С утра до обеда пришлось повозиться с улаживанием дел. Помимо завещания, на всякий случай сходил в медицинский центр на экспресс-обследование. Вдруг в такие сложные галлюцинации складываются банальные прединфаркты, прединсульты, онкология или хотя бы (о если бы!) камни в почках. Даже по ускоренной программе неполный диагноз обещали только завтра, увы, анализы мгновенно не делаются.
На работе совсем перестал работать. Какая работа за четыре дня до смерти. Всё время днём посвятил анализу прошлого вечера, смотрел видео и фотографии, делал записи. Заполнил несколько листов своими впечатлениями и мыслями. Запланировал несколько разговоров. Сегодня вечером я буду творить добро. Как известно, добро должно быть с городами (Архангельск, Ярославль, а ещё лучше Хабаровск), поэтому в банкомате заранее снял побольше наличных.
Заметил на фотографиях несколько новых подозрительных персонажей. Несчастный облезлый кот возле самого выхода из подвала — как я на него вчера не обратил внимания? Продавщица всяких мелочей на мосту, тётенька, истомившаяся за день от жары — далековато от моего маршрута, но всё же, если она попала в кадр, может, это не случайно? Дворник, крупный мужик, по внешности похожий на киргиза, маленьким ножом с трудом отскребающий от забора наклейки объявлений. Старушка, сиротливо стоящая у аптеки за мостом — скорее всего, ей не хватает на лекарства.
Отлучился с работы в соседние магазины, кое-что заказал срочной доставкой. Уф, ну и цены сейчас, добро стоит недешево. Но жизнь дороже! Обдумал план на вечер и набросал черновик с тезисами разговоров с основными персонажами. Вроде, готов.
— Ну а что ещё кроме сермяжного, заскорузлого добра можно придумать за такой срок? Я наверняка должен осознать, как тяжело живут люди вокруг, и помочь ближнему, чтобы мир стал добрее. Я не обращал на это раньше внимания, даже милостыню брезговал подавать, не испытывал обильного сочувствия к опустившимся людям. А теперь вот гордыню побеждаю. Да и вряд ли мне суждено за пять вечеров придумать лекарство от рака, создать новое направление в науке или хотя бы успеть обследовать какой-либо значимый архитектурный памятник.
Итак, снова вечер. Выхожу во всеоружии. Еле тащу за собой весь приготовленный скарб. Специально вышел на полчаса раньше. Погода поёт.
Первым на очереди облезлый кот. Да, он ошивается возле подвала уже несколько дней. И сегодня примостился на солнышке, забравшись на кирпичную подпорную стенку под сеткой ограждения соседней территории. Лежит и, прищурившись, следит, как я подхожу к нему. Когда расстояние становится опасным, он неожиданно резво спрыгивает на соседнюю территорию. Я вываливаю корм из банки на то место, где он сидел. Коту сегодня достается банка дорогого кошачьего корма. В планах было приласкать его, заронить крупицу доверия к человеку. В общем “уроки доброты” с Дмитрием “Куклачевым”. Эх, красиво всё пишется в планах. В мыслях вообще проскакивала мечта, как кот идёт жить к нам домой, ночью ко мне опять приходит “управляющий тисками”, а я над головой поднимаю облезлого, но согретого моей добротой защитного кота, он светится от моей правильности у меня в руках наподобие нимба, и “управляющий тисками” приятным голосом произносит: “Вот тебе, праведник, два билета в рай с открытой датой, впишешь сам, когда захочешь”. В реальности кот долго остаётся вне зоны видимости, прячется, сволочь, а мне бы надо спешить к другим персонажам. Я отхожу и оглядываюсь. Всё-таки повезло, котяра оказался голодным, запрыгивает на стенку и быстро приступает к трапезе. Я делаю по направлению к нему несколько шагов, он перестает есть и настороженно смотрит. Нет, всё-таки я не Куклачев. Но формально одно доброе дело записываю себе в копилку. Начало положено.
Прохожу мимо курящих страйкбольных продавцов. Здороваюсь и киваю головой. Зачем, не понимаю. Никогда так не делал Сегодня я должен у всех вызывать приятные эмоции. Ребята растерянно кивают в ответ. Я не оглядываюсь. Мне самому тошно от моей приторной благостности.
А вот дальше облом. Плачущей девчонки нет. Все заготовки разговора насмарку. В принципе, логично, не может же она каждый день здесь ругаться и рыдать, где-то же она ещё живёт. В автомате плачущие девушки ещё часто базируются, согласно сведениям из песен. К тому же, может она смеётся сейчас или ест, вариантов много.
Кушает девушка в автомате,
Одетая в теплое пальтецо
Всё в борще и грибных оладьях
Перепачканное лицо
Эх…
Сразу же следующий удар — возле калитки никто не ссыт. Вот это фокус. Самому что-ли встать и перформанснуть на старости лет. Из-за каких-то зассанцев срываются такие замечательные планы по спасению мира.
Зато сразу забегаю по лестнице и отношу громоздкий зонт с подставкой тётеньке-продавщице на мост. Защита от дождя и солнца. Сначала смеётся, думает, я ей что-то продаю. Потом пугается, кому-то звонит из крышующей ее полиции, ведь торгует то она незаконно. Кое-как втюхиваю ей этот зонт, уж больно таскать его за собой не хочется. Уверен, что она ничего не поняла, но зонт теперь тащить ей. Записываю ещё добро на свой счёт. 2:0 уже, я веду! По дороге вниз по лестнице ещё и старушке отношу чемодан. Ну, “пошла вода в хату” — примерно 2,25:0.
Дворника-киргиза разыскал чуть дальше, чем обычно, возле магазина “Вкусвилл”. Он ничего сегодня не скребёт. По-русски ни бельмеса не понимает. Я купил ему своеобразный скребок, сильно облегчающий это его разудалое хобби по борьбе с объявлениями. Он долго пытался что-то предложить в ответ. Когда я догадался, то понял, что дворник не понимает по-русски, зато понимает по жизни, а я вот наоборот. Дворник, оказывается, за скребок предлагал звонить мне, когда отскребёт от забора именно мои объявления, чтобы я после фотографирования им для отчётности чистого забора скорее вешал новые свои объявления. Можно было дать ему запас своих объявлений, которые он сам бы вешал после всех процедур, но это уже стоило бы денег. В общем, если дворник так понимает в жизни, то на уровне управы, видимо, сидят академики научного направления “прикладная жизнь”. Тем временем, по моим прикидкам счёт вырос до 3:0.
Мысленно пересчитываю гремящие в копилочке добрые дела, и вижу, как на углу дома пристраивается справлять нужду мужик. Вот это удача. Бегу к нему со всех ног. Сходу начинаю разговор:
— Уважаемый, тут люди ходят, дети. Просьба пройти чуть дальше — в подвале есть бесплатный туалет, я открою.
Мужик продолжает расстёгивать штаны.
— Уважае…
— Слышь, долболоб, иди на хер, я щас обоссусь, — мужик бесцеремонно перебивает мою культурную речь. Он немного пьян.
Я не ухожу, но и слова, которые бы позволили остаться в добрых отношениях, как-то не находятся. Я многие слова знаю, я работал грузчиком в магазине с вино-водочным отделом, но они не подходят для “уроков доброты”. Мужик оборачивается:
— Хули стоишь, подержать хочешь?
— Бессовестный какой, сейчас полицию вызову, — вступает в разговор (ба, знакомые все лица) пожилая ворчливая женщина. — Тебе мужчина правильно говорит, всю Москву зассали, сволочи.
Она говорит все громче, привлекая внимание прохожих, и мужик тушуется:
— Мамаша, ухожу, ухожу, ну не дотерпел, с работы в себе несу.
Физиология, однако, не даёт ему прерваться, и он ускоряется лишь на этапе застёгивания штанов. Возмущенная женщина, не замечая, наступает в лужу с мочой и с трудом поднимает ноги над порожком калитки. У неё тяжёлая сумка, вот это шанс. Я догоняю её и предлагаю помощь. Она охотно соглашается, скорее не из-за сумки, а из-за возможности излить кому-то своё раздражение. И по ходу нашей медленной прогулки до ее подъезда она наполняет мою голову своими проблемами. Как я и догадывался, у нее болят ноги. Суставы. И лекарство она знает. Но оно очень дорогое, и купить она его себе не может. А ещё она ненавидит весь мир и особенно Собянина, который испоганил всю Москву (тут я непроизвольно сравнил Собянина и того зассанца, но нет, это был не Собянин). А ещё она любит ту Москву, которая уже никогда не вернётся, уютную и несуетливую. Москву, в которой она была молодой. Москву в которой были настоящие люди, такие, как я, кстати. Настоящие москвичи. В общем, когда закрылась дверь её подъезда, появилась уверенность, что заработал аж два балла, и общий счёт теперь 5:0.
Но я существенно отставал от своего графика. Пробегая через проходной подъезд, чуть не столкнулся с одним из персонажей — соблазнительной дамочкой. Ого, она тоже живёт в этом доме. Я растерялся, забыл, что хотел сказать, но успеваю поздороваться и открыть перед ней дверь:
— Знаете, Вы сегодня особенно элегантны. Приятно было Вас увидеть.
— Я знаю, — уверенно кивает она в ответ, даже не взглянув на меня.
Пожалуй, в копилочку ничего сейчас не добавлено, ну разве что 5,15:0.
Повторно прохожу вдоль дома до калитки. Выхожу. Осматриваюсь. Кому ещё добрых дел? Кого утешить? За кого заступиться? К сожалению, не чувствую правильности происходящего. Чувствую себя просто идиотом. Провал? Посмотрим, “заседание продолжается”!
Злобный бомж не подвёл. На месте. Вот что значит работа, режим. Молодец. По ходу движения к нему пытаюсь вызвать у себя сочувствие. Не получается. Он не старик, не инвалид, не ветеран, кто мешает ему пойти работать? Зачем люди подают таким вот бездельникам, я никогда не мог понять. Для него я купил пакет с продуктами. Подхожу, ставлю пакет рядом с ним:
— Здорово, это тебе.
— Что тут.
— Продукты, не видишь? — удивляюсь.
— Я слепой, не видишь, — злобно отвечает он.
Ого, как же он догадался, когда я его фотографировал вчера. Да и вообще ничего, указывающего на то, что он слепой. Он похож на попрошайку, который не хочет, чтобы ему подавали. Кто же его здесь пытается использовать, видимо, против его воли. Цыганская мафия. Вот оно! Нашёл! Вот кто реально нуждается в помощи! Я могу освободить этого человека из лап мафии.
— Чем тебе помочь?
— Ничем.
— Тебя заставляют здесь сидеть?
— Нет.
— Я могу помочь. Может родственники есть, кому сообщить?
— Нет.
Как же его разговорить:
— Водку будешь, я схожу?
— Нет.
Вижу, как к нам робко приближается старушка, моя следующая “жертва” с крыльца аптеки. Это идеальная просительница — небольшого росточка, сухонькая, с добрым русским лицом, с влажными голубоватыми глазами. Одета бедненько и чистенько. Недоверчиво смотрит на меня. Её шаркающие шаги слышно издалека.
— Всё нормально, — громко произносит бомж.
— Вы уж не обижайте его, он ничего не видит, это после войны у него, — старушка просительно заглядывает мне в глаза.
— Да я ничего, я помочь хотел, — киваю на продукты.
— Ой, спасибо, храни Вас Господь, — старушка суетливо подхватывает пакет, и обращается к бомжу, — Алёша, часик ещё посиди, видишь, есть добрые люди.
Неужели сын? Я догадываюсь, почему она часто топчется на крыльце аптеки — оттуда видно ее Алёшу, переживает, чтобы его не обидели. А Алеша попрошайничать не намерен, просто отсиживает время, не отказывая матери, но и не помогая. А я мафию цыганскую забороть хотел. Эх, как причудливо устроена жизнь…
— Погодите, — так и не решившись что-то путное сказать Алёше на прощание, догоняю старушку, — Вы на лечение собираете, на операцию?
— На еду, сынок, операция здесь не поможет, — бормочет старушка, — спасибо тебе, Господь тебе воздаст за доброту!
Я сгребаю из кармана тысяч сорок, снятые из банкомата на всё про всё, и подаю ей. Она недоверчиво смотрит. Глаза, и без того влажные, переполняются, и по щекам, переползая через морщинки, скатываются слезы:
— Спасибо тебе, сынок! Да хранит тебя Господь!
Я с трепетом прислушиваюсь к своим ощущениям. Ну ведь должно быть то самое. Ну же.
Впереди финишная прямая. Вдохновленный поднимаюсь по ступеням лестницы. Разновесёлые бомжи на месте. Между ними стоит початая бутылка водки — видимо, какой-то прохожий одарил. Весёлый бомж ещё веселее, невзрачный бомж совсем никакой, в “дугу” просто.
— Здорово, мужики! Откуда будете? — пытаюсь настроиться на их лад.
— Мы отсюда будем, прямо из бутылки, — хохочет весёлый бомж.
Надо же, острит даже пьяный. Хоттабыч нашёлся.
— От поезда отстали? Не хватает на билет? — пытаюсь понять, каковы их реальные проблемы. И угадываю.
— Новгородский я, а это кореш мой местный, коренной москвич, сын писателя, — охотно делится весёлый.
— Сын читателя, мля, — отзывается умершим голосом второй.
— И сколько нужно для встречи с родными?
— Мне и двадцатки хватит, а ему тыщи три, а то жена домой не пустит, — весёлый бомж отвечает быстро, не задумываясь, и тем вызывает доверие.
Вот так бомжи сегодня. Все при жилье, да ещё с семьями. Я прикидываю, сколько у меня осталось. Отсчитываю тысяч шесть:
— Это вам поровну. Двадцатку не наберу, извини.
— Благодарю, — коротко отвечает весёлый и преисполненный достоинства берет у меня деньги.
Я поднимаюсь на мост и задумчиво шагаю к метро. Не могу сказать, что всё задуманное удалось. Как-то скомканно прошёл вечер. По дороге домой осмысливаю вечерние события:
— Что я понял сегодня, ведь я должен был понять что-то? Что исправить или облегчить чью-то жизнь очень сложно? Что жизнь очень разнообразна, мир наполнен дворниками с налаженным бизнесом, бомжами, лучше меня обеспеченными жильём, и вообще людьми, не ждущими и не умеющими принимать помощь. Нужна ли им моя помощь? Старушке с сыном да, ну и кот хотел жрать. Всё. Спасся ли я сегодня? Обманывать себя не стоит. Вряд ли. Да и неприятное ощущение какое-то внутри. Раздал чужим людям так нужные в семье деньги. Да, но и это не главное, я же суечусь, чтобы выжить, в том числе, ради жены и ребёнка. Нет, ощущения неприятные не поэтому. Я как будто покупаю жизнь. Я пытаюсь дать взятку богу? Как будто перехитрить его хочу. Находясь под его присмотром, на его ладони. Деньгами покупаю, ага. А он же известно что. Он принимает только любовь…
Дома появился поздно. Ритуально поцеловал жену и ребенка, принял ванну и лёг спать. Перед сном снова те же тиски. Ненадолго, будто для профилактики. Это, значит, управляющий тисками даёт знать, что задание не выполнено. Да я и сам это понимаю. Беда…
Пять осенних вечеров
Автор публикации
Всё интереснее, и интереснее….
🙂🙏👍
И всё длиннее 🙂
Здорово.)
Спасибо, Игорь!