Впервые Боря встретился с Ним сразу после своего рождения.
Очевидно, Дьявол уже тогда приметил появление на белый свет порочной души.
В церкви, когда Борю крестили, он так орал и крутился в руках крестных, что чуть не упал мимо святой купели.
Рос Борис трусливым и подловатым.
Впрочем, это не особо его беспокоило.
Жить он старался для себя, ибо любовь к самому себе почитал высшей из людских добродетелей.
Ближнего тоже надо любить, но, конечно, не больше себя самого, и с этой точки зрения сатанинские принципы жизни нравились Борису куда больше, чем всеобщая любовь Всевышнего ко всем и всему.
Поэтому между ним и Дьяволом сразу же протянулась невидимая ниточка общения.
Боря никогда не позволял себе плевать через левое плечо, памятуя, что он именно там, за спиной, слева.
Иногда Боря обращался к нему за небольшими услугами, и Он оказывал эти услуги, не требуя взамен практически ничего, а если и просил, то так, ерунду всякую, например: соврать или предать, – в общем, сущие пустяки, Борису это ничего не стоило.
Так вот шел год за годом, наконец, Борису исполнилось тридцать три.
Он к этому времени женился, и уже сыну исполнилось пятнадцать годиков; таким же, кстати, негодяем рос, как и сам отец.
Жена закончила МГИМО, но Боря считал ее круглой дурой, но поскольку надо же было с кем-то жить, постольку Борис и жил с нею, не обращая на нее особого внимания.
Мать Бориса умерла года три назад, доведенная сынком до сумашествия, а теперь от рака загибался в онкологии папаша. Все никак не мог умереть. А чтобы его квартира не стояла зря пустая, Борис ее втихаря сдал под офис одним дельцам. Но папаша уперся и никак не давал ключи.
«Пока я жив!..» — кричал, а чего, спрашивается, кричать? Сейчас жив, через час не жив…
Единственная отрада Бориса была работа… да еще любовница, пожалуй.
Любовница замужняя — Борису одинокие бабы даром не нужны. Муж у любовницы — сущий лопух: стирает, гладит, за детьми ухаживает.
Такие, как эта женщина, просто клад: и на подарки не надо особенно тратиться, и обязательств никаких.
Встретились, раз-раз, и разбежались.
На 8 марта ей духи. Она на 23 февраля что-нибудь не дешевле; к этому ее Боря сразу приучил.
Работу Боря нашел, наверное, не без Его помощи, в одном коммерческом банке. Так, продал кое-кого кое-кому за то, чтобы влезть в этот банк.
Влез. И потихоньку, потихоньку начал карабкаться наверх. Так за полтора года добрался до кабинета одного из замов управляющего.
Но и сам Борис и Сатана прекрасно понимали, что надо куда больше. Весь банк, а не часть его.
Но об этом Борис с Ним никак не мог договориться.
И чего только ему Борис не предлагал, все и вся готов был продать. Оболгать, обворовать, опозорить, обмануть, подставить хоть кого, но Он вдруг уперся — и все тут.
Мол, Он и так много Борису за такие мелочи помогал, и хватит. Теперь подавай Ему что-нибудь посущественнее.
А что, спрашивается, посущественнее? – Душу Бориса. Слишком жирно будет.
Боря Ему предлагал и жены душу, и сына, безвинного негодяя, и любовницы, и папаши-доходяги — не берет.
Объясняя тем, что у него с теми душами сложности возникнут, а вот с Борисом никаких проблем в их тайной канцелярии не возникнет.
Вообще-то торговаться с Сатаной — хуже нет: отец лжи так и норовит обмануть. Но и Борис был не лыком шит.
Спорили они, спорили, и, наконец, Борис понял, что придется и самому чем-то пожертвовать. Хоть и жалко, но раз уж решился расстаться с чем-то собственным, то проворачивать это следует с наименьшими потерями.
И опять пошла торговля, но уже по деталям.
Торговались, торговались и порешили, что за назначение управляющим банком Борис отдаст Ему один час своей собственной жизни.
«Черт с Ним, — решил Борис. — Пусть берет, с меня не убудет».
Договорились, что этот час Борис выберет сам, но лишь после того, как его назначат управляющим.
Он все рассчитал и продумал.
Решил, пусть этот час придется на обеденный перерыв в первый день на новой должности.
Закроется он в своем новом кабинете на весь этот час, не будет ни дверь открывать, ни на звонки отвечать. Журналы, газетки почитает — час и пройдет незаметно. И ничего плохого Сатана сделать не успеет.
Но нутром Борис чувствовал, что Он готовит-таки ему подлость, негодяй!
Но хоть он и Дьявол, хоть и хитрый, но Борис решил, что хитрее: не зря с Ним столько лет сотрудничал, научился кое-чему.
Он думает, что купил один час души, ан нет: Борис решил продать Ему один час Ничего, час пустого времени, проведенного в кабинете, где ничего не произойдет.
Он буду бездействовать, а от бездействия вреда не бывает.
«Ха-ха, я продам я Ему голое «Ничто!» То-то рожа его рогатая скривится не хуже человеческой», – решил Боря после долгих сомнений.
Борис подписал кровью Его документ и назвал ему час.
Сатана опешил и скривился. Но дело сделано, документ подписан, так что придется следовать букве договора.
Поскрипел Он зубами, повертел хвостом и, не прощаясь, исчез.
И тут же вбегает к Борису перепуганная секретарша и кричит с порога:
– Управляющий… Семен Пахомыч только что скончался в своем кабинете.
Боря — туда, а там уже полно народа и врачей.
Сердце у него вдруг остановилось, а ведь с виду здоровый был мужик.
Бориса нашло в толпе и отвело в сторонку одно влиятельное лицо.
– Есть мнение, — говорит тот со скорбной миной, — назначить тебя на место покойного. Я поддерживаю. — И добавил, глядя в глаза: — Подойдет от меня директор одного предприятия, так ты оформи ему безвозвратный кредит на пятьсот миллионов.
Борис, тоже со скорбью на лице, с готовностью подтвердил, что оформит такой ерундовский кредит сразу же после назначения.
– Вот и прекрасно, — сказало влиятельное лицо, похлопав Бориса по плечу. — С покойным всегда были проблемы, а с тобой, видимо, не будет.
Через неделю кабинет управляющего продезинфицировали, и Борис въехал в него вместе с настольными портретами родителей, жены и сына. Пусть люди думают, что он хоть кого-то любит в этом мире.
Борис прошелся по кабинету. Пооткрывал дверки пустых встроенных шкафов. Понажимал кнопки селектора, проверил связь — все работало.
Ладно.
Решил до окончания проданного Дьяволу часа ничего не делать и ничего не подписывать.
Выпил чаю.
Позвонил своим бабам.
Вначале жене, напомнил ей, что она дура. Она согласилась, но почему-то заплакала.
Потом любовнице — ей напомнил, что он теперь шишка покруче, чем был, пусть подумает, чем теперь будет удерживать. Такие мужики, как он, на улице не валяются, а таких, как она, с идиотами мужьями — пруд пруди.
Она обозвала Бориса сволочью и почему-то тоже заплакала.
Ладно, пусть поплачут, меньше кое-чего другого сделают.
Заодно вызвал секретаршу покойного, ветхую его подругу, и напомнил, что пора бы ей покинуть учреждение, а то, не дай бог, еще помрет, как ее дружок, здесь, в приемной, и придется опять все хлоркой посыпать.
Она покачалась немного и ушла, шаркая и рыдая.
Вот так.
Вроде, все.
До обеда еще оставалось два часа.
Решил позвонить отцу, помочь предстать пред Создателем.
Позвонил.
Не соединили, на облучении, говорят.
Ладно, пусть облучают.
Облучай, не облучай, а квартирка-то все равно не его будет.
Из приемной послышался какой-то шум.
Боря выглянул.
Оказалось, уводят под белы руки старую секретаршу.
На ее место тут же села Борина, вся в прыщах перекиси. Сказал ей, лупоглазой, чтобы не соединяла ни с кем и предупредила охрану, чтобы не пускали никого с улицы.
Все дела — после обеда.
Попросил принести газет, кофейничек и коньячок.
До проданного времени оставалось полчаса.
Постоял у окна, тонированного, зеркального.
Внизу людишки, как букашки.
Суетятся, козявки, бегают, лапками перебирают. Маленькие они какие-то, плюгавенькие, а он Борис вон какой в зеркальном стекле — высокий, сильный, правда с лысинкой, но это ничего, это даже украшает.
Намекает на недюжинный интеллект — лоб от лысины кажется выше и мощнее. А раз лоб большой, значит, ума палата.
Смерил Боря свой лоб пальцами – впечатляет.
«С таким-то лбом скоро и без Дьявола обойдусь», – решил Боря.
«Бамм!» — ударили часы. Боря даже вздрогнул.
Все — наступило дьявольское время.
Осторожно, на цыпочках подошел он к своему креслу и тихо сел в него.
Замер.
Ничего.
Потекли минуты.
Боря взял газету, начал читать.
Через минуту заглянула секретарша, сказала, что звонят из больницы, от отца.
«Ага, — обрадовался Боря, — похоже, каюк папаше».
По такому случаю трубку грех не взять.
А там папа бодрым голосом сообщил Боре, что у него только, что неожиданно вдруг пропали все раковые метастазы и его выписывают.
Боря онемел.
А папаша все смеялся, все говорил и говорил о том, как он сейчас выпишется, да как приедет к себе в квартиру, и что там будет делать…
Боря бросил трубку.
Что же теперь делать? Боря уже плату за пять лет вперед взял и пустил эти деньги в оборот.
Теперь их не вытащишь. А люди — те, что дали деньги, — деньги попросят взад, причем очень быстро и настойчего.
Посмотрел Боря на часы.
Прошло пять минут.
Руки задрожали.
Тело задергалось.
«Та-ак, — сказал он себе. — Спокойно. Больше никаких звонков».
На всякий случай выгнал свою долгоногую из приемной и запер за ней дверь. Чтобы не вздумала сдуру соединить еще с кем-нибудь, у кого случилось что-то хорошее.
Уходя, она сообщила, что жена Бориса принесла ему кассету и записку.
Боря кассету взял, а записку бросил. И прямо в пустой приемной от нечего делать вставил ее в видеомагнитофон и включил телевизор.
Там какой-то идиот развлекался в постели с двумя негритянками.
Пригляделся — да это же он Боря в парижском номере во время загранкомандировки! Боря вспотел: «Откуда у его жены эта кассета». Быстро нашел записку. В ней его жена сообщала ему, что благодарит Бога, за то, что уже давно не спит с ним, с Борей, так как у этих двух негритянок СПИД. «Что?» – закричал Боря и запустил в телевизор подвернувшимся под руку кофейником. Тот врезался в стол и взорвался, как бомба, разукрасив приемную кофейным цветом.
Тут в дверь стала ломиться охрана.
Пока Борис, суетясь, доставал кассету из сломанного видеомагнитафона, дверь выломали.
Наконец Борис выцарапал-таки кассету и нырнул к себе в кабинет, оставив охранников и секретаршу в изумленном остолбенении.
Кассету он тут же разломал, а пленку порвал на клочья и разметал по кабинету.
И тут же позвонил жене, любительнице похабных картинок.
Она вначале слушала молча, а затем наговорила ему такого, что Боря сам замолчал и молчал очень долго.
Впереди замаячил СПИД.
«Врет», — подумал Боря, впрочем, без особой уверенности.
И решил позвонить любовнице, как-никак она врач, и что-то такое у нее бы у первой обнаружили.
Позвонил.
Она Бориса выслушала и, похоже, грохнулась в обморок: с того конца линии донеслись панические вопли.
У Бори закружилась голова.
От сатанинского часа прошло тридцать две минуты.
Хотел ничего не делать, а надо было ехать.
Ехать домой к идиотке-жене, в больницу к любовнице, на квартиру к отцу, но Боря решил ждать, когда закончится проданный час.
Налил он себе полстакана коньяку и выпил залпом.
Коньяк оказался таким крепким, что он чуть не подавился и от кашля загнулся в пол. При этом лбом треснулся об ручку кресла и рассадил лоб до крови.
Но Борис молчал. Не кричал. Понимал, что, если позовет на помощь, может произойти что-то совсем ужасное.
Обложив лоб бумажными салфетками, он рухнул в свое новое кресло.
Но тут же подпрыгнул от какого-то шороха.
Оказалось, он сел на им же брошенную газету.
Схватил ее, хотел разорвать, но в глаза бросился заголовок, который он почему-то раньше не заметил: «Умер управляющий — умирает банк».
А ниже — маленькое сообщение, что его банку приостановили действие центробанковой лицензии.
– Что-о?! — воскликнул Боря, не веря глазам.
Тут в щель заглянула секретарша и выпалила:
– К вам ваш сын. — Увидела окривевшую рожу своего шефа, ойкнула и исчезла.
– Сын? — машинально переспросил Боря и машинально же глянул на часы.
Они стояли. Стрелки застыли за пять минут до конца проданного времени.
– Стоп, — сказал Бесу Всевышний. — Ребенка оставь в покое — нет у тебя права на его душу. И без того ты много натворил в свой час.
– Ха-ха мой Бог! Да я же ничего не делал, Господи. Он сам своим бездействием создал все это. А я всего лишь наблюдал со стороны. Как, оказывается, просто уничтожить твое создание. Надо всего лишь сказать, что я, Сатана, рядом, и человек сам начинает себя гробить. Глупец. Сидит и ждет. И этим себя уничтожает. Так что, Боже, если не будем губить младшего, то я забираю этого банкира, а то он за пять оставшихся минут такого натворит, чего даже мне, Дьяволу, не придумать.
Господь посмотрел на своего некогда лучшего Ангела, ныне подобострастно виляющего перед ним хвостом, на застывшего Бориса с проданной на час душой и махнул дланью:
– Забирай! Мне он не нужен.
– Хорошо тогда я сына его подменю.
– Сын? — переспросил Боря.
– Да, сын прежнего управляющего.
– Чего ему надо?
– Не знаю.
Оттолкнув ее, в кабинет ворвался парень.
Боря как увидел его, так и понял: это конец, он пришел его убить. Наверное, Сатана ему шепнул, ради кого и чего умер его папаша.
И Боря не стал ждать смертоубийства. С детства боялся физической боли.
Решил: «В окно…» И разбежавшись, выбил импортное тонированное стекло вместе с пластмассовой рамой.
И в этот момент пробили часы.
Все…
А этот сын бросился за Борей к окну с какой-то бумажкой, крича вслед, уже вылетающему с седьмого этажа: «Подпишите денежную помощь на поминки по отцу!»
«Какому отцу? — еще успел Борис подумать. — Какую помощь? Как же так? Он же пришел меня убивать».
Бам-м… об дорогу, по которой ходят люди-букашки.
И тут же:
– Привет, приятель, а вот и я. — Дьявол стоял над Борисовым бездыханным телом.
— Что, обманул? – И он схватил грешную Борину душу. — Все, полетели.
Душа Бориса трепыхнулась с надеждой: раз полетели, так, может быть, не к нему, в Ад, а туда к Всевышнему.
Но Дьявол, подхватив Борину душу, оторвал ее от толпы, уже собравшейся над распластанным телом, сделал круг, дал проститься с белым светом и с размахом швырнул ее в Преисподнюю.
Автор публикации
