоку «бочки», и чуть выше её – явно для поступления горючего в систему трубок и форсунок печи самотёком. (Как не вспомнить Великую Отечественную! Танки Красной Армии, заправляемые этой самой солярой, зимой, на морозе, заводились легко, а вот капризные бензиновые движки нацистских Пантер и Тигров делать это в холод – отказывались!) Затем он попробовал осторожно покрутить управляющий краник – есть! Капельки жидкости прошли по системе подводящих трубок, и выступили из отверстий жиклёров!
Заметно это стало по тому, что верхняя поверхность фитилей, устроенных как в старинной керосинке, только куда больших размеров, потемнела: промокла, стало быть! Андрей, ручными регулировочными вентилями опустив эти фитили пониже, сказал:
– Ну, дайте спички кто-нибудь! – в протянутую руку Магда тут же вложила коробок! – И молитесь!
– И о чём молиться?
– А о том, Жаклин, чтоб чёртов керосин от времени не разложился на составляющие! Впрочем, надеюсь, холод не позволил ему это сделать…
Чиркнув спичкой, Андрей поджёг от неё скомканную бумагу – какой-то официальный циркуляр с грифом и гербом наверху – и поднёс к дальнему фитилю.
Тот закоптил вначале, но вскоре разгорелся отличным ярким пламенем!
Андрей поспешил поджечь остальные две форсунки, каждая – с две ладони длиной. Бумагу, ещё тлеющую, бросил в поддувало печи. Та вспыхнула, и быстро угасла.
Андрей довольно осклабился, чуть подвернув вентили:
– Порядок! Теперь у нас есть, на чём жарить и варить! – он постучал ладонью в перчатке по толстой плоской площадке наверху печки, располагавшейся над горелками, – И одежду сможем сушить, если рядом с печью натянем несколько верёвок! В условиях лютого холода, как учит Амундсен, главное – сухое и тёплое бельё! Натуральное шерстяное. Ну, и эскимосская одежда. Они, то есть – иннуиты! – живут в ней всю жизнь!
– Ага. Живут. И даже, насколько я помню курс истории, сексом занимаются через отверстия в этой самой одежде! И не моются никогда! Вместо этого обтираясь снегом, и натираясь тюленьим салом.
– Мы обтираться не будем. У нас и тюленьего сала-то нет. Зато мыться пока – точно не предстоит. Пока воздух хотя бы в ванной не нагреется до плюс пятнадцати!
Полюбовавшись минут пять на то, как горят фитили форсунок, и убедившись, что и пламя и жар ровный, Андрей прибавил «газку»: подкрутил краник подающей трубки, и пламя выросло до доброго десятка сантиметров. А поскольку ударяло оно в самую толстую, верхнюю, часть печки, бояться, что та прогорит, не приходилось. Андрей сказал:
– Уходя, двери прикрываем. Нам нужно, чтоб помещение – тьфу ты – комната! – нагревались! А сейчас – двинули-ка мы вниз. Разгружаем все нарты. И в первую очередь те, где продукты и вещи.
На разгрузку и переноску в первую комнату всего многочисленного и весьма тяжёлого добра, что умудрились позаимствовать со складов девочки, ушёл час. Андрей, и без того уставший, как собака, еле сдерживался, чтоб лишний раз не подгонять своих, как ему казалось с голодухи, еле ковырявшихся и ковылявших подчинённых. Но он помалкивал: понимал, что это, вот именно – с голоду и непривычной усталости…
Зато когда всё перенесли, обнаружилось, что даже передняя комната нагрелась уже вполне прилично. А в спальне так и вообще были – почти тропики! Термометр, предусмотрительно захваченный Анной, показал «целых» плюс одиннадцать!
Андрей попросил:
– Жаклин и Элизабет. Пожалуйста. Организуйте нам приём пищи. Тьфу ты – ужин!
– А почему – мы? Мы же работали не меньше остальных?!
– Во-первых, не нужно сердиться и возмущаться. Мы все устали и голодны. И поэтому ищем, на ком бы сорвать естественное раздражение. Ну а во-вторых – потому, что следующий приём пищи нам будут организовывать Анна и Магда. Вопросы?
Вопросов, как ни странно, снова не оказалось. Из чего Андрей сделал опять-таки вывод о том, что девочки и измотаны, и голодны, и думают, что сцепиться, как кошки по весне, ещё успеют. Потом. Когда, например, поедят и отдохнут. Ну, или когда он выйдет. По «делам».
Поэтому он решил немного потерпеть – потому что «справление нужды» подождёт, так как вся вода из него вышла с потом. А вот ужин – не подождёт!
Потому что живот буквально прирос к спине!
Еда, даже простая, показалась особенно вкусной.
Ещё бы! После стольких часов голодания!
Так что и тушёнку, и консервированную фасоль, и бекон они уплетали за обе щёки. А разогреть жестяные банки с ними на верхней, раскалившейся уже до тёмно-синего цвета, верхней плите печи, оказалось нетрудно. А вот шоколад, который Андрей приказал захватить обязательно, разогревать нужды не было. Как и пресные галеты. Зато когда растопили немного льда в ещё одной кастрюле, добытой на кухне, и жидкость стала тёплой, попили все с большим удовольствием.
Жаль только, что пошла эта вода в-основном всё же не совсем туда. Это Андрей понял, когда все девочки, по очереди, а Анна и Магда – вместе, отправились «по делам».
Сам он дождался, пока все вернутся, и отдал новый приказ:
– В соседних каютах есть пустые шкафы. Я сейчас помогу вам перенести их. Поставим – вернее, положим! – их вон там, в углу. А уже на них – постелем наши спальники. Поскольку на полу – холодно и дует. А так… Хоть подобие возвышения.
Переноска шкафов, их опрокидывание, и расстилка спальников заняли ещё десять минут. Зато теперь Андрей был спокоен: их и правда – не продует сквозняками, дувшими в широкую – с палец! – щель под входной дверью. Зато благодаря этой самой щели им уж точно не грозит задохнуться от углекислого газа – с таким-то «притоком» свежего воздуха! Он сказал:
– Гарнизон! Подготовить и зарядить карабины. Затем. Переодеться во всё сухое! Даже если придётся раздеться до гола. Даже трусики, если промокли – переоденьте! Я пока схожу тоже – по делам, и вернусь через… Минут десять! Если не назову себя при входе – разрешаю стрелять!
Выпученные глаза и приоткрывшиеся от удивления рты он проигнорировал, нахмуренными бровями дав понять, что вовсе не шутит. Анна сказала:
– Хорошо, командир. Мы будем наготове. – за что удостоилась «тёплого» взгляда от Магды. Андрей грозно посмотрел на обеих. Но больше ничего не сказал. И вышел.
Свой карабин он захватить не забыл. Поскольку по его прикидкам преследователи как раз должны были приближаться к Базе, и оружие лишним точно быть не могло…
Сходив куда было нужно, Андрей быстро прошёл по первому коридору ко входному тамбуру. Карабин болтался у него на плече, пять обойм грюкали в кармане парки. Тяжесть доски, прихваченной со склада, оттягивала другое плечо.
Однако оказалось, к счастью, что никаких поползновений на запертую наружную дверь никто не делал. Отперев и открыв её, Андрей с минуту всматривался в глубину тоннеля, но ни малейших следов прохождения кого-либо ещё, кроме его четверых девочек и себя, любимого, не обнаружил. Он отступил назад в тамбур, и снова закрыл и запер дверь.
Закрыв же внутреннюю, аккуратно и осторожно прислонил к ней длинную доску, поставив ту вертикально. Привязал проволокой к косяку гранату. Другой проволокой привязал чеку гранаты к доске – так, чтоб падая, та её выдернула. Получилось неплохо.
Теперь если кто и сунется к ним – грохот однозначно скажет, что у них – «гости!»
Возвращался Андрей с чувством, что сделал практически всё, что намечал. И теперь точно – можно отдохнуть. Правда, вот спать придётся кучей. То есть – теснясь, и согревая друг друга теплом своих тел.
А вот сексом сегодня ночью заниматься – точно не предстоит!
Жизель вынырнула из забытья от звука: кто-то тихо открыл дверь её спальни.
Точно: вон, на фоне светлого коридора обозначился силуэт. Женщины в халате. И женщины – немаленькой!
Но вот она и вошла в комнату, бесшумно прикрыв за собой дверь. Заперла её на задвижку.
В лицо ударил ослепительный после темноты свет – на потолке зажглись плафоны светло-голубых светильников! Сестра Дженифер.
Увидев, что Жизель очнулась, женщина подошла к изголовью постели, и поправила подушку под вспотевшей головой Главы Совета:
– Добрый вечер, госпожа Жизель. Как себя чувствуете?
Что-то имелось в её тоне… Настораживающее!
Странное.
Жизель постаралась придать всё ещё слабому голосу равнодушие и деловитость:
– Неплохо. Спасибо, сестра Дженифер. Но зачем вы пришли?
– Как это – зачем? Справиться о вашем здоровьи. Я захожу сюда каждые два часа. В прошлые два раза вы спали. А я докладывала о вашем состоянии доктору Джонс.
И сейчас, убедившись, что операция прошла нормально, и последствий удалось избежать, она легла вздремнуть. И, думаю, спать она будет хорошо. И долго.
Уж растворить пару таблеток веронала в её чае я не забыла.
– Что вы имеете в виду, сестра Дженифер?! – но сердце, забившееся, словно пойманный воробушек, и подсознание сказали Жизель, что имеет в виду сестра Дженифер! Недаром же черты её лица показались ей смутно знакомыми!..
– Да то и имею. Вижу, вы уже и сами всё поняли, уважаемая «Глава Совета». Теперь уже – бывшая. Уж я позабочусь! – разговаривая, сестра Дженифер сильными руками захватывала её кисти, привязывая их ремнями к спинке кровати. Попытки пациентки слезть она пресекла в корне, просто навалившись сверху на ослабшее тело Жизель, – Ну уж нет! Незачем вам теперь беспокоиться о бегстве. Раньше надо было бежать!
Ещё два ремня, затянутых на лодыжках, действительно сделали бегство невозможным. Жизель попыталась кричать – но голос предательски отказался служить! Или это были последствия наркоза?.. Или голоса нет – от того, что её так и не напоили?..
Убедившись, что тело пациентки зафиксировано надёжно, сестра Дженифер принялась вставлять в рот Жизель кляп. «Профессиональный» – из сексшопа. Жизель пыталась не позволить этого. Тогда сестра Дженифер просто ударила её – точно в солнечное сплетение! В попытках вдохнуть хоть каплю воздуха пришлось, конечно, рот открыть…
Теперь, когда все «предварительные» этапы подготовки оказались позади, сестра Дженифер словоохотливо пояснила суть своих действий:
– Я собираюсь отомстить вам, принципиальная леди. Да-да, моя милая, непримиримая и не знающая жалости и пощады, судья. Обрекшая мою мать, за банальную усталость, когда она, после третьего подряд дежурства, просто заснула на рабочем месте, на позор. И, соответственно, – на деклассацию. И десять лет рудников. В Гималаях.
Где она выдержала только три с половиной года. После чего умерла.
Нет, не от холода, каторжного труда, и невыносимых условий. А от сепсиса. Она поранилась, и в рану попала земля. А местные коновалы не пожелали тратить на неё сыворотку от столбняка – и просто промыли рану раствором марганцовки.
Не помогло.
Ну вот она и скончалась в страшных мучениях.
Мне даже не выдали её тело. Для похорон. Да что я вам рассказываю – вы куда лучше меня все наши законы знаете.
Жизель говорить уже не могла и не хотела – не только из-за кляпа, а и потому, что не видела смысла. В глазах сестры Дженифер имелось столько фанатизма и жажды мести, что унижаться, пускать слезу, и ёрзать по постели, умоляя, и пытаясь разжалобить эту всё рассчитавшую вампиршу, явно смысла нет!
Да, Жизель вспомнила тот суд, и даже фамилию сестры, заснувшей на рабочем месте. И из-за этого проморгавшей, как на мониторе одной из находящихся в коме пациенток пропали пульс и дыхание. И, возможно, это и сошло бы ей с рук, как допущение смерти «по неосторожности»…
Но скончавшаяся была – член Совета!
А в таких случаях никакой пощады быть не может!
Но что эта стерва собирается сделать с ней сейчас?!
«Стерва», достав из кармана внушительных размеров шприц, охотно просветила:
– А сейчас, солнце ты моё непримиримое, ревнительница Духа и Буквы Закона, собираюсь я ввести тебе в тело культуру бацилл, которые как раз и вызывают сепсис!
А чтоб подействовали они быстрее – я распределю инъекции равномерно по твоему телу! Но! Только – в руки и ноги! Я не хочу, чтоб ты умерла слишком быстро! И буду наслаждаться, наблюдая, как ты мечешься, и вопишь в тщетных попытках освободиться! И сдыхаешь, скрючиваясь и трясясь в крайне болезненной агонии! Есть Бог на свете!!!
И именно он отдал тебя – в мои руки!!!
Спать тесно сбившейся в кучу почти монолитной массой оказалось не слишком удобно. Андрей, лежавший с одного бока девочек, и Магда, как самая «большая», гревшая их с другой стороны, почти не могли ворочаться. И лежали только на одном боку, или спине. Зато этот вариант ночёвки действительно доказал, что греться так – легче.
И печка, стараниями которой воздух в спальне прогрелся аж до четырнадцати градусов, своим тихим гудением вносила умиротворение в атмосферу их маленького мирка.
Собственно, Андрей не рассчитывал, что им удастся вот так, мирно и спокойно, проспать – ну, вернее всё же – продремать! – до символического утра. Но судя по тому, что граната не взорвалась, никто на их покой не покушался. Странно.
Ладно, он разберётся с этим после завтрака. Ну а девочки к первому входу не полезут – он приказал. А кроме того они панически боятся гранат и мин-ловушек!
Он выбрался из-под общего одеяла. Потянулся. Спал он в одних кальсонах и фуфайке, но не замёрз. Девочки зашевелились, заморгали: проснулись. Андрей сказал:
– Анна и Магда. Прошу вас: завтрак! А я пока схожу с остальными – к пирсу. Нужно посмотреть: действительно ли там когда-то были подводные лодки. Или, может, они там есть и сейчас. Может, хоть солярой удастся с них разжиться! Они ж – дизельные.
Выход к пирсу оказался без «сюрпризов». Андрей, собственно, этого и ждал: незачем ставить ловушки самим себе!
И вот они вновь под сводами чудовищной пещеры! Уж потолок этой, крутой и широкой дугой изгибавшийся, возвышаясь метров на пятьдесят, украшали чёртовы сталактиты! И стены тоже отсвечивали роскошью радужных конфетти, преломляя лучи их фонарей. Вниз, к поверхности океана, нужно было спускаться – перепад высот оказался метров в десять. Имелась и дорога – насыпанная из песка с опилками… Смёрзшимися.
И впереди, от берега – действительно выдавался в море длинный причал. Даже почти не разрушившийся от времени: всё верно – холод!
И, что ещё более удивило Андрея – у этого самого причала действительно стояли, пришвартованные бортами друг к другу – целых три подводных лодки!..
Мученья, которые она испытала, когда её укусил чёртов червяк, оказались цветочками по сравнению с теми, что сейчас терзали её пылающее и трясущееся в лихорадке тело! Боль оказалась поистине – чудовищной! Она даже не знала, что она такой бывает…
А ещё эти глаза – глаза широко открытые, пытливые и жадные – вглядывающиеся, казалось, в самую глубину её страдающей души, и горящие словно неземным светом!
Светом утоляемой Мести…
Жизель понимала, что тем, что ёрзает, извивается, и пытается мычать сквозь кляп, доставляет своей мучительнице подлинное наслаждение, но сделать с собой ничего уже не могла! Не помогали ей ни ставшая притчей во языцех «железная выдержка», ни ледяное равнодушие, ни самодисциплина!.. Тело умоляло об избавлении от этих мук! Описать которые не смог бы и Данте с его «Божественной комедией», где говорится о грешниках и их наказании…
Данте писал свою поэму до изобретения нацистами – «научных» методов допросов! И уж точно – про страдания заражённых сепсисом – не знал!..
А умно, конечно, ничего не скажешь…
Когда она умрёт, сестре Дженифер нужно будет только освободить её тело от ремней, и вынуть кляп.
И любое вскрытие покажет, что смерть произошла-таки – от заражения!
Ну, то есть – как бы разнёс кровоток слюну чёртового червя по её телу, и не помогли никакие лекарства и антибиотики!..
Но думать об этих мелочах она сейчас уже просто не может!!!
Потому что терпеть – больше нет сил!!! Да что же это?! А-а-а-а!.. Гос-споди…
За что ей такие муки?!
А тут ещё эти глаза…
14. Отрицательный результат
Вблизи подводные лодки выглядели мельче, чем казалось от здания Базы.
Пока идущий чуть впереди Андрей, и расположившиеся по обеим его сторонам, как бы – клином, женщины преодолевали отделявшие их от берега полкилометра, развлекались беседой. Заодно Андрей прикинул на глаз, что в самой крупной лодке не больше шестидесяти шагов длины. А в диаметре почерневший от времени корпус явно не превышал четыре метра.
Как они, в-смысле, экипаж, и наверняка немаленький, там помещались?! Да ещё с торпедами, аккумуляторами, и запасами горючего, пищи и воды?!
Пока прошли половину расстояния, отделявших Базу от пирса, и нескольких имеющихся рядом с ним бараков, Андрей успел рассмотреть в свете их уже немного подсевших фонарей, и эти самые бараки, (Крайне примитивные, и не бараки, а, скорее – ангары. То есть – склады!) и лодки, и пещеру. Пещера уходила дальним концом в воду, полностью перекрывая доступ света и воздуха, и тут, как и везде в подземельях, царила тишина и безветрие. Да и общая атмосфера, несмотря на то, что он уже точно был уверен, что никто их не подстерегает, казалась гнетущей и угрожающей. Дух нацизма?..
С другой стороны, пещера – точно не запечатана герметично. В том, что существует-таки некий, вполне удобный, тоннель, соединяющий эту подводную и подлёдную полость с открытым океаном, он не сомневался. Как-то же эти лодки проникали внутрь! И стройматериалы и продукты привозили. А доставленные сюда деловитые и скрупулёзные немецкие рабочие всё это разгружали, и строили, монтировали, и оснащали… И пусть они строили и для нацистов, но уж – на века!.. Вон: бетонные стены. Даже не выкрошились!
Жаль только, что все эти пакгаузы – пусты, что отлично видно через оставленные распахнутыми настежь ворота…
Элизабет, которая и на лодки и на бараки смотрела так, словно из них, или из-за них вот-вот должны вот-вот выскочить твари ещё почище ледяных червей, сказала:
– Уж больно мрачно они выглядят. Чёрные, зловещие… Словно могильники!
– Не думаю, что там и правда – есть трупы, Элизабет. Мы же видели – Базу эвакуировали не в спешке. То есть – и забрать всё своё барахлишко, и продукты, и личные вещи, они смогли. А, значит, и убитых или мёртвых своих коллег наверняка увезли. Ну, или предали земле. Или воде. И вряд ли внутри кто живёт. Так что – опусти карабин.
Элизабет, взглянувшая вниз, на руки, которые держали карабин почти в положении прицеливания, вполголоса ругнулась: «Чёрт!» Руки опустила. Но вынуждена была несколько раз вздохнуть, прежде чем из её позы ушла напряжённость, а из тона – страх:
– Я понимаю. Что всё-таки – пятьсот лет! И вряд ли кто и правда – ждёт нас там… Но всё равно – страшно!
– Не парься. – Андрей хотел снова сморозить что-то «политкорректное» и «канцелярско-казённое», но решил применить это простое слово, – Мне тоже страшно.
– Что?! Тебе?! Мужчине? Да ведь нам все уши прожужжали на уроках истории, какие вы все были неоглядно-храбрые, безбашенные, не думавшие о последствиях, и очертя голову бросавшиеся сразу в бой! Или драку! Или – нажимавшие «ту самую» кнопку! Что вы – от природы не любите думать, а предпочитаете сразу – действовать! И именно так вы и про…рали весь наш мир!
Андрей не мог не рассмеяться, покачав головой:
– Всё верно. Нет, не про нас, мужиков. А про методику вашего обучения и воспитания. Пропаганда и промывание мозгов наиболее эффективны в раннем возрасте. Собственно, я и не сомневался, что вас должны воспитывать именно в таком ключе. Зомбируя на всю оставшуюся жизнь. Чтоб, не дай Бог, какой-нибудь обслуживающей автоклавы дурочке не пришло в голову оставить в живых несколько, или хотя бы одного, родившегося мальчика. С целью получения от него, вот именно, донорской спермы!
– Ни одной, как ты выразился, дурочке, это так и так не удалось бы. Потому что контроль и на «внутриутробной» стадии, и даже эмбрионов, ведётся многоуровневый. И – разными ведомствами. И все мальчики отбраковываются ещё на стадии бластулы. До, как ты выразился, взрослого донора не доводили никого даже в порядке эксперимента. Это прямо запрещено нашими Законами!
Потому что смысла в таких взрослых «донорах» – нет.
Ведь все они – вторичны! То есть – получены от сотни раз использованных образцов из банка спермы. Тех, что проверены. Поколениями! А те, что при проверке дали плохие результаты – ну, типа, потомство больное, слабое, или подвержено нервным срывам, агрессии, или меланхолии, у нас давно отбракованы! И не используются. И мы уж начали беспокоиться – запасы «проверенных» образцов, признанных пригодными, подходили к концу… А тут – в наши руки попадаешь ты!
Эксклюзив, так сказать! И пусть ты нравственно и – отпетая сволочь, но физически очень здоров! И внешне привлекателен – от этого никуда не денешься! – она кинула на него плотоядный взор, но Андрей не отреагировал. Тогда она продолжила мысль, – И уж не сомневайся: твои лидерские и деловые качества наши специалисты заценили. И если удастся воспитать наших полученных от тебя девочек так, чтоб убрать агрессию и жестокость – твой активный потенциал наверняка даст твоим детям массу достоинств! Тут тебе – и аналитический склад ума. И готовность быстро принимать решения и действовать! Вон: как мгновенно, не рассуждая, ты кинулся тогда на помощь Магде! И ведь понимал, не мог не понимать – что рискуешь жизнью!!!
Наши так – точно не смогли бы… А постарались бы создать Комиссию, посовещаться, и через этак недельки две вынести решение. Проголосовав.
Нашим – даже Лидерам, из Совета, так не хватает именно этого: инициативы, и способности оценивать критические ситуации трезво. И принимать решения – быстро!
– Спасибо за небольшой экскурс в тонкости вашей внутренней политики. Уж от Анны я бы столь откровенных и конкретных сведений точно – не получил бы!
– Да уж. Сестра Анна у нас – «белая кость». И не выносит на широкое обсуждение проблемы Совета в частности, и Руководства Федерации в целом. Клановая солидарность!
– Скажи, Жаклин, – Андрей вдруг обратился к так и помалкивавшей всё это время женщине, – у вас в Андропризоне видеокамерами оснащены все личные каюты? В-смысле – вы, инженеры, внутренняя Служба безопасности, и охрана, за всеми вели наблюдение?
– Ну… Да. Хотя, если честно, это – пустая формальность. Ведь контролируется только большая, жилая, комната. А ванные, туалеты, и, у кого есть – спальни, не оснащены камерами видеонаблюдения. Каждая сестра имеет право на… Личную жизнь!
– Ага. Вот как. То есть – проще говоря, вы не смотрите, какими именно фалоимитаторами, и как, и сколько, и когда, пользуются все сёстры?
– Именно. Как не смотрим, как они все справляют нужду, или моются. Личная жизнь каждой сестры – это её личная жизнь. И спальня – личное пространство! Руководство Федерации, и руководство Андропризона интересует только один аспект жизни членов Социума. А именно – добросовестное исполнение ими служебных обязанностей!
Андрей хмыкнул:
– Ну вы и дебилки. (Прости за такое слово!) Ежу понятно, что если человек уверен в том, что за каждым его шагом ведётся пристальное наблюдение, он будет вести себя одним образом. То есть – политкорректно и законопослушно. А вот если он знает, что у него есть непросматриваемое жизненное пространство… Тут тебе – и шанс для развития крамолы! И терроризма! И всяких заговоров! Хотя, с другой стороны…
Раз уж ваш Социум выживал как-то все эти пятьсот лет, и у вас не было революций или социальных катаклизмов все эти годы, значит – вы всё делали верно. И Общество функционировало нормально. И все – и правда, выполняли добросовестно свои «служебные обязанности». Даже без глобального контроля. Как было в знаменитой книге «1984».
– Я не знаю, как там в книге «1984», – это влезла прикусившая губу от обиды, что от неё отвернулись, Элизабет, – Но вот насчёт того, что у нас не было революций – это ты зря! А, ну да. Ты же – не знаешь нашей истории.
– Да вот очень хотел бы ознакомиться. Чтоб знать. Через что вам пришлось пройти. И какие законы принять, и традиции поведения ввести в своё однополое Общество, чтоб не сбрендить. И не поубивать друг друга! Какие, например, революции у вас случались?
– Хм-м… Ну, если честно, о них нам рассказывали не слишком подробно. Но основных было – не меньше пяти! Плюс ещё бунты и восстания на местах… Но после как раз первых пяти – наши законы и Конституция менялись кардинально!
– И как же это?
– Ну… В сторону развития демократии, и улучшения соблюдения Прав Человека!
Андрей не смог сдержать смеха. Ему пришлось даже приостановиться, не дойдя десятка шагов до пирса, и согнуться в три погибели – его так и трясло.
– Не вижу ничего смешного! – Элизабет, снова прикусившая губу, вспыхнула, а в голосе звучала обида.
– Точно! – Андрей, смахнув набежавшую слезу, выпрямился. – Прости. Смешного, вот именно, ничего нет. Особенно, если вспомнить мой личный опыт. Мою «историю». И учесть, что самый свирепый жандарм народов, эти чёртовы США, который при мне пытался диктовать свою волю Правительствам всех стран, что послабее, и не имели возможности ответить ядерным ударом, выдвигал именно такие лозунги!
«Усиление» и «развитие» демократии! Соблюдение «прав человека»!..
После чего в стране провоцировалась и проплачивалась оранжевая революция, и власть переходила в лапы радикалов. Попиравших эту самую демократию, и разваливавших экономику страны. И страна становилась зависима от… Внешнего управления!
А вот противники США – всеми способами помогали законному Правительству подвергшихся «демократизации» стран: подавить эти оранжевые революции. Иногда это удавалось. Но США, владея девяноста процентами всех денег мира, не сдавались!.. И организовывали новые бунты – «для защиты прав человека!»
И к чему это привело? Вот именно. К напряжённому политическому противостоянию на первых порах. И глобальному и открытому военному конфликту в итоге! Где сильные и экономически продвинутые страны, вооружившись атомными и водородными бомбами, и «гуманным» бактериологическим оружием, дружно «несли мир всему миру!» Да так, что человечество исчезло…
Но довольно об абстрактном. Меня просто поразило, как История повторяется… пусть и в виде пародии!
К делу. Мы прибыли. Вот теперь, девочки, будьте настороже. Я попробую пройти по мосткам, и залезу в люк рубки. Для начала – ближайшей, хоть она и не самая большая.
– А нам что в это время делать?
– А вам, Жаклин, нужно будет стоять здесь. Вот здесь и здесь. – Андрей расставил женщин на пирсе, у носа и кормы лодки, шагах в сорока друг от друга, – И бдить изо всех сил вокруг! Мне совсем не улыбается, чтоб пока я буду лазать по трюмам и ворошить старьё, какая-нибудь подводная тварь, типа осьминога, забралась на корпус, и полезла внутрь – за мной! И сожрала! Задача ясна?
– Так точно, командир! А что – здесь водятся осьминоги? В Антарктике?
Андрей хохотнул:
– Нет. Для них тут слишком холодно – у них же кровь не на гемоглобине, а на гемоциане. То есть, они – жители тёплых морей. Но! Дело в принципе. Мне очень не хотелось бы, чтоб мой тыл оставался неприкрытым, пока я буду фактически слеп, глух, и беззащитен там, внутри. Да, граната не взорвалась. Но это не значит, что наши преследовательницы не поступили хитрее. То есть – не полезли напролом, с фронта: в дверь, а просто обошли нашу Базу – с флангов! Поэтому – смотрите в оба!
– Ага, поняли.
– Есть, командир!
Андрей подумал, что маловато, конечно, в его «подчинённых» серьёзности и реального подхода к оценке ситуации. Но с этим пока придётся смириться. Не давать же ему им – по наряду вне очереди! За расхлябанность и легкомыслие… Но налобные фонари у обеих горят нормально, а на белой поверхности оставшегося позади пологого спуска всё равно спрятаться негде – враги незамеченными не подберутся! Тем более, что, как сказала Магда, маскхалатов белого цвета на складах Андропризона всё равно нет.
Мостки скрипели и тряслись, но его вес выдержали. Андрей с подозрением оглянулся на них, перейдя на палубу. Металл, конечно… Но за пятьсот-то лет – любой, даже находившийся без нагрузки, и хорошо прокрашенный, металл – устаёт.
На рубку поднялся по трапу с маленькими скобами-ступеньками, с тыла. В люк светил примерно с минуту. Но ничего подозрительного не заметил. И не унюхал. За эти годы выветрился даже неубиваемый запах солярки…
Зато остался налёт запаха тлена и запустения. Ну, и вездесущей пыли.
Спуск прошёл нормально. Внутренний трап оказался всё же поудобней наружного. Но рубка декором или обилием полезных предметов не поразила.
Всё, что можно было отсюда снять, скрутить и вынести, даже оголовок перископа – сняли, скрутили и вынесли. И сейчас он озирался, видя практически лишь голые переборки, и мощные кольца-фермы, придающие корпусу жёсткость. Пульты, рычаги, механизмы, кресла, имелись явно – вон там, там, и там… Но сейчас от них остались только посадочные места.
Он нырнул в люк, отделявший рубку от первого отсека в сторону носа.
Пусто.
В следующий.
Пусто.
И в последний.
О! Есть четыре торпеды на стеллажах! И люки, ведущие в пусковые шахты. А вот лебёдка, или тали, с помощью которых эти полутонные семиметровые громадины можно было бы перетащить к шахтам, отсутствовали.
Облом, стало быть. Разве что удастся вскрыть корпуса торпед, в головной части, да повыпотрошить взрывчатки… Только вот – для чего? Взорвать к …ерам собачьим тоннель, соединяющий Базу с Андропризоном?
Ну уж – нет. Он в глубине души надеялся, что рано или поздно оттуда заявятся парламентёры. И предложат ему! Условия, не которых он согласился бы…
Ведь он – последний мужчина!
То есть – по-идее, он должен себя беречь, а не лезть, очертя голову, во всякие подозрительные места, и «кидаться безоглядно» в опасные ситуации – как вон, с червями.
А с другой – если он начнёт себя «беречь» и сдерживать – это будет уже не он!
Не Мужчина с большой буквы! И грош ему тогда цена… И его семени.
Но! Разумная осторожность всё же не повредит!
В кормовой части лодки насчитал пять секций. Тоже, ясное дело, пустых. Сохранились только трёхъярусные стальные нары-койки, на которых когда-то спал экипаж. Андрей насчитал восемнадцать коек – стало быть, всего здесь жило и работало, если это можно так назвать, двадцать семь подводников. Для бодрствующей вахты постелей в тесном пространстве нацистский Кригсмарине не предусматривал – все спали по очереди…
Дизели не поразили размером и мощностью. Как и баки для топлива. Пустые, словно лопнувший воздушный шарик. Выяснил это Андрей просто: простукиванием, а затем не поленился: открутил верхние горловины обеих. Посветил фонарём. Чтоб увидеть сухое и ржавое дно трёхтонных ёмкостей… Аккумуляторов тоже нигде не было – вынесли. Зато сохранился центральный гребной вал – вот он, длинный, толстый…
И бесполезный.
Стало быть – пустышка.
Да и ладно. Есть ещё две лодки. Может, хоть с последней не всё забрали? Далеко же таскать? Да и явно она побольше, и какой-то особенной марки – вряд ли запчасти подойдут для обычных, массовых и типовых…
Девочкам он о результатах сказал, выбравшись на палубу первой лодки, и прокомментировав результаты обыска так: «Отрицательный результат, как говорят учёные – тоже результат!».
На что ему, фыркнув, сообщили, где видали этих учёных, и их «умные» мысли. А из насущно-полезного – что – ничего и никого. Андрей кивнул, и перешёл на палубу второй лодки. Мостки выдержали нормально.
Через минут десять разобрался и с ней.
А вот третья, пошире и подлиннее остальных, порадовала.
Имелись в ней «шикарно» (В смысле, даже отделанные шпоном из натурального дерева!) оборудованные каюты! Тут явно перевозили начальство!
Может, даже и лично самого фюрера!
Сестра Дженифер поймала себя на том, что уже минут десять стоит, замерев в напряжённой позе, и пялится в остекленевшие глаза, в которых запечатлелось, теперь уже – навечно, выражение дикой ненависти и невыносимой муки. Вот уж сочетание…
Но вот и сдохла обидчица её матери.
Однозначно сдохла – пульса, когда она заставила себя наконец сдвинуться с места, и пощупать, не обнаружилось. Значит, можно заканчивать – нечего тянуть.
Радуясь, что позаботилась отключить видеокамеру этой каюты заранее, сестра Дженифер быстро, но аккуратно развязала ремни, крепившие её «подопытную» к койке. Вынула и спрятала в карман медицинского халата и кляп. Осмотрелась.
Нет, ничто больше не указывало. Что произошло здесь на самом деле.
Да, их пациентка страдала от заражения крови, да, она мучилась. Но встать, чтоб пойти куда-нибудь за подмогой, или позвать на помощь – сил не хватило! Потеря крови!
Уходя из спальни сестра Дженифер даже не оглянулась. Уж облик-то твари, убившей её мать, а особенно – выражение глаз, она сохранит в сердце навечно!..
Иногда вынимая оттуда, как припрятанную секретную драгоценность, и любуясь!
Ну а сейчас можно беспрепятственно сделать то, что она тоже запланировала давно.
В зал каюты, которую выделили Жизель для проживания в Андропризоне, сестра Дженифер вернулась без проблем.
Каюты здесь не запирались. Ну, вернее, они, конечно, запирались. Когда-то.
Но все ключи оказались утрачены – какой-то умник оставил их на полках склада в том месте, где сверху просачивалась талая вода. Вот вся связка и превратилась в огромный, и ощетинившийся, словно иглами, хрупкий пук рассыпающегося в руках ржавого металла. С одной стороны – никакой «личной» жизни. А с другой – очень удобно. Можно зайти к кому хочешь в любое время!
Если, конечно, каюта не заперта изнутри на щеколду…
То, что ей было нужно, сестра Дженифер нашла легко и быстро – Глава Совета прибыла с сумкой и чемоданом. Вот в чемодане-то, на самом дне, сестра Дженифер и обнаружила их. Сшитые ксерокопии дневника. Заключённого номер… Она не запомнила, какой, да и …рен с ним!
Спрятав распечатку на груди, под майкой, она оправила халатик, и быстро выскользнула из каюты. Аккуратно прикрыла за собой дверь. Главное – не шуметь! Этот коридор, как и каюта Жизель – сейчас не просматривается. Начальство запретило само! Но соседи могли бы услышать…
Теперь – к себе. Только – не спешить! Чтоб те, кто просматривают её коридор – ничего не заподозрили!
Она уже облизывалась, представляя, что сейчас прочтёт…
«…не сказать, чтоб лицо её поражало вот прям «неземной» красотой, но что-то в нём определённо имелось. Неординарного. Хотя, на мой взгляд, черты личика всё же были мелковаты – словно от другого, не столь крупного, тела.
Хотя и это тело тоже – не очень-то велико. Я же дал себе установку – крупнее сорок восьмого размера женщин не воровать! И старше пятидесяти – тоже. Уж больно они вонючие, ворчливые, и мерзкие! А уж болтливые – и не говорите! Не заткнёшь! Казалось бы – можно вставить кляп, но у меня же – и видео, и аудио-запись! Мне важно. Чтоб они реагировали на мои действия. И вопили! И стонали! И визжали! И умоляли!
А ни в коем случае не ворчали и не гнусили… Когда начинают канючить, и причитать, и уж тем более – «вразумлять» меня – падает всё моё «достоинство»!
Ну, к телу этой придраться не мог. Хотя под её дурацкой дублёнкой его было почти не видно – но я по лицу сделал вывод. Что её комплекция – то, что надо.
Не разочаровался. На вид – килограмм пятьдесят. И рост – метр шестьдесят два. Чётко обозначенная талия. Ноги, правда, коротковаты. И слишком длинная часть торса – та, что от талии – до того места, где расположена кошечка. Покатые, стало быть, бёдра.
Э-э, чего я придираюсь! Когда раздел – сразу понял: порядок! Возбуждает!
Распял её на верстаке. Начать решил сразу с пытки водой.
Сунул под нос пузырёк с аммиаком. О! Очнулась! Пытается что-то сказать, и дёргается – старается отвязаться! Ага, милая – два раза ты у меня отвяжешься!..
Вынул кляп из её ротика. Стянул повязку с глаз.
Она обвела мою вотчину безумным взором. И на меня уставилась. Но уже – молча!
А умная, похоже. Сразу догадалась, что раз я – в капюшоне, как у бойца какой Альфы, и она – явно в каком-то подвале, сейчас буду я её пытать. И снимать об этом реалистичное видео! И ей будет больно. Очень.
Но умолять отпустить её, или ещё какой-нибудь дебилизм выдумывать – не стала. Тоже, значит, гордая. Ну-ну. Мне, дурочка ты набитая, твоя гордость – только на руку!
Дольше смогу мучить, пока не сдашься! Не завопишь, и не начнёшь визжать, как свинья, которую режут! И не начнёшь умолять. Отпустить. Ну, или – прикончить!
Накрываю её зафиксированную голову хэбэшной тряпкой. Тряпка у меня проверена – то, что надо! Поливать начинаю сразу – а чего тянуть, камеры включены!
Вот она и забулькала, заплевалась. Замычала, явно ругаясь. А ничего. Уж я-то знаю, когда ругательства и проклятья сменятся мольбами и плачем!
Но пока слышны невнятные звуки – это она вынуждена втягивать, чтоб подышать, в горло брызги воды! Задыхается. Тонет, малышка моя гордая!
Но я продолжаю лить воду, тонкой струйкой – мне нужно, чтоб вся поверхность тряпки была увлажнена. И – равномерно!
Наконец минут через пять, когда тело её скрючилось в совсем уж жутких корчах, а из горла доносится лишь слабый хрип, прекращаю я лить воду. Снимаю тряпку с личика.
Фонтан воды так и извергается из её рта! И слышно её стало куда лучше.
Она и стонет, и причитает, и, возможно, умоляет – об этом говорят её широко раскрывшиеся глаза, хотя членораздельной речи из уст всё никак не выходит. А, вот: наконец-то, после ещё одного фонтанчика воды, разобрал:
– Пожалуйста! Умоляю! Не нужно больше! Я… Я всё вам сделаю, о чём попросите! Даже оральный… Или анальный секс!
Ух ты – какая коварная!
Так я и согласился совать своего драгоценного красноголового воина в пасть явно ещё не сломленной, и собирающейся просто откусить его, наивной дуре! А вот от анального – ты, голубка, так и так не отвертишься!
Правда, только после того, как я опробую твою куночку…
Теперь для полноты ощущений, и чтоб заодно дождаться, когда она выплюнет и выкашляет из лёгких хоть часть попавшей туда воды, беру я свои огромные плоскогубцы. Показываю ей. И начинаю!
С мизинца правой ноги.
Ого! А наличие в лёгких моей крошки воды орать благим матом теперь, когда тряпка снята, нисколько не мешает!
Ну так и чудесно. Потому что я хорошо знаю – сами кости пальцев ног простираются почти на всю длину ступни – до вот примерно сюда. То есть – раздроблять их, по очереди, я смогу долго. А поскольку её ножки одеты в эластичные синтетические чулочки – никакой крови у меня в подвале не будет!
После третьего пальца чувствую – готов я! Да и она уже не столько орёт, вопит и стенает, сколько просто задыхается и хрипит – видать, соскучилась по ещё одной «водной процедуре».
Ну ладно. Я же – добрый!
Накрою её снова тряпкой и полью только после того, как отымею со всем возможным азартом! Вон: как её возбуждённая куночка подёргивается!
Предвкушает!
Потому что её обладательница уже видит, выпучив глаза, как я спускаю штаны…»
15. Опустевшее логово зверя
Торпеды обнаружились и в этой лодке.
Их имелось здесь даже целых шесть. Да и вообще: корпус реально оказался куда выше и шире, чем у первых двух. И шпангоуты выглядели помощней – похоже, эта субмарина могла поднырнуть куда глубже, чем стандартные.
Андрей не стал возиться с тем, чему применения пока не видел, и вернулся в рубку лодки. Да, отсюда они эвакуировались не в спешке… Но подсознание говорило ему, что имеется некий диссонанс в общем впечатлении – именно от этой, «штабной», лодки. Осталось это дело осмыслить, и понять, что же всё-таки показалось ему… Странным!
Да, офицерские каюты и оборудованы и отделаны, но оставить в них что-то по-настоящему важное и интересное никто не озаботился. Хотя – вот оно!..
Вспомнил!
Вернувшись во вторую от отсека с движками и аккумуляторами, то есть – предпоследнюю «жилую» каюту-отсек, он вновь осмотрел кривовато, как ему показалось, располагавшуюся полку-койку. Хм-м…
Не-ет, это – не заводской брак. Вот: видно: кто-то явно полку отсюда, из её гнезда, вынимал. А затем вставил обратно на место, не сумев загнать до упора, так, как положено… Силёнок, что ли, не хватило? Или – специально?
Ну, раз так – стало быть можно попробовать вынуть её снова. Мало ли!
Чтоб вынуть полку-койку из пазов, пришлось применить рычаг: а зря, что ли, он таскает за поясом огромный газовый ключ, прихваченный ещё вчера со склада Базы!
Пришлось повозиться: он чуял, что трясёт и раскачивает чёртову тысячетонную лодку так, что девочки, наверное, забеспокоились: вдруг на него напал какой-то внутренний враг! Ну, или он нашёл здесь ещё женщину! И сейчас не теряет времени даром…
Полка, когда с довольным вздохом и матюгом вытащил, наконец, оказалась полой – щель во всю её длину была изначально развёрнута к наружной стенке лодки.
Внутри узкого, в палец, пространства между двумя двухмиллиметровыми листами стали, с поперечными перегородками, что-то явно имелось. Белело. Вернее – серело: пятьсот лет, всё-таки.
Не мудрствуя лукаво, Андрей опустил полку углом на палубу, поставив щелью вниз, и принялся трясти и пинать по боковинам. Гул пошёл по всему внутреннему пространству. Внезапно из рубки послышался голос, искажённый эхом и расстоянием:
– Андрей! У вас всё в порядке?!
– Да. – ему пришлось остановиться передохнуть, и поставить полку на палубу, прислонив к переборке, – Ну-ка, иди сюда! Мне требуется помощь!
Элизабет, что-то крикнув напарнице, загромыхала по ступеням. Опасливо оглядываясь по сторонам, словно каждая железяка здесь могла её укусить, протиснулась к нему. Андрей сказал:
– Я поставлю вот эту штуку – углом на вон ту полку. И буду держать. Твоя задача – трясти её и пинать, пока что-то серое, застрявшее внутри, не вывалится наружу! Готова?
– Д-да… – энтузиазма в голосе его помощницы не чувствовалось, да Андрея сейчас это и не волновало: его уже охватил охотничий азарт. Чего же здесь нацистское штабное начальство запрятало, или забыло, такого секретного, что берегло, похоже, и от своих?!
Элизабет справилась с задачей вовсе не так, как Андрей предложил. Вместо того, чтоб трясти и пинать полку, как в анекдоте про прапорщика («Чего тут думать?! Трясти надо!») она вернулась в рубку, буркнув «Минутку!», и возвратилась с длинным и тонким штырём – похоже, масляным щупом. Андрей про себя чертыхнулся: всё верно. Он и сам видел там, прямо под люком в рубке, наваленные железяки, и в том числе и этот тонкий щуп. А молодец эта Элизабет! Соображает! Назначить зам. Главной жены, что ли?..
Засунув тонкий штырь в щель, Элизабет принялась шурудить там.
Не прошло и минуты, как на палубу вывалилось два толстых пакета. Похожих на обычные заказные письма: один побольше, другой поменьше, бумага – плотная, толстая. Скорее, даже, картон. Но дальнейшие старания женщины ничего не дали. Андрей, буркнув «Ну и …ер с ним!», перевернув полку снова щелью кверху, посветил внутрь. Нет, действительно – больше ничего.
Элизабет между тем рассматривала пакеты, держа один – в одной руке, а другой – в другой. Андрей поставил на пол ненужную уже полку, прислонив к переборке, и подошёл.
– Не понимаю я по-немецки. – в голосе женщины явственно читалось неподдельное сожаление. Ещё бы! Любопытство одолевало её сейчас явно куда больше, чем Андрея! – Вот гады! Чего они по английски-то не писали?! – конверты были надписаны. Точнее будет сказать, что на каждом имелся казённого вида штамп с надписью «Hochste Geheimhaltung», что Андрей позволил себе перевести как «Наивысшая секретность», ну, или – типа – типа «Топ Сикрет». А в середине конверта имелась другая, весьма длинная, и совершенно непереводимая, надпись, с описанием, как понял Андрей, того, что внутри.
Внутри оказались, естественно, Чертежи. И кодовые обозначения каких-то… Объектов. Листы тоже, понятное дело, испещряли надписи «Geheim». «Секретно», стало быть.
Он хмыкнул:
– А потому и не писали. Что после русских их первые враги были – англоязычные сволочи. Англичане да америкосы. Так что даже найдя такие документы, с ними так просто разобраться было нельзя! Нужен переводчик. Высококвалифицированный.
Андрей, взяв из её руки меньший конверт, вскрыл его, просто оторвав заклеенную кромку. Приоткрыл пакет. Понюхал. Нет, плесенью не тянет. Значит, вероятней всего, чертежи-таки сохранились. Он достал пачку бумаг. Хмыкнул:
– Оказывается, одним переводчиком дело не ограничилось бы. Нужны инженеры. И технологи. И учёные. Это – действительно чертежи. Какой-то сложной и большой машины.
– И что же это за «машина»?
– Вот её секретное обозначение – Эйч Ти – пятьдесят восемь. А по виду…
Очень похожа на легендарную штуковину, которую называли при мне – летающий колокол. Жутко секретная, и абсолютно, насколько я понял, невоспроизводимая. Без, как раз – вот этих синек и описаний. Гитлер, опять-таки по слухам, получил эти чертежи и технологии от инопланетян. Но поскольку кроме слухов я ничего конкретно не знаю, не думаю, что эти чертежи, – он презрительно потряс пачкой, – нам пригодятся. Да и там, на большой земле – они без надобности. Или мы хотим, чтоб наши противницы – летали, аки птицы, под облаками?
– Нет, понятное дело. А чтоб строить эту здоровенную дуру, нужен, наверное, всё же какой-нибудь… Завод! Ладно. А тут – что? – второй конверт Элизабет вскрыла сама, и сейчас не без трепета рассматривала ещё какие-то чертежи, очень сложные и подробные.
Андрей, положив назад в конверт чертежи «колокола», подошёл. Посветил. Поперебирал. Повздыхал. Пожал плечами:
– Тоже – легенда! Проект «Хонебу». Настоящая летающая тарелка. Штука в стиле «Вундер Ваффе». То есть – чудо-оружие. Не помню, где видел фотографии, но, вроде, немцы даже успели построить несколько штук. И, по третьей легенде – на них и отчалили.
– И куда же это?!
– На Луну. Дескать, у них там – ещё База.
– Андрей. Ты это – серьёзно? Или… Прикалываешь меня, лопоухую дуру?!
– Да нет. Смысл мне – тебя прикалывать? – Андрей посмотрел на Элизабет, пожал плечами, – Тем более, что, как видишь сама – База давно покинута. И всё барахлишко отсюда вывезли не в спешке, а, как уже говорил, методично и спокойно. А раз я ничего не знаю о том, как после второй Мировой разгромили это гнездо, это «последнее логово зверя», никто тут ничего «ликвидировать» или разграбить и не успел! Впрочем, как и подгрести под своё крылышко. Как америкосы подгребли фон Брауна и все его ракеты.
То есть – эвакуировались отсюда спокойненько все чёртовы нацисты! На этих самых тарелочках!
Правда, выдержав-таки перед этим попытку америкосов захватить эту Базу. Отстреливаясь. Недаром же в пятидесятые экспедиция ВМФ США даже подобраться к этому берегу не могла с первой попытки! Как пишет в своих дневниках адмирал Бёрд, несколько кораблей его флотилии потопили странные дискообразные летающие объекты. После чего его эскадра, поджав хвост, развернулась на сто восемьдесят. И дала дёру. Домой.
А нацисты, подумав немного, и рассудив, что технологическая база тех, кто напал на них, всё же получше, как и число кораблей и людей у США побольше, да и бомба ядерная готова, свалила от греха подальше – во избежание!
– Ну… Не знаю! – по виду Элизабет было видно, что она всё равно не поверила ни на секунду этой «лапше», – Неправдоподобно всё это! Дичь какая-то! Нацистская База – на Луне! Там же нет даже воздуха!
– Ага. Нет. Но как идея для фантастического фильма – очень даже заманчивый и занимательный сюжет. Насколько знаю, такой фильм даже сняли. Назывался «Стальные небеса». Было и продолжение – его уже не видел. Ладно.
Мы сейчас правдоподобность наличия живых нацистов на нашем спутнике обсуждать не будем. Как не собираюсь я предоставлять в лапы нашего предполагаемого противника и эти ценнейшие чертежи. С объяснениями и спецификацией. Рановато вам, девочкам, на Луну летать. Вы ещё здесь, на Земле, не всё восстановили.
Да и вообще – летать в космос – удел мужиков! «Смелых и упёртых…»
Так что – ну-ка, прячь эти чёртовы чертежи обратно – в конверт!
Конверты Андрей добросовестно затолкал назад, в щель полки. После чего они вдвоём с Элизабет благополучно воткнули её на место. Позаботившись о том, что больше никаких подозрительных перекосов видно не было. Андрей сказал:
– Прошу тебя, Элизабет. Никому не говори об этой нашей находке. Не хочу, чтоб меня заставили строить и испытывать эту дрянь!
– Ну… Хорошо. Я прекрасно понимаю, что ты и без восстановления «тарелок» достаточно большим количеством проблем озабочен! И занят! – она кинула на него такой плотоядный взор, что Андрей усмехнулся:
– Ну, нет! Пока не нагреем комнату хотя бы до плюс двадцати, и не придумаем, как мыться – никакого секса!
Элизабет невесело хохотнула:
– Согласна. Гигиена нам нужна…
– Жаклин и остальным скажем, что пытались открутить крышку резервного бака с соляркой. Но там – тоже ничего не обнаружили. А шпон со стен нам без надобности.
– Поняла. Хорошо.
Они покинули злополучную подлодку.
Поскольку горючего или ещё чего полезного на ней и правда – не оказалось…
«О-о-о!..
Фейерверк наслаждения!!!
Вот уж никогда бы не подумал!
Что именно у этой женщины куночка окажется такой… Словно заточенной – именно под меня!!! Какой плотный и «полномасштабный» контакт! Как рука – в перчатку! И смазка – именно столько, сколько нужно для полноты ощущений!
Прекрасно, прекрасно… Чувствую, как прям волны кайфа накрывают меня – с головой! Такого я… Раньше… О-о!!! Богиня, мать её!!!
Но вот она задёргалась, заорала благим матом – и откинулась на верстак, сотрясаемая судорогами… Возбудила – дальше некуда!!!
Я наддал! И…
Закончив, и отвалившись с воплем наслаждения, я подумал, что – вот! Бесподобно – нет, реально: бесподобно!
Сохранить бы её такую навсегда!!! Для вящего наслаждения. Только вот – как?!
Нет, правда: возникла у меня мысль как-нибудь «законсервировать», что ли, эту даму для постоянного, так сказать, пользования. Плохо только, что негде мне её держать.
Впрочем…
Если поставить вон туда и туда – перегородку… И судно ей принести… Ну, а кувшин с водой, да немного еды я всегда смогу ей подставить. Хм-м…
Жаль только, что я уже несколько подпортил её ножку! Но это – не проблема.
Ведь ножка снаружи – осталась цела! В-смысле – кожа не повреждена. Значит – что? Заражения крови можно не опасаться! То есть – можно запросто наложить ей гипс туда, на стопу, и посадить, скажем, на цепь.
Тем более – цепей-то у меня, как и замков – несчитано-немеряно.
А что: очень даже возбуждающая мысль! Пытку водой я смогу вершить над ней – всегда! И – сколько душеньке угодно: она не наносит вреда телу. А вот дробить кости пока не нужно. Это всегда успеется – когда надоест. А чтоб сильнее возбудиться – буду я её, голубку мою замечательную, пытать электричеством!
Впрочем – нет. А то там, в куночке, от электрода-штыря появятся ожоги-корочки…
Да, можно же, чтоб куночка сохранялась именно в таком состоянии – испробовать снова вариант с раскалёнными гвоздями – под ноготки! Хм-м… Но тогда она ни кувшин, ни еду брать не сможет… А если оставить целой – одну из рук? И раздробить пальчики на второй ступне? Да, хорошая мысль – для следующего раза. А заодно и гарантия – что на двух-то повреждённых ножках – далеко не убежишь, даже если как-то освободишься от замка на цепи на шее, и вскроешь запертую дверь!
Ну вот я и придумал, как разнообразить свой быт. И досуг.
А пока…
Ну-ка, где у меня мешок с гипсом и старые простыни?
Есть. Гипс – в гараже, простыни – в пакете со старым бельём. Берегу – на тряпки. Мало ли чего нужно будет протереть… Ну а соорудить из этого материала гипсовый сапог – как нефиг делать!
Смотрю на мою даму, которая всё ещё слабо стонет, часто дышит, и сотрясается. Странно.
Неужели и правда – и она – приехала?!
Такого у меня ещё не бывало! Чтоб вопили, рыдали, проклинали, дёргались – да!
А вот чтоб реально – испытать оргазм – никогда!
И ведь – не симулирует! До сих пор что-то мычит и вздыхает…
Чтоб мне лопнуть.
Наконец-то попалась настоящая мазохистка!!! А ведь говорят, что их – одна из десяти… Ну вот. Как раз – подтверждает «статистику». Девятая.
Хм-м…
Ещё один повод сохранить ей жизнь.
Ну, хотя бы – на время!
На завтрак девочки приготовили снова бекон с гарниром из тушёных овощей.
Подогрели его Магда и Анна на большой сковороде, которую притащили из камбуза Базы. Андрей инициативу приветствовал, отметив, что горячая пища всегда и сил придаёт, и организм согревает. А для жизни в почти диких, буквально первобытных, условиях, это очень важно. А ещё важно – получать витамины. Чтоб не развилась цинга.
Пока Андрей развивал эту немудрёную мысль, девочки, евшие медленней его, и ещё не закончившие трапезу, только переглядывались. Наконец Магда спросила:
– Господин. Вы откуда так хорошо знаете все эти тонкости жизни… В Антарктике?
– Ну, положим, конечно, не все… Да только попадалась мне в старые-стародавние времена одна книжица. Там было два документальных романа. «Северный полюс», Роберта Пири, и «Южный полюс». Роальда Амундсена. Они-то как раз их и открыли! Причём – практически одновременно – в 1908, и 1909, по-моему, годах. Не суть.
А важно, что они оба – профи в своём деле. То есть – обучались у иннуитов выживанию в условиях заполярья. И лютых холодов. И полугодичной ночи. И именно они и их коллеги вроде Нансена или Норденшельда, испытывали и разрабатывали оборудование для таких походов и работ. Тут и нераздавливаемое льдами судно – «Фрам». И универсальные печки, и палатки, и одежда. Ну, про неё я уже говорил.
А нам повезло. В том плане, что те, кто строил – что Андропризон, что эту Базу – явно были знакомы с их книгами, и их опытом!
– А всё равно. – это с весьма печальным видом влезла Элизабет, – Жить тут всегда – нельзя! Ни помыться, ни раздеться… Ни нормально поспать!
– Мог бы возразить. Что северные народы, типа нанайцев или тех же чукчей – прекрасно живут. И процветают. Правда, у них бывает, конечно, и лето…
Впрочем, о чём это я – никто сейчас нигде не живёт.
– Это уж точно! А то бы мы этих самых чукчей экспортировали! – Анна кинула на него насмешливый взор, облизывая ложку.
16. Переговоры
– Андрей. – Магда хмурила брови: явно долго обдумывала какую-то мысль, и сейчас, когда, покончив с трапезой, все они прибывали в несколько умиротворённом и расслабленном состоянии, решила озвучить, – Я вот подумала… Раз в эту пещеру попадали подводные лодки – значит, должен существовать и подводный тоннель?
– Наверняка! – Андрей уже понял, куда женщина клонит, но предоставил ей инициативу, – И – что?
– А то. Может, если мы заправим соляркой какую-нибудь из лодок, и попробуем завести двигатели… Ты говорил, что они в порядке, а смазать и прочистить – без проблем… Вон: Элизабет у нас – техник! Может, нам удастся выплыть на лодке – наружу?
– А зачем бы нам выплывать – наружу? – Андрей старался выглядеть серьёзно, хотя его разбирал смех.
– Ну – как зачем?! Мы могли бы… Попытаться доплыть до какого-нибудь… Ну, хотя бы – необитаемого острова. Где-нибудь в тропиках. Где царит, – Магда подкатила мечтательный взор к потолку, – вечное лето! И там организовали бы наше поселение! Вернее – основали маленькую Колонию! Ты бы – руководил, мы бы – рожали!
Ну, и так далее…
– Интересная мысль. Однако, даже если бы лодки были в полностью рабочем состоянии – я не вижу смысла в такой авантюре. – он пожал плечами, – Да-да, это была бы чистая авантюра! Ведь рано или поздно кто-нибудь из вашего чёртова Содружества обнаружил бы нашу «Колонию». Сама же говорила, что они сейчас по океанам – плавают!
И тогда нам всем, а особенно – моим отпрыскам мужского пола – кирдык! Ведь согласно вашим данным – у вас почти миллиард женщин. Солидная ударная сила!
И ваши законы запрещают мужчинам – жить. А на острове, с заведомо ограниченными природными ресурсами, мы никуда бы не смогли скрыться! А насчёт оружия… Нет! Только луки и копья. Смешно! Да мы не смогли бы даже выплавлять металл! Не говоря уж – о размножиться достаточно быстро, чтоб создать армию, способную адекватно противостоять всем силам вашего чёртова Совета. Нет и ещё раз нет. Я против такой идеи.
Даже если б подлодки можно было восстановить и запустить.
А сделать это нереально. Там демонтировано, и из внутренностей вынесено – всё! Не то, что навигационные приборы, и механизмы жизнеобеспечения и управления, а – всё!
– Минутку. – это влезла Анна, – Если вынесено – всё, то где оно, это «всё»?!
И где все эти немцы?! Как и куда они эвакуировались?! И где их чёртовы – заводы, про которые ты упоминал, что их тут якобы оборудовали? И жилые дома? Ведь ты про это место говорил, что именно она это и есть – «Новая Швабия»? Куда до окончания войны успели привезти десять тысяч немецких рабочих-колонистов. И колонисточек. – он заметил, что её глаза невольно сузились при упоминании потенциальных конкуренток.
Ох уж эти женщины… Хотя, собственно, такое отношение к себе подобным в их ситуации – логично. Похоже, что с мыслью делить его с тремя другими «жёнами» она уже свыклась. Но другие, «чужие», дамы явно будут встречены в штыки!
– Ага. Швабия, она самая. Ну, за что купил, как говорится, за то и продал. И эта Новая Швабия однозначно была – здесь! Я сам видел фото ледокола с таким названием. Ты же не думаешь, что он ходил в Китай? Нет: ледокол нужен только во льдах!
Однако пока мы тут шарили, – он обвёл рукой здание, указав направление на Командный пункт, – никаких документов, подтверждавших бы эти слухи, мы не нашли. Вернее, если и нашли – так не можем перевести! Но в-принципе, это не и обязательно.
Я и так могу сказать – вон, девочкам я уже сказал! – где все эти чёртовы нацисты и рабочие со своими «колонисточками».
На Луне.
– Что?! – Анна сощурилась, словно увидала мерзкую крысу, – Ты – серьёзно?!
– Нет, шучу. – Андрей, подпустив в голос иронии, пожал плечами, – Я точно знаю из рассекреченных к моменту моего ареста старинных архивов, что на эскадру адмирала Бёрда, посланную америкосами к Антарктиде в сорок седьмом году, напали самые настоящие летающие тарелки. И даже потопили несколько эсминцев.
После чего означенный Адмирал приказал во избежание дальнейших потерь развернуться и позорно бежать перед превосходящими силами противника. А эти тарелки – проект «Хонебу», как называли их немцы, могли свободно летать и за пределами атмосферы. Они – герметичны. Как и подводные лодки. Но – куда мобильней. Технологии, по слухам, получены секретной экспедицией Анэнербе – в Гималаях. На Тибете. От каких-то Предтеч. Нет, не наших, а реально – древних, Чужих, где устройство этих чёртовых тарелочек было расписано подробно. Ну вот нацисты их и построили.
И чтоб не ждать, пока трусоватые и всегда воюющие за счёт технологического превосходства американцы жахнут по их Базе ракетой с ядерным зарядом, и предпочли быстренько отступить. Туда, куда америкосы ещё не добрались. Думаешь, США просто так вначале – развернули, а потом быстренько свернули свою программу «Аполлон» – по как раз освоению нашего спутника? Ага – два раза!
Встретили они там своих старых «друзей»! Которые недвусмысленно им намекнули, что разбомбить всю их нетронутую со времён гражданской войны территорию с этих тарелочек – как нефиг делать! А вот ядерными бомбами их там, на Луне – не достать!
Ну вот США и свалили быстренько – и с Луны…
– Когда ты так рассказываешь, я даже начинаю тебе верить… Потому что у нас, в нашей версии Истории, ничего этого нет. И вообще – про двадцать первый век написано мало. И – только общими словами. Какие все были глупые, злобные, природные ресурсы разбазаривали не считая, и не берегли экологию…
– Не удивлён. Каждый Социум сам творит своё прошлое. – невольно Андрею снова вспомнилась недоброй памяти книга «1984».
– Ну хорошо. А что же мы сейчас будем делать? – Элизабет смотрела с неприкрытым вожделением. Вот нахалка! Андрей, однако, не собирался заниматься «размножением», не обеспечив им надёжных тылов. Вздохнув, он приказал:
– Сейчас мы в первую очередь возьмём десять наших гранат. И двинемся ко входу. Нам пора заняться созданием линии адекватной обороны наших рубежей. Не нравится мне, что нашу Базу можно запросто обойти с флангов. Хотя, конечно, возможно, что и там натыкано сюрпризов. Немецкими сапёрами. Но предполагать – это одно, а быть твёрдо уверенными – это другое. Значит, так…
Однако закончить фразу ему не удалось.
Откуда-то, как раз со стороны первого входа, раздался упорный и долгий грохот: кто-то стучал в стальные ворота Базы чем-то железным! И Андрею даже показалось, – до него доносится чей-то голос.
Андрей вскочил:
– Внимание, гарнизон! Хватаем карабины, гранаты и запасные магазины! И – бегом за мной! К выходу в ледовый тоннель! – он поспешил первым подать пример, подхватив на бегу своё оружие. Девочки, как он с удовольствием отметил, и не подумали прекословить, или предлагать «создать комиссию». Топот ног за спиной, и погрюкивание запасных обойм в карманах сказали ему о том, что они со всей возможной скоростью поспешают за ним. Жаль только, что бегают его подчинённые не столь быстро, как мужики из ВДВ…
Добежав до внутренних дверей тамбура, Андрей услышал, как за наружной стеной что-то происходит. Подозрительное. Он гаркнул в узкую щель между створок:
– Эй, вы там! Ну-ка, быстро – отошли от стены! И от двери! Иначе взорву вас к …ёной матери!
Постукивание и шуршание прекратились. Послышался голос:
– Внимание, заключённый Андрей! И вы, трусливые приспешницы и пособницы беглого заключённого! Прослушайте ультиматум, который вам выдвинуло руководство Андропризона! И Совета Содружества!
Андрей не мешкая принялся отсоединять привязанную к косяку гранату от проволоки, крепившей её чеку к доске. А затем убрал и саму доску. После чего сделал знак подбежавшим девочкам не шуметь. Сам же открыл двери, и прошёл вперёд, к наружной, всё ещё остававшейся запертой на щеколду, двери.
Так слышно стало куда лучше.
– Ультиматум! – говорившая, прокашлявшись, старалась, конечно, подбавить стали в тон, и говорить чётко, и внятно, но предательское дрожание в интонациях сказали Андрею, что содержание того, что она читает, не слишком-то придаёт женщине уверенности, – Заключённый Андрей должен немедленно сдаться! И тогда он останется жив. И будет возвращён на своё место. И должен будет продолжить ту работу, которую он выполнял до побега!
Теперь о предательницах-сообщницах, которые помогли ему в его бегстве. Вам будет предъявлено обвинение по статьям… – женщина перечислила несколько ничего ему не говоривших цифр, – Из уголовного кодекса Содружества. И, вероятней всего, вы будете деклассированны, и отправлены на каторжные работы. Пожизненно.
Немедленно отпирайте, сложите оружие, и выходите с поднятыми руками!
В случае же неповиновения, вас всех просто расстреляют. Или здесь, или позже – когда доставят в Андропризон!
Уж не сомневайтесь! Военный Трибунал неподчинения не потерпит!
Андрей повернулся к своим. Оглядел напрягшиеся тела, руки, стискивающие оружие, испуганные глаза. И прикушенные губы, и бледные лица… Они явно не сомневаются в том, что именно так с ними и поступят. Если захватят.
Значит, его задача – сделать так, чтоб не захватили!
На то он – и мужчина!
Он крикнул:
– Внимание! Прослушайте ответный ультиматум!
Предлагаю вам всем немедленно убраться туда, откуда вы пришли! И больше с такими ультиматумами сюда не соваться! Даю вам минуту на то, чтоб отбежать обратно в тоннель! После чего начну включать мины-ловушки, выживших – добью, и в живых оставлю только одну женщину. Которая доставит этот мой устный ультиматум руководству Андропризона. И Совету Содружества.
Время пошло!
После этого Андрей быстро, жестами, подозвал своих женщин поближе – так, чтоб они слушали его шёпот. Женщины послушно – он обратил внимание, что гонору, или «независимости» уже никто не выказывает! – собрались перед его лицом. Он прошептал:
– Ловушек у нас, конечно, нет! Как и мин. Поэтому. Вы сейчас отступаете – вон туда, за порог второй двери, и ложитесь на пол – за дверьми и косяками! Я собираюсь открыть щеколду, и бросить за порог парочку гранат. На этот миг я буду уязвим для огня. Если меня сильно ранят – руководство переходит к Магде. Вопросы?
– Ты не должен так рисковать! – Магда не шептала, а почти шипела, лицо перекосила гримаса гнева, – Если тебя «ранят», или, ещё чего похуже – на …уй нам не нужна наша «колония»!!! Смысла в ней не будет!
– Меня не ранят. Потому, что я уже сейчас слышу, как ваши отступают! – из-за дверей и правда – слышно было, как быстро удаляются от тамбура многочисленные люди, похрустывая снегом. Вдруг это похрустывание прервалось щелчком и диким криком!
Сработала, значит, одна из оставшихся по периметру ловушек!
Андрей зашипел на своих:
– Быстро! Исполнять приказ! В меня они теперь точно – стрелять не будут: не посмеют! А вот за ваши жизни, жизни, как они думают, предательниц, я не дал бы и гроша! Ну-ка: скорее прячьтесь!
Женщины, попереглядывавшись, но промолчав, быстро скрылись за косяками.
Андрей снял щеколду, и смело распахнул наружную створку.
В луче его налобного фонаря появилось с десяток освещённых уже своими фонарями женщин, в парках, и с карабинами. Однако вскинуть оружие к плечу, и начать в него – хотя бы целиться, никто не спешил. Поскольку все женщины сейчас сгрудились вокруг одной, лежавшей на спине, и громко кричавшей и вывшей, держась за ногу.
На ноге, на икре, имелся огромный капкан – такие ставят, насколько Андрей помнил, на медведя! Удивительно, как эта массивнейшая конструкция не заржавела… Не говоря уж о том, что пружина сохранила силу!
Андрей нарочито негромко сказал, показав всем гранату в руке:
– Раненная. Приказываю: замолчать! Остальные. Отойдите от неё. Вон туда. Нет!!! Оттуда не обходите! Пройдите вначале сюда, – он показал рукой, – А затем – туда!
Как ни странно, никаких возражений не последовало. Все, сгрудившиеся возле теперь тихо постанывавшей, и рычащей сквозь сжатые зубы, и с подозрением на него косящейся женщины, пусть и не бегом, но прошли там, где он указал, и отошли к тоннелю – по тропинке, проложенной его командой.
Андрей спрятал гранату в карман. Подошёл к раненной.
Теперь стало понятно, почему никто не смог помочь ей. Капкан имел обратный фиксатор. И чтоб снять его, нужно было знать, как он действует. И приложить реально большую силу!
Андрей сказал:
– Будет больно. Терпи!
После чего отщёлкнул фиксатор, и изо всех сил потянул руками челюсти капкана. К счастью, время всё же сказалось на пружине. Через пару секунд страшные зубатые захваты со скрежетом подались, и женщина смогла выдернуть ногу, и откинулась на спину. Андрей отметил, что когда зубья вышли из тела, она даже не вскрикнула – мужественная. А до этого, похоже, боль была просто невыносимая…
Он бросил освобождённый от жертвы капкан снова в его яму: к какой-то скобе там, на дне, он оказался прикреплён толстой цепью. Ну точно: на «медведя»!
Встав, он развернулся к остальным одиннадцати женщинам, стоявших вовсе не так, как полагалось бы отдельной самостоятельной боевой группе, а – толпой. Хм. Тоже мне – солдаты…
– Внимание, отряд бойцов из Андропризона. Кто у вас командир?
Как ни странно, но лежавшая возле него на спине, и всё ещё державшая ногу на весу, поддерживая её обеими руками, женщина простонала:
– Я!.. Я у них – командир!
– Имя, звание.
– Старший сержант Оранха Санчес.
– Вас понял, старший сержант Санчес. Я – лейтенант запаса Андрей. – он назвал свою настоящую фамилию, – Доложите свою задачу. Которую вам дало руководство.
– Задача была… – женщина всё же застонала, и вдруг разрыдалась, – Передать вам ультиматум руководства Андропризона. И Совета. После чего доставить вас, сдавшихся, в Андропризон.
– А если бы мы – не сдались?
– Тогда сделать всё, чтоб никого из вас не осталось в живых!
– Ну и почему вы не стреляли в меня, когда я вышел сюда, наружу?
– Нам… – он увидел мучительную борьбу с болью. И, похоже, с самой собой. Но женщина продолжила, – Нечем стрелять! Патронов нет!
– Не удивительно. – Андрей хмыкнул, – я сам приказал забрать со склада все!
– Но там всё же ещё оставались! Неучтённые. На другой полке. Но мы потратили и их! На чёртовых ледяных червей!
– Ах, вот как. – Андрей подивился: оказывается, это – растревоженные и обозлённые его командой черви не давали бойцам из Андропризона пробиться к ним раньше! А полезные, оказывается, зверушки… – И как же вы с ними справились?
– Мы… Стреляли, пока не кончились боеприпасы… – Женщина теперь сидела, но обхватывать ногу руками не забывала, Ну а потом нам пришлось рубить их! Топорами. И колоть – острогами! Жаль, что при этом погибла Глава Совета…
– Ах вот почему столь важной операцией руководит простой старший сержант… Без обид, сержант! Я просто думаю, что теперь, после бегства со мной всего вашего руководства, и гибелью Главы Совета, у вас, оставшихся, нет причин искать своей смерти!
– Это как?
– Так я же уже объяснил! Если сунетесь сюда ещё раз – я действительно включу все наши мины-ловушки, и замаскированные тут повсюду, – он обвёл рукой, – осколочные фугасы! И всё живое в радиусе пятидесяти шагов превратится в кровавые ошмётки! Взрывчатки у нас сейчас – сколько угодно!
– Вот как? – женщина прищурилась, – И откуда же вы её достали, интересно?!
– А из боевых зарядов немецких торпед! Которые нашлись в трёх подводных лодках нацистов! – Андрей нагло усмехнулся прямо в возмущённое, но не лишённое привлекательности, лицо, – Я умею расплавлять на пару, и вытапливать ТНТ! Я же – мужчина! И знаю про оружие – всё! Ну, или почти всё.
Так что моя угроза – не блеф, и не пустой звук! – он повторно обвёл пространство вокруг них, – И если бы я захотел – вы все просто умерли бы, разорванные на мелкие кусочки! Но я вовсе не желаю чьей-то смерти. А хочу – переговоров. Нормальных. Поэтому.
Пусть твои подчинённые, госпожа старший сержант, перевяжут тебя, и отправляйтесь восвояси!
А руководству Совета передай мои слова: никаких больше «ультиматумов»! Я не принимаю диктата над собой! Уж если вести переговоры – то – только на равных!
И – на будущее. Моих подчинённых я вам «на растерзание» не выдам ни при каких условиях! Все они теперь – мои жёны. Законные. А если вы захотите, чтоб я «оплодотворял» для Содружества ещё каких-то, других, женщин – впредь согласовывайте это со мной! И с ними! – он показал себе за спину. Женщина кинула злобный взор туда, и снова перевела на него. Андрей оборачиваться не стал: в своей команде был уверен: без его приказа не высунутся! Помолчав, он сказал, пристально глядя в глаза старшего сержанта:
– И вот ещё что. Мы, конечно, могли бы прийти к консенсусу. С вашим Содружеством и Советом. Мирным путём. Но!
На взаимовыгодных и честных условиях!
Я, в-принципе, не против того, чтоб «работать» с новыми женщинами. Или даже – с пластиковыми куклами, – он криво усмехнулся, – Но за это потребую, чтоб никакие новые отряды «предъявительниц ультиматумов» нас здесь, на этой Базе, не беспокоили! И, естественно, чтоб вы поставляли нам продукты!
Мои предварительные условия понятны?
Женщина, несмотря на явно ещё сильную боль, слушавшая очень внимательно, нашла в себе силы тоже усмехнуться:
– А вы – не промах, Андрей! Хотя… То, как вы защищаете своих, и смело подошли ко мне, и освободили, несмотря на сильную боль в пальцах, – она указала на рукавицы Андрея, где пальцы и правда, ещё не совсем отошли, – говорит о вас, что вы – храбрый солдат. Сильный лидер. Человек, отвечающий за свои поступки. Принципиальный.
Пусть это звучит глупо, но после, так сказать, личного знакомства я была бы не против…
Оказаться в вашей команде!
– Я обещаю подумать над вашим предложением, Оранха. Вы кажетесь мне весьма привлекательной. И целеустремлённой. И мужественной. Отличные качества – для будущих ваших и моих детей! Но одобрю я или нет вашу кандидатуру – скажу позже.
А сейчас прошу вас: доведите до сведения вашего Совета требования и условия, выдвинутые нашей Колонией. Мне хотелось бы в течении, скажем, двух недель узнать о принятом Советом решении!
– Хорошо. Я всё передам. Однако…
Вряд ли они вот так, сходу, согласятся на все ваши условия! Ведь, во-первых – они помнят, что мы, наше сообщество, прекрасно жили пятьсот лет – без мужчин. А возрождать мужчин как пол, не очень хочется – вы можете вновь довести планету до глобального конфликта и гибели цивилизации! Ну а во-вторых – все понимают, что без этих самых дополнительных продуктов вы просто погибнете. С голоду!
Андрей откровенно плотоядно ухмыльнулся:
– Ошибочка. На обнаруженных нами подводных лодках нашёлся такой запас консервированных продуктов, что их с лихвой хватит и нам, и нашим будущим детям!
Так что от вас нам нужны будут только свежие фрукты-овощи… Ну, до той поры, пока мы не наладим собственное тепличное хозяйство!
– Ах, вот как… Значит, у вас тут – есть дневное… Или электрическое освещение?!
– Я не собираюсь раскрывать вам все наши, местные, секреты. И все тайны этой отлично оборудованной, – он плотоядно ухмыльнулся, – Базы. Но электричество у нас и правда – есть.
– Ну хорошо. Я всё поняла. А сейчас… – женщина снова скривилась от боли, – пусть меня перевяжут. И мы отправимся назад – в Андропризон.
Андрей кивнул. Подсунул руки, и приподнял тяжеленькое тело. Взял женщину на руки. Отнёс ко входу в тоннель. Женщины, стоявшие там, только молча на него пялились. Он сделал им знак, положив Оранху снова на лёд:
– Отряд! Приказ! Перевязать вашего командира! И доставить как можно скорее в госпиталь в Андропризоне! Выполнять!
Он повернулся спиной, и двинулся к дверям Базы. Не без интереса прослушав сказанный вполголоса комментарий от Оранхи: «Чёрт! А ведь его мои же подчинённые слушаются куда как лучше, чем меня. И выполняют порасторопней…»
Снова развернувшись у своих дверей, он наблюдал, качаясь на носках, чтоб не замёрзли пальцы ног, как старшего сержанта – перевязывают, и осторожно тащат на себе – к нартам, стоящим в тоннеле.
Будем надеяться, что на ближайшие две недели можно быть спокойным. (Разумеется, действительно оборудовав вход и фланги ловушками и минами-сюрпризами!) Раньше, по версии Анны, Совет решения не примет… Бюрократы же!
Думал Андрей сейчас только о технических проблемах.
Им и правда – нужно в самом ближайшем будущем повыплавить тротила из боевых зарядов торпед. И придумать, где взять чёртово электричество…
17. Неожиданное решение
«…долго не могла отдышаться.
Собственно, я не стал уж очень сильно «работать» с ней – так, попридушивал чуть-чуть раза три-четыре, пока лицо не становилось красно-синим, глазки не выпучивались до прямо-таки опасных пределов, и язык не начинал вылезать изо рта!
В такие моменты её куночка начинает конвульсивно сокращаться, создавая поистине восхитительные ощущения у моего красноголового воина – у меня так не было даже во время орального секса! Да и сама она в такие моменты – вся прям извивается на верстаке, пытаясь вырваться из оков, и ещё что-то мне сказать… Ну вся прям – секси!..
А вот когда чуть отпускаю её трепещущее горлышко, и даю крупицам кислорода просочиться в её сдувшиеся и горящие огнём лёгкие, и она могла бы высказать мне всё, что думает по поводу своего «придушения» – уже молчит. Зато – смотрит. И стонет.
Этак вызывающе-возбуждающе…
И ведь знает, зар-раза такая, что я при этом и правда – возбуждаюсь ещё сильней! И сейчас, стало быть, постараюсь «достать» её посильнее, и проникнуть своим орудием – поглубже! Так, что только что – в горло к ней мой воин не входит с обратной стороны!..
И столько в её взгляде всего…
Не знаю, как описать – я же не чёртов поэт! Но имеется там, в глубине её серых глаз, и ненависть, и страх, и одновременно – дикое наслаждение!
Да-да: я вижу, что и она испытывает явно ни с чем из прежнего опыта не сравнимые ощущения! И она – то ли боится даже самой себе признаться, что кайфует от меня так, как ни от кого прежде, то ли и правда – хотела бы умереть в этот самый сладостный миг неземного блаженства! Как там говаривал Фауст: «Остановись, мгновенье – ты прекрасно!..»
Впрочем, это всё мои домыслы. Никому из нас, мужчин, не дано точно понять, что думает и ощущает женщина… По-другому у нас устроено мышление!
А на мои прямые вопросы, эта коза, сидя на цепи, и «отдыхая» от экзекуций, отвечать не желает. Ну, вернее – на вопросы про это. А вот на вопросы о здоровье, или на нейтральные темы – пожалуйста. И я прекрасно понимаю, почему она хочет и говорить со мной, и ещё чтоб я называл её по имени. Это я в фильме «Молчание ягнят» высмотрел – якобы, когда жертва становится не безликой болванкой, «очередной из…», а конкретно – женщиной под именем таким-то, садист-насильник, и даже маньяк, «испытывает трудности морального порядка», когда позже захочет её убить. Они же, типа, почти сроднились – беседуют, как двое старых знакомых. А сексуальные преступления и извращения связывают их куда сильней, чем даже каких родственничков… Интересная, конечно, теорийка. Типа «Стокгольмского синдрома».
И такая же правдоподобная.
Вон: мне не составит никакого труда хоть сейчас придушить её с…ное Величество – окончательно. И никаких «мук совести» я при этом испытывать не собираюсь!
Итак, из документов я отлично знаю, что зовут мою новую козу – Валентина. Валя, стало быть, как она хочет, чтоб я её называл. Ну ладно – Валя так Валя.
Всё равно это тебе, наивная дурочка, не поможет, когда ты перестанешь доставлять мне реальное наслаждение!
Ну, или просто – надоешь.
И меня потянет на что-то свеженькое. Пусть и не столь «изощрённое и подходящее», но – именно – свежее! Как мне кажется, именно поэтому, а вовсе не потому, что жён они разлюбили, и происходят все эти адюльтеры и измены от мужей – от желания ощутить что-то… Новенькое! А одной, даже самой распрекрасной, куночкой, можно пресытиться буквально за пару месяцев!
Однако я собираюсь заниматься сексом – до глубокой старости! Следовательно, как только обнаружу, что у меня на «Валю» плохо стоит – уж точно – придушу окончательно! Быть может, испытав на ней предварительно новые способы и методы пыток. А пока…
Поливаю водичкой на ремни из сыромятной кожи, которыми была стянута её посиневшая многострадальная вторая ступня – та, что не в гипсе. Отсоединяю крючки. Начинаю разматывать – медленно и осторожно: ремни впились, высохнув, глубоко, и даже сейчас после них остаются вмятины – будь здоров! Ножку они, конечно, стискивают, как в тисках, (Извините за тавтологию!) зато не имеют столь разрушительного эффекта, как те же тиски – гибкие, стало быть. Кожа же! Да и кости не повреждают. Хотя муки, судя по завываниям и проклятьям, вызывают – будь здоров! Методику перенял у америкосов. А те – у своих индейцев. Чёртовы Джи-Ай, то есть, американские пехотинцы, казнили так пленных во время войны во Вьетнаме, завязывая мокрые ремни им на шее…
И смерть – мучительна и неотвратима!
Следовательно – подходит и мне. Я вообще про пытки – много чего изучал…
Отвязываю её от верстака. Беру на руки, несу в её угол. Она морщится. Ворчит:
– Можно – поаккуратней? Не дрова несёшь!
– Извини, дорогая! – действительно, она права. Не нужно было задевать её всё ещё упакованной в гипс ногой о край верстака, – Я просто ещё не пришёл окончательно в себя после того неземного блаженства, которое ты мне даёшь!
– А вот прикалываться и издеваться вовсе не зачем! Садист вонючий!
– Дурочка. Я и не издеваюсь. Я уже тебе десять раз сказал: ты только потому ещё и жива, что и правда – задеваешь в тонкой и чувствительной натуре моего естества, – смотрю вниз, на это самое, как будто снова подающее признаки жизни, «естество», – некие невидимые струны! И они так восхитительно отдаются в моей нежной и романтичной душе, что я готов предаваться сексу с тобой ещё долгие годы! Ну а вонючий я… Всё правильно: от адреналина! Это – нормально для здорового и половозрелого кобеля!
– Ты – мерзкая и циничная скотина! – однако в тоне нет подлинной страсти и даже ненависти. Она просто констатирует этот факт, – Как бы я хотела убить тебя!
Опускаю её на её жёстковатую лежанку, и печально – разумеется, делано! – усмехаюсь:
– Ну что ты, ласточка моя! Если б ты меня убила – кто бы стал доставлять твоему истосковавшемуся по ласке телу – неземное блаженство?! И потакал бы твоим отвратительным пристрастиям к самоистязательству? И мазохистским привычкам?
Ну а я – вот он! Предел твоих мечтаний! Состоявшийся и квалифицированный садист с изощрённым пыточным набором! Ну а насчёт – убить меня…
Да, в-принципе, можно.
Но не нужно.
А говоря практичней – убив меня, ты попросту умерла бы тут, в подвале. От голода – воды-то тут – сколько угодно. Потому что код от нашего замка знаю только я!
Она делает вид, что сердита:
– Я могла бы подобрать код простым перебором комбинаций!
– Ага. Ухлопав на это примерно восемь месяцев – код-то – восьмизначный! Как в банковском сейфе. От голода ты умерла бы всё же – раньше.
– Тварь! Вонючий подонок! Сволочь поганая! – она плюёт мне в лицо, после чего принимается рыдать. Закрывает лицо руками – руки у неё целы. Я пока не трогал их.
– Пора бы тебе придумать оскорбления посвежей и пооригинальней. А то ты по пятьсот восемьдесят третьему разу повторяешь одно и то же! Вот, кстати: принести тебе почитать словарь синонимов?
Она начинает рыдать в голос, отворачиваясь от меня к стенке. Тело сотрясается, всхлипы и стоны могли бы разжалобить и Мюллера. Или Торквемаду какого. Но не меня.
Знаю, что в таких случаях пытаться продолжать разговор бессмысленно, и просто переношу к её лежаку из другого угла кувшин со свежей водой, и коробку с бутербродами и молотым шашлыком. Шашлык я покупаю в городе, там, где работаю. И он отлично хранится в морозилке. А разогреваю в микроволновке. Впрочем, тот, что приношу ей, остывает к моменту окончания наших с ней «упражнений»…
И почему-то каждый раз выясняется, что после секса у неё нет аппетита.
Странно, да?
Когда последний силуэт горе-воинов, а вернее – воительниц, исчез за изгибом ледового тоннеля, Андрей вошёл снова в дверь. Закрыл её, запер. Девочки уже встали с пола, и сейчас стояли перед ним в ряд, молча глядя на него. Невольно ему подумалось, что вот сейчас и начнётся…
Семейные разборки.
Дескать, какое он имел право подписываться на секс – с посторонними женщинами! Пусть и выбранными и назначенными Советом!
Однако началось с другого:
– Почему ты был так уверен, что все они будут тебя слушаться? – в тоне Анна имелся и оттенок злости, и немного презрения (Очевидно – к послушавшимся его «овцам».), и изрядная доля банальной зависти.
– Это – просто. – Андрей пожал плечами, – Вы же сами, с младенчества, в этих ваших Интернатах, приучали их к послушанию. И дисциплине. То есть – рабская привычка слушаться вышестоящего – с молоком, как говорится, матери, впиталась в их дух и плоть.
Так что мне достаточно было держаться уверенно. И всем видом показывать, кто здесь – начальник. Чтобы сработали рефлексы. Ну и, понятное дело, помог и мой отработанный за долгие годы командный голос! А ещё, думаю, мне очень повезло. Их непосредственная начальница, – Андрей подмигнул Магде. Та криво усмехнулась в ответ, – покинула их. Старшего сержанта сделал неработоспособной капкан. А Глава Совета, которой полагалось бы заправлять там, в Андропризоне, всем – погибла, пытаясь отбить нападение ледяных червей.
Так что среди персонала, думаю, царит растерянность и уныние!
И наш любимый Андропризон сейчас – словно яблочко на блюдечке!
Приходи, кто хошь – захватывай, владей!
Воля к сопротивлению подавлена, гарнизон в растерянности, и даже патронов – отстреливаться! – нет! И, думаю, что эта свежая и полезнейшая информация может ввести кардинальные коррективы в наши планы!
А именно! – он обвёл своё всё ещё сердито глядящее воинство пристальным взором, – Как вы смотрите на такой план? Собираем манатки, возвращаемся, и захватываем действительно – весь Андропризон?!
В нём-то жить – гораздо удобней, чем тут, на холодрыге? Да и запасов пищи там – достаточно!
– Чёрт возьми! – у Магды буквально огнём загорелись хитрущие прищуренные глаза, – А ведь и правда – запросто! С таким-то командиром, смелым, решительным, инициативным и не сомневающимся в своей непогрешимости – запросто! Тем более, что и патроны все – у нас!
– Хватит прикалываться. – Андрей посмотрел на неё делано сердитым взглядом, – Я и не думаю шутить! В Андропризоне есть реактор. И даже если мы просто – выгоним всех остальных из Андропризона – на склады у причала, оборону организуем легко!
– Но постой, Андрей, – Анна закусила губу, – Склады у причала там, на побережьи, не отапливаются. И даже если Совет уже выслал новый корабль с командой десантниц – раньше, чем через две недели он туда не доберётся. Значит, все, кого мы выгоним из теплых помещений – замёрзнут! И погибнут!
Андрей почесал в затылке.
Интересно.
Анна в его способности организовать такое нападение, провести его успешно, и захватить огромное подземное строение – не сомневается. Но ей жаль женщин, которых его план предусматривает из Андропризона – эвакуировать. Ведь и правда – могут замёрзнуть. Антарктида всё-таки. На «свежем воздухе» снаружи – минус тридцать…
С другой стороны – есть же тот корабль, на котором прибыла эта самая Жизель. Привезшая «пятьдесят отборных».. Пусть он и отошёл, от греха подальше, от пирса – но – явно же где-то рядом?..
– Хорошо. Тогда как вам такой план – мы загоняем всех захваченных пленных – в подвальный уровень Андропризона, и блокируем выходы. Кормим, поим, обогреваем. До тех пор, пока не прибывает этот самый второй корабль. А когда прибывает – отсылаем всех лишних, кто не захочет подчиниться лично мне, а останется верным вашему Совету – туда!
– Нет, так не пойдёт! – Магда сердито хмурилась, – Ведь на корабле наверняка не будет места! Там же прибудут регулярные части десантуры: чтоб захватить как раз – нас!
И уж вооружены они будут – не вот такими дохленькими пукалками! – Магда презрительно похлопала себя по ремню карабина, так и болтавшегося за плечами.
– Логично. – Андрей кивнул, – Тогда как смотрите на то, чтоб и правда – повыплавить тротила из наших любимых торпед, и организовать небольшую демонстрацию силы? Мины с направленным действием взрыва я делать действительно умею! Заодно можно и уложить навсегда человек сто этих самых десантников где-нибудь на бескрайних просторах ледового континента. При таком морозе им и могилы не понадобятся…
– Андрей! Ты это – серьёзно?
– Серьёзно, Элизабет, куда уж тут – шутить?
– Но ведь эти несчастные десантницы – ни в чём не виноваты?! Им же дали приказ!
– Согласен. План жестокий. И убивать несчастных бесправных рабынь мне тоже не хотелось бы. – он посмотрел в глаза женщины. Помолчал. И продолжил, – Но, с другой стороны, как ещё мы можем вызвать уважение к нам? И доказать серьёзность наших намерений?
А, главное – защитить наш будущий Дом от новых поползновений?
– И всё же это – неправильно! – видно было, что Элизабет, да и остальные женщины внутренне против его плана, и привычка подчиняться устоям и традициям Социума въелась в их души так прочно, что просто так не выбить. Тут, скорее, нужно выдавливать. Как, вот именно, раба – по капле…
Но убивать, да ещё – женщин, он и сам не хотел бы. Потому что одно дело – когда – в подвале, для конкретной цели (Ублажить своего Главного друга!), а другое – когда в заведомо невыигрышной для них, «нечестной» ситуации. Против мин-то – не повоюешь…
– Ладно. Гарнизон! Вняв высказанным возражениям, я отменяю план по уничтожению десанта. Попробуем договориться. Но!
Для этого нам нужны аргументы. Сильные. Парочку я уже придумал. Остальные придумаем по дороге.
А сейчас – ноги в руки, и – паковаться!
Поскольку Глава Совета умерла, а старший сержант сейчас в нерабочем состоянии, объявляю себя – новым начальником сооружения, известного как Андропризон! Есть возражения?
Возражений не нашлось, зато посыпались комментарии:
– Мы его ещё даже не захватили! – от Магды.
– Если девочки не захотят тебя слушаться – нам всем, как ты говоришь – кирдык! Их намного больше! Скрутят только так! Хотя бы, пока мы будем спать! – от Элизабет.
– Мне нравится идея о том, чтоб жить, и правда, снова в оборудованном и освоенном здании. С электричеством, и запасами еды. Да и всё там – нам знакомо. Но как мы сможем за всем этим – присматривать?! Нас же – всего пятеро! А хозяйство там – большое! – от Анны.
Жаклин как всегда предпочла промолчать.
Андрей сказал:
– Чтоб захватить Андропризон, нужно действовать быстро. Нас там сейчас не ждут – в этом наше преимущество. Инициатива, так сказать, в наших руках.
Далее. Если «девочки» не захотят меня слушаться – я просто перестреляю таких девочек. Для острастки и вразумления остальных. Не до смерти, понятно – просто проделаю пару дырок в их ногах – после такого не больно-то повыступаешь! И подействуешь. Не думаю, что недовольных и не желающих подчиниться грубой силе после расстрела пары-тройки особо ретивых, будет очень много! Вас приучили бояться начальства!
Думаю, уж на такую-то жертву мы сможем пойти – это не убийство ста десантниц. Ничего: моя совесть выдержит. Выдерживала и не такое! Ну, вы в курсе…
А насчёт – захватить нас врасплох – так не смогут же, если будут заблокированы на нижнем уровне, и мы будем выставлять дежурных. Но, думаю, до этого не дойдёт.
Ну и наконец, о том, «как мы будем обслуживать».
Да очень просто. Предложим остаться с нами, в нашей команде, всем, кто этого захочет!!!
Думаю, таких найдётся достаточно! Ну а не найдётся – так вам же лучше! Потому что секса на вашу долю достанется тогда – больше!
Вопросы?
Вопросов снова не последовало, но Жаклин-таки проворчала:
– Не слишком ли много на себя берёт ваш «красноголовый воин», командир?
Андрей не придумал ничего лучше, чем раскатисто расхохотаться. Сказал:
– Жаклин, ты молодец! Абсолютно верно указала мой главный аргумент в нашем будущем предложении всем доброволицам…
Ну а что до его работоспособности…
Надеюсь, лет пятнадцать в моём распоряжении точно – есть.
У меня отличная наследственность – дед мог до семидесяти. А дожил до девяноста. А отец – не знаю, до скольки лет. Когда меня «взяли» – ему было восемьдесят.
И он – мог!
Анна пристально и долго смотрела ему прямо в глаза. Спросила:
– Ты и правда – уверен, что мы, вот так, сходу, и без подготовки, сможем захватить власть в Андропризоне? Где персонала сейчас – почти сто человек?
Он помолчал, прежде чем ответить. Обвёл посерьёзневшим взглядом своё настороженно смотрящее на него воинство. Сказал:
– Да. Думаю, особых проблем не будет. Объясню. Сейчас нам наплевать, что персонала» там – сто человек. Девяносто процентов из них – абсолютно безопасны. Поскольку воспитаны, как покорные овцы. И всегда слушаются начальства. И его приказов. И ненужной инициативы не проявляют. И мы легко добьёмся от них подчинения и послушания. Опасность для нас могут представлять только профессиональные солдаты. А их мы сейчас видели. Они попросту деморализованы. И беззащитны. И – без командира.
Конечно, я был уверен, что у них есть и пистолеты… Но, похоже, им и в голову не пришло достать и применить их! Без приказа! (Ну нет там ни у кого «командирских» привычек и желания взять инициативу в свои руки! Ну правильно: потом, может, придётся отвечать! Перед Трибуналом!)
Сейчас они (Если не встретят снова червей!) прибудут в Андропризон. Доложат какому-нибудь дежурному старшему оператору о ситуации. Та будет думать, в какой бы форме лучше сообщить об этой неприятнейшей ситуации – Совету. Но рано или поздно – соберётся с духом, и доложит. И вот пока там, в Совете, будут думать и решать, и создавать комиссии, стратегическая инициатива – в наших руках!
И мы спокойно, не встретив организованного сопротивления, поскольку старший сержант будет как раз – под воздействием наркоза, обезоружим и захватим этот несчастный гарнизон!
После чего кадровых солдат сразу – изолируем. Например, в карцере. Или даже – моих «апартаментах». А уж с остальными…
Разберёмся!
Возражения, вопросы?
– А нам обязательно волокать на себе назад все те продукты, что мы притащили?
– Нет, Элизабет. Продукты мы просто оставим здесь. И возьмём с собой только двое нартов. Те, что с ящиками с патронами и гранатами. И те, что с одеждой. А всё остальное отберём там, на месте, в качестве военных трофеев. У «противника»!
Ну, вперёд. Главное – выдвинуться побыстрее. Всё остальное можем додумать и решить по дороге!
Однако обгонять этих горе-воительниц смысла не вижу.
Они должны доложить о нашей полной победе. И превосходстве. И ловушках.
Словом – перепугать персонал Андропризона не на шутку!
И нам будет проще захватить его.
Страх и растерянность врага – наши главные союзники!
18. Захват тюрьмы
Сборы много времени не заняли: загрузить назад, на нарты, и прикрепить ремнями все ящики с патронами и гранатами, и запасные парки и мешки с нижним бельём удалось за час. Вытащить эти сильно полегчавшие сани наружу, за двери, смогли за пять минут.
После чего осталось только потушить печку, освободить от трубы вентиляционные отверстия их «каюты», окинуть ностальгирующим взором на прощанье казённый интерьер. Вздохнуть. И отчалить.
Когда вышли за порог тамбура, и прикрыли за собой внешние двери, Андрей невольно остановился. Похлопал по створке:
– Спасибо, База! «Новая Швабия»! Нам было интересно жить здесь!
– Ты с кем это разговариваешь? Уж не с этим ли строением?!
– С ним самым, Магда. Благодарю за тепло и уют, которые оно нам предоставило!
– Да ты ненормальный. – Магда говорила это спокойно. Просто констатируя факт, – Шизофреник. Никто в здравом уме не станет разговаривать с, с… Зданием!
Оно же – неживое!
Андрей развернулся к женщине. Посмотрел на неё с сожалением. Вздохнул:
– Не бывает – «неживых» зданий. Домов. Чем дольше строение просуществовало на свете, тем более оно живое. И – с индивидуальностью! Особенно это заметно по всяким старинным замкам, крепостям, имениям. У каждого есть свой характер. И своя история. А складывается она, конечно, из историй тех людей, тех личностей, что в этих зданиях обитали. После каждого человека остаётся некий… Дух!
Впрочем, вероятно, вам этого не понять. А вот мужчины считали живыми – квартиру, и дом, и свою машину, – ну, автомобиль! – и компьютер, и даже швейную машинку жены. И даже то место, где такой мужчина любит рыбачить – священно! Все они – формально пусть и не живые, но! Если не обращаться хорошо, и не говорить ласково – начинают барахлить и плохо работать! На ровном, казалось бы, месте!
Так что это – не шизофрения. А банальная благодарность. За то, что здание это позволило нам устроиться. Пожить. И никого не убило! В отличии от предыдущей партии посетительниц. Чем-то, видать, они ему насолили. Например, презрением. К его возрасту. И отсутствием уважения. (Ругались на него, например!)
– Ты прав, чёрт возьми. Нам этого не понять. Погоди, как же оно называлось?..
А-а, фетишизм! Язычество!
Андрей пожал плечами:
– Верно. Примерно так. Но! Имей в виду, моя правая рука и главная жена. Традиции и привычки мужчин – проверены временем. И – практикой! Так что лучше я буду выглядеть идиотом, но за наши оставленные в целости и сохранности жизни это здание – поблагодарю! Оно реально дало нам приют! За что ему в который раз – спасибо.
Ну а сейчас давайте отложим до лучших времён обсуждение моего мистицизма, фетишизма, шизофрении и прочих неактуальных прелестей, а выдвинемся в поход. Наша задача: достичь верхнего входного тамбура не более чем через пару часов после солдат!
Повторный поход по уже отлично знакомому тоннелю проходил и куда быстрей, и в то же время – скучней. Нарты, сильно полегчавшие после того, как с них сняли всё лишнее, тащить было легко. Андрей менялся с Магдой каждый час – они тащили и подталкивали по очереди передние, с боеприпасами, и поэтому более тяжёлые. Анна, Элизабет и Жаклин, впрягшись сразу втроём, буксировали вторые, держась позади шагах в десяти.
Однако очень скоро все они вновь пропотели почти насквозь, и пыхтели, как тягловые лошади. Андрей решил, что никакие тренажёры девочкам не помогли. Одно дело – качаться в тёплой и уютной светлой громаде спортзала, а другое – заниматься настоящей физической работой. В полумраке, рассеиваемом только лучиками их подсевших налобных фонарей, и на жуткой холодрыге, когда пар от дыхания очень быстро намерзает на усах, как у него, и нижней части капюшона – как у девочек.
Они почти не переговаривались, пока не добрались до памятного места, где на них напали ледяные черви. Насколько Андрей помнил, это – примерно середина маршрута.
Отверстия в стенах тоннеля имелись в куда большем количестве, чем раньше. Андрей подумал, что всё верно: раз начав выбираться наружу, учуяв свежее мясо, вся эта колония, или – популяция, так и должна была ринуться в бой! Чтоб задавить противника – числом и массой! И всех сожрать!
И ведь у чёртовых червей получилось! Почти. И если б не Жизель – фиг бы кто додумался. Так и сидели бы, запершись внутри, надеясь на прочность бетонных стен, и дрожа от страха… Ну так – женщины же!..
Другое дело, что здесь сейчас было безопасно. Сравнительно. Поскольку он всё же надеялся, что черви там, в глубине, закончились, а тех, что выползли – прикончили…
Он обернулся:
– Делаем привал. Десять минут. Разрешаю лечь. – он и сам первым подал пример, растянувшись на спине прямо на более-менее ровном участке пола.
К нему подобралась Магда. Прилегла рядом, повернувшись лицом:
– Андрей. А когда мы захватим Андропризон – мы сможем наконец – ?..
– Конечно, ласточка моя ненаглядная. Мне эта мысль и в голову-то пришла только потому, что я долго думал, как же нам этим заниматься в необжитом, холодном и неприютном, нацистском бункере! А тут – представляешь?! Такая приятная новость: Глава Совета – мертва, а старший сержант – недееспособна! Да если я, с такими бравыми жёнами, не справлюсь с руководством операцией, и мы не захватим чёртов Андропризон при таких-то условиях – я съем свою шляпу!
Анна, прошедшая десять разделявших их шагов, и пристроившаяся на полу с другой стороны Андрея, проворчала:
– Шляпа малопитательна. И шерсть забивает пищевод. Придумай что-нибудь другое. Например: если не захватим – с тебя дополнительный секс – с каждой из нас!
Андрей рассмеялся. Но тут подобрались и прилегли рядом с ними и остальные девочки:
– Над чем это вы тут смеётесь? Уж не над Главой ли Совета?
– И над ней, и над всем вашим Советом заодно. Это какой же надо быть дурой, чтоб позволить червям себя погрызть! Они же – очень медлительные. Слепые. Тупые. И кроме зубов ничем не располагают!
– Ты не прав, Андрей. Думаю, Жизель не просто так принялась за это дело – лично! – Анна откинула со лба мокрую чёлку, снова надвинула капюшон парки, – Мне кажется, когда она поняла, что пули против червей не помогают, ей пришлось срочно придумать, как их убить. А убить их можно – как мы знаем, только разрубив! Ну, или отрубив голову. Ну, она у нас – интеллектуалка. (Была!) Вот и придумала. И уж тут-то нужно было растерявшемуся контингенту подать личный пример! Мужества и смекалки. А она – не ты! И даже не Магда. Ей могло банально не хватить сил. Или скорости реакции.
Вот её и покусал какой-нибудь недобитый червяк…
– Вот. Этого я как раз и не понимаю. Ну покусал он её. Ну так – и что?! Ведь в госпитале Андропризона, насколько я знаю, есть и антибиотики. И сыворотка от бешенства наверняка хранится. И доктор ваша – профи. И наверняка с Жизель поработала капитально – ведь понимала, что жизнь Главы Совета уж точно – важна!
– А, может, слюна, или там, слизь этих червей – особо ядовита?
– Как у комодских варанов, что ли? Хм-м… Даже не знаю. Мы же сами с ними сталкивались! И пусть никто из нас царапин или укусов не получил, но слизь-то, и кровь – точно на наши тела попадали! И пусть мы их стёрли, но! Появились бы язвы.
– Если честно, я и сама не понимаю, что там произошло с Жизель. – Анна откинула со лба в очередной раз мокрую прядь волос, – Хотя и не могу сказать, что так уж расстроена её смертью. Сволочь она была та ещё!
А может, наша доктор, Кэтрин Джонс, просто не смогла справиться с инфекцией?
– Не думаю. Она ведь – опытная коза. С огромной практикой, как ты говоришь. Так что, возможно, она просто имела зуб на вашу Жизель. Ведь и ты, насколько помню – тоже имела. То есть – врагов у вашей начальницы наверняка было много.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что медперсонал Андропризона мог и намеренно дать ей умереть?..
– Я ничего пока, – Андрей тоном выделил это слово, – не хочу этим сказать. Но уж больно подозрительно кстати случившейся выглядит эта смерть Главы Совета! Словно кто-то намеренно дал нам понять, что Андропризон – без начальства! И к захвату – готов! Может, девочки, оставшиеся там – и сами хотят, чтоб я пришёл – и воцарился? Как Соломон? У которого, правда, жён было пятьсот… Плюс тысяча наложниц!
– Не много ли ты на себя берёшь, «Соломон»?
Андрей невесело посмеялся. Покачал головой:
– Согласен. Сто с лишним женщин – многовато. Ну, придётся разработать строгий график, установить квоты – скажем, не более одной женщины за ночь, и на каждую – не больше получаса…
– Ты, свинья! – Магда смотрела на него широко открывшимися в возмущении глазами, – А как же – мы?! Не забудь: это мы, рискуя жизнью, и деклассацией, согласились бежать с тобой! И – только для того, чтоб иметь эксклюзивный и извращённый секс!
Полноценный, понятное дело, а не – «полчаса»!
Андрей убрал напускную серьёзность с лица:
– Ха-ха-ха! Купилась. Шутка. На фиг мне – сто женщин?! С меня, если честно, вот именно – хватило бы и вас. Посмотрите на себя: вы у меня – супер! На любой, как говорится, вкус! И крепкие, спортивные! – Магда невольно приподняла голову, – И умные и статные! – теперь дёрнула плечом Анна, – И воплощённые эротические фантазии в виде божественно стройного поджарого тела, – Андрей подмигнул Элизабет, – И, наконец – загадочные! Чарующе-таинственные и молчаливые!
Жаклин соизволила наконец высказаться:
– А ещё я умею обалденно вкусно готовить.
Андрей покивал:
– Отлично! Шикарная у нас – ну, это я уже отмечал! – команда! Однако, нужно думать и об отдалённом будущем. Никто нам даром, за то, что мы такие шикарные и милые, продукты возить не будет. Поэтому я всё же предполагаю, что с Советом вашим нам придётся договариваться.
Мирным… Или – не совсем мирным путём.
– Ты что же – предлагаешь нам и правда – воевать с Советом?
– Нет. Это было бы глупо. И мы всё равно не победили бы. Ведь против нас оказалась бы вся военная и промышленная мощь вашего Содружества. Миллиард, насколько помню, женщин?.. Нет, нам нужно, как и пять часов назад – достоверно блефовать. Бои и сражения – это совсем уж крайний случай.
Конечно, мы могли бы, если уж возникнет совсем безвыходная ситуация, постараться нанести нападающим максимально возможный урон – чтоб доказать, что нас лучше оставить в покое… Минами, ловушками, и непосредственно – стреляя из карабинов… Но это – ненадолго. Мы – на изолированном континенте. И здесь ничего не растёт. То есть – еды взять неоткуда! И рано или поздно мы просто перемрём с голоду, даже если на нас не будут нападать, а просто организуют блокаду… Нет, это не выход.
– А что – выход?
– А выход, как мне представляется, всё же – в заключении сделки. С тем же Советом. Примерно на таких условиях.
Они поставляют девственниц, а я – осеменяю их. Собственно – насколько помню, первые пятьдесят уже прибыли на одном с Жизель корабле!
То есть – Совет, в принципе, готов на такой вариант. Мы «намёки» – ловим с полуслова…
– Смотрите на него – девственниц ему подай! Ты у нас – прямо как дракон какой!
– Да, я – такой! – Андрей фыркнул, – Я и дракон, и Соломон, и сексуальный маньяк. Да и вообще – неординарная личность! Тем больше для вас чести – быть моими официальными жёнами! Так мы и будем планировать на будущее: вы – моя Семья.
А остальные, кто возжелает этого из персонала Андропризона, и те, кого пришлёт Совет – наложницы! И вы будете их гонять и третировать. И я вам разрешу даже бить их, и таскать за космы – в порядке разрядки. И поддержания должной дисциплины в гареме…
Ну а сейчас хватит делить шкуру неубитого медведя, а давайте займёмся тем, что мы и планировали обсудить по дороге. То есть – обсуждением непосредственно – плана.
Ведь мы собираемся захватить казармы, да и всё жизненно важное пространство солидного заведения. Со всеми его Пунктами Управления и Диспетчерскими. И это вы там – свои люди, и знаете его устройство и распорядок вдоль и поперёк.
А вот я там – только содержался!
Двери верхнего тамбура оказались даже не заперты. Так что кровожадный план Андрея по превращению в хлам его замка с помощью гранаты пришлось отставить.
Нарты в тамбур втащили быстро. После чего скинули парки, разобрали карабины. Набили карманы одежды запасными магазинами. И другим нужным оборудованием.
Андрей спросил:
– Значит, говоришь, сама отключила все камеры на двух верхних уровнях?
– Ага. – Жаклин кивнула, – И отключила, и заблокировала. Без меня – не включат!
– Отлично. Внимание, отряд! Выдвигаемся. Со всей возможной скоростью. Наша задача вам известна: в первую очередь – казармы!
Бегом марш!
Они понеслись вниз по пролётам лестницы. Андрей знал, что в лифтах видеокамеры остались действующими, и, следовательно, их отряд могут попросту заблокировать между уровнями, остановив в самый неподходящий момент это удобное, но опасное как раз своей изолированностью, устройство. Так что он предпочитал не рисковать. Тем более, что до казарм – всего четыре уровня! Даже если их засекут на третьем и четвёртом – и операторы диспетчерской смогут предупредить, отреагировать солдаты просто не успеют!
А если б и успели – у них кроме пистолетов ничего нет!
Да и те – в арсенале!
Дверь в казарму оказалась заперта.
Андрей не стал особо много раздумывать и церемониться: с двух выстрелов перебил язычок щеколды, и мощным пинком выбил дверь.
В первой комнате, похожей на банальную прихожую, сидела за столом, а сейчас – стояла, открыв рот, выпучив глаза, и прислонившись к стене, только дневальная. Андрей рявкнул:
– Дежурная по казарме! Доложите о состоянии гарнизона!
Его нахмуренному взору было отлично видно, как происходит внутренняя борьба в голове женщины – рядовой. И дело явно было не в том, что за его спиной сейчас стояли, ворвавшись в казармы, четыре изменщицы, в том числе и их бывший командир, а и в том, что в соседней комнате, за второй дверью, явно что-то происходило. И она тоже это слышала. И поэтому старалась потянуть время, издавая невнятные звуки и говоря невразумительные слова : «Я… э-э… Ну, это, как это… М-м-м… Они там, внутри. Ну, отдыхают!»
Похоже, за стеной-таки готовились к отражению атаки! Звучали команды, трещала ломаемая мебель, и топали сапоги.
Андрей приказал дежурной, зло уткнув ей в лицо ствол карабина:
– Отставить доклад! Лицом к стене! Руки – на стену!
Дежурная, поглядывая то на него, то на направляемые на неё остальными женщинами карабины, неохотно повернулась. Андрей сделал два шага, и несильно ударил её кистевым хватом – за ухом.
Подхватил обмякшее тело под мышки, и быстро опустил на пол:
– Жаклин! Элизабет! Связать!
Женщины тут же достали из карманов прихваченный как раз для таких целей упаковочный материал. И занялись. Андрей пинком распахнул вторую дверь.
В лицо ему полетел стул. Андрей легко увернулся. Крикнул:
– Отставить сопротивление! Иначе буду просто – избивать!
Из темноты (Похоже, кто-то умный выключил там свет!) в него полетели теперь детали стульев: ножки и сиденья. Он не мог не рассмеяться:
– Ну хватит дур-то валять! Вы меня уже знаете! Сказал – сделаю! А я вовсе не хочу никого из вас увечить! Выходите по одной, с поднятыми руками, и останетесь целыми!
А если будете упираться, и сопротивляться – я вас, конечно, всё равно арестую, и посажу под замок. Но вы при этом будете ещё и побитыми. И, может, даже – сильно!
Вместо ответа в него снова полетела очередная ножка.
Он, снова легко увернувшись, заорал:
– Эй, полегче! Могу и передумать! И просто кинуть вам туда – гранату!
В ответ донёсся чей-то злобный голос:
– Чего ж не кидаешь?! Мы тоже – можем в тебя пострелять! Из пистолетов!
– Брехня! – это влезла в дискуссию Магда, – Василина! Сдавайтесь! Это – приказ! И уж я-то – точно знаю, что вы – безоружны! Все пушки – в арсенале!
– Сука! Тварь продажная! Шлюха вонючая! Поганая подстилка! Б…дь! – каких только оскорблений и эпитетов в адрес лейтенанта Крамер из темноты не полетело!
Андрей обернулся к ней:
– Смотрю, они и тебя любят. Почти как Жизель.
– Я таких оскорблений никому не спустила бы! – Магда стояла красная, как рак.
– Не сомневаюсь. И уж поверь – слушать такое в адрес моей главной и любимой жены я тоже равнодушно не буду! Девочки сами напросились. Так что не обессудь, Магда. Бить буду сильно. И – больно. А сейчас – отойди-ка назад, от греха подальше.
Буркнув: «Они реально напросились!», Андрей положил карабин, на пол же отправился и тёплый свитер, и пояс с подсумками. Он остался только в защитных штанах, сапогах и армейской майке. Взглянул на Магду и Анну ещё раз. Женщины стояли с побледневшими лицами и явно злились: Анна грызла губы, а лицо Магды аж перекосило.
Андрей повторил:
– Не вмешиваться. Помочь не сможете, а помешать – запросто!
Он снова порадовался, что никто из его «старших жён» и не подумал возразить.
Выдохнув, и зарычав, он ринулся в притихшую было темноту.
Год занятий карате и два – боевым самбо, позволяли надеяться, что инстинкты и навыки рукопашного боя у него – получше, чем у несчастных рядовых. И сержанта.
Задачу он себе ставил только одну – действительно со злости не убить никого!
Магда и Анна и правда – не совались, и только слушали, как из комнаты доносятся звуки смачных ударов, гортанные выкрики, треск ломаемой мебели и – явно костей (Такой сопровождался дикими криками и рыданиями!), и невразумительные приказы сержанта: «Бей же его! Ну тогда – ты ему врежь! Ну, чего расселась?! Бей же – по голове! Если не справимся – он нас перекалечит!»
Но вот зашёлся в диком крике и этот «командный» голос – похоже, сержанта Андрей оставил напоследок. На десерт. Может, хотел посмотреть на её «боевые навыки»?..
Через пару минут он появился на фоне посветлевшего проёма двери: свет Андрей включил сам. Обратился и к вошедшим за это время в прихожую Жаклин и Элизабет:
– Внимание. Гарнизон. Связать руки всем, кто там сейчас валяется. Будут выступать, или сопротивляться – бейте, не стесняйтесь! Посильнее! Желательно – в челюсть. Чтоб отключились, и уже не создавали проблем! Я не позволю никому безнаказанно оскорблять моих женщин! Мою Семью!
Отряд вошёл в казармы.
Собственно, ничего нового здесь не увидел никто, кроме Элизабет – она в казармах до этого не была. Скамьи, столы, полки со снаряжением и оборудованием. Большинство – поломанные и сброшенные на пол. Через ещё одну распахнутую дверь видна ещё тёмная комната: свет через дверной проём падал на двухэтажные нары. Но сейчас всё внимание «жён» оказалось приковано к валявшимся на полу, стонущим, или уже затихшим, женщинам. Некоторые были только в нижнем армейском белье: то есть – в майках и кальсонах, от этого зрелище смотрелось ещё глупее…
Магда почесала в затылке:
– Нет, мы, конечно, в тебе не сомневались… Но – как?!
– Что – как?
– Как тебе удалось справиться с профессиональными солдатами?! Моими, между прочим, бывшими подчинёнными? Я ведь – всё делала, чтоб в рукопашной они реально были – на высоте!
– Ах, вот ты о чём… – Андрей осторожно потирал костяшки пальцев. Бить по обмотанным мягкими тряпками тренажёрам одно, а по крепким челюстям и костям, конечно – другое, – Я намного быстрее и сильнее. А ещё… Я тоже изучал боевые искусства. Год – карате, и два – боевое самбо. Им и тогдашний Президент не брезговал.
– А почему тогда в твоём личном деле – ни слова об этом нет?!
– А я не получал никаких дипломов или удостоверений, если ты об этом. Я и числился-то в этих клубах – под чужим паспортом. И до выпускных экзаменов дела не доводил – сваливал раньше. Когда понимал, что освоил всё, что хотел. А рисоваться – незачем.
– Хм. Логично. А почему тогда в тренажёрном зале, ну, нашем – никогда ударов или приёмов не отрабатывал?
– Не хотел. Пугать вас. Своей агрессией и умениями. И ведь – сработало?
– Сработало. – Магда проглотила слюну, – Сработало, чтоб мне лопнуть! Девочки вон: тоже не поверили, что ты – очень умел. И опасен. Даже без оружия.
– Ну, это был, как говаривали в мои времена, туз в рукаве. И мне в какой-то степени даже – стыдно было. Бить их. Ладно, ты – отомщена, и наша Семейная честь восстановлена. Не скоро, думаю, захотят пооскорблять нас ещё.
– Кстати, я вот не пойму… – Магда нахмурилась, – у меня в подчинении числился двадцать один боец. А здесь – только одиннадцать!
– Сейчас выясним. – Андрей быстро шагнул к ближайшей стонущей, и легко, за плечи, поднял на уровень своего лица. Скорчил страшную рожу: – Где остальные бойцы?!
– Они, они… В карцере! – по выпученным глазам видно было, что женщине и больно, и страшно: она даже не попыталась увильнуть от ответа.
– И почему это они – там?
– Это госпожа старший сержант приказала запереть их. Ещё до похода. Потому что отказались участвовать в битве с червями!
– Ага. Понятно. Стало быть, часть гарнизона кто-то очень кстати, – Андрей снова подмигнул Магде, – изолировал и без нашей помощи! Тем легче наша задача!
А сейчас давайте всё же доупакуем их руки. И проводим в мои бывшие апартаменты. Замки там уж больно хорошие. А идти-то, думаю, они смогут и сами. Своими, как говорится, ногами. Только медленно. И – с трудом!
И – только те, у кого эти самые ноги не сломаны!
Ну а когда посадим их под замок, займёмся и теми, кто в карцере, и старшим сержантом, которая, думаю, до сих пор в госпитале. И – ещё не отошла от наркоза.
Ну, и остальными. Так сказать – штатским персоналом.
Думаю, – он обвёл всех вопросительным взором, – в нашем плане захвата тюрьмы теперь никто из вас не сомневается?
Магда показала большой палец, Жаклин лучезарно улыбнулась. Анна пожала плечами, а Элизабет не удержалась:
– Ты – самый призовой и харизматичный кобель в мире!
Андрей фыркнул:
– Что неудивительно.
Потому что – просто – единственный!
19. Новый хозяин тюрьмы
Кэтрин Джонс выглядела сильно рассерженной. Лицо покраснело, и выражение на нём спокойным никто бы не назвал. После осмотра «пациенток» и предварительных обезболивающих уколов она вся так и ярилась:
– Ну и для чего, объясните мне ради Бога, вам надо было увечить их так сильно?! Неужели нельзя было просто – для «вразумления» слегка потрепать, побить, и «помять»?!
– Объясню, доктор. – Андрей стоял, прислонившись к косяку операционной, по углам которой валялись, или сидели, прислонившись к стенам, сильно помятые рядовые и сержант – та лежала навзничь, находясь всё ещё без сознания. На лежаках операционной и в кресле сидела его команда, – Я – человек слова. И я честно предупреждал их, их всех, что если не сдадутся – буду бить сильно. И – больно. А поскольку они отказались выполнить мой приказ, и ещё и стали оскорблять мою Семью – вот и получили. То, что заслуживали. Я никому не позволю безнаказанно кидаться такими словами в адрес тех, кто является моими официальными жёнами! Иначе что я был бы за муж и глава семейства!
Доктор Джонс фыркнула:
– Вот уж – глупое оправдание необоснованной жестокости, и демонстрация своих звериных инстинктов!
– Нет, доктор. Это – демонстрация того, что мои приказы нужно исполнять. Беспрекословно. И того, что оскорблений, что в свой, что в адрес близких мне людей – я не потерплю! Мне объяснить ещё раз, или со второго раза, наконец, вы поймёте?
– Понять-то я поняла… – доктор Джонс осуждающе зыркнула на него, оторвав взгляд от расположившейся под немыслимым углом, явно сломанной со смещением, руки лежавшей сейчас перед ней на операционном столе рядовой Либкнехт, – Но вы всё равно – жестокая и мерзкая скотина! И я не вижу в том, что вы сказали, оправдания гнусным садистским замашкам и хвастливым стремлением показать свою «крутизну»!
– Доктор. В контексте того, что вы сильно расстроены, – Андрей подчеркнул тоном последние слова, – я не обижен на ваши высказывания. Однако напоминаю: я сейчас в этом заведении – главный. Начальник. И Альфа-самец. И если вы когда-нибудь вдруг чего-то от меня захотите – вам придётся вначале извиняться! А уж потом – просить…
– Вот уж – не дождётесь! А для ублажения своей похоти у вас и так достаточно на всё готовых су…
– Тихо! – Андрей поспешил прервать поток вероятных оскорблений, и быстро отделившись от косяка, подошёл к доктору сзади. Положил руки ей на плечи, – Напоминаю: ваши пациентки пострадали именно за свой невоздержанный язык! А если я сломаю вам, например, ногу, или руку – вряд ли это поможет вам в вашей работе. По их ремонту. Берите пример со своей ассистентки: она-то точно не рискует нарваться на вразумляющие репрессии! Так что держите себя в руках. Вы же – профи! И – за работой! Эмоциям будете предаваться после того, как мы с командой уведём отсюда арестованных.
Некоторое время в операционной было тихо – женщины Андрея даже подались вперёд. Чтоб посмотреть, задушит ли он разговорчивую докторшу. А сама Джонс замерла, словно оценивая серьёзность угрозы.
Но затем, как понял Андрей, её женский, а, следовательно, хитрущий и коварный мозг, сказал ей, что сейчас не лучшее время ругаться, или «бороться за права слабого пола»: этот садист и маньяк и правда – может и сломать ей что-нибудь. Или просто – свернуть шею. Ведь он при вторжении в её вотчину сразу заявил, что ему наплевать, починит ли она его жертв, или нет. Ему, дескать, просто не хочется, чтоб в своей камере они мучились. Или у них произошли осложнения, из-за которых они лишатся конечностей…
Так что как отомстить злобному «альфа-самцу» она может придумать и потом.
Пока же женщина, дёрнув плечами, сказала:
– Хорошо. Я поняла. Руки уберите.
Андрей руки убрал, насладившись в полной мере приятным ощущением от мурашков, бегущих по тёплой коже там, под халатиком. Вернулся к косяку. Встал в ту же позу.
Доктор всё равно какое-то время не могла продолжить, и смотрела ничего не выражающим взглядом в стену перед собой. Но потом всё же взяла себя в руки. И решила подойти к проблеме с несколько другой позиции:
– Ждать придётся долго. Потому что работы вы мне создали много! Одних переломов – восемь! Шесть рук, две ноги! А, ещё забыла про рёбра – таких наберётся побольше десятка! И им сейчас, даже после того, как я вколола анальгетики – очень больно! И всё равно: физическая расправа, если хотите знать – это не метод… э-э… увещевания оппонентов! И воспитания. Вам должно быть стыдно, лейтенант Андрей. Вы – заведомо и сильней, и прошли обучение. А тут – слабые женщины, которых вы, как джентльмен, должны всячески защищать! Уважать. Холить и лелеять.
– Доктор. (Надо же, какое слово вы вспомнили! Интересно, как оно соотносится с вашей официальной школьной программой…) Давайте сразу расставим все точки над «и». Холить, лелеять, защищать, и, как вы выразились – уважать и ублажать, – он хмыкнул, – я намерен только членов моей Семьи. Это я тоже вам уже сказал. А членом моей Семьи может стать только тот, кто добровольно согласится беспрекословно подчиняться моим приказам, засунув туда, где солнце не светило, свою гордость, амбиции, и спесь. А ещё – заниматься со мной любовью!
– То есть вы – реально наглый и много о себе воображающий… Самец?!
– Примерно так. – Андрей решил, что в данном контексте слово «самец» – вовсе не оскорбление, – Да, я – как лев в прайде. Нужен для защиты стаи львиц и их детёнышей, и добычи пищи. Ну, и обеспечения нормальных условий жизни для них.
Доктор смотрела на него поверх маски на этот раз куда дольше. А вот помогавшая ей молчаливая медсестра – Дженифер, насколько расслышал Андрей, – почему-то за всё это время глаз на него не подняла. И вообще – выглядела очень напряжённой и скованной. Даже уронила на пол ножницы. Андрей вслух ничего не сказал, но на ус себе намотал.
– Вы – настоящий мужчина. Именно такими они у нас в учебниках и описаны.
Злобный. Самовлюблённый. Опасный. Не сомневающийся в своём праве командовать. Неудивительно, что вас уничтожили. И в наших законах чёрным по белому прописано, что ни один из зародившихся эмбрионов мальчиков не может быть оставлен в живых!
– Да, я в курсе. Не хотелось бы вас отвлекать бессмысленной дискуссией на абстрактно-философские темы, но – что вы по факту имеете в результате отсутствия мужчин? Какие преимущества и бонусы получил ваш чёртов «Социум»?
– Как – что? Как – какие? – руки доктора действительно, словно сами по себе, продолжили делать своё дело, вправляя, закрепляя, бинтуя и накладывая гипс, – Стабильное, справедливо устроенное, и всем обеспеченное Общество! Без войн и социальных катаклизмов!
– Обеспеченное, говорите? Это вы объясните тем, кто работает по третьему классу. Их дневной паёк составляют двести пятьдесят грамм хлеба и тарелочка супа. С парниковыми овощами. Плюс компот. И – жалкие тряпки или серые от частых стирок старые комбезы вместо достойной одежды. И таких из вашего миллиарда – восемьсот миллионов!
– А это – именно то, чего они достойны! – доктор снова начала заводиться, – Наше общество организовано чётко: каждый получает то, на сколько наработал! А если он ничего другого не умеет, кроме выполнения неквалифицированной и чёрной работы, типа – мыть тарелки, – значит, ничего больше и не заслуживает! И не получит!
– Вот-вот. И я – об этом. В моё время мужчины-инженеры старались сделать так, чтоб все черновые и грязные, тяжёлые и примитивные работы выполняли роботы и автоматы. А люди были от этой работы освобождены. А где у вас – роботы? Вот именно: сдохли. И автоматы работают – через один. А те, что поломаны, или устарели – не чинятся и не заменяются. А разбираются на запчасти. А почему?
Ваш Совет – принципиально против того, чтоб избавить людей от тяжёлой или грязной работы? Или как он там это объясняет?
– Нет. Он – не против того, чтоб избавить людей от тяжёлой и грязной работы. – на него взглянули, уже просто нахмурив брови, – Совет у нас вполне гуманный. И делает как раз всё – для блага людей. Ну а насчёт роботов и автоматов – я не знаю. Я же – не специалист! Спросите вон: у Элизабет! Это она у нас – техник!
– А я уже спросил.
– И – что?
– А то. Что мой вывод вас вряд ли обрадует. Вашим инженерам и техникам не хватает банальной инженерной смекалки. И квалификации. Про ремонт старых роботов не говорю. А про создание новых моделей или хотя бы – модификаций старых – сами знаете. Нет их. То есть – вы не разработали за эти пятьсот лет ни одного нового прибора или механизма! А просто слепо копируете, воссоздавая старые! То наследие, что осталось чуть ли не с моих времён! И именно поэтому, кстати, мне было так легко освоиться тут у вас – со всем так называемым техническим наследием. А я-то испугался было: ну как же – пятьсот лет развития техники и науки! «Не постичь!» Хе-хе… Чёрта с два вы их развили!
Вот я и делаю вывод, что вы, женщины, – просто не способны создать ничего нового. В техническом и научном плане. И если – а рано или поздно это неизбежно произойдёт! – сдохнут ваши холодильники и системы гомеостаза, где хранятся эмбрионы и сперма, и автоклавы, где вы доращиваете потомство, ваша цивилизация попросту… Исчезнет!
– Что за чушь! Ни разу ещё, за всё время их существования, этого не происходило, и вдруг – раз! – и вот так они прямо и испортятся!
– А почему – нет? Вы что – просто верите в то, что они будут работать вечно, как, скажем, вечен Господь Бог? Вот уж создали себе фетиш! Ну, или Идола. Бред.
Автоклавы, криокамеры и холодильники – устройства электронно-механические. То есть – там есть и платы с электроникой, и механические детали. Движущиеся и трущиеся друг о друга. А кремниевые подложки плат – не вечны. И подвержены старению. И коррозии. Вот скажите мне, доктор – есть у вас заводы или лаборатории, где могли бы такие платы, и их начинку – воссоздать? Не говорю уж о – построить новые? Микросхемы, транзисторы, реле, конденсаторы, и прочее в этом же духе? А-а, пардон: я понял. Вы и названий таких не слыхали! Но вы же – доктор? Вы чините людей, а техники – технику. Но всё-таки – как? Только – правду. Ваше мнение. Смогут они? В-смысле – ваши учёные и техники?
– Ну… – Доктор нахмурилась, снова уставившись в стену, но взяла себя в руки, и снова занялась рукой лежавшей перед ней рядовой, – Мне кажется, всё же – нет.
– Хорошо. А крионасосы – ну, те, которые охлаждают ваш – вернее, Андропризона! – реактор – у вас где-нибудь производят?
– Н-нет.
– А урановые стержни взамен выгоревших кто-нибудь изготовляет?
– Нет. И вообще: чего вы до меня докопались?! Я – врач! И знаю только свой, узко-специализированный, участок работы! А для реактора, крионасосов, и прочей машинерии – есть инженеры. Механики. И техники!
– Вот-вот. Узкоспециализированный работник. Тогда ответьте мне, как, как раз – медицинский работник: много новых инструментов вы (Ну, вернее, ваши «светила»!) создали, или выдумали за эти пятьсот лет? А сколько приборов для лучшего обслуживания, или диагностики? А какие новые виды операций освоили? Например, на мозге? И какие, и в каких журналах, статьи про новые достижения медицины – вы читали?
– Ну… Я… Не мешайте мне, чёрт вас подери, работать! – доктор Джонс явно снова вышла из себя, – Я так никогда не закончу!
– Хорошо. Можете не отвечать. Я и из вашей эмоциональной вспышки могу сделать нужные выводы. Например, такие.
Медицинских журналов у вас не выпускается. За отсутствием материала. И учат вас по учебникам, которые переиздаются без изменений и дополнений все пятьсот лет. Перетираете вы всё старое наследие, медленно, но неотвратимо, сползая ко временам и оборудованию, которое применяли ещё Пирогов, и Гиппократ. А когда кончатся запасы антибиотиков, анальгетиков, и прочих «продвинутых» лекарств – вы скатитесь вообще ко временам, когда все болезни лечили травами. Да пилами – просто удаляя заражённую сепсисом конечность. Позабыв про скальпель и наркоз.
– Вы, вы… Просто невозможны! – доктор сжала кулачки так, что они побелели, – Убирайтесь прочь из операционной, и не смейте мне больше мешать!
– Я отсюда не «убирусь», как вы изволили выразиться, уважаемая. Я должен видеть, что все ремонтируемые вами бойцы – в поле моего зрения, и не замышляют против меня и моей команды новых провокаций и поползновений. Ну а не мешать вам… Я просто отвечал на ваши вопросы. И могу и помолчать.
– Вот-вот! Помолчите! И я смогу быстрее и качественней сделать свою работу! Которой училась с семи лет! Плюс десять лет высшего! И практики у меня – ещё тридцать!
– Я так рад за вас, доктор. Но не смею мешать. Кстати – надумаете – всегда можете попроситься в мою команду. В Семью не приму, а вот несколько должностей наложниц ещё свободны!
Взгляд, которым его наградили, как раз и назывался в его времена «дыропрожигающим». Но на Андрея должного впечатления не произвёл. Он продолжал всё в той же расслабленной позе подпирать плечом косяк двери. Его женщины тоже помалкивали, переглядываясь, и, очевидно, получая удовольствие от того, как их Альфа-самец и муж одержал моральную победу над доктором.
Доктор Джонс, оглядев и их довольные лица, тяжко вздохнула. Подкатила глаза к потолку. Очевидно, это должно было означать, что она вынуждена подчиниться обстоятельствам. Женщина посмотрела на свою помощницу. Сказала:
– Сестра Дженифер. Уберите, пожалуйста, эти обрезки, сестру Либкнехт перетащите на пол, вон в тот угол. Там у нас будут «починенные».
И давайте следующую пациентку!
Тех, кто не мог дойти сам, команда Андрея до его бывших апартаментов довела.
Сейчас с ними была и сестра Оранха Санчес – её привезли в каталке, которая в Андропризоне, к сожалению, на ходу осталась одна. Андрей мог бы высказаться и по этому поводу, но увидев сердитый взгляд доктора Джонс, предпочёл просто выразительно на неё посмотреть. А ведь каталки-коляски – не реактор! Уж их-то – можно было бы починить!
Рядовые, как и сержант Мохорич, и старший сержант Санчес, предпочитали теперь гордо помалкивать. Андрей понимал их состояние, и словно насквозь видел все хитренькие и коварненькие мыслишки, типа: «Погоди, скотина такая – вот сейчас мы окажемся там, внутри, и спокойненько придумаем, как тебя, гада самоуверенного, уделать!»
Ну вот не отличаются кадровые военные, что мужчины, что женщины – оригинальностью мышления! Впрочем, всё правильно: это именно в Армии процветают понятия «стереотипы мышления». И «шаблоны поведения». Где уж тут – подключить воображение! Не говоря уж – о придумать что-то реально – оригинальное и новое.
Собственно, это как раз и хорошо. Сидеть здесь, стало быть, будут – с гарантией!
Убедившись, что весь так называемый «вразумлённый» гарнизон водворён в его «апартаменты», Андрей надумал сказать «напутственное» слово:
– За то, что исполнил своё обещание, и побил вас – сильно, извиняться не собираюсь. Нужно было внять моему предупреждению. Кормить вас будем. Но – только раз в сутки. Разумные просьбы мы тоже постараемся удовлетворить. Повторяю: разумные!
Если же за это время кто-то придумает коварный план, как освободиться, напросившись ко мне в наложницы, и потом – оглушить, или убить меня – сразу предупреждаю: не выйдет. Из вас я в наложницы в любом случае в ближайшее время не возьму никого. Но не из-за того, что вы отказались подчиниться моему приказу. А по другим причинам.
– Это каким же? – тонны желчи в тоне Василины Мохорич не услышал бы только слон. Если б он тут был. Андрей пожал плечами:
– Отвечать не собираюсь. Это секретная информация. Но причины – есть. А сейчас – благополучного излечения. Старайтесь и правда, как советовала доктор Джонс – держать повреждённые конечности и рёбра – в покое. Впрочем, вы молоды, и кости заживут за месяц. А синяки пройдут ещё быстрей.
Он вышел, сделав знак Магде. Та закрыла, и заперла на шесть засовов – по два слева и справа, и по одному – сверху и снизу! – внутренние двери каюты. И внешние.
Андрей вздохнул:
– Ну почему в солдатню реально идут только самые тупые и злобные твари?! Они – что? Пытаются отыграться за свою ущербность и выплеснуть врождённую агрессию – на остальных?! – и поспешил поправиться, – Магда! Это не про тебя! Ты приняла верное решение – сразу! Что говорит о незаурядной прозорливости, и живом и трезвом уме!
Магда закрыла рот, откуда чуть было не полился поток возмущений и ворчания.
Андрей, с удовлетворением глядящий на неё, сказал:
– Вот и сейчас. Ты очень чётко просекаешь ситуацию. И понимаешь, что ты – член моей Семьи. А тут – по определению не может быть идиоток, или тупых скандалисток.
Магда покачала головой. Улыбнулась:
– Ладно, глава нашего «прайда». Мы остальных женщин, наконец, загоним на нижние уровни? А то и спать-то спокойно не сможем!
– Точно. Не сможем. Значит – загоним. Но прежде нам нужно подстраховать эту дверь. Изнутри-то её не открыть, но снаружи… Поэтому.
Анна и Жаклин. Останьтесь здесь. До тех пор, пока мы не загоним остальных – в подвалы, нужно комнату охранять! От поползновений. И если к вам попытаются подобраться, вешая на уши лапшу, типа «расскажите нам о нём побольше!», или «он сам нас прислал под арест!» или ещё под какими-нибудь предлогами – просто стреляйте! Для начала – в ноги! Если у доктора Джонс прибавится работы – ничего страшного. Это, вот именно – её работа!
Ну а теперь двинули в вашу рубку. Ну, или Центр Управления!
Сейчас я буду отрабатывать командный голос. И проверять степень послушания остальных овец этого дурдома!
20. Ультиматум персоналу
В центре управления всё прошло и быстро и просто.
Андрей и его команда просто вошли внутрь, без стука. Обнаружили напряжённо смотревших на них дежурных: похоже, как сцену избиения, так и сцену «ремонта», с последующим арестом и водворением в камеру бывшего «донора» побитого гарнизона, эти дамы видели на своих мониторах. Андрей скомандовал:
– Внимание! Дежурный состав Командного Пункта. Приказ. Отойти вот к этой стене, встать лицом к ней. Исполнять!
Как ни странно, никто и не подумал возразить. Или попробовать проигнорировать приказ. Очевидно, на пятерых женщин, дежурящих за пультами управления круглой комнаты, произвело впечатление то, что и одна из их бывших начальниц здесь, и выглядят весьма грозно, пусть и с немытой головой, и в мятой одежде, зато – с карабином в руках.
Андрей кивнул Магде:
– Ну, уважаемая сестра Магда. Включите общую трансляцию. Я сделаю заявление.
Магда, сверкнув глазами, и явно сдерживая плотоядную ухмылку, уселась за один из пультов. Пощёлкала переключателями. Взяла микрофон.
– Внимание. Персонал Андропризона. Экстренное сообщение. Слушать всем. Повторяю. Экстренное сообщение. Это – начальник охраны Андропризона лейтенант Магда Крамер. А сейчас с вами будет говорить новый начальник Андропризона.
Она встала из-за пульта, жестом показав Андрею, что он может говорить.
Он сел. Взял микрофон. Улыбнулся своей команде. Но тон сделал нарочито спокойным. И дикцию – чёткой. Он знал, что никаких «эмоциональных всплесков» теперь позволить себе не может. Иначе просто всерьёз не воспримут. И уважать не будут:
– Внимание. Штатский персонал Андропризона. Здесь, в Командном Пункте, сейчас я, ваш новый Координатор. Говоря проще – начальник. А именно – бывший главный и единственный заключённый Андрей Дементьев. Довожу до вашего сведения, что меня не устраивал мой прежний статус. Раз уж ваш Социум, ваше общество всё равно пользовалось моими услугами, как донора спермы, сообщаю, что теперь я буду делать то же, но на моих условиях.
Во-первых, как я уже сказал – я теперь ваш новый руководитель. И все мои приказы, – он выделил тоном слово «все». Потому что знал – обсуждения разумности тех или иных приказов – гарантия падения дисциплины. И, как следствие – бунт, – нужно исполнять, не возражая, и быстро. Иначе нарушителей постигнет судьба бывшего подразделения охраны Андропризона. В настоящее время они подверглись физическим наказаниям, арестованы, и находятся в моей бывшей камере. Предупреждаю сразу: места там ещё много. А я, не ходя вокруг да около, должен предупредить: побить ещё кого-нибудь, кто не пожелает подчиняться, не постесняюсь.
Я уверен, что с моим досье знакомы в той или иной степени вы все. И знаете, что у меня слова не расходятся с делом. Так вот: после адекватного наказания все такие пострадавшие за свои «убеждения» и непокорность, тоже посетят доктора Джонс. Для лечения травм. И тоже отправятся в мою камеру. Набираться ума, и отдыхать. На неопределённое пока время.
Во-вторых – все, кто сейчас остался в комнатах и помещениях всех уровней – немедленно возьмите в своих комнатах личные вещи, предметы первой необходимости, и средства личной гигиены – вроде смены нижнего и верхнего белья, полотенец и зубных щёток. После чего проследуйте на первый подвальный уровень. А именно – уровень Зэт.
Там вы должны будете оставаться минимум сутки. За это время я лично прибуду к вам, и объясню условия, на которых вы теперь будете работать.
Если сейчас кто-то надумает попробовать не подчиниться, и не спустится на названный уровень – он тоже будет наказан. И подвергнется, как я уже сказал, побоям, лечению, и заключению в мою бывшую камеру.
И вот ещё что. Моя бывшая камера – не слишком большая. И если мне придётся даже всех вас запереть там, меня лично это смущать не будет. А каково там будет тем, кто не захочет подчиниться – меня не касается.
Итак. На выполнение моего приказа у вас пять минут. Время пошло.
Он щёлкнул тумблером на микрофоне. Поставил его обратно в его гнездо на пульт. Обернулся к Магде, которая так и оставалась рядом с ним – в двух шагах позади.
Магда в это время не спускала грозного взора с дежурной смены, так и жавшихся друг к дружке у стены. Когда кто-то пробовал робко попытаться повернуться, или взглянуть на Андрея, она делала угрожающее движение карабином, и этого оказывалось вполне достаточно, чтоб нарушительница мгновенно разворачивалась снова носом к стене.
Андрей посмотрел на большие контрольные часы, висевшие прямо над пультом, за которым он сейчас сидел. Обратился, повысив голос, к дежурной смене:
– Внимание, дежурный персонал КП. Вас мой приказ тоже касается. Бегом марш!
Женщины как по команде (А вернее – как раз – по команде!) повернулись лицом к выходу, и быстрой трусцой отправились выполнять. Когда последняя спина скрылась за порогом, Магда не удержалась:
– Там, на уровне Зэт, нет даже кроватей!
– А кровати им и не понадобятся. Сутки можно как-нибудь провести и на матрацах. Которые там, на складе, в помещении Зэт-восемнадцать, как мне сообщила Элизабет, имеются. В весьма большом количестве.
– А что они будут есть?
– А ничего они не будут есть. И это будет ещё одним аргументом, когда мы будем вести переговоры об условиях их работы на нашу Семью. Ну, а воды там – сколько угодно. И туалеты имеются. Так, Элизабет?
– Совершенно верно, Большой Босс! – Элизабет хихикнула, – Правда, их там всего два! И нормально работает – только один. Так что уж придётся им какое-то время терпеть кое-какие… Неудобства!
Тоже, кстати – аргумент!
– Логично. Насколько я помню, динамики трансляции там, в подвале, тоже есть?
– Да. – Элизабет тоже подошла поближе, и сейчас они с Магдой стояли рядом.
Андрей кивнул:
– Отлично. Через пять минут нужно будет спуститься, и закрыть оба тамбура, ведущих туда. После чего зайдём в карцер. И перегоним оттуда и тех, кто не захотел воевать с червями. Столь прагматичный подход пусть и не говорит об их безоглядной храбрости, зато свидетельствует о здоровом практицизме. Думаю, проблем с ними не возникнет… После чего мы войдём и сделаем общую перекличку. Магда, где список всех штатских специалистов? И тех, кто будет в карцере?
– А вот он. – Магда подала ему два листка, скреплённых степлером, – Всего – девяносто один человек. Считая доктора Джонс.
– Вот! Кстати! Хорошо, что напомнила. Уж больно себе на уме вид у нашей сердитой докторши. Элизабет. Останься здесь. Ты – главная по КП. Если кто попытается войти, и перехватить у тебя командование – просто стреляй. Не стесняйся: мы же обещали за неповиновение – наказание! Если попадёшь в ногу – отлично. А уж если в туловище – я лично особо возражать на то, чтоб избавиться от потенциальных мятежников, не собираюсь.
– Вот уж – не постесняюсь! Никаких «подруг» у меня тут нет. А одни – конкурентки, да бывшие «начальницы»! Так что я их всех – не слишком люблю.
– Прекрасно. Ну, идём, Магда. Показывай ваш арсенал!
Арсенал, естественно, находился рядом с казармой. И Андрей, приблизившись к углу, из-за которого доносились подозрительные звуки, сделал знак своей спутнице. Та кивнула, и тоже прижалась спиной к стене. Андрей осторожно выглянул из-за угла.
Так и есть! Сердито пыхтящая и сосредоточенная доктор Джонс, быстро меняя ключи, пыталась подобрать подходящий к замку арсенала. Стояла она, к счастью, спиной к Андрею, поэтому его не заметила.
Он вышел из-за угла, сделав ещё знак Магде.
Доктор оказалась так сосредоточена на своём занятии, что даже не заметила, как они подошли к ней и встали за спиной. Доктор иногда ещё и подпускала матюгов вполголоса, раздражённо рыча сквозь зубы, и тряся дверь за ручку.
Андрей спросил:
– А что вы будете делать, когда откроете, доктор? Неужели вот так прямо – возьмёте оружие, и пойдёте убивать меня? А не стыдно – стрелять в живого человека?
Доктор, на долю секунды замеревшая, отреагировала быстро: развернулась, и вызверилась:
– Да! Именно это я и собиралась сделать, ты, кобель вонючий! «Человек»! Скажите пожалуйста – человек выискался! Свинья ты, а не человек! Уж больно много ты на себя берёшь, чёртов «донор спермы»!
Андрей пожал плечами:
– Я даже не считаю это – оскорблениями. Всё верно: я и кобель, и вонючий, потому что мужчины действительно потеют сильней. И донор спермы. Так что наказать вас, доктор, могу только за неподчинение приказу. Поэтому – ну-ка, быстро! Дайте сюда ключи, и марш на лестницу, и – вниз!
– Вам придётся меня тащить силой!
– Вот уж не проблема! – Андрей сграбастал сухопарое тело женщины лет пятидесяти в охапку, закинул себе на плечо, и двинулся к лестничному маршу, и вниз. Женщина принялась извиваться, пытаться его бить, и царапаться. Андрей невозмутимо спустил её на пол:
– Магда. Я подержу её руки. Свяжи. И ноги. – доктор попыталась и пинаться.
Когда всё было сделано, Андрей снова взвалил даму на плечо. Магда проворчала:
– Не слишком ли много чести? Может, побить её, но так, чтоб могла идти своими ногами? И ноги развязать?
– Дело не в том, что она может идти и сама, Магда. Это я просто беспокоюсь об остальных непокорных. Ведь именно ей придётся чинить их переломы и травмы. Так что пусть пока остаётся целой. В-смысле – работоспособной. – доктор Джонс, лицо которой наблюдала Магда, идущая позади Андрея, было как раз на уровне лица главной жены. И сейчас ярящаяся и пытающаяся вырваться, молотя даже связанными кулачками по спине и другим частям тела Андрея, до которых могла достать, доктор, постаралась плюнуть в лицо помощницы «вонючего кобеля»:
– Ты, с-сука! Подстилка поганая! Продажная шлю!..
Однако больше женщина сказать ничего не успела: Андрей очень сильно ущипнул её за ягодицу. Раздался отчаянный, впрочем, быстро приглушённый, крик боли. Андрей ущипнул и за второе вполне упругое полушарие. На этот раз на него зарычали, снова попытавшись (Безуспешно, понятное дело!) вырваться. И укусить – но тут уж он проконтролировал ситуацию. А ещё Андрей ущипнул на этот раз за подставившуюся грудь:
– Доктор. Перестаньте делать мне приятное. Вы что, забыли? Я же – маньяк-садист! И кайфую, доставляя непокорным физическую боль!
Доктор завизжала во весь голос: Андрей продолжал выкручивать её сосок!
Через пару секунд крик сменился стоном: он наконец выпустил из стального захвата пикантную часть тела непокорной докторши:
– Зато ничего вам не сломал. А ведь мог бы. Но теперь вы можете оценить степень моего терпения и рационалистичности. Вы пока нужны мне, доктор. Вернее – не мне, а тем несчастным, которые, как и вы, попробуют «покачать права». И поднять «бунт на корабле». А главное – полученные вами «травмы» не помешают вам этих дур врачевать!
Сквозь рыдания голос доктора звучал вовсе не покорно и «вразумлено»:
– Погоди, тварь поганая! Я ещё доберусь до тебя! И отыграюсь! Выдерну с корнем твой мерзкий …й!
Андрей не придумал ничего лучше, чем рассмеяться:
– Сколько таких обещаний я слышал! Правда, обычно выходило с точностью до наоборот: я уж столько частей тел у моих жертв пооткручивал! Поотрезал, и поотпиливал… Не говоря уж – о переломал. Ну, всё это есть в моём дневничке!
«…очень большой. Набухший, напрягшийся, и оттого – особо пикантный!
А возбуждает – ничего не скажешь!
Вот чтоб возбудиться ещё сильней, (А заодно узнать – насколько этот сосочек крепко «привинчен» к остальной груди) я и вывернул его ещё круче!
Ох, как она завопила!.. А сосок теперь быстро становился из розового – синим.
Я повернулся к моей любимой Надечке:
– Смотри, ласточка моя! У этой сучки грудь даже больше твоей! И как она может быть настолько невежлива! Ведь это ты у нас примадонна по возбуждению меня! А ну-ка: произведём операцию по усекновению того, что являлось предметом её гордости, и заставляло смотреть на других девочек свысока?
Надя принялась снова дёргать свою цепь, метаться, и рычать. И поносить меня последними словами:
– Ты, подонок! Мразь! Поганый …идарас! Трус! Только со слабыми женщинами и можешь воевать! А попался бы тебе настоящий мужик – так и избил бы и закопал бы тебя! Ах, как я этого хочу!..
– Чушь. Могу поспорить на свою эрекцию, что побью любого. Я, между прочим, обладатель третьего дана по каратэ. И боевое самбо освоил. И в своей весовой категории бил любого – даже участвовал в подпольных боях без правил. Хотелось мне ощущения – разнообразить… Но там нет никакой сексуальной подоплёки: только мордобой!
Скучно!
Да и не поверю я никогда, что ты хочешь, чтоб меня, дарителя тебе «неземного блаженства», и незабываемых ощущений, побили, и сделали инвалидом!
– Сволочь!!! Это – моё самое заветное желание!!!
Ага – два раза я поверил. Что она больше не хочет нашего, ставшего традиционным, наслаждения! И переживает за абсолютно незнакомую женщину! Не-ет, ласточка моя сердобольная: на самом деле ты счастлива, что всё это я проделываю сейчас не с тобой! И просто играешь – чтоб я не переключил внимание, вот именно, снова – на тебя!..
Визг и продолжающиеся крики обеих женщин на мои действия никак не повлияли.
Плоскогубцами оттянув выкручиваемый сосок как можно выше, я закрепил на груди, у её, так сказать, основания, большую струбцину. Грудь большая, так что – уж точно не соскользнёт. Отпускаю сосок, и начинаю сжимать, вращая винт, губки моих мощных портативных тискочков – кстати, немаленьких: размах губок – с мою ладонь!
Ого, как эта с-сучка начала извиваться! И визжать – словно я свинью режу! Может, у неё грудь – отличается особо повышенной чувствительностью? А и хорошо!
Потому что есть у меня и вторая струбцина – под пару!
Когда закончил и с другим посиневшим соском, наложил и её.
Вот теперь она пытается биться головой о подложку. Похоже, сил терпеть боль больше нет – вот и хочет раскроить себе череп. Ага, два раза! У меня не забалуешь: головка за волосы притянута к ложу крепко! Не сдвинешь! А ложе – оббито мягкой кожей…
Судя по расширившимся во всю радужку зрачкам, ей и правда – очень больно.
Отлично. Потому что снова я возбудился. Говорю Надечке:
– Ты уж прости, сердце моё. Но сейчас я снова изменю тебе. – и показываю рожки на своей голове, – С этой визгливой сисястой коровой. И пусть у неё куночка не столь плотно облегает моего жеребца, но зато сиськи большие! И очень чувствительные! Вон, как она в визге заходится!
Надюша моя начинает снова трясти своей цепью, рыдать от бессилья, и поливать меня отборным матом. А ничего – пусть её. Я от её ругани и плача только ещё сильней возбуждаюсь. Да и то, что она как бы является единственной зрительницей на моих «спектаклях» – придаёт этакой пикантности ситуации! И, рано или поздно, я, после того, как прикончу очередную жертву, займусь вплотную и Надечкой.
А то стала она в последнее время тоже поднадоедать мне. Уж больно однообразный у неё лексикон. И куночка её – уже меня не так… Да, не так!
Всё хорошо, пока не утратило элемента новизны!
Вот! Именно для этого я и казню уже двенадцатую жертву!
Ну а пока подхожу я снова к промежности распятой женщины. Проверяю, как там её растянутые противовесами ножки. И бёдра.
Трепещут. Это хорошо.
Потому что снова подношу я к ним поближе свою жаровню с гвоздочками.
И начинаю их, раскалённых до красна, вставлять в мягкую и особо чувствительную внутреннюю поверхность этих самых бёдер. А гвоздочки на этот раз – не какие-нибудь восьмидесятки. А – двухсотки! Мощные – миллиметров пять. И в тонких местах, у коленочек, прожигают её ножки – насквозь!
Запах горелого мяса вблизи – поистине вызывает у меня бурю эмоций! И неприятен, и возбуждает – ещё «круче», чем струбцины, сжимающие посиневшие большие груди! Ах, это непередаваемое ощущение – властвовать над самым совершенным творением, что создала Природа – как раз для возбуждения нас, бедных мужчин! Ну, всё верно: инстинкт размножения…
Но вот все пятьдесят гвоздочков и воткнуты в её плоть – по самые шляпки!
Теперь подтягиваю ещё немного винты струбцин – но – немного! Мне главное – чтоб эта дурочка не отключилась, как после первого раза. А то трахать бесчувственное бревно – мне совсем не улыбается! А так – визжит, задыхается, но – в сознании!
Эффект есть: воспряло моё естество.
Вставляю его, куда положено. Начинаю неторопливо – темп повысить нужно будет к концу. А пока – прочувствую, как говорится, всю «глубину» и податливость её горячей, словно кипяток, трепещущей, и конвульсивно сокращающейся, кошечки.
Когда бёдрами случайно задеваю шляпки вонзённых в бёдра гвоздей, эта дама начинает извиваться, стонать, и визжать ещё сильней. Отлично.
Вот так, под визги распятой, и проклятья, рыдания и стенания прикованной, я и начинаю свой второй сеанс.
Извращённого секса.
Да и кто мне помешает?!
Я же – Бог!..
Ну, раз могу вот так, легко и просто, распоряжаться судьбами, страданиями – моральными и физическими! – других людей!
Сам при этом наслаждаясь!
Да ещё как!..
21. Ультиматум персоналу – продолжение
Андрей вдруг остановился, не дойдя до нижнего пролёта лестницы. Матюкнулся.
– Что – не так? – Магда, шедшая теперь вне пределов досягаемости рта доктора Джонс, тоже остановилась.
– Да вот же, понимаешь, вот эта девушка у нас – не так! – он, словно его собеседница не знала, о ком речь, похлопал докторшу, так и лежавшую у него на плече, по ягодице. Доктор дёрнулась, но сдержала стон – похлопывания пришлись по синяку.
– А что с ней?
– Да борзая она больно. И сердитая. И непреклонная. Отнесёшь такую бомбу замедленного действия к остальным, покорным и растерянным, овцам, которыми сейчас, после того, как умнейшие, – он показал кивком на Марту, – перешли на сторону сильнейшего, никто, как я понял, не руководит. И не направляет их мысли в нужную сторону.
Так она поведёт там, среди них, свою пропаганду. И может настроить их на ненужный нам лад. Например – бунтовать, не слушаться меня или вас, игнорировать приказы, согласиться сотрудничать с нами для виду, а затем – вредить… И всё такое.
– Ну и что ты предлагаешь? Придушить её на месте? Только скажи – я с удовольствием! – по тону Магды Андрей понял, что сказанное – правда.
Влезла докторша, буквально прошипевшая:
– А ничего, что я здесь лежу?! Слушаю? Не боитесь, что передам в том числе и этот разговор «остальным овцам»?!
Андрей, словно и не слыша реплики, ответил Магде:
– Думаю, придушить её мы всегда успеем. Можем даже организовать мне приятный досуг. Ты будешь душить, а я в это время – трахать её! Но вот в чём проблема: она – реально высококвалифицированный врач. Я же видел, как она справлялась со сложными переломами – теми, что со смещением. Она очень хваткая и сильная. И не боится ни крови, ни стонов. И руки у неё не дрожат. А вот про сестру Дженифер этого не скажешь. Значит, если мы эту – ликвидируем, на достойную медицинскую помощь можно не рассчитывать. А у нас намечается много беременных. А как беременность будет проходить – нам неизвестно. Давненько же в Андропризоне никто – а вернее – никогда! – не рожал так, как положено: всё больше автоклавы да барокамеры. А давай-ка, знаешь, что сделаем?
– Что?
– Отнесём её в мои апартаменты, да запихнём к этим. «Починенным». Заодно она за ними и присмотрит – если что у них пойдёт не так.
– Хороший план. Рационалистичный. Тем более, что уж этих-то против тебя «настраивать» точно – не надо! Сами «настроены» – дальше некуда!
– Ага. Я старался. Делал работу по «вразумлению» добросовестно. Ну, двинули. – Андрей стал теперь подниматься по лестничному пролёту, вздыхая, – А хорошо, что она не тяжёлая. Килограмм пятьдесят. И задница у неё ничего себе – вполне упругая!
Доктор фыркнула, но снова вступать в дискуссию не пожелала. Зато Магда с подозрением посмотрела на их мужа:
– Ты это на что намекаешь?! Что возбудился?!
– Нет. Я не намекаю, а прямо говорю. Ты – первая.
Магда отреагировала с иронией:
– Жду – не дождусь!
– Ага. Только с делами покончим – а уж потом десерт!
Больше по дороге никто ничего не сказал.
Впрочем, Андрей донёс непокорную даму до своей бывшей камеры быстро – до неё было всего-то два пролёта, и сто шагов по коридору.
У входной двери в место заключения гарнизона они с Магдой застали картину вопиющего падения дисциплины. Анна и Жаклин мирно спали, Жаклин – растянувшись у двери прямо на полу, Анна – прислонясь к стене. А Жаклин даже подхрапывала. Магда открыла было рот, чтоб гаркнуть на нарушительниц, но Андрей остановил её жестом:
– Не нужно. К счастью, никто на них не нападал. Послушались меня все ваши штатские специалистки и персонал. И спустились в подвал. Иначе они бы тут так не лежали. Ну, а то, что они устали, как собаки – сомнений не вызывает. Я и сам притомился. Слегка. Ну а пока я держу нашу любимую докторшу, открывай-ка замки.
Магда буркнула:
– Мог бы и не держать. Кинул бы вон: на пол, и пусть бы себе лежала! Наши же – лежат?! И – ничего?
Андрей снова промолчал.
Когда засовы загремели, Анна проснулась:
– Ой! Андрей! Прости… мы, кажется… – она поморгала на напарницу по «караулу», и поправилась, – Точно. Заснули! Даже не знаю, как это…
– Я знаю, «как это»! – Андрей подбавил в тон стали, – Устали вы. А здесь тепло. Не то, что у нас, на нацистской Базе. Вот и разморило. А вот нас с Магдой почему-то – нет! Может, потому, что мы старались, стиснув зубы, и собрав волю в железный кулак, поработать на благо Семьи?! А не потакать своим желаниям прилечь и расслабиться.
– Андрей! Мы ведь!..
– Понимаю, я уже сказал, – он поднял ладонь, – Но всё равно. Будете наказаны.
Теперь ваша очередь на секс – только после Магды и – Элизабет! А сейчас отойдите-ка в сторону. Вдруг дурам, которые там, внутри, придёт в голову какая-нибудь очередная глупость!
Он действительно положил молчавшую докторшу на пол, и встал в боевую стойку.
Когда Магда отперла последние засовы, и отворила дверь, выяснилось, что ничего путного или хотя бы – глупого, в голову жертвам наказания не пришло. Во-всяком случае, лежачие и сидящие весьма жалостливо жались по углам большой комнаты, а кто мог ходить – вообще удрал в спальню, когда загремели засовы. Андрей схватил доктора в охапку, вошёл внутрь. За дверью никого «коварно притаившегося» не оказалось.
Доктор вдруг завопила:
– Ну?! Чего вы ждёте?! Тресните ему чем-нибудь тяжёлым по башке, и освободитесь! Вы солдаты или кто?!
– Уважаемый Андрей. – роль переговорщицы взяла на себя старший сержант Оранха Санчес, проигнорировавшая провокационный выпад, словно и не слышала его, – Для чего вы принесли нам сюда нашего доктора? И почему – принесли?
Андрей развязал докторше руки и ноги. Та принялась растирать их, сердито глядя то на него, то на сестру Оранху. Но теперь, поняв, что её призыв пропал втуне, помалкивала. Но уж во взглядах её было – всё!..
Андрей неторопливо отошёл обратно к двери, через которую, впрочем, никто выскочить на «свободу» особо не спешил. Окинул взглядом потрёпанное им же воинство.
– Объясню. Доктор выказывает свой твёрдый характер. И свободолюбие. И борется за права женщин. И скандалит. А мне там, в помещениях нашего, – он выделил тоном это слово, как бы подчёркивая, кто тут теперь хозяин, – Андропризона, такие ходячие рассадники крамольных мыслей и подстрекателбницы к неповиновению – не нужны.
Поэтому. Она будет до особого распоряжения сидеть тут, с вами. Заодно и присмотрит, нормально ли идёт выздоровление. Я доходчиво объяснил?
– Да, сэр.
Не то, чтоб Андрей вот так, сходу, поверил. Что его признали за начальника.
Нет, это – обычная женская тактика. Прикинуться покорными, чтоб в момент, когда он не будет ожидать, коварно ударить в спину! Но его на эти старые штучки не купишь. Встречался. С такой тактикой.
– Отлично. Смотрю, осознали мой статус вашего нового Босса. Это радует. Разумное решение. Попробуйте теперь объяснить ваш новый менталитет доктору Джонс. Ну, или она вам объяснит, какой я нехороший, и как со мной бороться. Если у вас возникнут разногласия… разрешаю доктора вразумить. Но – не до смерти! Она ещё нужна. Для «ремонта». Наказанных. Мысль понятна?
– Да, сэр.
– Хорошо. Ужин принесём позже.
Андрей вышел, Магда, так ни слова и не сказавшая, и даже в комнату не вошедшая, снова принялась накладывать засовы и запирать замки на обе двери.
Когда она закончила, и повернулась к нему, Андрей кивнул. Сказал:
– Анна и Жаклин. Идёмте с нами. Последнюю связку ключей мы у доктора Джонс отобрали, следовательно – замки моей камеры никто больше не откроет. А мне сейчас понадобится поддержка. В виде вас.
Нам нужно перегнать из карцера остальных «бравых», а вернее – трусливых, вояк. Надеюсь, объяснять, что делать, не надо?
– Нет- Нет. Отлично.
В отпертую дверь карцера Андрей тоже вошёл первым.
Находившиеся там женщины сидели и лежали на полу. Андрей сказал:
– Внимание, арестованный гарнизон. Поднимаемся, и переходим в подвал Зэт.
Особо вредная на вид женщина лет сорока, стриженная практически наголо, вздёрнула челюсть:
– А с чего бы это мы должны тебя, козла, слушаться?!
– А с того, что у меня есть аргументы, дающие мне право приказывать. Андрей достал из кармана пистолет, и выстрелил в потолок. Все буквально подпрыгнули: в небольшом помещении выстрел прозвучал, словно взрыв! Но Андрей пистолет спрятал обратно в карман. – Но если вы сделаете мне приятное, и откажетесь подчиниться, я с большим удовольствием накажу и вас. То есть – изобью, как сидоровых коз. Потешу, так сказать, свою садистскую душеньку… Остальной гарнизон уже получил по заслугам, и прошёл излечение у доктора Джонс. Восемь переломов, с десяток треснувших рёбер. Что же до полученных ими синяков и ссадин – так вообще без счёту.
Ну, есть ещё вопросы?
Как ни странно, вопросов не оказалось, но Андрей не зря привёл свою Семью: одна из дам попробовала, оказавшись на свободе, сбежать. Анна просто выстрелила ей в спину. Женщина упала, не пикнув. Андрей наклонился, потрогал пульс, заглянул в расширившийся во всю радужку зрачок. Сказал:
– Отличный выстрел, жена Анна. Я отменяю ваше наказание. Секс – в соответствии с графиком! – обернулся к застывшим посередине коридора арестанткам:
– Ну? Может, ещё кто-нибудь попробует сбежать?
В ответ прозвучало… Ничего!
– Отлично. Вперёд! А эту идиотку я потом сам утащу в холодильник.
Загнав восемь оставшихся арестанток в дверь, ведущую в подвал Зэт, Андрей на время прикрыл её. Обернулся к своим:
– Анна. Спасибо. За то, что действовала без колебаний. Теперь – вот что.
Мы сейчас войдём.
Нет, не то, чтоб я сейчас там собирался кого-то сильно бить, или вразумлять. Но вы должны лучезарно улыбаться, и хитро переглядываться, стоя там, за моей спиной. И вообще: создавать видимость того, как вы все счастливы, что я теперь – ваш муж. И мы – Семья! Нам нужно вызвать у любимых овец чувство здоровой зависти.
К тому, как нам хорошо вместе.
Вопросы?
Вопрос нашёлся у Элизабет:
– Босс! А когда мы непосредственно перейдём к «осчастливливанию» нас?!
Андрей криво усмехнулся:
– А вот как разберёмся с нашим потенциальным контингентом, да отделим, так сказать, агнцев от козлищ, так и займёмся! Но! Предупреждаю сразу!
Первой – безусловно Магда. Она это честно заслужила!
Андрей отодвинулся, Магда открыла дверь, ведущую в помещения подвала Зэт.
Зрелище впечатляло.
На полу, у стен, на матрацах, или стоя, или сидя и даже – лёжа, жила своей сложной жизнью огромная масса женщин. Те, которых они только что привели, успели отойти куда-то в глубину подвала, в разговоры явно не вступая – знали, что он сейчас войдёт.
Андрей даже не поверил вначале, что женщин действительно – всего девяносто одна. Казалось, что дам, всех форм и возрастов, тут не меньше пары сотен! Внутри стоял, разумеется, аморфно-мерный гул – такой бывает в улье с пчёлами. Или когда едешь в вагоне метро. Ну, или если в аэропорту накопилась огромная толпа пассажиров, вынужденных ждать отложенные из-за нелётной погоды рейсы.
Но когда он вошёл в дверь, разговоры стихли.
Андрей не стал входить далеко. Остановился у входа:
– Внимание, уважаемые женщины. Я – Андрей Деменьтев. Ваш новый начальник. Как я уже объявил по трансляции, в настоящее время я взял управление заведением под названием Андропризон – в свои руки. И управлять им намерен так, чтоб права тех, кто захочет присоединиться к моей команде – не ущемлялись. А наоборот. Это подразумевает: трёхразовое питание. Усиленный паёк. Сокращённый рабочий день. Повышенное денежное довольствие. Проживание в нормальных условиях, в своих старых комнатах.
Ну и, самое главное: секс со мной. В реале. Но!
Строго в соответствии с очерёдностью. Мы разработаем график.
А сейчас – перекличка. Мне нужно узнать вас всех в лицо! – он обернулся чуть назад, где справа стояла Магда, – Уважаемая главная жена. Пожалуйста – список!
Магда, стараясь удержать на лице каменное, как и у мужа, выражение, вынула из кармана и передала ему листы с фамилиями. Он начал:
– Эльза Паттерсон. Оператор автоклава. – она подалась вперёд, он остановил взгляд на ней, – Пожалуйста, подойдите.
Эльза Паттерсон, весьма желчная на вид особа, изготовлявшая для него «эксклюзивных» кукол, подошла быстро. Не останавливаясь, вдруг выбросила вперёд спрятанную до этого за спиной правую руку, и к лицу Андрея метнулся маленький и явно острый нож.
Андрей, легко перехватив руку, сжал пальцы. Женщина коротко вскрикнула, побледнев, когда он кисть чуть напряг, и затем, повинуясь его движению, упала на колени. Но он её руки не выпустил, продолжая сжимать её – но так, чтоб не сломать хрупкие кости. Наконец нож зазвенел по бетонному полу, выпав из разжавшейся ладони. Женщина невольно застонала. Андрей откинул холодное оружие к Магде ногой: та подняла нож, и, хмыкнув, спрятала в карман. Андрей легонько ударил бунтарку сложенной в боевой хват кистью – за ухом.
Та, даже не пикнув, потеряла сознание: он позволил телу упасть к своим ногам.
Оглядев остальных, в напряжённом молчании вставших практически монолитной стеной, плечо к плечу, женщин, Андрей сказал:
– Уважаемая Эльза оказалась слишком… Перевозбуждена. Эмоции возобладали над здравым смыслом – я и сильней и быстрей практически всех вас. И обладаю неплохими навыками рукопашного боя. Женщина неверно оценила свои силы и ситуацию. Я собираюсь всех непокорных и правда – разместить в моей бывшей камере. И если такие есть – то я прошу их сейчас выйти вперёд сразу: гарантирую безопасность и сохранение здоровья.
Он прождал с минуту, но никто выйти вперёд не надумал.
– Хорошо. Мы продолжим перекличку. А сейчас – отойдите все назад. На десять шагов.
Женщины снова не сдвинулись ни на миллиметр. Андрей предвидел такое развитие событий, но чувствовал, что его Семья, там, за его спиной, напряглась. Однако их волнения напрасны. Он же мужчина. И ему не нужно всех – вот прямо – бить! Он сказал:
– Считаю до трёх. Иначе мне придётся применить более радикальные средства убеждения. – он вынул из кармана пистолет, – И аргументы. И у доктора Джонс прибавится работы по накладыванию повязок на простреленные ноги.
Женщины, похоже, адекватно впечатлённые его спокойными действиями и невозмутимым лицом, поспешили отпятиться назад. Подумав, что с его личным делом так или иначе здесь знакомы все, он про себя позлорадствовал: сарафанное радио в женском коллективе – великая сила! Андрей кивнул, кинув взгляд в список:
– Наталья Орейро. Начальник технических служб.
Женщина вышла вперёд, но приближаться не спешила. Андрей указал пальцем на угол слева у входной двери:
– Будьте добры: встаньте там.
Когда женщина развернулась снова к нему лицом, действительно встав в углу, он продолжил:
– Лейсан Дженифер. Медсестра второй категории.
Она вышла, не поднимая глаз, и зажав зубами губы. Андрей подумал, что что-то точно – не чисто с этой «сестрой», но сейчас не время. Позже. Он снова указал на угол, уже занятый Натальей:
– Сюда, пожалуйста.
На перекличку ушло больше часа. Потому что каждую женщину Андрей рассматривал с полминуты – действительно старался запомнить лицо и фигуру. И имя.
Но вот закончились они, «штатские» специалисты, инженеры, техники, рабочие разных категорий, и «бравые» вояки. Андрей развернулся теперь в угол, куда они все набились, стоя плечо к плечу, молча, но не проявляя больше открытых признаков агрессии. Потерявшая сознание Эльза так и лежала у его ног. Он сказал:
– А теперь, уважаемый персонал Андропризона, внимание.
Я предоставляю вам уникальный шанс. И время на обдумывание. И предупреждаю: передумать возможности после принятия решения у вас не будет.
Поэтому кто через сутки не присоединится к моей команде – навсегда останется жить здесь, фактически на положении заключённых. То есть – кормёжка – раз в сутки. Вместо персональных кают – общее – вот это! – помещение. Вместо кроватей – вот эти матрацы. И – никаких денежных выплат и выходных. И прогулок.
А теперь вам нужно подумать, и решить через сутки: кто – со мной!
Условия я уже описал. Не вижу нужды повторяться. Время пошло!
Он развернулся и двинулся к выходу. Его команда двинулась за ним.
Хотя Андрей и старался держаться непринуждённо и говорить – весомо и спокойно, он отлично осознавал. Что висит на волоске его замечательный план.
Если через сутки действительно хотя бы с десяток специалисток не согласится присоединиться к его Семье, никогда им не потянуть. И не заставить функционировать нормально такой большой и сложный механизм, как Андропризон!
Один реактор чего стоит! И если Элизабет ещё управляется как-то с крионасосами и прочей машинерией системы охлаждения, то там ещё навалом и других систем! За которыми тоже нужен глаз да глаз. Иначе все они рискуют просто в один прекрасный момент взлететь на воздух, испарившись в многомиллионноградусном огненном шаре!
Да и если кто-то согласится, вот именно, прикинувшись покорной овечкой, а потом возьмёт, и подстроит диверсию – их ждёт то же самое.
Следовательно, нужен глаз да глаз. То есть – за камерами в диспетчерской, или на КП, постоянно должен быть кто-то из его Семьи…
Да что говорить – проблем море!
Хотя… Он рассчитывал, что хотя бы часть проблем с персоналом можно будет решить в ближайшее же время! Причём – самое ближайшее.
А вовсе не ожидая сутки.
«…невольно вспомнил любимую Валюшу. Валю.
И как это я тогда не доглядел!
И умудрилась эта упрямая сволочь повеситься даже на своей собственной цепи!..
Но теперь у моей новой «ласточки» – Надюши – этот номер не пройдёт!
Цепь коротка, а ручки я ей всегда сковываю за спинкой… А чтоб ей было удобней ходить в туалет – трусики с неё просто снял. Навсегда. Как и всю остальную одежду. (Пришлось в подвале натопить до плюс двадцати пяти!) И кормлю – сам. С ложечки. Вот только ест она плохо. Если не прикрикнуть, и не вывернуть сосок щипком, или не наступить на её босую ступню, на пальчики – так и ротик не открывает. Гордая!
Невольно постоянно возвращаюсь снова и снова мысленно к идиотке Валюше.
Какого …ера ей не хватало?!
И не так уж много мук в последние две жертвы ей доставалось – лично! А всё больше – только наблюдение за «шоу»!
И я уж старался для неё: показывал на тех дурах, которых добыл при ней, все свои придумки и разработки! На других! И пусть я и замучил их куда быстрее, чем предыдущих, так ведь – зато и как эффективно всё это было сделано! И каждую я «сексил» не меньше трёх раз! Так что на долю Валюши уже ничего не оставалось! Вот ведь неблагодарная тварь… Или это – как раз от зависти? И злости – что – не её?!
Недоумеваю: это какое же нужно мужество – в прыжке закинуть петлю, сделанную на рассчитанной высоте на своей цепи – на крюк, вбитый над её лежаком, и висеть, подтягиваясь, на стальном ошейнике, пока руки удерживают вес тела. Но потом, понятное дело, они устают. И ошейник удушает… Медленно и мучительно.
Вот и удушил. Агония, наверное, была долгой…
Жаль, нет в подвале камер видеозаписи – так я и не узнал. Сколько часов или минут она промучилась в ней. И что делала при этом.
Но когда отпер подвал – понятное дело, буквально потерял дар речи. Это синее лицо, звериное выражение на нём, вывалившийся наружу фиолетовый, прокушенный насквозь язык… Хуже всего, конечно, остекленевшие глаза… Бр-р-р!
Ну уж Надечке я таких возможностей не предоставлю. Повезло хоть, что она попалась мне всего спустя одну жертву. Которая была – вообще никуда. Словно, вот именно, – в прорубь… Тут не помог и надуваемый презик на фаллоимитаторе – в задний проход!
Но вот сейчас, когда разберусь с очередной, как её там… – А-а, Рузанна! – моей Надечке уж точно – достанется от меня. Хе-хе. А то сколько же можно: всё любоваться, да любоваться! Пора бы и самой пострадать! Отблагодарить, так сказать. Лично.
За мои усилия».
После того, как Магда заперла последний замок, Андрей жестами подозвал свою команду к себе. Сделал знак приблизить головы вплотную к его. Очень тихим шёпотом сказал:
– Анна и Жаклин. Идите к Элизабет. Наблюдайте через видеокамеры, что здесь будет происходить. Если начнут драться – немедленно кто-нибудь – сюда! Мы с Магдой покараулим тут. На всякий случай.
– А почему ты думаешь, что они…
– Это просто. Сейчас наши подопечные наверняка разделятся на два лагеря. Всегда в любом женском коллективе так происходит. Так сказать, дружат девушки – против других девушек! Да это и понятно: зависть к более красивым, более успешным, более молодым и здоровым. Плюс ненависть к более умным и хитрым. И целеустремлённым и работящим. Это у вас наверняка всё было и до меня. Чисто на инстинктивном уровне. Так сказать, беспредметно. Проявить только не удавалось. Начальство поддерживало дисциплину! С помощью гарнизона. Да и видеокамеры есть. В открытую – не навредишь!
Но вот появился и я. А старое начальство – кануло в Лету. И теперь страсти наверняка накалятся! Особенно после той сочной кости, что я им подбросил. Секс – с единственным оставшимся в живых мужчиной! Сейчас они снова примутся за обсуждение.
И готов спорить на свой пистолет – не пройдёт и получаса, как дойдёт до драки!
Наверняка будут бить тех, кто захочет примкнуть – к нам! А наша задача – не позволить остальным сучкам растерзать их до смерти! А ведь – могут!
– Точно. Запросто! Девочки у нас – и злопамятные и злобные. И жестокие!
– Ну, тебе, Анна, как Координатору – наверняка виднее! Поэтому – давайте-ка к мониторам. Если увидите, что конфликтик перерос в активную фазу – срочно сюда! А пока не забудьте как следует хлопнуть той, верхней, дверью! Пощёлкайте замками. Пусть думают, что мы ушли. Только, ясное дело – не запирайте!
– Есть, сэр! – вид у Анны был весьма плотоядный, Жаклин как всегда помалкивала.
Когда женщины отчалили, Магда хитро посмотрела на Андрея:
– Ну что, милый? Приступим?
– Приступить-то мы приступим, солнце моё. Да только не совсем к тому, что ты подумала. – Андрей, подмигнув, вынул из кармана стетоскоп, позаимствованный в кабинете доктора Джонс, вставил трубочки в уши. И аккуратно приставил его рабочую часть к холодной стальной поверхности двери, – Если я что-то понимаю в женской психологии, наши девочки могут даже не успеть дойти до диспетчерской, как здесь начнётся!
– Ух ты! Чёрт. Какой ты, оказывается, хитрый. И коварный. И предусмотрительный. А для меня не догадался свистнуть второй стетоскоп?!
Андрей, широко ухмыляясь, вынул из второго кармана – второй стетоскоп.
– Ну как же я лишу замечательного аудио-шоу свою любимую жену?!
Наслаждайся! Чужими страданиями, разборками, и шекспировскими страстями!
22. Ультиматум Совету
На фоне общего неровного, но мощного гула голосов и отдельных выкриков, некоторые особо визгливые или сильные голоса было слышно неплохо:
– …гнусная скотина! – очень визгливый голос. И тон – реально проникнутый ненавистью и злобой, – И как это три наших идиотки купились! Да и эта с-сучка, Анна – туда же! «Координатор», мать её!.. Недаром же есть поговорка, «на передок все бабы слабы»!
– А можно подумать ты у нас вся такая прям правильная! – отвечающий голос явно принадлежал одной из потенциальных сторонниц Андрея, и он постарался его запомнить, – Принципиальная! И целомудренная! И фалоимитатор в руках никогда не держала!
– Не в том дело, что держала! Но я против наших законов – никогда не шла! И вообще – не выделавылась! И сейчас этому мерзавцу потакать не собираюсь!
– А чего ж тогда вперёд не вышла, когда он спросил – не желает ли кто присоединиться к нашему доблестному гарнизону? Побитому и уже притихшему?
– А что – я похожа на идиотку?!
– Да. Очень похожа. На принципиальную и тупую идиотку.
– Ну-ка, повтори, чего сказала, ты, мразь!
– Да то и сказала! Что ты – первая среди оставшихся дур – дура! А ведь этот гад наверняка не врал, когда говорил, что ему нужны помощницы. Ну и чего ж ты не вызвалась, и не затаилась, выжидая своего часа, раз такая хитрая?! Сейчас бы кайфовала там, три раза «элитно» питаясь, и трахаясь! И вынашивая потихоньку свои коварные планы!
Влез другой голос. Сочный, спокойный и громкий. Похоже было, что его обладательница даже не напрягает связки особенно сильно:
– А вот мне предложение этого гада – вполне по душе! Он дело говорил. Да и он – мужчина. То есть – привык к стрессовым ситуациям, и разрешению внештатных ситуаций! С помощью грубой силы и оружия. И его нашим «пассивным сопротивлением» не проймёшь! Да и сидеть здесь, как сельди в бочке – глупо и опасно! Вон: вы же уже чуть не вцепились друг другу в волосы!
Первая женщина буквально заверещала:
– Ах ты, тварь подзаборная! Защитница мужского пола выискалась!!! Выцарапать бы тебе твои подлые глазёнки! Год как из третьей категории выползла, тупорылая квашня, а туда же: учит нас как жить!
– Ну-ка, заткни своё хлебало, ты, про…андовка с…ная! А то не посмотрю, что ты – «элита»! Сейчас и здесь – ты – никто! Такая же заключённая, как и все мы! И не думай, что тебе удастся покомандовать! Или получить усиленный спецпаёк! Урою!
– Смотри-ка, как мы заговорили! Да я же тебе сейчас!.. – до Андрея донёсся визг, и звуки ударов. Затем ещё чей-то новый голос завопил:
– Бей продажных шлюх! А то – уйдут! Сделаем им тёмную! А лучше – убьём!
– Точно! Убить предательниц! Пусть этот гад сам их хоронит!!!
Раздались ещё крики. Визг и рёв усилились, но членораздельной речи уже слышно не было: только звуки ударов, вой, отдельные бранчливые выкрики и стоны: похоже, кого-то действительно волокали за волосы! И били. Сильно!
Андрей посмотрел на Магду. Та стояла в напряжённой стойке, ноздри раздувались. Андрей подумал, что если бы не сдохла система аудиопрослушки, всё это можно было бы не только, как сейчас, слушать, но и через видео наблюдать. Вот это – шоу!..
Но сейчас он услышал достаточно!
Сказал:
– Ну, теперь понятно – почему мы остались здесь? Единственное что – не могу понять, чего они так перевозбудились? Да и драться начали как-то уж… слишком быстро!
– Зато я это знаю. Потому что мы посадили их сюда – на голодный желудок. Как раз подошло время приёма пищи! Вот они и злые и раздражённые: прямо как мы сами после санного перехода на эту чёртову базу!
– А-а, тогда понятно. Ну, ладно: думаю, сейчас разделение уж точно – произошло!
Отпирай!
Пора спасать потенциальных союзниц! А то ведь и правда – не убьют, так изуродуют!
Магда загромыхала замками, но вой, шум, и крики, доносившиеся изнутри, полностью заглушили эти звуки. Наконец они дверь отперли, и открыли.
Зрелище, представшее их глазам, впечатлило бы и абсолютного пофигиста.
На полу катались, сцепившись, словно коты по весне, несколько пар женщин. Кое-где на одну лежавшую внизу приходилось по три-четыре располагавшихся сверху: Андрей сразу вычислил, что это пытаются убить, задушив, его будущих союзниц!
Остальные дрались ещё стоя, таская друг друга за волосы, и пиная ногами, и нанося удары кулачками. Сразу стало понятно, что их потенциальных союзниц в несколько раз меньше, чем приверженцев традиций и Законов.
Выглядело это несколько комично и нарочито, но многие носы были уже разбиты в кровь! Лица исцарапаны. А визг, крик и гвалт стоял такой, что Андрей всерьёз поопасался за свои барабанные перепонки. Как на птичьем базаре! Он вытащил из кармана пистолет.
Грохот выстрела в высоком и гулком помещении помог практически мгновенно привлечь к себе внимание. Большинство женщин драться прекратило, уствившись на него и Магду. Андрей сказал, повысив голос, он знал, что тот у него – поставлен, и наверняка доходит до самых отдалённых уголков подвала Зэт:
– Быстро! Те, кто хотел присоединиться к нам – сюда! – он указал себе за спину.
Действительно быстро около десятка женщин, сильно потрёпанных, поспешно перешли к нему за спину. Ещё двое перешли туда, как только смогли подняться на ноги. Одну пару, сцепившуюся особенно крепко, ему пришлось разнимать. Но он много не мудрил: схватил дерущихся и рычащих в азарте схватки дам за плечи, и растащил. После чего сказал:
– Повторяю: те, кто хочет быть со мной – на выход!
Женщина, находившаяся снизу, со стоном и даже не вставая на ноги, на четвереньках поползла к порогу. Уже отошедшие туда подруги помогли ей подняться на ноги, приговаривая: «Ну, ты как»? «Вот ведь сволочь – как она тебя!..» «Слава Богу, как он – вовремя!», и прочие бессмысленные и ненужные соболезнования и замечания. Женщина только невнятно мычала, выплёвывая кровь и осколки зубов, и вытирая кровь с лица.
Андрей сказал, обернувшись к отошедшим:
– Если знаете ещё кого-нибудь, кто готов к нам примкнуть, но боится показаться этим сучкам – просто подойдите к ним и выведите сюда. Я прикрою.
Он нарочито небрежно подул в дуло своего пистолета.
Пятеро из уже отошедших отправились в «экспедицию», и вернулись ещё с двумя женщинами. Андрей кивнул «отобранной» команде:
– Поздравляю. Вы сделали правильный выбор. И – спасены! У меня вас не тронут! А если возникнут разногласия или споры – я лично буду разбираться! Но – без драк.
Он развернулся к оставшимся дамам. Выглядящим, как ни странно, уже не столько агрессивно, сколько – растерянно:
– Моя предусмотрительность и на этот раз позволила избежать серьёзного членовредительства. И, возможно, и смертоубийства. Но! Предупреждаю в последний раз: теперь даже если вы тут снова сцепитесь не на жизнь, а – насмерть, я вмешиваться не собираюсь. Вот: мои агнцы! Моя команда! А здесь останутся только козлища! И их мне, как глупых и бесполезных – не жаль!
Кто всё же надумал присоединиться – делайте это сейчас!
Ещё трое женщин прошли к нему за спину. И ещё одна попыталась было, но сразу семеро из уже стоявших за его спиной заорали и зашипели:
– Куда лезешь, тварь поганая! Мразь! Гадина! Подлая лицемерка! Андрей – не верь ей и не принимай! Она – воткнёт нож в спину при первой возможности! Она – против тебя! Двуличная гадина! Проститутка! Всю жизнь лизала…опу начальству! И на нас стучала! Нет ей веры!
Андрей с довольным видом покивал:
– Отлично! Ну-ка, любезная! Идите сюда! Да-да. Вы не ослышались. Как вас зовут?
– Юлия её зовут! – это тоже выкрикнули сразу несколько голосов из-за его спины.
– Магда. Свяжи ей руки. И посади на шлейку. Собаке, как говорится – собачья… Жизнь! Поместим её тоже – в мою бывшую камеру. Ей там скучно, думаю, не будет.
Худосочная, но весьма злобная на вид женщина, в которой он и с подбитым глазом без труда узнал Юлию Ракитич, и которой, судя по всему, и принадлежал самый первый визгливый голос, взглянула на него странным взором. Он проигнорировал:
– Уважаемые остальные союзницы и мои новые подчинённые. Выходите в коридор. Но не расходитесь.
Замки и запоры на дверь он наложил и запер сам. Магда действительно за это время «упаковала» в лучшем виде их пленницу.
Андрей вздохнул, сбросив маску равнодушия и спокойствия. Поскольку чувствовал себя просто – уставшим. Сказал своим нормальным голосом:
– Уважаемые мои подчинённые и союзницы. И будущие возлюбленные.
Дело нам с вами предстоит сложное. А именно – возродить из руин ту цивилизацию, которую угробили неразумные политики и военные моего времени. И то, что угробили её – исключительно мужчины – наглая ложь, что бы вам там не втуляли на уроках истории. Уже в моё время почти половину правительств любой страны составляли – женщины!!! Так что дело – не в поле руководителей.
А в их мозгах. – он не отказал себе в удовольствии постучать пальцем по виску.
– Вот я и собираюсь вам показать, что разумное руководство позволит нам, нашей Семье, и Команде, достичь прогресса. И в науке, и в быту. А не прозябать на жалких руинах былого, как происходит уже пятьсот лет у вас в Федерации!
Вы и сами не слепые. И видите, что состояние стагнации, то есть – застоя, длится уже целых пять веков. Пять! И вы живёте так, как жили и ваши бабушки и прапрабабушки. Или даже – хуже. Потому что техника ломается, ресурсы истощаются, и никто даже не думает заниматься ни ремонтом, ни созданием новой техники. Ни даже – разведкой новых ресурсов взамен выработанных! Нефть кончилась, и что сделали вы? Вот именно: перешли на уголь! Жуть!
И вы там, в глубине души, не можете не понимать, что всё это не могло бы длиться вечно. Что бы вам не кричала визгливая и назойливая пропаганда. И рано или поздно вы все вернулись бы в первобытнообщинные пещеры. Если б к тому времени просто не вымерли бы – ведь холодильники со спермой тоже не будут работать вечно. Равно как и генераторы и трансформаторы.
Извините за длинную и нудную лекцию, но мы должны сразу обозначить приоритеты. И идейную базу нашего нового социума.
Мы просто будем возрождать старый тип Семьи. То есть – природный!
Когда на каждую женщину приходился один мужчина. Кормилец. Опора. Защитник. И, само-собой – муж. То есть – тот, кто доставляет нормальное, супружеское, счастье. А проще говоря – разделяет с вами ложе.
Понятное дело, быстро этого достичь не удастся. И лишь во втором-третьем поколении мы добьёмся примерного равенства в обществе и числа мужчин и количества женщин. Ну а пока придётся довольствоваться тем, что есть. То есть – одним мной. Что само по себе несколько ненормально, но это зависит от точки зрения. Например, правоверному мусульманину официально положено четыре жены. А африканский миллионер, или царёк мог брать вообще столько жён, сколько мог прокормить!
Вопросы?
Вопрос нашёлся у женщины, чей голос показался Андрею басовитым и солидным, как она назвалась, сестры Ундины, а вот фамилию он не запомнил:
– Как насчёт ужина, уважаемый Андрей?
– О! Вопрос в тему, сестра! Девушки! Здесь есть кто-нибудь, кто умеет готовить?
– Я. Я умею. – вперёд протиснулась пухленькая и маленькая женщина лет тридцати, – Я – Ганна Харак. Помощница повара.
– Отлично, Ганна. Тогда у меня будет просьба к вам. Отправляйтесь на камбуз, в помощницы возьмите троих, кто по вашему мнению, хоть немного в этом разбирается. И приготовьте на ужин то, что попроще, и готовится – быстро. На девяносто шесть человек.
Сможете?
– Запросто! Так… – женщина обвела сосредоточенным взором своих новых напарниц, – Ундина. Мэй. Фарида. Поможете?
– Ха! Она ещё спрашивает! Веди! – Ундина чуть ли не первой двинулась в сторону камбуза, – Быстрее сготовим – быстрее поедим!
– Отлично! – Андрей кивнул, – Медицинская помощь… Кому-нибудь нужна?
– Да вроде, нет… Ну, или с этим можно подождать. – женщины, помявшись, и попереглядывавшись, решили, что обойдутся и так. Хотя одна из них до сих пор выплёвывала осколки зубов. Но терпела. А сказала за всех та же Ундина, оглядевшая своих «коллег».
Андрей кивнул:
– Хорошо. В таком случае – вы, четверо – отправляйтесь на камбуз. И займитесь. Ганна. Что будет на ужин? И сколько примерно времени займёт приготовление?
– На ужин будут макароны по-флотски. С тушёнкой. Самое простое и быстрое. На приготовление уйдёт час. Ну, может быть, час десять.
– Замечательно. В таком случае через час десять собираемся все в главной столовой. А пока те, кто не занят приготовлением еды – проходите в свои бывшие комнаты. Приведите себя в порядок. Переоденьтесь. Новые апартаменты сможете выбрать себе, и перетащить туда свои вещи, после ужина. А пока – до встречи. В столовой через час.
Когда затихли шаги ушедших женщин, Андрей повернулся к пленнице. Которая стояла с весьма вызывающим видом: несмотря на то, или как раз потому, что поводок вокруг шеи придавал ей определённое сходство с цепной собакой.
Андрей посмотрел на неё.
Но пленница и глазом не моргнула: ответила ему откровенно злобным взором:
– Смотри-смотри, мерзавец вонючий! Всё равно я в твои сучки не запишусь!
Андрей кивнул:
– Не сомневаюсь. Но это и хорошо! Я ведь – садист со стажем! И мне – со временем, конечно! – нужны будут жертвы. На которых я буду тренироваться, и повышать свою квалификацию. И возбуждаться, понятное дело. Чтоб заняться нормальным сексом со своей Семьёй. И наложницами. Так что ты очень нужна мне, Юлия! Ты ведь – наилучший кандидат! Тебя и пытать и допрашивать можно: чтоб узнать о твоих «коварных» планах!
Женщина заметно побледнела. Но предпочла не отвечать. Андрей сказал:
– Сама пойдёшь к моей камере, или… Магде придётся тебя на верёвке вести?
Магда не могла не пошипеть:
– Пусть-ка только посопротивляется! Да я её – по полу!.. Нарты отдыхают!
Юлия поспешила сойти с места, быстро направившись в сторону камеры Андрея. Он, переглянувшись с Магдой, хитро подмигнул той. И они двинулись следом.
Молча.
Но уж – переглядываясь, и весело улыбаясь друг другу.
Магда, даже без подсказки со стороны Андрея, провела пленницу мимо женщины, убитой Анной, и так и валявшейся на полу. Юлия промолчала, но опасливо обошла натёкшую из-под тела лужу крови.
Андрей не отказал себе в удовольствии:
– Чёрт. Ладно, дел полно. Пусть пока полежит – позже уберу в холодильник. А вот ругаться или бунтовать мы ей желание точно – отбили. Навсегда!
В камере с гарнизоном Андрея ждал неприятный сюрприз.
На полу в центре комнаты, явно без сознания, и тоже в луже крови, лежала доктор Джонс. Лицо у неё было разбито, и опухло так, что даже не видно было заплывших глаз. И дышала она с хрипом и присвистом.
Остальные женщины, хоть и раненные и переломанные, смотрели с явным торжеством во взглядах. Дескать – мы ещё не утратили боевой дух! И можем за себя постоять!
Андрей спросил, обращаясь к Оранхе Санчес, так и не вылезавшей из своей каталки:
– Что здесь произошло?
– Согласно полученным от вас указаниям, сэр, мы её проучили! Больно много на себя брала! И никак не желала угомониться. Но – всё, как вы, сэр, приказали.
Не до смерти!
– Хорошо. – Андрей постарался не показать, что недоволен экзекуцией доктора. Ведь оно и верно: он сам так и сказал, не слишком «тонко» намекнув. А девочкам, похоже, надо было выплеснуть на кого-то накопившуюся агрессию. И «отыграться», – Вот вам ещё один объект для «воспитания». Надеюсь, сестру Юлию вам представлять не надо?
– Нет. – в глазах не только Оранхи, но и остальных бравых солдат явно зажглось нечто вроде предвкушения и вожделения.
– Напоминаю на всякий случай: не до смерти! Понятна мысль?
– Да, сэр!
– Отлично. Магда. Развяжи её.
Когда это было сделано, и опасливо озирающуюся, но помалкивающую сестру Юлию втолкнули в центр комнаты, Андрей самолично подошёл к Оранхе. Посмотрел на неё сверху вниз. Та взгляд выдержала.
Он сказал:
– Я против вас, как гарнизона, ничего не имел. В каждом большом заведении обязательно нужна охрана. И полиция. А вам рано или поздно надоест сидеть здесь. Без зарплат и без дела. Вот и подумайте над этим.
А пока – до встречи. Ужин будет примерно через час. Сестру Джонс я заберу.
Оранха кивнула:
– Да, сэр. Есть, подумать. Конечно забирайте, сэр!
Когда заперли обе двери, Андрей невольно поморщился:
– Чёрт. А здорово они её…
– Тебе что – жалко эту с-сучку?!
– Конечно жалко. Как и вас всех! Вы же – женщины! И хоть я как раз специализировался на доставлении вашим телам как можно более сильных мучений, это не значит, что я совсем не испытываю сострадания! Особенно – к нужным нам женщинам!
– Не поняла.
– Да и ладно, не суть. А дело в том, что ты же сама видела: у нас есть раненные. И девочки с выбитыми зубами. И рожать предстоит – самим! А кто будет квалифицированно помогать при этих родах?! И кто будет нас всех лечить?! Не эта же дура Дженифер?!
– А-а, вон ты с каких позиций! То есть – сугубо с практических!
– Точно. А сейчас давай-ка её – в её кабинет. Ну, медотсек. Посмотрим, чем можно помочь. Похоже, рёбра у неё целы, но гематом – полно! Даже на ногах… – Андрей видел, как под откинувшейся полой когда-то белого, а сейчас в кровавых пятнах халата на стройных, в-принципе, ножках красуются огромные синяки – не иначе, били доктора и сапогами, и мебелью…
Магда тоже синяки углядела:
– А молодцы девочки. Ноги-то точно – сломать нельзя. Зато – больно!
– Да уж. Думаю, мировоззрение нашего бравого и принципиального доктора несколько…
Подправлено!
– Да нет. Это её тело подправлено. А вот мировоззрение…
Она ж – как и ты. Упорная! И принципиальная!
– Точно. Но посмотрим, что можно для неё сделать, а затем – на КП.
До ужина у нас есть ещё одно дельце.
– Это какое же, босс?
– Ну, как же! Нам надо связаться с вашим чёртовым Советом.
И выдвинуть им ультиматум!
– Храбро. Глупо, но храбро. Нет, ты действительно хочешь?..
Он на неё посмотрел. Кивнул:
– Да. Нам надо держаться и разговаривать – с позиций силы. И если даже нам придётся как аргумент использовать ядерный шантаж – ну, то есть, мы пригрозим, что взорвём брошенные на нас войска с помощью реактора! – меня лично это не остановит!
– А ты… И правда собираешься нас всех взорвать?..
– Вот уж нет!!!
Но вести себя нужно так, чтоб у них и тени сомнения в этом не возникло!
Лицо женщины, возникшей на экране, красотой не блистало. Скорее уж – целеустремлённостью и хитростью. Андрей сказал:
– Я – новый начальник заведения, известного как Андропризон. Мне нужно поговорить с лицом, заменяющим в настоящее время Главу Совета.
– И для чего же вам нужно с ней поговорить?
– Для начала для того, чтоб обсудить условия, на которых я собираюсь в будущем работать на благо Федерации в целом. И Совета в частности.
– И кто дал вам права считать себя начальником?
– Я сам.
– А где же уважаемая Жизель Бодхен? И координатор Анна Болейн?
– Жизель Бодхен мертва. Анна Болейн перешла на мою сторону.
Во взгляде женщины на миг – лишь на краткий миг! – сверкнуло что-то вроде замешательства. Но она быстро взяла себя в руки:
– А что случилось с Главой Совета? Почему она умерла?!
– На этот вопрос, как и на остальные, я отвечу только тому, кто в настоящее время исполняет её обязанности в Федерации. То есть – специалисту с правами отдавать распоряжения, и имеющему достаточную квалификацию. Ему же я сообщу и новые условия своей работы.
Несколько секунд было тихо, и Андрей даже начал опасаться, что его попросту отключат, но затем дисциплинированный служащий и специалист в женщине победил:
– Вам придётся подождать минуту. – во взгляде женщины появилась определённая кислинка, словно ей задели за нерв в больном зубе, но какими-то переключателями на пульте перед собой она защёлкала, – Исполняющая обязанности Главы Совета, сестра Мэделайн Фоссетт, не любит, когда её будят среди ночи.
– Я тоже много чего не люблю. Вот об этом я и собираюсь с ней поговорить.
И выдвинуть свой ультиматум!
– Ах, вот как! – женщина по-новому взглянула на Андрея, оторвавшись на миг от своих приборов, – Вы ещё чего-то «выдвигать» собрались?!
– Да. И не вижу никаких препятствий к тому, чтоб наши условия были приняты!
23. Первичные переговоры
Ждать, конечно, пришлось больше, чем минуту.
Но когда на экране возникло новое лицо, Андрей ни на секунду не усомнился в том, что появившаяся женщина облачена властью и представляет начальство в …рен его знает каком поколении – холёное, белое. С непередаваемым выражением, присущим всем самовлюблённым рабовладелицам и начальницам. Но он всё равно сразу обратил внимание на тщательно замазанные тональным кремом морщины.
Может, она так, прямо в креме, и спала?..
Значит, куда старше, чем хочет казаться. Но хочет выглядеть – молодо! И хорошо.
Это о многом говорит. (В частности, о том, что, похоже, и с ней ему когда-нибудь придётся!..)
Взгляд… деловой. Цепкий, внимательный. (Такая – ничего не упустит! Вот хорошо, что побрился! И одел свежую рубашку!) Ни капли любопытства или удивления.
Женщина его самого – тоже рассматривала без тени смущения: чуть прищуренные глаза не выдавали ни единой эмоции, кроме спокойного ожидания.
Андрей молчал. Помня, что согласно древним психологическим раскладкам про политиков и переговоры, что – кто первым начинает непосредственно «деловой» разговор – тот и проиграл. А уж сделать лицо – тоже спокойным и равнодушным – без проблем!
Наконец женщина сказала:
– Это вы тут пытаетесь выдвигать нам, Совету Федерации, условия?
Андрей снова взял паузу. Но – небольшую. Сказал:
– Во-первых, уважаемая Мэделайн, не пытаюсь – а выдвигаю. А во-вторых у вас просто нет выбора. Вам придётся согласиться на эти условия.
– Вот как? – женщина слегка подняла одну бровь, – И кто же нас заставит?
– Здравый смысл. И желание выжить. И обеспечить будущее своей Федерации.
Поскольку он не стал расшифровывать, дожидаясь наводящего вопроса, женщине после новой дуэли взглядов пришлось уступить:
– Что конкретно вы имеете в виду?
– То, что вы, вот вы лично, и наверняка и весь ваш Совет, прекрасно всё понимаете и сами. В частности, то, что наследие, оставшееся вам от «мира мужчин» не сможет работать вечно. И рано или поздно оборудование, отвечающее за сохранность запасов спермы, равно как и автоклавы, где вы выращиваете младенцев из бластул – придёт в негодность. А в связи со сложностью этого оборудования и отсутствия у вас достаточно квалифицированных кадров ремонтников, починить его не удастся. И все запасы спермы просто сгниют.
Но с автоклавами выращивания эмбрионов это может случиться ещё раньше.
И где тогда окажется ваше Общество?
Вот именно.
– То есть, вы хотите сказать, что рано или поздно мы окажемся перед проблемой невозможности воспроизводства?
– Почему – хочу? Оставим политикам эти демагогические приёмчики и отвлечённо-абстрактные фигуры речи. Я – так прямо и сказал. Или в вашем социуме и Совете такие темы – табу? И вы предпочитаете их стыдливо замалчивать? Полагая, что если не поминать чёрта, так он и не появится?
– Нет. Разумеется, Совету известны эти проблемы. И Анна Болейн, раз, как вы уверяете, перешла на вашу сторону, наверняка сообщила вам о наших текущих, стратегических, и системных… Неполадках. И проблемах.
Да я и сама не вижу смысла в сложившейся ситуации умалчивать о том, что пять из двадцати одного хранилища спермы нами уже утрачены. Причём два – в последние десять лет. Хотя эта информация сейчас для основного контингента и засекречена.
И мы, руководство Федерации, действительно – не можем не понимать, что рано или поздно холодильники выйдут из строя – все. Как и автоклавы и барокамеры. И то, что у нас нет достаточно квалифицированных кадров, разбиравшихся бы в их электронной и механической начинке, чтоб починить эти сложные агрегаты, тоже верно.
Я только одного не понимаю: вы «выдвигаете» свой ультиматум, и с нами собираетесь торговаться потому, что именно вы – такой специалист?
– Нет. Я – специалист в несколько другой области. – Андрей позволил себе жёсткую улыбку, – Я, говоря простыми и грубыми словами – самец-производитель. Высококачественный. Без дураков. И вы, как член Совета, не можете об этом не знать.
И поскольку я сейчас нахожусь, так сказать, в полном расцвете сил, и физических, и интеллектуальных, можно дать гарантию, что все мои дети, зачатые естественным путём – будут тоже высококачественными!
То есть – никаких наследственных тяжких болезней, никакой психической неустойчивости, очень высокий Ай Кью. Особенно, если женщины, которых мне будут предоставлять для оплодотворения, будут молоды, и тоже – здоровы физически. И устойчивы морально. То есть ваша идея получать от меня живую сперму – была вполне оправдана. А план предоставить мне для непосредственного оплодотворения – девственниц, кажется ещё более разумным. И своевременным.
Однако!
Куда более эффективным мне представляется всё же полное восстановление естественного, то есть – природного, способа оплодотворения всех моих партнёрш.
Потому что во-первых это – соответствует естественному же ходу эволюции. То есть – природа неспроста сделала носителями генов наследственности именно два пола. – он не удержался, чтоб не показать два пальца, – Потому что только благодаря случайному сочетанию этих самых наследственных черт и получаются дети – здоровые, талантливые, и просто – разные! Что и нужно популяции для выживания!
Умные. (Ну, разумеется, получаются и больные и глупые. Но такие обычно природой и Обществом попросту… Отбраковываются!) Высокие. Небольшого роста. Толстые и тонкие. В каждый конкретно исторический момент бывают нужны все эти генотипы.
А во-вторых – вы не можете не понимать, что рано или поздно вам так и так придётся оставлять в живых младенцев мужского пола. Для воспроизводства, вот именно, человеческого рода как такового. А вы их в настоящее время выбраковываете. Как бы. Потому что, возможно, у вас, у Совета, (Ну, или тех, кто стоит за вашими спинами, и руководит вашим бардаком по факту.) уже есть где-нибудь такой питомник!
Разумеется, содержащийся в строжайшей тайне.
И я прекрасно знаю о вашем плане направить ко мне первую партию. Так сказать, отборных девушек-девственниц. Именно для этой цели.
Так вот.
Я от работы по их качественному оплодотворению отказываться не собираюсь.
Потому что сам больше всех заинтересован в восстановлении естественной человеческой популяции, – Андрея внутренне корёжило, конечно, что приходится применять такие, казённые и бюрократические, формулировочки, но – деваться некуда! Он говорит с профессиональным Административным работником. Который других слов и формулировок просто – не понимает! А он должен показать, что такой «канцелярский» жаргон для него – не проблема! И, разумеется, то, что он владеет материалом!
– Нам – и вам в первую очередь! – нужно просто гарантировать чёртову Человечеству возможность выживания. И для себя, то есть – для Совета! – вы наверняка знаете, и прекрасно понимаете, что вовсе не «злобные и тупые» мужчины виновны в крушении древнего Общества! И цивилизации.
А те, кто надеялся отсидеться за бронедверьми отлично оборудованных бункеров! То есть – обладающая властью и деньгами – «элита»!
Конечно, вам придётся, приняв мой план, внести соответствующие изменения и в учебники, и в мировоззренческие установки вашего Социума.
Впрочем, думаю, это будет не сложно.
– Ваша позиция и… э-э… идейная база понятны. Но объясните мне только одну вещь. Почему мы должны попрать заветы предков именно сейчас – в вашем случае? И отказаться от отлично распланированной и размеренной жизни в угоду сомнительной идее восстановить нестабильный «природный» гомеостаз и способ воспроизводства человечества? И начать кардинально менять наш образ жизни и идейные установки, которые помогли нам стабильно и прекрасно существовать все эти пятьсот лет?
– Давайте сразу перестанем – о «прекрасно существовать». Вы не хуже меня знаете и понимаете, что ваше Общество, ваша Федерация сейчас – в тупике. Полная стагнация!
Никаких открытий в области фундаментальных наук. В медицине. В даже прикладных отраслях – всё так и осталось на уровне, который застал ещё я!
Техника и оборудование, чудом сохранившиеся от тех времён, ломается и портится постоянно. А чинят её… Плохо! Хоть и пытаются. (Именно поэтому, кстати, у вас и презирают техников – «нормальные» женщины, попросту ничего в ней не понимающие, так и считают, что это – удел низших. То есть – почти мужчин. Ну, или тех, кто обладает мужским складом ума. Что у вас считается недостатком. А напрасно. Никогда ещё незнание никому не помогло!) И даже если вам удастся вырастить и воспитать поколение «мальчиков из пробирки» – они окажутся абсолютно бесполезны в качестве профессиональных ремонтников и техников. Поскольку их будут воспитывать и обучать – женщины!!!
Так что и здесь я – ваш последний шанс.
Поскольку разбираюсь в технике. И когда не смогу уже работать по осеменению – смогу работать как профессиональный преподаватель. Технических дисциплин.
– Вот как. Хм-м… – женщина явно задумалась над его последним предложением. Стало быть – актуально! – Хорошо. Я поняла. Наша беседа, разумеется, записывается. И я дам всем членам Совета, когда мы соберёмся, прослушать её. Снабдив, понятное дело, своими комментариями. Но вы понимаете, разумеется, что такое решение должно приниматься только после обсуждения, и только – полным составом Совета.
Поэтому сейчас сообщите условия, на которых вы собираетесь предоставлять Федерации свои… Услуги. Чтоб мы представляли меру ваших амбиций.
– Амбиций у меня лично нет вообще. Меня эта предполагавшаяся работа вполне устраивает. То есть – осеменять красивых девушек и молодых женщин, и обучать подрастающее поколение технического персонала. Пусть пока и только – из девочек.
А условия мои просты до крайности: мне нужно, чтоб все мальчики, родившиеся от непосредственно меня – оставлялись в живых! И я – тоже помогал их воспитывать и обучать!
Далее.
Мне нужно, чтоб не предпринималось новых попыток захватить Андропризон – силой. Это была бы непродуктивная трата времени и живой силы. На всякий случай сообщу. (Не подумайте, что угрожаю!) В моём распоряжении сейчас несколько десятков торпед с нацистской Базы. И взрывчаткой из них я распорядиться смогу! То есть – заминирую подходы к Андропризону, и подготовлю ловушки для тех, кто захочет напасть с тыла или флангов. Далее. Управлять реактором я тоже умею. И привести его во взрывоопасное состояние – без проблем. Минутное дело! А уж – взорвать!.. – он пожал плечами.
Но такое решение я приму, только если меня – вынудят!
Далее. Все проблемы и разногласия мы должны решать – путём переговоров.
Ну и наконец – про персонал, нужный мне для того, чтоб обслуживать этот сложный комплекс. Я отправлю вам, на корабль, около семидесяти НЕ нужных мне работников. Остальные, которых я выберу для работы здесь, должны получать нормальное питание. И повышенную в два раза зарплату. С полным сохранением всех льгот и выплат по возрасту и выслуге лет.
Как видите – ничего нереального или противозаконного я не прошу.
Всё логично, и просто. И полностью соответствует идее сохранения в конечном итоге – Человеческой популяции!
– Я поняла. – женщина в очередной раз кивнула, – Утром, это значит, – она бросила взгляд в сторону – наверняка на имевшиеся рядом с пультом часы, – через четыре часа, мы, Совет, соберёмся на экстренное заседание. Обсудим ваши предложения и условия. На это уйдёт… Скажем, часа три. Независимо от того, какую резолюцию мы примем, вам об этом сообщим. А сейчас – до свиданья.
– Минутку, уважаемая Меделайн. То, что вы собираетесь принять резолюцию – без моего участия в совещании, или моего согласия – меня никоим образом не устраивает. Я хочу высказать свои аргументы и доводы – лично. Ответить на возникшие вопросы. И присутствовать на совещании непосредственно, пусть и в виде онлайн-конференции!
– М-м… – видно было, что женщина колеблется. Затем всё же решилась, – Хорошо. Мы соберёмся и включим трансляцию через пять часов! И вы – «присоединитесь».
– Отлично. Вот теперь – до свиданья.
– До свиданья.
Андрей щёлкнул переключателем, отключая трансляцию. Убедился, что отключен и микрофон. И только тогда позволил себе выдохнуть. И утереть пот со лба и шеи:
– Тьфу ты. Вот уж не думал, что так разволнуюсь!
– Что?! – Магда выпучила глаза, – Это ты-то – разволновался?! Да ты выглядел как настоящий политик! Невозмутимый, как танк, и абсолютно самовлюблённый и уверенный в своих силах! Я ещё подумала – куда там всем нашим «членам Совета» – до тебя! По части откровенной брехни и напускного пофигизма тебе воистину нет равных, о, господин наш!
Андрей, устало развернувшись вместе с вращающимся стулом к ней, криво улыбнулся:
– Магда, солнце моё. Спасибо, конечно, за моральную поддержку… Не поверишь: чувствую себя, как выжатый лимон! Да и вообще – не нравится мне вся эта фигня!
– В-смысле – какая?
– Да переговоры все эти. На самом-то деле это были – мои первые!
– Вот уж никогда бы не поверила!
– Сам с трудом верю. Но я и правда – долго обдумывал. Все эти условия. И возможности моей работы. На благо Федерации. Пытался оформить в чёткие и простые формулировки… Ещё тогда – пока сидел, как медведь в берлоге – в этой чёртовой камере. Где сейчас сидят девочки из гарнизона.
– Вот как. Хм-м… Ну, тогда ты и правда – профессиональный политик. От Бога. Ты и правда – очень чётко и конкретно всё им изложил!
– Уж постарался. Да и согласись сама: то, что я сказал – они, как руководство вашего миллиарда, прекрасно знали и сами! Америки я им не открыл. Зато!
Предложил реальный, и практически ими же уже разработанный и утверждённый, план по спасению. Социума.
– Ага. Ну а сейчас – мы можем, наконец, пойти поесть?!
Андрей тоже кинул взгляд на часы у пульта.
Ух ты!
За ожиданием и «переговорами» прошёл уже практически час!
Значит – пора и правда – на ужин. А то вон: коленки, гады такие, дрожат!
То ли от голода, то ли от волнения.
Но скорее всего – от банального перенапряжения!
Когда он нормально спал за последние несколько дней?!..
«… ну вот не могу я равнодушно смотреть на этот волшебный божественный Дар – женские ножки! Вот уж точно рассчитал этот парень, в-смысле – Господь Бог! – чтоб ни один самец не мог бы не возбудиться, посмотрев на это чудо!!!
Но пытки и истязания над ними позволяют достичь этого самого возбуждения ещё быстрее! И с лучшей, если мне позволительно так выразиться, эрекцией!!!
Вот с пальчиков, изящных и пикантно кривеньких, я и начал.
Когда содрал первый ноготь, она аж завыла, задёргалась всем телом! А как начала биться и ругаться моя Надюша там, у стенки! Хе-хе!
Но я сделал вид, что не обращаю внимания, и продолжил разговор со своей новой «пассией»:
– Ну, как тебе, ласточка? Видишь, как я забочусь о твоём свободном времени? Теперь тебе на ножках педикюр не нужно будет делать! – а про себя добавляю: «если б допустить хоть на секунду мысль о том, что ты из моего подвала выйдешь живой!»
Принимаюсь за второй ноготь. Ну, тут пришлось вначале под ним слегка скальпелем плоть-то – подрезать: а то плоскогубцами никак ухватиться не мог. И когда подрезал, и когда тащил его, уперевшись другой рукой ей в промежность, она снова верещала, и куночка под моей ладонью конвульсивно сокращалась!
Божественные ощущения!
Восторг!
Ну, с другой стороны, ведь по той же Библии выходит, что женщин Бог создал – двух. Одну – вместе с Адамом, из глины, а вторую – уже из его ребра.
Ну, будем честны: тут он всё равно дал промашку. Не получилось и из второй – достойной и верной «боевой» подруги для его любимого детища. Мужчины. А получилась только склочная, капризная, ворчливая и вечно всем недовольная сволочь! Ничего и никому просто так не дающая! А – за деньги. Ну, или, если говорить про жён – за сытую и обеспеченную жизнь…
Так вот: я готов поспорить на свою шляпу, что перед уничтожением той, первой, совсем уж, видать, неудачной, вредной и сволочной, и Господь, и Адам – уж не отказали себе в удовольствии провести её предварительно через все муки ада!
То есть – запытали до смерти!
Радуясь, как дети, что подлая гнусная сварливая тварь извивается в муках и вопит!
А уж кто подсказывал Адаму, что и как делать: дьявол, или сам непосредственный Создатель – это я судить не берусь. Для этого у нас есть теологи-теоретики…
Но вернёмся от идейной базы – к практике. Взялся я после первых двух ногтиков на её правой ножке – за левую.
Вот уж снова крику было! И визга, и стонов! И проклятий. (Это – со стороны Надечки! А погоди ж ты у меня! Разозлишь – я и тебе повыдергаю! Предметы для нанесения педикюра!) Смотрю, девушка созрела. Да и я готов.
Снимая штаны, подумал, не переборщил ли я сегодня. С противовесами, раздвигающими её милые ножки – на каждой по сто пятьдесят кило! А вряд ли они (То есть – ножки!) могут выдержать более, чем по двести, не выворачиваясь из суставов, и не отрываясь от торса! А мне здесь – море кровищи, как уже говорил – ни к чему! Я во-первых – брезглив, а во-вторых – не люблю возякаться с тряпкой и ведром!
Но пока решил – оставить, как есть.
Уж больно хорошо ножки растянуты!
А уж как куночка её напряглась, подёргиваясь. В предвкушении!
Не волнуйся, голубка! Мой красноголовый воин не заставит себя ждать!..»
24. «Наконец-то – секс!..»
«… и вот я его достал. Подхожу вначале несколько сбоку, к её личику: уж лёжа на спине она может глазками-своими-алмазками видеть всё вокруг – прекрасно!
Показываю, приподняв и раскачивая им из стороны в сторону:
– Смотри, солнышко! Какого я тебе жеребца-то качественного приготовил! Вот! Сам замерял: двадцать три (Ну, это я, положим, чуть преувеличил! Но – самую малость!) сэмэ! И все они – к твоим услугам! Ну как? Начнём?
Она уже ничего не говорит, но зато прищуривается, и плюёт в меня.
Ну, мне к этим финтам, оскорблениям, и прочим проявлениям нетолерантности к нам с моим другом – не привыкать! Помазал я слюной, стекавшей с моего лица, крайнюю плоть, да и подобрался к её куночке.
А кучерявенькие у неё тут волосики. Пушистые. Нежненькие… Лосьоном, что ли, каким мажет? Или часто выбривает – иначе таких зарослей не было бы!
Помазал вначале с помощью пальца там, внутри вожделённого лона – вазелинчиком. («Интимную смазку» я не уважаю!) А то чую, что пересохло там всё, как в Сахаре какой. Видать, от перенапряжения. И перевозбуждения! Хе-хе.
Вначале медленно и аккуратно, вставляю. Чую, как охватили моего жеребца стеночки, как пытается она из последних сил противиться моему проникновению!
А возбуждает. Невольно зарычал. Ах ты ж, такая-сякая гордая, ну погоди!..
И вот – понеслась!
О-о!.. Неплохо, неплохо. Очень даже… Всё так плотненько, приятненько… Но у Надюши – лучше! А уж у Валечки моей глупенькой… И чего ей не жилось спокойно?! Ведь не её же – пытал?! Почти.
Ну да ладно. Мне такие, «отвлекающие», мысли, помогают продлить. Акт. Да так, что начала снова извиваться и визжать, как свинья, которую режут, моя очередная конфетка. Как бишь её…
Тьфу ты: и правда – забыл, как её звать. А ведь только час как смотрел её пропуск.
Не суть. Главное, что её куночка снова стала конвульсивно сокращаться – так, как я люблю. Ну правильно: я же снова придавил её точёную шейку, чтоб заткнуть ей пасть! Чтоб не сбивала настрой бессмысленным непрерывным визгом.
Вон и личико – посинело. И глазёнки, кажется, сейчас выскочат из орбит.
Не-ет, лапочка моя визгливая. Так просто ты от меня не ускользнёшь!
Отпускаю руки, и воздух со свистом и рёвом входит в трепещущие лёгкие моей новой подопытной. Подышала? Хорошо. Продолжим!
Потому что привык я. Да и нравится мне это дело. С придушиванием. (И не надо с водой и тряпкой заморачиваться!) И куда только их гордость и спесь при этом деваются! И «разговорчивость»! А то – «сволочь»! Да «мразь»! Ну и – понятное дело «мерзкий садист»!
Только на пятом придушивании, наконец, кончил.
Это мне вазелин мешает. Скатывается он там, внутри, словно бы в какие-то катышки, что ли… Ну правильно – он не переносит воды. А куночка любой, даже самой расфригидной бабы всё равно что-то выделяет… И когда на «естественной» смазке, как, скажем у той же Надечки – кончаю я раза в полтора быстрее.
Но сейчас получилось хорошо. Теперь моё семя, оставшееся где-то там, глубоко внутри, само – заместо смазки. Потому что вытечь оттуда ему так просто не дам: затыкаю её кошечку, как пробкой, фаллоимитатором, с головкой потолще – почти с доброе яблоко.
Полежи так, свинка моя недорезанная. Пока я отдохну, чайку попью, да и пару-тройку строчек мемуарчиков накатаю… Вон: тетрадочка моя первая, куда переписываю начисто, уже закончилась, а стопка исписанных черновых листочков уже с два пальца толщиной! Если издать, даже за свой счёт – тут на приличный том хватит!
Однако я ж не совсем идиот – только под псевдонимом. И – в другом городе. Да и то – когда мне будет под восемьдесят.
И уже ничего в реале работать не будет…
Кроме воображения!»
Ужин прошёл в несколько натянутой обстановке.
Хоть они и сидели все за одним, сдвинутым из четырёх небольших, столом.
И несмотря на то, что Андрей и «вступительное» слово сказал, и поблагодарил ещё раз тех, кто абсолютно добровольно согласился – быть с ним, и начать строить Новое Общество, и ужин приготовил, и готов разделить тяготы, хотя и отлично понимает, что… и так далее, – внутреннего удовлетворения пока не было.
Недоделанное – не сделано!
И ещё не чувствуют эти девочки – его заботы и реального улучшения своих дел…
Поскольку он дьявольски устал, и физически, и морально, коленки всё равно слегка подрагивали. Но тон ему удалось сделать убедительным:
– … и последнее. Я не надеюсь, что вот прямо на все мои условия эти «членши» согласятся сразу. Наверняка мы будем достаточно долго торговаться. И обсуждать.
Но одно могу вам гарантировать: вы, моя личная гвардия, так сказать, приближённые, элита, будете жить лучше, чем жили до этого! И будет у вас всё то, что я обещал!
А сейчас – приятного аппетита. А, вот ещё что. Кто закончит трапезу – просьба. Использованную посуду относите в мойку сами. Включать не надо – я всё сделаю сам.
Когда чашки опустели, он, закончив первым, и дождавшись, когда закончат все остальные, объявил:
– Внимание. Предлагаю всем спокойно разойтись по выбранным комнатам, и лечь спать. Отдохнуть нам всем необходимо, поскольку на внутренних часах нашего Андропризона далеко за полночь. А работы завтра предстоит много. А разделю вас на рабочие группы я уже завтра. С учётом специфики ваших профессий! Ну, спокойной ночи!
Когда «добровольно присоединившиеся» восемнадцать девочек разошлись, с ним остались только женщины из его Семьи. Да и то – без Анны.
Магда сказала:
– И – что? Ты вот так храбро, даже не оставив никого на посту, отправишься спать?
– Ну, в-принципе, да. – он пожал плечами, – Насчёт «на посту» – не вижу необходимости. Ну а спать… А-а, да. Есть у нас ещё пара дел.
– Это какие же?
– Отослать спать и Анну. (Вот: чашку с её порцией нужно оставить тут, на кухне!) Нечего ей при этой «принципиальной» идиотке дежурить. Травмы у неё не слишком серьёзны. И внутренние органы не повреждены – били только по ногам и щекам. Что само по себе говорит о желании действительно – оставить доктора в живых, и не испортить ей основные рабочие органы. То есть – руки.
– Ага. Ну, пошли. Я – с тобой?
– Да, Магда. Вначале у нас – ещё дело. Отнесём одну среднюю кастрюлю с макаронами – нашим бравым воякам. А другую, побольше – вниз, в подвал. А, да. И ложки. Идём. – он кивнул, – Поделим то, что наша повариха наварила. А молодец, кстати.
– А тарелки девочкам? Или чашки? Или хотя бы – миски?
– Вот уж – фиг им. Обойдутся так. Будут черпать прямо из кастрюль!
Теперь вы, девочки, – он повернулся, – Жаклин, Элизабет. Вы уже выбрали нам большую каюту? На нас пятерых?
– Да, Господин! Номер Ди – пятьдесят пять.
– А без подколок можно? – он невольно поморщился, поскольку считал такое к себе обращение со стороны Элизабет – неуместным.
– Можно, конечно. Но это будет не так интересно. И весело. Да и в гаремах, насколько помню, именно так и обращались жёны к своему повелителю-султану?
– Да. Хм. Смотрю, у вас всё ещё в ходу кое-какие книги и сериалы из прошлого?
– Нет. Все старые книги, особенно художественные, – уничтожены! Поскольку там упоминались мужчины. И описывалось то «неземное» наслаждение, которое они дарили – особенно в мелодрамах. Так что наше руководство посчитало их – опасными. И запретило. И сожгло в печах. Остались только справочники. И учебники.
Андрей почесал в затылке. Вот! Когда Гитлер сжигал книги неугодных писателей – это было по-крайней мере понятно. Но тут… Опасаться даже «описанных» наслаждений?!
Надо же. Рэй Бредбери со своим «451 по Фаренгейту» – зрил в корень…
Вслух он сказал:
– Я понял. Ну да и ладно, фиг с ними, с книгами. Зато, смотрю, легенды и слухи всё же как-то передаются из поколения в поколение. Изустные, так сказать, предания. Ладно.
А сейчас отправляйтесь-ка вы двое тоже – на боковую. Остальных «девочек», сидящих сейчас по камерам и подвалам, мы накормим уж сами. Как и планируем делать теперь – каждый день. Раз в день.
Вопросы?
– Только один. Мы когда займёмся нашим «удовлетворением»?
Андрей подкатил глаза к потолку неизвестно уж в какой раз за сегодня:
– Элизабет! Я тебя умоляю. Давай поговорим об этом завтра! А то у меня сейчас голова занята предстоящей кормёжкой. И переговорами.
Которые надо будет вести всего через каких-то четыре часа!
И уж постараться не ударить в грязь лицом!
– А-а! Согласна. Это в данном случае – важней. Ну, чао! Мы – на боковую!
Когда его девочки ушли, Андрей обречённо вздохнул. Магда подошла. Подставила плечо, положив на него его руку:
– Не вздыхайте так тяжко, мой господин! Уж я-то понимаю ваше состояние! И знаю, чего стоят чёртовы переговоры! Я же всё видела и слышала.
Наш знаменитый «героический» санный переход – ерунда! По сравнению с этим.
– Спасибо, Магда. – он благодарно взглянул на неё, – Твоя правда. Что бы вы про нас, мужчин, не думали, мы – вовсе не двужильные. А просто немного более выносливые. Ну и, понятное дело – сильные. Но поспать бы всё же не помешало. А то мозги будут не такими свежими. И хорошо и быстро соображающими!
Ладно. Сейчас я включу чёртов посудомоечный агрегат. (Как это он у вас до сих пор жив!) И мы пойдём всё же отнесём кастрюли с ложками. А потом ещё посмотрим, как там дела у Анны с докторшей.
Кастрюли разнесли и раздали, как ни странно, без происшествий. Никто ни напасть, ни «коварно» испариться из мест содержания не попытался. Андрей помалкивал, а настороженно глядевшие заключённые не пытались его больше ни о чём спрашивать.
Не созрели, стало быть. Ну-ну.
У Анны тоже всё было в порядке. Развалившись на второй койке, имевшейся в изоляторе при госпитале, она мирно спала. Посапывала, правда, потихоньку.
Зато доктор Джонс маялась.
Попивая из трубочки, которой её рот был соединён с бутылкой с водой, она и постанывала, и вздыхала, всхлипывала, и что-то ворчала: похоже, ругалась.
Андрей не спеша «вплыл», бесшумно ступая по палацу, в изолятор, понаблюдав с порога за женщинами с полминуты.
Поскольку теперь он попал – даже в явно сузившееся поле зрения докторши, звуки, производимые ей, немедленно прекратились. Андрей сказал:
– Как ваши зубы, доктор?
Доктор, сделав усилие, вынула левой рукой трубочку изо рта:
– Лучше, чем я думала. – слова вполне можно было разобрать, хотя голос звучал и глуховато, – Все на месте. Только вот – шатаются сильно. Эти твари точно знали, сколько пощёчин и затрещин я смогу вынести!
– Больно было?
– Не так больно, как унизительно! И этих подлых тварей я лечила тридцать лет!
– Ну, положим, не тридцать, а только пять. В Андропризон вы завербовались именно тогда.
– Верно. Читали моё личное досье?
– Нет. Анна рассказала. – Андрей, кивнув в сторону спящей, говорил вполголоса, чтоб не разбудить свою вторую любимую жену.
– Согласна. Пять лет. Три года – там, на континенте. И два – здесь, в Антарктиде. Но если честно – девочки везде одинаковы. Гнусные твари! – в голосе доктора наконец прорвалась и злость, и отчаяние. И сожаление. Похоже, за своё бессилие.
И неспособность дать сдачи.
Андрей долго смотрел в глаза, из которых катились слёзы не боли, но – обиды.
– Я понимаю, доктор, ваше состояние. Вернее, я думаю, что понимаю его. – он покивал, – Конечно, это обидно. Лечить и тратить и силы и время, и волноваться, колдуя над больными в бессонные ночи. Поддерживать здоровье этих самых девочек. И вот такую «благодарность» получить от них, когда с вашего хвалёного Общества оказался сорван покров «цивилизованности». И законности. Не без моей помощи, понятное дело. Так что злиться вам всё же надо – в первую очередь на меня!
Это же я «тонко» намекнул этим воякам, что вас бы – проучить!
Доктор Джонс, как ни странно, попыталась улыбнуться. На разбитом и опухшем лице её улыбка казалась неуместной. И вымученной:
– Вы будете смеяться, Андрей. Но вот на вас-то я почему-то – не злюсь. И сейчас, как это называется – «задним умом», понимаю, что сама – дура. Нет бы мне промолчать и хитро затаиться!.. Это ведь я, я сама, своей дурацкой непримиримой, «принципиальной», позицией, вынудила вас изолировать меня от… Остальных.
– А вы думаете, вам с «остальными» было бы лучше?
– Ну… Да! – но что-то в тоне Андрея её явно насторожило.
Андрей усмехнулся:
– Магда, любимая моя. Не сочти за труд: расскажи доктору! Как в подвале Зэт пытались вразумить… И просто – поубивать плохо «вразумлявшихся» «инакомыслящих»!
Магда зло ухмыльнулась:
– Да уж – с удовольствием! Вы, доктор Джонс – до сих пор наивны, как ребёнок! И слишком хорошо думали про наших тварей! Короче: они…
Рассказ Магды занял не больше двух минут. Но уж описала она всё весьма эмоционально и красочно. Андрей почти видел, как летели все эти брызги крови, и задыхались полузадушенные жертвы, и трещали рёбра!.. Но вот Магда и закончила:
– … и если б мы не подоспели – восьмерых точно придушили бы, а ещё пятерых – запинали. До смерти! Без дураков! Так что вам, доктор, ещё повезло: Андрей же запретил вас сильно «портить»! Видать, понравились вы ему, – делано сердитый взор на него, – своей принципиальностью! И божественно стройными пикантными ножками!
Поэтому сюда он вас тащил на руках – как госпожу какую!
Доктор, несмотря на то, что это казалось невозможным с её синевато-фиолетовым лицом, покраснела. Пробормотала:
– Спасибо.
Андрей не сдержался: фыркнул:
– Да ладно вам, доктор. Я вашу позицию понимаю. И уважаю. А то, что остальные девочки её не захотели разделить – дело самих этих девочек. Не впечатлили, значит, их ваши аргументы!
Вот именно поэтому они и продолжают сидеть под арестом. Что в моей комнате, что в подвале Зэт.
Доктор однако вцепилась не в «участь» оставшихся под арестом девочек, а в судьбу пострадавших:
– А сильно их… Ваших новых партнёрш, повредили? Может, нужна моя помощь? Как специалиста?
– Лежите уж, горе-мать Тереза. (Это в мои времена была такая врачиха – лауреат премии мира за свою бескорыстную помощь больным всего мира!) Помощь девочкам пока не требуется. Правда, когда сможете встать на ноги – кое-кому надо вставить новые пять передних зубов. Ну а гематомы, царапины и ссадины мы с Магдой уже обработали.
Доктор взглянула на него как-то по-новому:
– А вы владеете и… навыками врача?
– Она ещё спрашивает! – Андрей покачал головой, – Вы же читали моё личное дело. Я – садист-маньяк со стажем! Думаете, не знаю, как лучше всего испортить… Или наоборот – починить женское тело?!
Доктор снова покраснела. Но сказала:
– Хоть вы, Андрей, и пытаетесь выглядеть хуже, чем вы есть, но думаю, на самом деле вы – не безнадёжны. И я могла бы… Пересмотреть свою позицию. В отношении вас лично, и того Общества, которое вы собираетесь построить.
– Доктор! – Андрей подошёл поближе и взглянул ей прямо в глаза, – Если б вы согласились сотрудничать с нами, и сотрудничать – добровольно, я был бы просто счастлив!
Говорю без тени издёвки, или лицемерия. Вы – профи. И вы – нужны нам!
Из глаз доктора Джонс почему-то снова полились слёзы.
В соседней с медотсеком каюте нашлась и работающая ванна, и широкая постель.
Андрей кивнул в сторону санкомнаты:
– Воспользуешься? А потом – мыться!
– А ты?
– Ну так я же – «джентльмен», мать его. Только – после дам!
Пока Магда справляла нужду и мылась, даже что-то не слишком музыкально, зато весело, напевая из-за полуприкрытой двери, Андрей разобрал постель.
Вздохнул. Покачал головой.
Перенёс двуспальный матрац прямо на пол. Застелил простыню, накидал подушек.
Магда, словно пеннорождённая Афродита, с капельками воды на шее и лице и стройных, хоть и не столь худых, как у доктора Джонс, ножках, встала, возникнув на пороге, в картинную позу. Не торопясь стянула с остального тела полотенце, в которое его «упаковала»:
– Ну, как я тебе, мой господин?
– Богиня! Нет, без дураков: восхитительна! Подождёшь пару минут? Я хотя бы душ приму! А то пропотел и провонялся за время похода и прочих приключений, как козёл!
– А ничего. Меня вначале коробило, конечно, от твоего запаха. А сейчас я даже привыкла! Но если тебе неудобно в «потном и грязном» виде – вперёд! Я подожду.
– Ага. Располагайся. – Андрей сделал приглашающий жест. Магда усмехнулась:
– Смотрю, игрища-то нам сегодня… Предстоят нешуточные!
– Да уж надеюсь. Не замёрзни только. Вон: одеяло я положил в ноги!
Начали они не торопясь. Можно сказать, с расстановкой. Так, как и положено солидным и приближающимся к пожилому возрасту, любовникам.
Андрей промассажировал и спину своей главной жены, и её ножки – вплоть до оказавшихся миниатюрными, ступней, и покрыл поцелуями её плотное и мускулистое тело. Тело пока, правда, не слишком откликалось на его ласку – ещё бы! Привычки, и приоритеты на само-удовлетворение вбивались в несчастную женщину веками и поколениями! Не откликались на его ласку даже соски больших грудей…
Но вот он добрался и до её кошечки. Вымытой, и до сих пор чуть пахнущей косметическим мылом. Отлично!
Обцеловав вход в вожделённую тёмную пещеру, он проник внутрь и языком. Магда откинула голову, запустив ладони к нему в коротко стриженную шевелюру. Чуть застонала. Андрей усилил нажим, проникнув языком ещё глубже. Магда задышала. Прерывисто, часто, и словно тяжело. Пробормотала:
– Ну же! Ну!..
Андрей не стал больше ждать – передвинулся, навалясь своим немалым весом на прекрасное и стройное тело. Вошёл не грубо, но – аккуратно. Поскольку явно непривыкшую к мужским ласкам, и поэтому не выделившую естественной смазки куночку смазал от души своей слюной, знал, что боли или неудобства его партнёрша не испытает.
А вот теперь он – взялся за неё от души! Стиснул в объятиях. Засопел, задвигался.
Со всем азартом животной страсти принялся за любимое дело!
Тем более, что поскольку Магда явно никогда не рожала, контакт был – лучше не пожелаешь!
Но женщина, явно не привыкшая к тому, что сверху её тело придавлено другим телом, и это тело, и эти руки не позволят ей сдвинуться, так, как, вероятно, она привыкла, застонала, заёрзала. Андрей захрипел, удвоил натиск. Губами впился в мускулистую шею.
Теперь его красноголовый воин, казалось, проникал на неимоверную глубину, куда-то там, в её конце, даже упираясь! При этом Магда каждый раз словно вздрагивала, и тоненько вскрикивала!
Это возбуждало ещё сильней!
Надо же!!!
Он наконец встретил женщину, у которой до него – уж точно не было мужчины!!!
Вот теперь, отлично осознавая и это, и свою неограниченную власть над этим божественным телом, он разгулялся по-полной!.. А уж рычал! Куда там – тиграм!..
Магда вдруг выгнулась дугой под ним, чуть не сбросив его с себя, закричала:
– А-а-а!..
Андрей, замерев, и погрузившись в самые пучины кошечки, удерживал дрожащее и вырывающееся тело партнёрши в нужном положении, пока его воин извергал в глубину её лона то, что ему положено извергать – горячее, и в огромном количестве.
Накопилось…
Наконец Магда застонала – протяжно, с явным облегчением… Тело расслабилось.
Его воин наконец закончил содрогаться.
Магда, не открывая глаз, нашла губами его губы. Впилась в них, как утопающий в спасательный круг. Закончив поцелуй, чуть слышно выдохнула:
– Гос-споди… Да ради этого и умереть не страшно!.. Вот же гады!..
Андрей, понимая, что она имеет в виду руководство Федерации, не стал ничего говорить – не видел смысла. Вместо ответа просто снова нежно поцеловал её в могучую, но от этого не менее изящную шею. Нашёл губами ямочку в ней. Подышал туда тёплым дыханием. Потрогал языком нежную кожу в углублении…
Магда, так и не открывая глаз, чуть отодвинулась. Хихикнула:
– Щекотно! И – перестань! Тебе нужно отдохнуть хотя бы пару часов! А если ты будешь так себя вести – мы не остановимся!
– С тобой очень трудно остановиться! – он говорил это вполне искренне, – Ты – прекрасна! И если б я не боялся, что твоё ещё не привыкшее к настоящим мужским ласкам тело не выдержит, продолжил бы!..
– Нет! Нет. Плевать на него! В-смысле – на моё тело. Но ты! Тебе ещё переговоры проводить! И эти дуры должны видеть не измочаленного и задыхающегося кобеля, пошедшего на поводу своей похоти, а – настоящего Мужчину!
Чётко контролирующего свои эмоции и поступки!
– Вот теперь я понял. – он осторожно сполз с её тела, мягко прикрыв его одеялом до груди. Магда повернулась к нему. Глядела ставшими поистине огромными и бездонными глазами, – Почему сразу захотел тебя – сделать главной женой!
– И почему же?
– Ты красивая. И – умная! И ты справишься с любыми сложностями и проблемами, которые могут свалиться на нашу голову. Потому что рационалистка.
Как и я сам!
25. Продолжение «торгов»
Проснулся Андрей от странного звука – словно где-то рядом сердито гудел какой-то зуммер. Нудный и докучливый: словно несильная но постоянная зубная боль!
Пришлось срочно заставить припухшие глаза открыться, и проморгаться, обратив их в сторону странного звука.
Зуммер, как оказалось, и правда – зудел. Из наручных часов, которые Магда догадалась положить у них в головах, доносился негромкий, как оказалось, сигнал побудки.
Будильник.
Андрей положил руку на восхитительное плечико лежавшей рядом, к нему спиной, мирно сопящей женщины:
– Магда. Магда! – пришлось легонько потрясти плечико, – Будильник! Как эта штука отключается?
Магда застонала, закряхтела, повернувшись к нему лицом:
– Выспаться не дадут по-человечески… Да чтоб ему!.. Вот уж гнусный звук!
– А разве не ты его выбрала?
– Нет. Звук чёртова будильника тут – свой. Встроенный. И перенастройке не подлежит. Но зато аккумулятора хватает до подзарядки – на два года. Дай-ка.
Взяв из его рук часы, она что-то на их корпусе нажала. Зуммер заткнулся.
Андрей сказал:
– Судя по часам, до начала наших переговоров – пятнадцать минут. Ты – как? На этот-то раз – намерена присутствовать «лично»? (Тогда нужно придать тебе «товарный» вид! С помощью косметики, и тэ пэ.) Или… снова будешь изображать мою тайную и закулисную кукловодшу, не показываясь этим начальственным дурам?
– Буду. В-смысле – изображать. Хотя марионетка из тебя, милый, …реновая! – его нежно чмокнули в начинавшую снова покрываться щетиной щёку, – Вредная. Упёртая. Чихавшая на мои «умные» советы. И ещё – колешься ты. Как ёжик! Сердитый.
– Вот уж неправда. Я очень добрый и отходчивый. Если меня не злить. А сейчас я просто – сосредоточенный. На предстоящем мероприятии. – он, со вздохом встав, чуть отошёл, и принялся одевать трусы, которые в числе прочей одежды лежали на поставленном неподалёку стуле.
– Ага. Точно. Добрый. Почти как скорпион. А уж – отходчивый…
Андрей на неё посмотрел. Хотел – сердито, но… Не получилось. Но Магда всё равно поняла его правильно:
– Ага! Попался, муж мой законный и любимый! Не можешь ты теперь смотреть на меня так, как положено. То есть – сердито и вразумляюще!
Андрей перестал хмурить брови, и просто рассмеялся:
– Я уже говорил. Ты – умна! И красива. Опасное сочетание. Любой дурак влюбится – как нефиг делать!
– А ты – и не любой! И уж точно – не дурак… Вон как расчётливо провёл операцию по захвату нашей тюрьмы!
И что бы ты там не пытался нам, лохнессам, втюхать – пока ты нас не любишь.
То есть – ещё не любишь. Но уж мы, бедные девочки, надеемся… И ждём её – неземной и возвышающей над обыденностью, сказки!.. – Магда откинулась на подушку, жеманно и как бы невзначай, выгнувшись, и сдвинув одеяло до пикантного животика, и чуть ниже… И её рука остановилась как раз в тот момент, когда Андрей снова почувствовал шевеление между ног. Глядящая на него как бы расслабленно, из-под полуприкрытых густыми ресницами огромных глаз, женщина, фыркнула:
– Хватит! А то смотрю – уж больно ты быстровозбудимый! Это на тебя, наверное, остатки казы так действуют!
Андрей вздохнул. Заставил себя отвернуться от возбуждающего зрелища. Покачал головой, глядя на штаны, которые, застыв, словно свинячий студень, так и держал в руках с момента начала «стриптиза»:
– Нет. Это на меня твоё тело так действует. И не нужно делать вид, что ты сделала это случайно. Но! Я уже могу контролировать свои порывы. Ну, хотя бы частично.
А сейчас – вставай и одевайся. Всему своё время. И место.
Сейчас твоя главная и прямая обязанность, как главной жены – всячески поддерживать меня. Во время этих переговоров. Хотя бы – морально! А то я буду один – против десятка баб. Старых, вредных, и мнящих себя самыми умными и хитрыми на планете!
Так что будь любезна – больше никакого секса! По-крайней мере – до того, как не закончим с чёртовыми переговорами. И – одевайся, пожалуйста.
Потому как нам действительно – пора!
Меделайн Фоссетт отложила, вздохнув, чёртовы «мемуары».
Хорошо пишет этот ублюдок! Возбуждает воображение, ничего не скажешь! У многих девочек наверняка всё там, внутри, становится влажным и горячим. В предвкушении. А приходится – лишь фаллоимитатором!..
Да, она отлично знала, что несмотря ни на какие запреты, контроль, и регулярные обыски, определённая часть населения держит дома ксерокопии или даже просто – переписанные от руки экземпляры рукописи «Записок неизощрённого садиста». В-основном, конечно, это те, кому такое хранение и знакомство необходимо по долгу службы – высшее и региональное руководство Федерации. Но уж каким именно образом с их экземпляров умудрились снять копии те, кому – не положено!.. Сарафанное радио однозначно трубило о том, что это – самая расчудесная и интересная художественная книга.
А ещё бы: ей нетрудно соответствовать этому статусу, поскольку она – и единственная! Из этих самых «художественных». А не уничтожили её только потому, что до открытия Андропризона с тремя его замороженными мужчинами она мирно хранилась в архивах этого самого Андропризона! Подшитая к делу.
Спать Меделайн смысла уже не видела. Да она и не думала, что хоть кто-то из её коллег по Совету смог после просмотра «интервью» Андрея снова – вот именно, спать!
Нет, не для того она их всех разбудила сразу после окончания разговора с этим кобелём, чтоб они могли расслабиться, и продолжить прерванный сон! Нет!
Они должны были подумать, подумать, и ещё раз подумать. Как и что им – делать!
Она кинула взгляд на часы.
Пора! Нужно включать видеосвязь. Сейчас, за час до «встречи» с этим много о себе возомнившим мерзавцем, нужно наконец сформировать итоговое коммюнике. То есть – составить хотя бы вчерне – Протокол, куда была бы записана их конкретная позиция в отношении этого «Нового Начальника», и методика борьбы с ним. И его наглыми распутными девками! Подстилками! Тварями. Продавшимися за возможность «вкусить». Прелестей секса с «настоящим мужчиной!»
Сволочь он поганая, а не «настоящий мужчина»!
Кобель.
Гнусный и изобретательный садист. Маньяк! Выродок!
Но вот недооценивать его наблюдательность и хитрый и аналитический ум – ну никак нельзя! Потому что он-то – точно у него есть! Когда его спросонья, ещё, так сказать, «тёпленьким» тестировали по стандартным тестам, уровень Ай Кью однозначно был выше ста восьмидесяти. Это уж потом он «догадался» – явно стал прикидываться тупее, чем есть, подтасовывая результаты тестов…
А даже у неё самой – «всего» сто сорок два! Да и ни у кого – не то, что из членов Совета – а и из вообще всего населения: выше ста пятидесяти – нет!
То есть этот гад, помимо того, что сильный, здоровый и выносливый, ещё и – умный! И хитрый. И, раз столько лет уходил от правосудия – расчетливый и предусмотрительный! Ведь и раскрыли-то его – чисто случайно!..
А что хуже всего – на его стороне сейчас и эти две поганые сучки: Магда и Анна!
Ну, тут-то без вариантов. Расчёт Анны – вполне ей понятен. После того, как умерла Жизель – она – наиболее вероятная кандидатка на её должность! И тут Меделайн, с её ста сорока двумя – не конкурентка той, у кого как раз – сто пятьдесят. И огромный опыт. И молодость. (Ну, относительная!) Да и выглядит эта мерзавка – восхитительно, нужно это признать… Так что неудивительно, что чёртов кобель – «повёлся». Но им всё равно пришлось взять в союзницы ещё несколько дур. Иначе они просто не провернули бы эту сволочную аферу. Не нейтрализовали бы гарнизон. И не захватили власть над тюрьмой!
Конечно, Анне очень хочется оставить этого шикарного «сексодателя» – себе. В персональное, так сказать, пользование. Но не выйдет. Ну, по-крайней мере – в ближайшее время. Им всем там, в Андропризоне, сейчас придётся поднапрячься. Потому что Анна-то – точно уверена, и предвидит, что Совет если и пойдёт на определённые уступки этому кобелю, то – только временно! И – для отвода глаз! Чтоб усыпить его бдительность!
А это сделать – пойти на уступки! – будет нужно.
Потому что до того, как они смогут снарядить десантный флот, оснастить его подходящим оружием, и отправить на побережье Антарктиды достаточно большой и хорошо подготовленный контингент солдат – пройдёт не меньше месяца!
Она щёлкнула клавишами включения экранов и микрофона.
Да, все десять экранов уже работают, и женщины, которым они принадлежат – сидят перед ними. Кроме сестры Сары Брайтон – та, как это всегда бывало в решающие моменты, страдала медвежьей болезнью. Ну, ничего: она подтянется.
По напряжённым и суровым лицам членов Совета видно, что не спали они. А – думали. Действительно пытались придумать Решение.
Которое теперь нужно согласовать.
Нет, не так!
Нужно чтоб сейчас каждая – высказала своё мнение, что им делать в такой ситуации. Занести в Протокол. Выбрать оптимальный вариант, а потом – просто проголосовать. За наилучшее и наиболее разумное решение.
Позволившее бы им сохранить Статус Кво!
Тем более, что такие действия – традиция, и стиль работы их Совета!
Хотя, конечно, плохо, что и Анна это помнит…
Магда шла по коридору к КП рядом с Андреем.
Тот не спешил, но и не мешкал. Молчал. Она видела, что лицо его сосредоточено и брови нахмурены. Она не мешала ему думать – помалкивала. Он, не сбавляя шага, вдруг повернул лицо к ней. Улыбнулся:
– Вот. В том числе – и за это!
– Что – за это? – но она уже знала ответ.
– За это самое! – он кивнул, – Спасибо.
Ты не болтаешь бессмысленную чушь, типа «Не бойся – ты справишься!», или «Мы мысленно будем – с тобой! Борись!» Ты просто не мешаешь мне думать. Но я чувствую, чувствую всей кожей, всем своим нутром, что ты – со мной! И ты реально за нас, нас всех, Семью и Команду – переживаешь! И это – не привычка командира нести ответственность за своих подчинённых. Нет! Сейчас это – куда больше. И серьёзней!
Это – чувство, которое наверняка появляется у каждой настоящей боевой подруги!
Когда они вдвоём с мужем стоят напротив стада разъярённых диких кабанов, и в руках у них – только рогатины! Но ощущать в такой ситуации рядом – плечо верного товарища – это всё равно, что – уже победить!
– Спасибо! – она невольно дёрнула этим самым мускулистым плечом, – Но эти-то твари – будут поопасней кабанов! Потому что и хитры, и умны, и очень опытны. Как раз в переговорах и убеждениях! Так, они подавили в зародыше только при мне – три очага потенциальных восстаний! А методика у них довольно проста: они создают всякие там Комиссии, встречаются с теми, кто возглавляет мятеж, всячески торгуются, препираются, и тянут время. А за это время просто перебрасывают к очагу бунта побольше правительственных войск. А затем – истребляют всех! Не только недовольных и восставших – но и всех жителей такого района! Или города. Или – области.
– Отлично. Нет, не то, что они – умны и расчётливы, и не то, что вы весьма странным и негуманным образом боретесь с перенаселением, а то, что ты мне сейчас сказала. Собственно, я и сам подозревал, что нам сейчас попросту попытаются «заговорить зубы», а сами за это время стянут сюда корабли с войсками! И нам придётся отбиваться.
Но и мы в долгу не останемся. Зубы заговорить себе – позволим. И резину тянуть тоже – будем. Препираясь по пустякам.
А сами в это время как можно скорее – добудем из торпед всю взрывчатку! И подходы к нам со стороны моря, и с суши – заминируем. Многократно дублируя и эшелонируя минные поля!
Вот только жаль, что патроны для карабинов и правда – ушли все!
Оружие ближнего боя нам было бы очень… Нужно!
– А ничего особо страшного, милый, оно же у нас – есть! – она хитро прищурилась. Андрей недоумённо взглянул на неё. Магда пожала плечами:
– А-а, да. Я же тебе не сказала. Тут, на складе уровня «Уай», запакованными хранится несколько десятков боевых арбалетов. С несколькими тысячами запасных болтов.
– Ух ты! А почему только сейчас говоришь об этом?!
– А не хотела, чтоб кто-нибудь посторонний подслушал про них. А знает, кроме меня, про них – только Анна. Ну, ей, как Координаторше – положено. А арбалеты остались ещё – от Предтеч. Видать, они предвидели, что патроны рано или поздно – закончатся. И изготовить их тут, в условиях изолированного здания – невозможно.
А вот арбалетные стрелы – не портятся. И их всегда можно извлечь из тела поверженного врага – и перезарядить!
– Молодчина ты у меня! Умница! Лапочка! Внеочередной секс ты себе гарантировала!
– Не отвлекай! Нам сейчас – ну, вернее – тебе! – нужно много и трудно работать! – но уж взгляд, который на него кинули, сказал Андрею, что его главная жена вполне заценила… Предстоящую награду!
Но вот они и дошли.
Андрей прошёл к пульту и сел. Обернулся в угол, куда снова отошла Магда, на этот раз предусмотрительно взявшая стул:
– Уверен, что они сейчас всё ещё совещаются. И начали наверняка – сразу, как только мы закончили сеанс связи с Меделайн! Они же – как ты говоришь, хитрые!
Вот и постараемся – не отстать.
И включимся – только минута в минуту! Чтоб не показывать им, что мы – боимся их. И поэтому хотим приступить к переговорам пораньше!
– Логично. Ну, ни пуха!
– К чёрту!
Он, выждав, пока секундная стрелка завершит последний круг, защёлкал клавишами и переключателями.
На огромном экране перед ним возникла картинка: десять небольших соседствующих прямоугольников, в каждом из которых имелось женское лицо.
Сосредоточенное, хмурое, или озабоченное.
Андрей чуть поклонился:
– Приветствую, уважаемые!
Конец первой части.