Психолог

Психолог

Анна Щербак

 

Когда я волнуюсь, парадоксально становлюсь очень спокойным и сдержанным, даже голос ниже и бархатистей. А вообще я по большей части экстраверт, еще и немного суетливый. Но есть во мне хорошее качество, которое оценивают все женщины. Я умею слушать. Все это сыграло со мной, даже сложно сказать, злую или хорошую шутку. Повернуло мою жизнь совершенно в неожиданном направлении.

Когда я был молод и учился в торгово-экономическом институте на 5 курсе, возникли некоторые финансовые трудности. Дело уже шло к диплому. Тут умирает отец, наш главный кормилец. Инфаркт и нет человека в 51 год.  Мама никогда не работала. Мне не разрешали. Все говорили: «Сначала институт, а потом еще наработаешься, успеешь». Похороны отняли у нас все сбережения. Мама сразу ушла в депрессию. А я единственный, кто мог разумно мыслить. Вот и стал вопрос о поиске работы. Но диплома на руках нет. Еще 2 месяца впереди. Да и с дипломом  без опыта особо брать не торопились.  Куда я только не обращался в поисках  работы: курьер, официант, на раздачу флаеров. Но пока безрезультатно. Стал влезать в долги. Причем не малые.

Пришло время их возвращать. Денег, что удалось заработать, не хватало. Тогда мой друг Генка посоветовал мне обратиться к его дядьке за помощью. Тот обеспеченный был и меня знал хорошо, потому что в детстве часто вывозил нас на природу, водил на разные аттракционы. Генка  уверял, что он не откажет. Звали дядю Николаем Ивановичем. Он был известный психолог и имел свой кабинет в центре Москвы.

В нескольких словах хочу рассказать о Гене, моем друге. Высокий брюнет с голубыми глазами и волевым подбородком. Взгляд его всегда был с небольшим прищуром, и складывалось такое ощущение, что он что-то замышляет или хочет тебя немного подтрунить. Хитрая улыбка и полный рот прямых белоснежных зубов. Стрижку он носил только по последней моде, одежду и обувь только самую брендовую.  Внешность его позволяла кружить голову девушкам, а темперамент заставлял влезать в разные авантюры. Хотя он неоднократно меня выручал. Гена был чрезвычайно деловит и мог найти язык с любым, ну или почти с любым человеком. Я все время его дразнил словом «делец». Он совсем не обижался, наоборот, принимал его как личный комплимент и говорил: «Благодарю за объективную оценку моей личности, сэр». Затем мы громко смеялись. Нам было комфортно друг с другом. А дружба наша началась еще с садовских времен.

После нашего разговора с Генкой я позвонил Николаю Ивановичу и договорился о встрече. Человек я пунктуальный, что мне тоже помогло в жизни, и приехал вовремя. Захожу к нему в офис, а там с рассеянным видом налетела на меня секретарша.

– Как хорошо, что вы пришли вовремя. Николай Иванович задерживается, а у меня трагедия. Ребенок руку в садике сломал. Нужно бежать забирать. А сейчас пациентка может прийти. Николай Иванович сказал, что вы сможете остаться и встретить ее.

Не дождавшись моего ответа, схватила сумочку и хлопнула дверью.

Я остался один. Офис Николая Ивановича состоял из приемной, где сидела секретарша, и его кабинета. В кабинете было уютно. Очень просто, только самое необходимое для ведения приема. В воздухе летал приятный, мягкий и успокаивающий запах, исходящий неизвестно откуда. Возможно, где-то стоял ароматизатор. Обстановка располагала к душевным беседам. Мне стало любопытно, и я сел в кресло Николая Ивановича, пытаясь почувствовать всю ту власть, которую он имел над своими пациентами. Хотя мне это не удалось ощутить, потому что перед просьбой к Николаю Ивановичу я сильно волновался.

Тут я услышал, как в приемную кто-то вошел. Меня как ошпарило. Подумал, что Николай Иванович пришел и сейчас настал момент, когда придётся выпрашивать денег, унижаться и все такое. Но нет. В приемной стояла женщина. Как сейчас помню,  не смотря на то,  что прошло  уже 20 лет, она была стильно и богато одета, ухоженная и эффектная, средних лет, с  большими голубыми глазами и черными как смоль волосами. Эта особа показалась мне   очень уверенной  и даже властной.

– Николай Иванович, – обратилась она ко мне, – здравствуйте. Я думала вы старше. Ну не важно! – не дожидаясь от меня ответа, она решительно вошла в кабинет и легла на кушетку.

Сначала я немного растерялся, но мой спокойный вид не выдал меня. Я неспешно подошел к креслу Николая Ивановича и очень чинно опустился в него.

– Ну, – низким голосом, – вырвалось у меня из-за рта.

Больше она мне ничего не дала сказать. Полились потоки слов в разных эмоциональных красках. Она рассказывала о своем муже. Жаловалась на него. То жалобно плакала, то переходила в небольшую истерику, то сразу встретив мой спокойный взгляд, как ей казалось, брала себя в руки. То гневалась, размахивая кулаками. То неестественно, даже демонически смеялась. И так половина  часа, без остановок, одним потоком.

И тут в одно мгновение, женщина остановилась, глубоко вздохнула  и произнесла:

– Как же хорошо.

И энергично вскочила с кушетки. Я привстал. Она радостно подошла ко мне и сказала:

– Доктор, вы оправдали все мои надежды. Настоящий профессионал своего дела. Не зря мне вас посоветовала моя подруга, – будто угрожая указательным пальчиком, сказала она. –  Жаль, мы выезжаем  на постоянное жительство  в Америку. Так я бы к вам каждый день ходила. Мне так легко и хорошо стало. Такой молодой и профи. Талант!

Взяла меня за руку и вложила в нее конверт. Затем энергично вышла из кабинета, отправив в вдогонку воздушный поцелуй.

Я был ошеломлен. Так все мимолетно. Приоткрыл конверт. Там лежали пятитысячные купюры. «Наверное, тысяч сорок, не меньше» – мелькнуло в голове. Мне захотелось пересчитать. Почти угадал – пятьдесят тысяч новенькими купюрами.

Я положил конверт на стол секретарю, а сам решил немного отдышаться и прийти в себя, выпив воды. Пока я наливал в стакан из графина, в приемную зашел Николай Иванович.

– Ух, вот и попал я сегодня в переделку, – говорит он. – Авария, прямо недалеко от Ленинского метро. Пробка, километровая. Кто-нибудь приходил? – спросил Николай Иванович, осматривая все.

Я как раз стоял у стола и конверт он видеть не мог. Тут у меня мелькнула мысль.

– Нет, никто не приходил, – отчеканил я.

– Странно, у меня пациентка записана. Но может тоже в пробке стоит, – задумчиво сказа Николай Иванович и прошел в свой кабинет.

В этот момент я сунул конверт в карман.

– Сережа, как у тебя дела? – крикнул Николай Иванович из кабинета. – Ты не стесняйся, иди сюда.

Я медленно подошел к двери.

– Все нормально.

– Я слышал, у тебя папа умер. Очень сочувствую. Как вы? Как мама? Справляетесь, – спросил он, смотря мне в глаза доброжелательным и поддерживающим взглядом.

В это мгновение мне стало стыдно, и я, было, хотел уже вытащить конверт и во всем признаться, но меня словно что-то остановило.

– Спасибо, сейчас уже лучше. Справляемся.

– Может быть тебе чем-то помочь? Ты что-то хотел попросить?

– Нет. Пока я вас ждал, вопрос уже решился, спасибо, – сквозь зубы проговорил я.- Я, пожалуй, пойду, уже задержался, опаздываю.

– Да, конечно, – сказал Николай Иванович.  Но ты заглядывай, не стесняйся. Помогу, чем смогу.

Я поблагодарил его и спешно удалился. Теперь у меня в кармане лежала сумма намного превышающая долг, и мы могли протянуть еще какое-то время, пока мои поиски работы не привели бы меня к нужному месту.

Я не торопясь плелся к метро и думал: «Правильно ли я поступил? С одной стороны я эти деньги заработал,  честно и терпеливо выслушал пациентку, хотя и не имел на это право. И  каким путем? Обманным! Обманул женщину, затем Николая Ивановича. Да и, в конце концов, наверное, самого себя».

Итак, долги были розданы, диплом я защитил. Появился шанс попасть на место работы по профессии. Я был отличником, и преподаватель мне обещал похлопотать по поводу трудоустройства.

Всю  историю, которая произошла в кабинете Николая Ивановича,  я рассказал Генке. Я знал, что он надежный друг и не раскроет мою маленькую тайну. А мне, как будто, стало легче. Можно сказать причастился.

После этого случая прошло три с половиной месяца. Я уже успокоился и стал забывать все эмоции, которые  пережил в кабинете Николая Ивановича.

И тут ко мне приезжает Генка. Он был парень деловой, быстро нашел себе работу, устроился в каком-то рекламном агентстве в центре города.

– Серега, я нашел тебе работу.

– Где? – спросил я.

– Недалеко от нашего офиса есть кабинет психолога. Очень приличный. Сам доктор уезжает на долгий срок заграницу, а свой кабинет хочет сдать другому психологу для ведения приема. Он оставляет буквально все: мебель, шторы, даже книжки на полках и … симпатичную секретаршу, – с улыбкой, растягивая последние слова, сказал Генка. – Главное все сохранить  в порядке и чтобы кабинет не простаивал, – дополнил он.

– Хорошая шутка, – ухмыльнулся я, – что ты теперь мне будешь тот случай припоминать всю жизнь? – мне стало неприятно.  Или ты меня хочешь сторожем туда пристроить?

– Серега, я ведь серьезно. У тебя для этого все данные есть, – хлопнул он меня по плечу. – Ты помнишь, какой гонорар получил за то, что просто послушал истеричную тетку всего 30 минут. В таком духе и будешь продолжать. Эх, – вздохнул он, – если бы у меня был такой респектабельный вид и твои манеры, тоже бы, психологический кабинет открыл, – подошел к окну и мечтательно посмотрел на небо. – Да ты только представь: сам себе начальник, никого над тобой нет, сидишь себе в красивом кабинете, в удобном кресле, с симпатичной секретаршей…

– Так у меня ни образования, ни лицензии нет. О чем ты говоришь, – с раздражением, что шутка затянулась, сказал я.

– Да это мы тебе за день сделаем, – подошел ко мне Генка и потрепал меня за оба плеча. – Ты сможешь ко мне приехать завтра в офис? Помощь твоя нужна, – спросил он.

– Да, конечно.

Генка ушел. А я на следующий день, ничего не подозревая о его хитрости, отправился к нему в офис. Была чудесная, нежаркая, но по летнему теплая погода. У меня было хорошее настроение. О нашем вчерашнем разговоре я быстро забыл, так как не принял его всерьез.

Генка меня встретил у входа и повел по коридорам центра. Мы проходили мимо разных офисов, пока не дошли до таблички: «Психолог Савинов Петр Ильич».

– Нам сюда, – сказал Генка и силой втолкнул меня в приемную офиса.

– Извините, Петр Ильич не принимает, – увидев нас, сказала очень симпатичная молодая девушка, очевидно секретарша.

– А что мы похожи на пациентов? – заигрывая ответил Генка. – Мы по другому вопросу. По поводу аренды кабинета. А вот и заслуженный психолог – Сергей Павлович.

–  Такой молодой? – задумчиво спросила секретарша. – Сейчас я скажу Петру Ильичу о вас.

– Генка, что ты творишь? – злился я, когда девушка  ушла. – Пойдем скорее отсюда.

В это мгновение открылась дверь кабинета, и вышел в меру  полный, невысокий, добродушный, слегка седой человек, с улыбкой, напоминавшей  мне улыбку чеширского кота из сказки «Алиса в стране чудес». Очевидно это был Петр Ильич. Безусловно, обаятельный мужчина. И так же как кот, плавно, без лишних движений, он передвигался по приемной. На Петре Ильиче был надет дорогой костюм серого цвета, идеально начищенные ботинки. Все было в этом человека уютно и  успокаивающе. Я представил, как он ведет свой прием, и мне стало сразу комфортно, как будто отступили все тревоги и переживания куда-то далеко и безвозвратно.

– Добрый день, молодые люди, – мягким, среднего тембра голосом, он обратился к нам. –  Вы интересуетесь моим кабинетом? А с условиями знакомы?

– Да, –  сказал Генка. – Я разговаривал по телефону с вашим секретарем.

– Это вы психолог? – немного нахмурившись, спросил Петр Ильич, глядя на Генку с подозрение.

– О нет, разве я похож на психолога? – растянулся в своей обаятельной улыбке Генка. – Я административный директор Сергея Павловича, – сказал он, указывая на меня руками. –  Решаю все организационные вопросы для него. В данном случае, можно  сказать, риелтор.

– Административный директор… Как меняются времена… Еще такой молодой, а уже имеет административного директора. Был бы у меня такой, когда я только начинал…, –  словно сам с собой разговаривал Петр Ильич. – Ну что ж, – улыбнулся он, глядя на меня, выражая свою симпатию. – Видно молодой и талантливый.  Давайте знакомиться. Петр Ильич, – и протянул мне руку.

– Сергей Павлович.

– Живаго, – перебил меня Генка.

– Ум… Какая фамилия! – озадаченно сказал Петр Ильич. – Но с такой фамилией вы далеко пойдете.

Я заметил, что у Петра Ильича была привычка говорить, растягивая слова, но это нисколько не портило его речи, а наоборот придавала особые краски.

– Это псевдоним, для яркого рекламного хода, – пояснил Гена.

– Понимаю, – сказал Петр Ильич с одобрением.

Я смущался, волновался и не понимал, что происходит, но вел себя крайне спокойно. Дальше Петр Ильич познакомился с Генкой, познакомил нас со своей секретаршей, которую звали редким именем Милена.  И повел показывать свой кабинет.

Кабинет оказался намного уютнее и современнее, чем кабинет у Николая Ивановича. Видно было, что все здесь обставлялось продуманно, удобно и функционально. Мебель была новая, кушетка и кресло еще пахли натуральной кожей. Все говорило о вкусе, аккуратности и педантичности хозяина. Обстановка была достаточно дорогостоящей. Петр Ильич говорил, что кабинет психолога – это 50 % его успешной работы. И он, конечно, не требует, чтобы все сохранилось в первозданном виде, но просит об аккуратности. Генка, зная о моей паранойе по поводу чистоты, сразу поддержал эту тему и расхвали меня как самого педантичного и аккуратного человека.

Петр Ильич планировал уехать на 3 года, но если все понравиться в Европе, куда он отправлялся, он может и останется  на более долгий срок. Ему предложили в Германии место в институте и практику в психологическом кабинете.

– Ну и самое главное, молодые люди,   мне нужно быть уверенным, что я пускаю в этот кабинет не мошенника. Можно мне посмотреть ваши документы: диплом, лицензию?

В этот момент я спешно посмотрел на Генку. А он спокойно вынул из папки новехонький диплом психолога с моим именем, лицензию на деятельность и подал Петру Ильичу.

Тот принялся внимательно изучать незнакомые мне документы. Я нервничал и кое-как перенес эти 3 минуты паузы.

– Вижу у вас с документами все в порядке, – сказал Петр Ильич, возвращая папку моему «административному директору». – Сейчас Милена вам расскажет все нюансы, финансовую сторону, и если вас все устроит, можно подписать договор.

Я вышел из офиса, как в бреду. Все прошло словно во сне, Генка обсудил все нюансы, подписал договор, и уже через неделю мы должны были заехать в офис.

По дороге от волнения я даже не мог с ним разговаривать. Мне жутко хотелось пить, а еще лучше поехать домой и обдумать все что произошло.

Единственное, что я спросил:

-Почему Живаго?

– Что первое в голову пришло, – сказал Генка. – Мы его по литературе в институте проходили. Единственное что помню – «Доктор Живаго».

На том мы и расстались.

Я практически не спал всю эту неделю. Хотел высказать все свое недовольство по поводу его махинаций Генке. Отказаться. Но что-то меня тормозило.  Может интерес к происходящему, может страх перед подписанным договором. Сложно сказать.

Настал день икс. Мы вдвоем с Генкой приехали в офис. Милена была на месте и ждала инструкций.  Петр Ильич не был против, если его пациенты, по желанию, будут приходить на мой прием. Те, кому это было непринципиально важно,  какой доктор с ними будет работать. Но те пациенты, которые просили его рекомендаций, получили их, только  к другим психологам, кого хорошо знал Петр Ильич и мог порекомендовать. Милена сообщила, что со мной предпочли остаться пять  пациентов, и предложила изучить их карточки. В этот момент, я почувствовал всю серьезность этого вопроса, и меня вновь словно  кипятком окатило от волнения. Мне казалось, что я седею на глазах. Но внешне со мной ничего не происходило. Я согласился взять карточки, и мы с Генкой зашли в кабинет.

– Что мы наделами, Генка…Как я буду вести прием. Я ничего не знаю о психологии, – говорил я и держался за голову.

– Не бойся… У тебя все получится. Мы же проходили психологию в институте. Возьми книжки, почитай, ты же способный.

– В институте… да это капля в море… Да, там вообще была психология продаж…

– Вот и будешь пациентам продавать свои услуги…Ладно мне надо идти работать. Я позабочусь о твоей рекламе, а ты почитай… что-нибудь, – сказал Генка, сунув мне в руки томик Фрейда.

Я остался наедине со своими мыслями.  Мою «мозгобойню» (как выражался папа, когда я о чем-то задумывался) прервала Милена.

– Сергей Павлович, к вам просится одна пациентка, вернее мама с дочкой. Без записи. Они говорят, что мимо проходили  и увидели табличку «Психолог». Мне записать их на прием на другое время или сейчас их примете?

Такую порцию стресса за очень короткий период я еще не получал. Немного помедлив с ответом, я решил, как говорится: «брать быка за рога». Либо я выйду из этой ситуации победителем и пойду дальше, либо провалюсь окончательно и брошу все это  к чертовой бабушке.

– Пригласите их ко мне через 10 минут.

Я решил себя немного подготовить. Стал искать в столе какой-нибудь блокнот, или что-нибудь, куда смогу записывать или делать вид, что пишу, как видел в фильме. Нашел совершенно чистую записную книжку и карандаш. Написал в ней несколько вопросов: «как зовут?», «сколько лет?», «в чем заключается ваша проблема?»

Затем прошел и постарался как можно удобнее расположиться в кресле и успокоиться, но у меня это очень плохо получалось.

Дверь открылась и в кабинет вошла Милена, а за ней женщина среднего возраста и девочка 15-16 лет.

-Проходите, присаживайтесь,  – спокойным низким  и чуть бархатистым голосом сказал я.

Женщина уверенно пошла вперед, волоча за собой девочку. По взгляду я понял, что ее немного смутил мой возраст, но она промолчала. Пациенты сели на кушетку.

Я посмотрел на них, стараясь максимально не показать свое волнение. Сделал небольшую паузу и затем начал говорить. Про этот прием я узнал в одной из книжек, которые  читал по психологии общения. Даже и не помню какая, но решил его попробовать.

– Скажите, пожалуйста, ваше имя? – обратился я к маме.

– Лариса Владимировна, – отчеканила она быстро. Но не у меня проблема, а у моей дочери. – Настя, что ты опять молчишь, –она резко переключилась на дочь. Понимаете, доктор, дочь совершенно ничего не хочет, – Лариса Владимировна уже обращаясь ко мне. – Целыми днями сидит в комнате, то с телефоном. Телефон отнимешь, просто сидит, уставившись в стену. Не хочет ни в школу, ни на кружки. Последнее время ест плохо. А так для нее стараюсь, и все без толку.

– Сколько тебе лет, Настя? – спросил я у девочки

-Шестнадцать, –  быстро ответила мама.

Я понял, что разговора с ребенком не получится.

-Лариса Владимировна, а вы можете нас ненадолго оставить? – обратился я к маме.

– Ну конечно… – с сомнением сказала она. И без желания вышла из кабинета.

Я немного помолчал, встал, прошелся по кабинету.  И опять сел. Посмотрел на нее и  спросил:

– Настя, вот скажи честно, что происходит?

Она вздохнула, немного приподнялась, поводила глазами и сильно стиснула губы.  Чтобы не смущать Настю, я встал и подошел к окну. Елена, немного помолчав, произнесла:

– Она замучила меня.

– Кто?

– Мама. Ей все нужно, чтобы я что-то делала. Носилась по кружкам, участвовала в общественных делах школы, бегала по всем олимпиадам. Чтобы с ней проводила много времени. Она не дает мне минуточки покоя. Вот я и решила, делать все наоборот, чтобы мама отстала, наконец…

Здесь и психологом быть не нужно. Подростковый период, сумасшедшая, помешанная на дочери мама, подумал я.

– Ты знаешь, у меня тоже есть мама. Когда я был подростком, она не работала и безумно носилась со мной. Прохода не давала. Очень сильно проявляла заботу. А потом умер мой отец, и мама вошла в депрессию. Ей сейчас ничего  и никого не нужно. Сидит, уставившись в телевизор весь день. Разговаривать не хочет, ничем в моей жизни не интересуется. И только сейчас я понял, как мне дороги были эти дни, когда мама обо мне заботилась.  Очень надеюсь, мы справимся с этой депрессией, но вернуть эти дни я уже все равно не смогу.

Настя подняла на меня глаза, задержала их на несколько секунд и опустила, задумавшись о чем-то. Мы еще немного помолчали, и я попросил  позвать ее маму, а саму остаться в приемной.

-Лариса Владимировна, – заговорил я, когда она вошла в кабинет. – У вас чудесная девочка. Мы с ней поговорили. И я понял, что она очень способная и одаренная. Это ваши гены, – улыбнулся я искренне. – А еще она переняла от вас упорство. Это тоже хорошее качество, которое пригодиться в жизни. Единственное, что бы я вам рекомендовал, это немного опустить вожжи и дать ей свободу. Свободу выбора как ей провести свой день, чем заниматься, куда идти. Контроль, конечно нужен. Но мягкий, ненавязчивый. И дайте ей немного поскучать по Вам. Реже к ней подходите, разговаривайте, вообще займитесь своими делами, работой. И давайте понаблюдаем, что из этого выйдет.

– Ну… хорошо, – неуверенно сказала Лариса Владимировна, – давайте попробуем.

– Через неделю я жду вас. Запишитесь у секретаря.

Мои первые клиенты ушли, оставив непонятные для меня ощущения. Казалось, я был доволен приемом, но не уверен, профессионально ли он выглядел. Осталось ждать результата.

Так начался мой путь в роли психолога с поддельными документами.  Генка как обещал, рекламировал меня, где только мог. Расписывал мои таланты, о которых я и близко не подозревал. Некоторые клиенты приходили ко мне с такой уверенностью в моем профессионализме, что они и мысли не допускали о моей не компетентности и возможности, что я плохо и неправильно проконсультирую их.  Он говорил о моей новой методике, которую придумал я сам, о ее успешности и эффективности. Порой мне казалось, что я сам во все это стал верить.

В свою очередь я читал очень много книг, ходил на мастер-классы, обучался на курсах, максимально приближаясь к профессионализму.

Со временем, за документы, которые мне сделал Генка, я выплатил кругленькую сумму.  И естественно очень щедро отблагодарил Гену за его труды.

Все шло гладко.

Лариса Владимировна и Настя пришли через неделю и поделились, что намного лучше стали понимать друг друга. Отношения у них пошли в гору, и со временем, они стали настоящими друзьями.

Лариса Владимировна продолжала посещать мои сеансы, только уже по поводу своего мужа. В этом случае нам пришлось немного покопаться глубже.

Но меня очень беспокоила моя мама. С каждым днем она все сильнее входила в депрессию. Я начал пробовать на ней те методики, которые изучил в процессе, но ничего не помогало. «Нет пророка в своем отечестве» – думал я. Возможно, ей нужен другой психолог, а уже со временем и психотерапевт.  Я стал искать. И однажды наткнулся на статью в газете. Точно не помню о чем была эта статья, но имя автора глубоко осталось в моей памяти – Доктор психологических наук Серафима Арефьева. Спустя некоторое время мне посчастливилось попасть на семинар по психологии, где спикером выступала та самая Серафима Арефьева.

Я был очень ограничен по времени, но увидев в списке спикеров это имя,  перенес все дела. Любопытство взяло верх.

Внешне Серафима Арефьева была достаточно ординарна, но в ней ощущалась какая-то притягательная изюминка. По возрасту она выглядела 24-25 лет. Как выяснилось позже, ей было 27 лет. Сказать нельзя, что она очень красива, но притягивала к себе взгляды многих мужчин. Шатенка с прямыми волосами до плеч, которые она любила собирать в хвост, гладко причесывая голову. Карие и очень проницательные глаза. Мягкие, но при этом волевые черты лица. В ней словно боролись две грани: очаровательная женственность и твердая мужественность. Она знала, кто есть на самом деле, знала себе цену, но при этом не имела ни капельки гордыни или заносчивости. Серафима коммуникабельна, но при этом с удовольствием оставалась наедине сама с собой и своими мыслями. Она четко понимала свою цель и твердо шла к ней. Хотя тоже не редко одолевали разные сомнения, которые в последствии, подвергались ее же собственной критике.

Об этом обо всем я узнал уже гораздо позже. Но сейчас меня привлекла ее внешность, а более всего ум и экспертность. А еще, одно удивительное совпадение, она говорила про психическую болезнь, где привела все сопутствующие симптомы моей мамы.

Я всегда избегал какого-либо общения с «коллегами». Боялся, что во мне признают дилетанта, раскроют мой секрет. Но с Серафимой я не мог не поговорить. Мне она казалась неким спасательным кругом для моей матери, которая уже 3 года находиться в депрессии.

Было не очень много желающих задать дополнительные вопросы после лекции, поэтому для меня  не составило труда дождаться, когда все выйдут из конференц-зала.

– Вы что-то хотели? – спросила Серафима, собирая листы с кафедры.

Когда она читала лекцию, я  не заметил, что у нее такой приятный голос, среднего тембра, бархатистый и женственный.

– Вы знаете, у меня есть проблема, вернее  у моей мамы. Симптомы болезни, которую вы описывали, очень схожи с симптомами моей матери.

При ней я волновался как-то совсем по-другому. Откуда не возьмись, появилась суетливость, дрожь в голосе, совсем мне несвойственная.

– Я сам занимаюсь психологией, обращался к другим специалистам, эффекта никакого нет. Не могли бы вы посмотреть ее?

Наступила пауза. Серафима перестала собирать листы и внимательно посмотрела на меня.  С этого взгляда все и началось.

Мы стали встречаться, но если  это так  можно было назвать. Короткие обеды, мини прогулки, редкие вылазки в театр. Серафима была самым занятым человеком на свете. Ее отличало от других женщин то, что она совсем не  требовала никакой романтики, и казалось, совсем не нуждается в ней,  хотя я иногда очень хотел ее проявлять. Из нас двоих я оказался самым романтичным.

Серафима помогла моей маме выйти из депрессии.  После нескольких встреч ситуация улучшилась, и через год мама стала практически той самой, что и до смерти отца. Она всем сердцем привязалась к Серафиме, что не могло меня не радовать.

У Серафимы было еще одно качество, о котором мечтает любой мужчина, но которое меня все больше вводило в комплексы. Она умела восхищаться людьми в целом и мной в частности. Серафима считала меня очень одаренным психологом и постоянно это подчеркивала. Я так и не смог рассказать  ей правды. Это меня угнетало. Она чувствовала и не могла понять причины моего смущения, когда  говорила мне очередной комплимент о моих способностях.

Серафима способствовала моему знакомству с «коллегами» и все время удивлялась, почему я раньше был затворником, хотя и очень коммуникабелен. Оказывается, меня многие знали и стремились познакомиться. В психологических кругах я был неким «доктором Х» и это создавала интригу и ауру загадочности вокруг меня. «Коллеги» были наслышаны о моих успехах в работе с клиентами, о том, что ко мне записываются за полгода, чтобы попасть на прием. Это все было правдой, но больше  и больше меня беспокоило.

Через два года я и Серафима поженились. Путешествуя по Европе в медовый месяц,  она неоднократно говорила мне: «Я и  думала, что я в ближайшее время выйду замуж. У меня совсем этого не было в планах».  И громко смеялась. А я был счастлив, что рядом со мной такая женщина. Нет, вы не подумайте, что я женился, потому что она такая удивительная, умная, успешная. Я любил ее. Просто любил, я восхищался ей, я уважал ее.

Серафима не была такой женщиной, которая нудила по поводу быта. Ей, было, неважно, висела в ванной полочка или нет. Главное что-то совершить по-настоящему стоящее, что могло бы этот мир сделать лучше.   Хотя во всем она любила порядок, он помогал ей сосредоточиться и творить. Мне, конечно, не хватало внимания от нее. Хотелось бы больше времени проводить вместе. Она это понимала.  Поэтому мы стали планировать время нашего совместного отдыха. О детях речи пока и не шло. Я был бы уже и не против, чтобы по нашей большой и красивой квартире бегал маленький карапуз и наводил свои порядки. Но Серафима говорила, что еще не время. И я терпеливо ждал.

Первые два года пролетели как одно счастливое мгновение. Никаких особо запоминающихся ссор, так по мелочи. Если что-то было не так,  Серафима говорила открыто и без всякого раздражения. Мне это нравилось, и я делал так же. Поэтому мы быстро и безболезненно решали все недопонимания.  Оба были заняты большую часть времени на работе. Лишь вечером после 9 часов отключали все телефоны, гаджеты и наслаждались общением друг с другом.

После моей женитьбы я с Генкой стал видеться очень редко. Даже звонки  стали нечастыми, а потом и вовсе прекратились. Причина была не во мне, и женитьба не играла здесь роли. Он сам стал отстраняться, пропадать. И еще, что больше всего меня расстраивало, я стал замечать в нем нехорошие перемены. Исчезла его деловитость и уверенность, он стал рассеянным и задумчивым, и что-то беспокоило его. Хотя, сколько я не старался, Генка не признавался. И отшучивался: «Ты на меня свои психологические трюки не применяй, я сам себе психолог».

И вот однажды, после полугодовой паузы в общениях с ним, Гена позвонил мне. Голос был совсем другим, хриплым и  надломленным. Я даже не сразу узнал его.

– Серега, это я. Ты, что не узнал? – услышал я в трубке.

– Генка, привет. Куда ты пропал? Я звонил тебе столько раз, даже приезжал домой, но так и не застал тебя, – обрадовавшись, ответил я.

– У меня проблемы. Я хочу приехать к тебе.

– Конечно, давай.  Я сегодня дома. Жду тебя.

На этом он бросил трубку. Внутри меня закралось неприятное волнение, как будто что-то нехорошее может произойти, заныло под ребром. Но я отбросил все это, пытаясь отделаться от всяких нехороших мыслей.

Долго Генка не заставил себя ждать. Через час был уже у меня. Бледный, худой. Передо мной стоял совсем не тот человек, которого я знал. Видно, что проблемы его длятся уже не один месяц, а возможно и не год, а больше.

– Генка, что случилась? Что с тобой происходит? – сразу выпали я.

– Я должен большие деньги. Понимаешь, я все проиграл… все… квартиру, машину… и еще должен три миллиона… – он прошел сел на кресло и взялся руками за голову. – А у меня нет, у меня ничего нет. Они убьют меня…

Я впал в оцепенение.

– Как так вышло Гена? Ты же никогда не играл и осуждал, кто этим занимался…

– Вот так бывает в жизни, Серега.… Был успешным, востребованным … а сейчас я никто… Не то что, ты … баловень судьбы. Обманул всех, притворился психологом и в дамках, все в шоколаде. И сейчас такой правильный, никто не подумал бы, что ты  лжепсихолог.

Тут в прихожей что-то упало. Я выбежал.  Там стояла Серафима в недоумении, по ее ладони струилась кровь.

– Что с тобой? Что случилось? – крикнул я.

– Я светильник разбила, потерянным голосом, сказала она. – Купила в антикварной лавке, с кованными прутьями, как ты любишь. И видимо слишком сдавила лампу, когда услышала случайно ваш разговор… – она с волнением стала собирать осколки  с пола.

– Не надо, –  практически кричал я, сквозь шум в ушах, от поднимающегося давления.- Я сам, я сам соберу,  – мне казалось,  я повторил это раз десять.

Я судорожно, гоняя мысли в голове собрал стекло с пола. Серафима сидела на тумбочке и молчала. Это молчание меня пугало больше всего.

Генка, слыша, что происходит, вышел в прихожую. Дикими глазами посмотрел на меня и на Серафиму и прокричал с болью:

– Какой же я дурак, какой же я дурак… – и выбежал.

Вечером у нас состоялся разговор с Серафимой, после которого она собрала вещи и ушла от меня. Не было никакого скандала. Она попросила меня все ей рассказать. Что я и сделал. Все как было, без всякого оправдания по отношению к себе. Выслушав, Серафима сказала, что семью нельзя строить на обмане, как бы это банально не звучало. Если бы я все рассказал ей сразу, то, скорее всего, она бы поняла.

Серафиму пригласили преподавать в Европу. Когда у нас еще все было хорошо, она хотела отказаться. Но после случившегося согласилась, и через месяц ее уже не было в России.

Развод мы решили пока отложить.  Я очень страдал и переживал наш разрыв. Чтобы хоть как-то отвлечься, завалил себя работой. А так же поступил в университет на психологическое отделение. Я об этом думал давно, но все не решался, боясь, что меня раскроют. Сейчас мне было все равно. Когда я поступил, мир не рухнул, никто не пришел и не сказал мне: «А разве у Вас нет образования психолога?» На кафедре обо мне никто ничего не слышал. А другие подумали, что я просто люблю учиться и решил обновить знания, хотя говорили, что мне достаточно было бы и курсов.

Очень тяжело наш разрыв пережила мама. Я долго не решался ей говорить. Но для себя принял решение больше никогда никого не обманывать. И в один из вечеров рассказал ей все что случилось, с того самого момента, когда я незаконно занял поприще психолога (мама думала, что я работаю в каком-то офисе) и про наш разрыв с Серафимой. Ночью маму увезли в больницу с сердечным приступом.

Сидя в больничном коридоре, я думал: « Как же так получается. Если бы не было этой аферы, не было бы нашего разрыва с Серафимой, у мамы бы не было сердечного приступа. Но я бы не встретил Симу, и не женился на ней, и она бы не вылечила мою маму. Нужно было просто рассказать ей всю правду, всю правду, тогда бы ничего этого не было».

Маму выписали. Врач сказал, что был инфаркт. Нужно ее беречь.

После выписки мамы я стал разыскивать Генку. Из его старых знакомых никто ничего не знал о нем. Родных уже давно не было, дядя Николай Иванович скончался год назад. Жениться Генка так и не захотел. Так что найти его было очень сложно. Случайность помогла мне узнать его место нахождения. Я в очередной раз пришел к его квартире. Там действительно жили чужие люди и ничего не хотели говорить о нем. Но мой разговор услышала соседка и выглянула аккуратно в дверь.

– Вы ищите Гену? – спросила она.

– Да.

– Вы не бандит?

– Нет, что вы. Я его друг. А вы Екатерина Станиславовна? – узнал я женщину. – Помните меня? Я ведь с Генкой с детства. Я из соседнего дома. Мы вместе учились и дружили. Закончили вместе институт. Я Сережа Романов.

– А… Сережа, да помню? – улыбнулась Екатерина Станиславовна. – Зайди ко мне, – пригласила она, открыв дверь.

– Какой ты стал, красивый, статный. Не сразу узнала. Чем занимаешься?

– Психологией, – с трудом процедил я. – Но это не важно. Вы что-нибудь слышали о Гене?

– Бедный Гена.… Остался без квартиры… Он приходил недавно. Видимо забрал какие-то свои вещи. Ко мне заходил. Все рассказал, даже поплакал. Сказал, что больше не играет, но уже вернуть ничего нельзя, – вздохнула Екатерина Станиславовна.  – Говорил, что еще много денег должен. Три миллиона, по-моему.

– А вы не знаете, рублей?

– Ну да, он так и сказал еще три миллиона рублей.

– А он не говорил, где сейчас живет?

– Подожди, Гена оставил мне адрес и телефон. Сказал, что на всякий случай.

Я обрадовался. Звонить не стал, а сразу помчался по адресу. Это  было на окраине города. Там стояли дома с малосемейными квартирами. Одну из комнат, и без того маленькой квартиры, снимал Генка.

Я был рад, что застал его дома.  Увидев меня, Гена  опустил глаза и пробурчал под нос.

– Зачем ты пришел?

– Я пришел помочь тебе.

Он поплелся в свою комнату, впустив меня в дверь. Комната, в которую мы вошли, была достаточно просторной и уютной. Видно, что здесь хозяйничала аккуратная женщина. Даже можно было сказать, что все было обставлено лаконично, просто и со вкусом.

– Я слышал, ты развелся? – заговорил Гена.

– Сима ушла от меня.

– Я могу только все разрушать.

– Гена, остановись. Я не виню тебя. Я во всем виноват сам. Я и буду нести ответственность. У меня есть деньги. Я могу покрыть твой долг. Ты же за этим приходил? Чтобы я помог тебе? Я готов.

– Не надо, уходи.

– Мы же друзья. Я разве себе прощу, если оставлю все так.

– Ты не должен отвечать за мои поступки.

Тут в комнату вошла женщина. Очень приятной наружности.

– Здравствуйте. Гена я не знала, что у тебя гости, – обратилась она к Генке. – Тамара, – протянула мне руку.

– Сергей, – ответил я рукопожатием.

– Очень приятно. А я как раз настряпала к чаю. Хотела позвать Гену. Присоединяйтесь и вы к нам.

Гена видимо очень уважал эту женщину. Послушно встал, и мы пошли на кухню.  Тамара была гостеприимна  и старалась поддерживать любыми способами достаточно  натянутый разговор за столом, сглаживая все трудности.  Пирог поучился на славу. И мне было приятно и уютно находиться рядом с этой женщиной. Тамара была полной противоположностью Серафимы. Немного полновата, но это нисколько не портило ее, даже украшало. Ее светлые, кудрявые  и видимо, непослушные волосы все время выбивались из заколки и падали на лицо, что делало ее еще милее. Голубые глаза, обрамленные пушистыми ресницами, излучали спокойствие и умиротворенность. У глаз собирались легкие морщинки всякий раз, когда она улыбалась, а Тамара улыбалась часто, по-доброму, от всего сердца. Она была очень домашней и уютной.

Гена ни к чему не прикоснулся и я заметил, что это расстраивало Тамару. Спустя некоторое время он извинился и вышел из комнаты.

– Я вижу, что вы хороший человек,  – обратилась она ко мне. – Вы друг Гены? Тот самый Сергей, Он рассказывал мне о Вас.

– А вы кем приходитесь Гене? Простите за вопрос…

– Ничего, ничего, – перебила она меня. – Я просто сдаю ему комнату. А раньше работала вместе с Геной. И… – она опустила глаза, – я давно люблю его. Но это не важно. Ему нужно помочь,  – оживилась она.

– Я за этим и пришел.  У меня есть возможность покрыть его долг. Но как это сделать, он ничего не говорит.

– Я знаю  клуб, где Гена пропадал. Называется «Лагуна». И я слышала случайно телефонный разговор, в котором он обращался все время к Александру Матвеевичу, обещая выплатить долг.

Тут вошел Генка. Мы ка шпионы отпрянули друг от друга, ведь разговор происходил в более тихих тонах, и нам пришлось, чтобы лучше слышать, наклониться друг к другу.

После этого, я сказал несколько комплиментов пирогу и хозяйке, со всеми простился и ушел.

Я не стал долго раздумывать и вечером решил наведаться в тот клуб, о котором говорила  Тамара. Деньги у меня были. Я откладывал на покупку домика у моря, о котором мечтала Сима. Спасение Генки было сейчас важнее.

Клуб находился на окраине города.  Особо неприметное отдельно стоящее здание, внутри которого располагался игровой компьютерный центр и тот самый ночной клуб «Лагуна». Описанием интерьера я долго заниматься не буду, но заведение произвело на меня далеко неблагоприятное впечатление. Когда меня во внутрь пропустил охранник, крупного телосложения, первое что мне ударило в нос это резкий запах табачного дыма дешевых сигарет. По залу, танцуя или просто расхаживая, передвигались пьяные или под действием наркотиков люди. Они мне казались   совершенно обезличенными.  То и дело смотрели  безразлично по сторонам, то на танцующих, полуголых девиц, то на вновь пришедших посетителей, либо кричали официантам, требуя от них очередную порцию спиртного.

Я подошел к барной стойке и заказал себе слабый коктейль. Бармен был удивлен моим выбором, и пояснил, что такие коктейли здесь заказывают довольно редко. Я немного посидел, оглядываясь по сторонам. Не знал с чего и начать.

– Как я могу увидеть Александра Матвеевича? – поинтересовался я у бармена.

– А вы от кого? – после короткой паузы, ответил он мне вопросом.

– От Геннадия, – уверенно сказал я.

– От какого, Геннадия? – немного прищуривая глаза, настороженно продолжал бармен.

– От Кокошина, – я назвал фамилию Генки.

– Подождите.

Он перестал натирать стакан, поставил его на барную стойку и исчез в одной из дверей, располагавшихся по периметру зала, при этом махнув охраннику, чтобы тот присмотрел за стойкой бара.  Я предположил, что это были кабинеты, где могли располагаться, компании не жалеющие делить общий зал с другими посетителями.

Бармен вернулся не один, а с охранником, который молча указал мне идти за ним. Кровь стала приливать к голове, волнение подступало. Благо меня спасало моя способность в таких ситуациях выглядеть очень спокойно и выдержанно. Я пошел, хотя ноги не слушались.

Мы вошли в ту же дверь, куда исчезал бармен несколько минут назад. Войдя, очутились в длинном коридоре, вдоль которого располагались несколько подобных дверей. Пройдя его, почти до конца, вошли в одну из них.

Я так и думал, это была игральная комната.  В центре,  довольно просторного кабинета,  стоял игральный стол, за которым сидело шесть мужчин, держа в руках карты. На них была дорогая и стильная одежда. Никто не был пьян, кроме одного, который, очевидно был,  очередной жертвой, этих махинаторов. Лица игроков выражали спокойствие  и сосредоточение на игре. В центре стола лежала приличная кучка фишек, ставки были не маленькие.

– Вы меня искали? – обратился ко мне самый, как мне показалось,  представительный мужчина.

Это была очень интересная личность. Александр Матвеевич оказался  моложе, чем я себе представлял. На вид ему было лет 30, хотя его взгляд был гораздо старше, такой  пронзительный, можно сказать, вводящий в смущение. Даже что-то дьявольское, неприятное было в этом взгляде. Над бровью зиял небольшой шрам, что его нисколько не портило, а напротив, придавало мужественности. Александр Матвеевич жгучий брюнет, с правильными чертами лица, можно сказать, что красив. Скорее всего его любили женщины. «Обычно таких любят», – подумал я. На нем был по последней моде строгий костюм. Все движения он делал медленно, как будто с оттяжкой, тем самым показывая свою значимость.  Остальные заискивали перед ним. Он имел над ними власть. Но с этим образом совсем не совместим был голос этого человека. Слишком высок для него. Как будто выбивался из общей картины. Об этом недостатке Александр Матвеевич хорошо знал и поэтому прилагал все усилия более красочно оформить свой тембр, снижая как можно ниже звуки и проговаривая все  слова медленно и чинно. Все это мне напомнило театр, в котором женщины играя мужскую роль, пытаются  изобразить своим   голосом мужской  бас, что выглядит достаточно забавно. И все старания Александра Матвеевича меня тоже позабавили, но я не показал вида, хотя это позволило мне немного расслабиться.  И еще у меня осталось странное ощущение, будто я знаю этого человека или где-то видел его ранее.

– Да, – уверенно выпалил я. –  Я хочу отдать долг за Геннадия Кокошина.

Он с любопытством  посмотрел на меня, немного прищуривая глаза, что усиливало мое убеждение: «Я раньше где-то видел этого человека… но где?»

– Деньги при вас?

Почему-то я задумался, что мне ответить. Деньги действительно были со мной. И почему я засомневался, не понял сам. Все равно я пришел их отдать добровольно. Но что это за люди? Как они себя поведут в дальнейшем? Это меня озадачивало.

– Да, со мной,  – решился я, через несколько секунд напряженного молчания.

Александр Матвеевич пристально смотрел на меня, ни на минуту не отводя взгляда. Мне казалось, что он читает мои мысли.

– А вы знаете сумму долга? – спросил он, с прищуром.

– Три миллиона рублей, – сказал я, стараясь успокоить все сильнее нарастающее волнение.

– Три миллиона, – ухмыльнулся он. – А проценты? Уже прошло достаточно много времени. Я человек серьезный, не могу терять ни денег, ни времени. Шесть… шесть миллионов, не меньше, – выпалил он.

В этот момент я чуть не потерял дар речи.

– Мы можем все решить через игру, – сказал Александр Матвеевич, через небольшую паузу, как будто дал мне время прийти в себя. – Вы умеете играть?

Я умел хорошо играть в некоторые карточные игры, например, «21 очко». Меня научил отец. Он никогда не был заядлым игроком, но часто играл во дворе с мужиками на  разные рыбацкие снасти (он был любителем порыбачить)  и очень редко проигрывал.  Некоторым хитростям игры отец  научил и меня. Потом я стал выигрывать у ребят жвачки, рогатки и всякую мальчишечью мелочь. Когда об это узнала мама, нам с папой пришлось не сладко. Это навсегда отбило у нас охоту к азартным играм.

– На каких условиях? – поинтересовался я.

– Выигрываете вы, я забираю три миллиона и забываю про Геннадия. Выигрываю я, вы отдаете мне три миллиона и свою квартиру в придачу.

– Мою квартиру? – нахмурился я. – А может быть у меня нет квартиры.

– Сергей Павлович, – вздохнул снисходительно Александр Матвеевич. – Что вы думаете, мы здесь в игрушки играем. Мы знаем все о тех, кто нам должен. Кто его семья, друзья, коллеги.  Вот и о вас все знаем. У вас кабинет психолога, трехкомнатная квартира почти в центре, знаем какой у вас автомобиль. Что недавно от вас ушла жена. Продолжать?

Я был ошеломлен и разгневан одновременно. Неприятное ощущение, что кто-то следил за тобой, копал на тебя информацию, злило меня. Это гнев сыграл со мной удивительную шутку, я  согласился на игру. Уже позже я размышлял:  «Как я мог пойти на такие риски?  Я, настолько рассудительный и наперед все продумывающий человек?  И вот, так легко согласился на эту авантюру. Ведь безо всякого понятно, что эти люди вряд ли буду честно играть. И могут посадить меня в еще большую долговую яму».

-У меня есть условия, – процедил я.

– Какие?

– Играть будем в 21 очко, до первой победы, – раз согласился, думал я, пусть это будет быстрая «смерть», без мучений. –  Карты будут моими. И место за карточным столом выберу я сам.

Александру Матвеевичу стало любопытно от моей самоуверенности  и дерзости. Немного поразмыслив, он сказал:

– Хорошо.

Остальные свидетели нашего разговора сидели молча. И лишь пьяный  пытался что-то мычать себе под нос.

Я вышел на улицу, чтобы купить колоду карт. Было уже поздно, и практически все закрыто. Но не далеко от клуба стоял киоск.  В нем, очевидно, продавали из-под прилавка спиртное. Поэтому он был круглосуточным. И на мою удачу там нашлась одна колода карт. Продавщица оказалась довольно странной. Чем-то похожа была на цыганку и в полумраке окошечка выглядела довольно жутко.

– Решили счастье попытать? – спросила от скуки она.

Я промолчал. Мне не хотелось сейчас ни с кем разговаривать.

– Ну, ну. Удачи.

Я быстро взял с прилавка колоду и пошел в сторону клуба.

– Молодой человек, молодой человек, – кричала мне в след продавщица из окошечка. – Постойте.

Мне не хотелось оборачиваться, но я все же повернулся.

– Из вашей колоды вылетела карта, «король бубен». Кто знает, может именно она принесет вам удачу, – и протянула она мне потерянную карту.

– Спасибо,- пробурчал я и уже медленнее поплелся к клубу, как будто нес непосильную поклажу .

Когда я вернулся в клуб, в комнате уже не было пьяного  мужчины и еще нескольких человек. Очевидно, остались только телохранители и человек, который должен будет выполнять роль банкира.

– Как я могу быть уверен в вашем слове? – рискнул спросить я у Александра Матвеевича.

– Я всегда держу свое слово, – сдержанно сказал он.

Я сел напротив Александра Матвеевича. Скорее всего, везде были расставлены камеры, поэтому я решил очень аккуратно просматривать свои карты.

Колоду проверили при мне. Я выложил на стол всю сумму и ключи от квартиры.

– Александр Матвеевич, – обратился я хладнокровно к сопернику. – От вас я бы попросил  расписку о нашем уговоре.

Внутри меня все клокотало, бушевало. Сердце рвалось наружу от волнения и страха.   Но мое внешнее спокойствие не подвело меня и в этот раз.

– Вы меня удивляете, – проговорил Александр Матвеевич. –  Так спокойно себя ведете, словно  всю жизнь провели за карточным столом, причем профессионально и совершенно не имеете жалости к своей квартире и деньгам. А ваша дерзость даже вызывает во мне уважение. Или вы обладаете большим профессионализмов в области психологии? – с хитринкой в голосе сказал он, как будто все знал обо мне или видел меня насквозь.-  Хотя я всегда к психологам относился скептично, даже считал шарлатанами.

– То есть своими коллегами? – неожиданно выпалил я. Осознавая свою дерзость,  меня сразу окатило кипятком,

«Что я говорю,  – бродило у меня в голове. – Я в логове у медведя и пытаюсь его всячески разозлить? Да он съесть сейчас меня с потрохами и ничего не останется от лжепсихолога в этом мире….»

Александр Матвеевич усмехнулся.

– Что ж, каждый выполняет свою работу. И живет по своим правилам. Принесите мне бумагу, – обратился он, к рядом стоящему мужчине, очевидно телохранителю.

Расписку Александр Матвеевич писал не долго. Затем молча протянул мне и испытывающе посмотрел в глаза. Я взял лист и прочел его.

Расписка

«Я, Жук Александр Матвеевич, принимаю сумму три миллиона рублей  от Сергея Павловича Романова, в честь выплаты долга за Геннадия Дмитриевича Кокошина. Более не имею к нему претензий».

«Жук…Жук? Фамилия очень знакомая», – думал я. Откуда он знаем мои данные меня не удивило, а фамилия так и крутилась в голове».

-Вас все устраивает? –обратился ко мне Александр Матвеевич, немного прищурившись и как будто мысленно задавая мне другой вопрос. Но какой?

– Да. И я прилагаю к этому ваше слово,- сказал я.

– Хорошо, тогда начнем.

Банкир начали раздавать карты себе, мне и Александру Матвеевичу.

Первая карта, которая мне выпала была десятка. Я напряженно смотрел на Александра Матвеевича и пытался прочитать его мысли и реакцию на им полученную карту. Он был крайне спокоен, сосредоточен и с интересом смотрел на меня.

Я попросил вторую карту.

«Туз, только бы туз, – приговаривал про себя я, в надежде, что мысли материализуются»

Но нет, мне выпала шестерка. Шанс вытянуть  третью карту маленьким номиналом был не велик.

«Неужели это все… – крутилось у меня в голове».

Александр Матвеевич взял вторую карту. Я уловил его взгляд. Он был взволнован.

«Неужели полученный опыт в работе психологом выручит меня в данной ситуации? Или, может быть, я обманываю себя? Но нет, этот взгляд я знаю очень хорошо. И нервное подергивание сосуда под глазом. Что-то у него идет не так».

Банкир взял третью карту.  Пришла моя очередь.

«Брать или не брать. Шестнадцать – это очень мало. Но есть все шансы сделать перебор. Хотя с такими картами мало шансов победить, – мешались мысли в моей голове».

Но раз я сел за этот стол и решил рисковать, буду продолжать.

Детский опыт игры в карты был уже утерян. Я пытался вспомнить, что мне говорил отец в такой ситуации, но все было бесполезно.

Я попросил у банкира карту. Он протянул мне. Что было со мной в тот момент, когда я ее переворачивал чтобы  посмотреть. Мне казалось, что все функции моего организма уже отказали и мозг в особенности. Я уже ничего не соображал.

О чудо, это была король, король бубен, тот самый, что выпал из колоды, когда я покупал карты. У меня 20 очков.

«Нет перебора, нет перебора» – повторял бесконечно про себя я.

Мне казалось, все буквально читают на моем лице радость.

Александр Матвеевич отказался взять карту.

После того как банкир взял третью карту, нам предложили вскрыться. Первый был банкир. У него оказалось две дамы и девятка, в итоге пятнадцать очков. Следующим вскрывался я, а затем Александр Матвеевич. Несмотря на то, что я видел его волнение, уверенности в моей победе не было. Карты могли перетасовать, сделать подмену, да хоть что, все знают, как это происходит.

Он начал вскрывать свои карты по одной.  И что я вижу – первый туз.

«Ну все, – подумал я. – Как в кино. Еще десятка,  и я проиграл».

На стол легла вторая карта. Все было как в тумане, это была семерка.

«Неужели я выиграл, не может быть. Такое не возможно – летали мысли в моей голове.- Либо меня сейчас обманным путем заставят переигрывать, любо убьют на месте и никто не найдет косточки мои в лесу».

– Поздравляю вас! – протянул мне руку Александр Матвеевич. – Вы выиграли. Забирайте ваши ключи и расписку.

– И вы меня так просто отпустите? – с удивлением сказал я.

– Ну, зачем вы так? Я умею держать слово. А еще я умею быть благодарным,  – серьезно и спокойно произнес Александр Матвеевич. – Неужели вы меня так и не узнали?

– Простите, не узнал.

Он молча указал всем выйти из комнаты. Мы остались одни.

– Саша Жук, соседний дом номер 5, третья квартира. «Сила не в мышцах, а в голове» – произнес он фразу, ткнув меня в лоб.

И тут я вспомнил. Мальчик Саша из соседнего дома, которого все время обижали другие мальчишки. Мне было жаль его. И я неоднократно вставал на его защиту. А эту фразу мне все время говорил папа: «Сила не в мышцах, а в голове». И однажды, после очередной стычки, когда на Сашу мальчишки из соседнего двора натравили огромного бульдога, и я рискуя быть покусанным выскочил на собаку с деревянным ружьем, выструганным папой и несколькими ударами откинул ее. И пока она приходила в себя, мы успели убеждать. Но все же Сашу над бровью  успела прикусить. И вот он, тот самый шрам, остался  по сей день. После того как мы убежали, Саша сильно плакал и говорил, что не хочет жить, что нет у него друзей, и что все его ненавидят, потому что он слабый.  Я и сказал ему эту фразу: «Сила не в мышцах, а в голове».  Саша действительно был слабый от постоянных ангин. После этого родители увезли его на юг. И больше я с ним не встречался. И вот он, сидит передо мной, картежный мошенник, руководитель всей этой банды – Александр  Матвеевич.

– Вижу, помогла вам моя фраза, – сказал я.

– У каждого свой путь. Но после этого дня больше никто не посмел обидеть меня. Но это еще не все, – он сделал паузу. – Вы помогли моей жене выйти из депрессии. Она была на грани самоубийства. Понимаете, моя жена очень дорога мне, но она никак не хочет смириться с тем, чем я занимаюсь, а уйти от меня не может. Вот и возникли проблемы.

Я вспомнил, о ком он говорил. Это был очень сложный случай, еще в начале моей работы. Тогда у меня не было ни опыта, ни знаний, и я уж хотел отказаться от этой пациентки. Но она упросила меня принять ее. Мои сеансы начали давать плоды, и со временем состояние девушки нормализовалось.

– Да, я помню вашу жену. Как она сейчас?

– Ей гораздо лучше благодаря вам.  Сейчас она заграницей. Я планирую завязать со всем этим и уехать к ней.

В этот момент я увидел лицо настоящее, живое, искренне переживающего человека. Вся ухмылка, ложная маска сошла с него.

– Я рад за вас. Это правильное решение.

– Игра была честной, Сергей Павлович. В благодарность вам.

– А если бы я проиграл?

– Я бы забрал вашу квартиру.

– Такова благодарность?

– Я держу свое слово, – сказал он. Но честная игра, это была благодарность за жену. Вы заберите свои деньги – это моя благодарность за те слова, из детства и за то, что вы собой рисковали, чтобы меня спасти.  Берите, берите. Я не люблю быть в долгу. И, пожалуй, будем прощаться.

Я опустил глаза и задумался. Какая удивительная штука – жизнь, и насколько тесен мир.

Он взял мою сумку, сложил туда всю сумму. Позвал телохранителя и попросил проводить меня к выходу.

– Не играйте больше, Сергей Павлович, – крикнул он мне в догонку, прежде чем закрылась дверь.

Я стоял на улице и не мог пошевелиться. У меня совершенно не было сил. Всегда бывает так, когда переживешь стресс, и все оказывается позади. Я медленно сел в машину и углубился в свои мысли. Из клуба стали выходить пьяные, стучались мне в стекло, и чтобы не нарываться на новые неприятности, я завел машину и медленно выехал на шоссе в направлении дома.

Не помню, как я доехал до дома, но сразу завалился спать и проспал до полудня, пока мне не позвонила секретарша, напомнить о приеме. Я так крепко и долго не спал уже давно. У меня была бессонница с момента, когда ушла Серафима. Я поднялся, нехотя собрался и поехал на работу. Голова жутко раскалывалась.

После работы я сразу направился к Генке. Его не оказалось дома. Но меня встретила Тамара.  Я рассказал ей что произошло. Тамара  очень обрадовалась, пыталась меня оставить дождаться Гену, но я отказался. Голова так и болела. Она обещала все ему рассказать, на том мы и расстались.

С тех пор прошло 7 месяцев. Гена восстановился на работе. С Тамарой, наконец, сложились  официальные отношения, и вскоре они должны были пожениться. Мы встречались гораздо чаще. Он забегал ко мне в кабинет и неоднократно благодарил за все. Я взял с него обещание, что он больше играть не будет. Он согласился. И не из-за обещания, а ради Тамары. Гена рассказал, что очень привязан  и благодарен ей. Он говорил, что у него нет к ней романтической  любви, но большое уважение и восхищение. А я думаю, что это и есть любовь. Генка просто это чувство путает с  влюбленностью. А в любви ведь важно чувство внутреннего единения, понимания, что это твоя половина и если ее оторвать, то человека полноценного уже не будет. Так было с моей мамой, так и сейчас со мной.

Мама стала все чаще болеть. И в один день мне сообщили, что ее увезли в больницу на скорой. Я мчался туда со всех ног. Но опоздал. Мамы не стало. Было все как в тумане. Эти несколько дней организации похорон и всего необходимого, казалось, прошли мимо меня. Я был совершенно не способен, к каким либо действиям. Все организовали Гена и Тамара. И я очень благодарен им за это.

В памяти остались только два дня. День, когда мне в больнице сообщили о смерти и день похорон. Вернее момент, когда я стоял уже один у могилы мамы. День выдался очень пасмурным. Даже природа оплакивала маму. Несмотря на то, что буквально 10 минут назад от меня отошли люди, которые выражали мне сочувствие, я чувствовал себя безумно одиноким.  Грудь разрывалась от отчаяния и  вины перед всеми, перед мамой… Кто-то взял меня за руку и я поднял глаза. Это была Серафима. К горлу подступил комок. Она обняла меня, и я разрыдался. Я никогда в жизни так не плакал, как в тот день, разве только в детстве, когда упал с велосипеда и разорвал себе мышцу на ноге. Рана потери и отчаяния в этот день была гораздо глубже. Мне думалось, что проплакал целый час. Когда мир и облегчение стали приходить в мое сердце, мне показалось, что что-то отделяет нас друг от друга. Нет, не духовное, не наш разрыв, а что-то физическое. Я чуть отстранил от себя Серафиму и увидел живот. Она была беременна…

Серафима посмотрела мне в глаза, чуть улыбнулась. По ее взгляду я все понял, и еще крепче прижал ее к себе.

С тех пор прошло почти 20 лет. Серафима простила меня. Она подарила мне двух моих самых дорогих детей, сына и дочь, которую мы назвали в честь мамы.

Гена женился на Тамаре, и она  родила ему  четверых необузданных мальчишек, с таким же импульсивным и взбалмошным характером, как у Гены. В  своей работе он уверенным шагом шел в гору и все время говорил: «Это благодаря моей Томочке».

Я получил второе высшее психологическое образование, защитил кандидатскую, а затем докторскую по психологическим наукам.  Неоднократно награждался премиями. Серафима говорила, что психология – это мое истинное призвание. Меня знали в профессиональных кругах, как лучшего специалиста и практика. Моими клиентами были знаменитые и заслуженные люди. И не смотря на все это, я всегда находился в напряжении, как бы кто не узнал начало моего пути. Мой обман мне стоил очень дорого. И своих детей я учил никогда не обманывать, всегда взвешивать свои поступки и принимать правильные решения, как бы не было заманчиво предложение.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

2020 г.