— Сегодняшний день последний, — именно с такой мыслью просыпаюсь, — мой квест завершается проигрышем.
Почему-то я спокоен. Мало кому так везёт, что он знает время своей смерти. Мне вот повезло. Неожиданно обостряются все органы чувств. Лежу в постели и слушаю звуки, доносящиеся с улицы. Удивлён и наслаждаюсь. Их разнообразие поражает. Как прекрасно звучит всё, созданное природой, то есть, Творцом! Шелест листьев на ветру (а сегодня с утра ветрено), голоса птиц и людей. Эх, услышать бы ещё раз шум моря! Звуки творений человека погружают в городскую жизнь. Звук двигателей машин сливается в единый фоновый шум, из которого вырываются резкие сигналы особенно нервных водителей и сирены скорой помощи. Периодически грохочут по рельсам трамваи, иногда издавая резкий, режущий уши звук трения металла о металл. С ближайшей станции доносятся свистящие гудки тепловозов, а иногда и протяжный вой электропоездов. Хлопают стальные двери квартир и снуёт по этажам лифт. Город проснулся, люди спешат на работу и на учёбу. Я сегодня с утра никуда не пойду. Я проведу с городом только вторую половину дня. С утра мне нужно многое успеть дома.
Моё лицо осторожно ощупывают лучи солнца, пробившиеся в просвет между шторами. Приятные, до сих пор теплые, хотя на дворе уже осень. Через закрытые под солнцем глаза наблюдаю красную пелену. Приподнимаюсь на локте и любуюсь лежащим рядом сыном. Ночью почему-то прибежал ко мне, наверное, соскучился. Я со своим квестом совсем отдалился от семьи. Наблюдаю за дыханием маленького спящего человека.
— Как совершенен человек, можно же непрерывно кричать от восторга, наблюдая его устройство! Почему не кричим? А каковы женщины? Смотреть на изгибы их притягательных тел можно бесконечно.
Аккуратно, чтобы не разбудить ребенка, поднимаюсь и иду в детскую к жене, смотреть на изгибы.
Первую половину дня провел с семьёй. Так вышло, что ребёнок чуть приболел и в школу не пошёл. Поиграл с сыном в шахматы и неожиданно проиграл — без ферзя, конечно, но всё же событие редкое, он скакал до потолка от счастья. И мне было приятно, играет всё лучше. Проигрыш собственным детям самый приятный из всех видов проигрышей. Потом сын показал мне свои успехи на Ютубе, какие получаются заставки, как растут просмотры. Подобрали семейный фильм и с удовольствием вместе всей семьёй пообедали за просмотром. Неуёмный ребёнок комментировал каждую сцену, а мы с женой полулежали на диване, обнявшись, и скорее ловили ощущение семейного единения, чем всматривались в фильм. Прощание и последний разговор я оставил на поздний вечер.
На работе благостное ощущение не ушло. Я мысленно прощался с каждым человеком, заходившим в кабинет. Я всех их, как будто заново увидел. Разглядел.
— Какие же вы разные, самые совершенные творения Создателя, такие сложные и многогранные. Ни хорошие, ни плохие, но очень интересные. Раздираемые страстями и душевными порывами, циничные и наивные одновременно. Чем объяснить, что на всей огромной планете я пересёкся именно с вами? Наверное, это не просто так. Спасибо, что были для меня учителями в этой жизни.
На таком романтическом настрое выхожу в свой последний вечер. Он, как будто специально для меня, сегодня безветренный, солнечный и многолюдный.
— А вообще, не для меня ли создан весь этот мир?
Поднимаю голову и смотрю вверх. Небо чистое, ни облачка, только расплывающийся белый след от реактивного самолета. Не темнеет пока. И дышится хорошо. Это в Москве то. Наслаждаюсь каждым вдохом. Как будто втягиваю с каждым вдохом благодать. А выдыхаю тревоги, сомнения, суетливые мысли. Зрение ни с того ни с сего обостряется. Вижу редкую зелёную травку на газоне, за ней никто не ухаживал, она растёт сама, и тем ценнее. Приседаю. Ух-ты, в траве замечаю неловко копошащегося черного жука. Крупный! Неуклюжий, но деловой, он пробирается через травяной лес по своим нехитрым заботам. Жук выбирается на открытую местность и неожиданно быстро взлетает. Вот так неуклюжий! А я замечаю, какая оживлённая деятельность кипит на этом небольшом участке земли, свободном от асфальта. Муравьи куда-то тащат брёвна стебельков, мухи кружатся над картонкой с вылизанными следами вчерашнего паштета, оголодавшие комары совершают странные воздушные манёвры, которые должны сообщить мне, что я им ни в коем случае не интересен. Жизнь просто кипит. Интересная и полная своего смысла. Сколько же я не видел раньше. Хотя… Да видел я, просто не придавал значения.
— Не ценил?
Котяра уже тут как тут. Подходит близко. Разговариваю с ним ласково. Выкладываю на картонку корм. Он ест довольно спокойно. Уши забавно шевелятся, когда он жуёт. Расцветка у него редкая — сквозь серые полоски местами пробивается рыжина. Не сдерживаюсь и глажу его по израненной голове.
— Сколько же он перенёс испытаний и ведь выжил. Как крепко он устроен для трудностей жизни мелкого хищника.
Замечаю рядом с бордюром в небольшой выбоине в асфальте лужу, оставшуюся после вчерашнего дождя. Всматриваюсь в её поверхность внимательно. Ну, конечно. Амёбы. Бесхитростные, бесформенные, беззащитные. Простейшие, одним словом. Разговариваю с ними, пытаюсь гладить:
— Эх, вы, малышня. Ну как вам живётся? Святая простота…
Вижу, как амёбы размножаются делением, и мысленно помечаю, что эпизод этот нужно из рассказа удалить, всё-таки нас читают дети…
Иду, задрав голову, дальше. Любуюсь пожелтевшими листьями, гибкими ветвями деревьев. Замечаю множество птиц. Всё это изобилие на маленьком клочке земли, окружённом безжизненными каменными джунглями.
— Как плотно сплетены тончайшие кружева живой природы на продуманном каркасе природы неживой. Кем сплетены? Кто гениальный автор?
Не спеша, выхожу через калитку. Лужица мочи с соляными берегами на своем месте. Здесь автор не один. Поработал целый авторский коллектив.
— Лужа вызывает брезгливость, но так ли она ужасна? Эта лужа ведь тоже часть живого мира. Она устроена живыми существами. Добро или зло несёт лужа? Да чушь собачья, лужа просто одно из тысяч проявлений живой жизни. Мочу она несёт! Собачка, кошечка, мышка тоже делают лужи. Несомненно, содержание солей быстрее разрушает асфальт и штукатурный слой цокольной части стены. Но это мелочь, основная проблема здесь в нарушении морали, культурных норм. Мораль. Она так усложняет простую живую жизнь. Захотел в туалет — в любом углу, захотел кушать — взял то, что ближе лежит, увидел подходящую самочку — потащил в кусты. Казалось бы, мораль усложняет жизнь. Однако, именно мораль позволила выстроить огромные устойчивые структуры социума. Дорелигиозная, а особенно религиозная мораль…
Пафосные размышления над лужей мочи прерывает Мария Петровна. И правильно делает, а то я опять отключился от жизни, а её осталось так мало. Женщина сегодня в хорошем настроении:
— Дмитрий, здравствуйте! Спасибо Вам большое! Сегодня первый день, как боль притихла. Вчера было улучшение, а сегодня совсем легко. Вы возьмите деньги, я знаю, что это дорого, а мне сын перевел сегодня.
Вежливо отказываюсь, но деньги в итоге приходится брать. На душе хорошо, хоть кому-то пригодилась моя помощь. Теперь, выясняется, что помощь вполне посильная. Да и общаться с Марией Петровной сегодня приятно. Она с юмором высказывается о ненавистной луже и идёт домой.
Отмечаю про себя, что, чуть приподнявшись над ситуацией, можно добиться восприятия неприятных эмоций, как просто части жизни, необходимой для ощущения жизни, для ее насыщения, для того, что качели эмоций не замирали в одной точке, а раскачивались с оптимальной амплитудой.
И тут же для этих самодовольных выводов самое серьезное испытание. Прямо передо мной красивое лицо с серыми глазами. Приветливое сегодня. Взволнованное. Лицо неуверенно приближается ко мне и прижимается губами к моим губам. Я в облаке приятных запахов и захватывающих чувств. Возбуждение, да, меня опять охватывает приятное возбуждение. Прохожие смотрят на меня с завистью. В голове кружится хоровод глупых мысленных ассоциаций:
— Сеня, ты бы ушёл от такой женщины? — говорит в моей голове Папанов.
— Я нет, но он примерный семьянин, — отвечает ему Миронов.
А вдалеке раздаётся голос Высоцкого:
— … Но если надо выбирать, и выбор труден, Мы выбираем деревянные костюмы…
Эх, как тяжело то! Я, обнимая желанное тело, приближаю губы к нежному ушку:
— Прости меня! Я негодяй, я обманул тебя. Продолжения не будет. Я безвозвратно женат, к тому же я смертельно болен и почти не жилец. Прости! Ты красивая, жела…
Она отстраняется и недоверчиво смотрит:
— Ты идиот?
— Да! Виновата твоя красота, я не смог устоять! Ты самая необыкновенная…
— Ты долбанутый идиот!?
Лицо ее приобретает высокомерное выражение. А серые глазищи всё ещё растеряны. В них вдруг накопились слезы. Я готов провалиться от стыда и жалости, чувства вины. Неожиданно она отталкивает меня и быстрым шагом уходит, почти бежит, к калитке.
— Я могу ее догнать. Всё ещё можно исправить. Но исправлять нужно ошибки. А ошибка была вчера. И я ее исправляю. И над дикой смесью из чувства вины, стыда, ощущения упущенного шанса (на что, на секс, на влюбленность, на любовь — на неизведанное счастье?) вдруг в душе возникает что-то странное, как будто внутри дрожит тонкая струна. Тонкая струна, которую я боюсь порвать, боюсь упустить. Мысль, ощущение, наитие? Я испытываю муки, но одновременно осознаю правильность того, что качели эмоций идут и в ту и в другую сторону. Это хорошо, что мне бывает плохо. И что мне бывает хорошо. Это правильно. И другим я не должен делать только хорошее. Качели должны качаться, это и есть жизнь. А если ты не живёшь, зачем ты живёшь? К чему ты осторожничаешь и готовишься всю жизнь вместо того, чтобы жить?
Ловлю себя на мысли, что уже минут пять стою на одном месте. Людям приходится обходить меня. Свидетели произошедшей сцены смотрят на меня с сочувствием, я выгляжу потрясённым.
Почему-то хочется дождаться левреток. Иду потихоньку в переход под мостом. Музыканта нет, немного ближе к началу перехода стоит дед с козой. Он здесь часто бывает, и на фоне московской городской суеты гремящая колокольчиком коза выглядит самым нелепым поводом для подаяния. Но я подхожу и подаю. Забавно просто. Пожалуй, всё-таки дед неплохой маркетолог, он с этой козой выглядит необычно, бросается в глаза. Рассматриваю эту странную пару. Коза вполне ухоженная. Терпеливая, однако. Сколько времени сидит на одном месте. Дед чуть более запущенный, но не бомж, обычный деревенский житель, на электричке, наверное, приезжает. Дед. Не такой уж он и старый, с редкой седой бородой. Он хмурится под моим изучающим взглядом, а я радуюсь за деда, за козу и за себя. Приятно как-то. Просто приятно на душе. Дед и коза были малюсенькой частью моей жизни. Чему я научился у деда? А у козы? Хе-хе.
Иду дальше по переходу, рассматриваю людей. Поражаюсь, какая симпатичная молодежь. Девушки в Москве — красотки на любой вкус. Одеты все очень разнообразно. Большинство в компаниях смеются и оживлённо разговаривают. Хотя, вот прошла грустная молоденькая девушка. Глаза заплаканные. Но я не буду её догонять. Грусть, слёзы, печаль это замечательно, это проявление жизни. Она живёт, значит. Значит, завтра будет у неё смех, радость, любовь. И пусть!
Левреток всё нет. Поднимаюсь по лестнице на мост, и… кого я вижу! Разновесёлые бомжи снова вместе. Весёлый смущённо со мной здоровается, невзрачный опасливо после вчерашнего случая.
— Ну как Новгород? — спрашиваю.
— Ну, извиняй, отец, не серчай! Местный я, — он смущён, но не может сдержать улыбку, — дочке одежонку купили в школу, она в третий класс пошла. Жена велела молиться за тебя, добрый человек.
Этому я кардинально жизнь тоже не поменял. Ну и хорошо.
— А надо ли было? Нужно ли менять жизни людей? Нужно ли перестраивать мир по своему усмотрению, ведь мир мной не познан, а главное, что и не познаваем. Жить в мире с миром. Наблюдать и наслаждаться им, его разнообразием и совершенством. Для счастья достаточно видеть его. Этот мир и существа, его населяющие, это огромный подарок. Эта жизнь — подарок. А подарок, который не ценят и не используют, даритель может забрать обратно.
Я взглянул на заходящее солнце и внутри меня, как будто тоже зародилось солнце. Благодарность. Огромное светлое чувство благодарности за прожитую жизнь, за встреченных в ней людей, за все хорошее и плохое, что в ней случилось. Благодарность за подарок, всю громадность и волшебность которого я перестал замечать с детства. Благодарность Творцу всего этого! Ведь любому творцу нужен благодарный читатель, слушатель, зритель. Ценитель, в общем. Может, для того мы и созданы и наделены таким подарком, как жизнь.
— Вот оно! — мне вдруг снова удалось остановить мгновение счастья. Это мне частенько удавалось в детстве, а потом всё реже во взрослой жизни — когда ловишь себя на мысли, что вот этот миг и есть счастье. Фиксируешь его. Стараешься запомнить, надеясь вызвать потом самому. Давненько у меня это не получалось. Я зажмурился от наслаждения тем, что живу, от ощущения своего существования в этом чудесном мире.
Тут в руку мне уткнулся влажный нос. Счастливая собака сунула нос в руку счастливому человеку. На этот раз она подержала его дольше, видимо, почувствовала во мне собрата по счастливой жизни. Я открыл глаза, и она помчалась догонять свою подружку и оглянувшихся хозяев. На пятом шаге обернулась ко мне. Глаза умные, сама шустрая. Мне послышалось отрывистый полурык-полусмешок: “Бианки”, прозвучавший из её пасти, и почудилась улыбка, промелькнувшая на её морде.
Может, показалось?
Пять осенних вечеров
Автор публикации
“Качели должны качаться, это и есть жизнь. А если ты не живёшь, зачем ты живёшь? К чему ты осторожничаешь и готовишься всю жизнь вместо того, чтобы жить?” Спа-сибо)))) И вот это ещё : “Вот оно! — мне вдруг снова удалось остановить мгновение счастья. Это мне частенько удавалось в детстве, а потом всё реже во взрослой жизни — когда ловишь себя на мысли, что вот этот миг и есть счастье. Фиксируешь его. Стараешься запомнить, надеясь вызвать потом самому. Давненько у меня это не получалось.” В точку просто,есть такие моменты,как здорово,что Вы про это написали))))Сказать понравилось,ничего не сказать,благодарю.
Спасибушки! Иногда качели так качаются, что можно упасть :), и тогда сразу вспоминается песня Высоцкого про “чуть помедленнее кони…”.
А ощущение счастья можно и нужно фиксировать, потому что оно есть всегда и в любой ситуации.