Приспичило

В четыре часа по полудню я очень быстрым шагом, порой переходящим в торопливое семенение, злобно поглядывая по сторонам, летел по проспекту. Я очень спешил по деликатной, но весьма веской причине. Как раз в разгар воскресного променада меня, знаете ли, вдруг приспичило. В самом не подходящем для этого дела месте. Кругом масса праздно шатающегося народа. Завернуть решительно некуда. – Везде, куда бы я не кинул свой молящий о пощаде взгляд, кто-то сидел на лавочке, прогуливался с собачкой, или просто стоял и нагло ничего не делал. Просто издевательство! Чего им всем дома-то не сидится? – горько сетовал я, хотя задним умом и догадывался (передний-то у меня застыл где-то в районе мочевого пузыря), что сегодня вообще-то воскресение, именно по этому поводу все и выперлись на улицу поторговать физиономиями да полыбиться предвечернему солнышку. Через два квартала будет парк с шикарными раскидистыми кустами и вековыми деревьями. Там хорошо, – думал я, – там леший бродит, русалка на ветвях сидит… пойдёт налево – песнь заводит, направо – басом говорит… Только бы добежать…

Первые деревья. По дорожкам не спеша прогуливаются многочисленные парочки. Все скамейки заняты. Взмокший от бега и, дрожа от нетерпения, стремительно несусь вглубь парка. Вижу по левую руку жёлтую трансформаторную будку, сворачиваю и, ни на кого не обращая внимания, решительно направляюсь к ней. За будкой высокий зелёный забор. Быстро втискиваюсь между забором и будкой, расстёгиваю ширинку… и мир замирает в своём великолепии и величии.

 

– Ничего на свете лучше не-е-ту, чем бродить друзьям по белу све-е-ту,- вышел я из-за будки, застёгивая на ходу штаны. – С другой стороны вышел, не с той, с которой заходил.

– Это я удачно зашёл, – вырвалась у меня цитата Жоржа Милославского, и почему-то добавил, – Аминь!

Вдохнув полной грудью, я осмотрелся. – Что-то изменилось. Нет, вроде бы всё на месте, да что-то не так! Я вдруг заметил первые пожелтевшие листочки на деревьях. Сегодня пятое сентября, преддверие бабьего лета. Услышал крик чайки и осознал всю медлительность скорости звука. Чайка кричала медленно! И не только чайка! Все звуки, доносившиеся до меня, текли плавно, я их отчётливо видел, даже предугадывал, когда они достигнут моего уха. Вот это поворот! Что происходит?

А когда я увидел сквозь листву солнце, то понял, что цветовую гамму можно настроить подобно цветному телевизору. Поупражнявшись с выбором оттенков, я остановился на тёплых предвечерних тонах. В меру яркое, но тихое осеннее солнышко. Я включил бабье лето на букве «Ю», – она зажглась на моём мониторе с внутренней стороны лба. И по моему лицу расплылась жёлтая блаженная улыбка, а во рту появился кисло-сладкий вкус рассола от квашенной капусты. Почему-то запахло пенсией, шахматами и занимательной газеткой в скверике на скамейке… На душе стало так ласково, так розово и плешиво… И через это я понял, что плешью своей души, я отбрасываю блики в окружающий мир. Удивительное ощущение!

Из парка я вышел уже в совершенно иной мир. Теперь всё было по-другому! Как-то неспешно и одухотворённо что ли. Я шагал на месте, а дома будто проплывали мимо меня, как на эскалаторе. Причём скорость эскалатора можно было регулировать по желанию. Я был будто в аквариуме, – в прозрачной утробе, наполненной тёплой изначальной средой. Чувство некой локальной невесомости, ничего общего не имеющего с эгоизмом. Стенки аквариума защищали меня от колючего внешнего мира. Я наблюдал через них за окружающим, и меня решительно всё устраивало. Даже самокатчики с велосипедистами не раздражали! Я шёл от улицы к улице и размышлял о случившемся. И тут до меня дошло, почему в детских книжках солнышко рисуют улыбающимся. Задрав голову вверх, я увидел в небе тёплую бабушкину улыбку. Снисходительно-стогую, но безмерно любящую.

Я достал сигарету и закурил. Чувство собственной бренности больше не пугало, а скорее вдохновляло на подвиги. Я всего лишь пешеход, всем до меня ровным счётом нет никакого дела, как, впрочем, и мне они все – до лампочки. И в этом нет ничего плохого. В этом есть доля кайфа!

Впереди горел зелёный сигнал светофора. Я поднажал, чтобы успеть перейти улицу, и только ступил на проезжую часть, как меня чуть не сбил пенсионер в инвалидном кресле с электроприводом. Еле успел отскочить в сторону! Но время, увы, упущено!  Светофор замигал, и загорелся красный. Я хотел было выругаться в след внезапному лихачу, но инвалид был уже на другой стороне улицы. Он издевательски помахал мне ручкой, послал воздушный поцелуй и скрылся в толпе. А я так и остался стоять с открытым ртом. Загорелся зелёный. Прямо посреди проезжей части, на зебре, я поймал себя на мысли, что у меня такая же нелепая походка, как у комодского варана! В раскорячку! Нет! Так дело не пойдёт! Чего-то не хватает! Надо смазать этот мир, чтобы не скрипел. В конце-то концов – что это мы всё без музыки да без музыки?!

И – хоп! Сначала фоново, потом – по нарастающей… И тут оно как грянет со всей дури! – Ансамбль русских народных инструментов! Ба! Плясовая! Я даже подпрыгнул от неожиданности! Но, как ни странно, нисколько не удивился выбору музыки! Всё было органично: само собой разумеющееся музыкальное сопровождение. Музыка лилась ниоткуда. Она просто звучала! Прохожие, как я подметил, стали двигаться в такт ритмическому рисунку. Даже подростки, казалось бы, чуждые всему русскому и народному – и те, будто почувствовав глубинные корни, шли пританцовывая. И я не стал исключением: поймал себя на том, что тоже невольно приплясываю под балалаечные наигрыши. Сначала даже сконфузился и остановился, но потом ничего, освоился. Пошло как по маслу. – Шагать по проспекту стало намного веселей.

Над витриной магазина, торгующего телевизорами и прочей электроникой, рабочие меняли вывеску. Я остановился поглазеть: название известной торговой сети было низвергнуто, и заменено на кричащую вывеску «ГАЛАНТЕРЕЯ НЕВЕЖЕСТВА». Ха! Креативненько, – резюмировал я, – вот это по-нашему! По-бразильски, хи-хи-хи! И главное ведь – не поспоришь!

Подустав от безудержного веселья, я решил свернуть с шумного проспекта на тихую узкую улочку. И действительно музыкальная тема тут же поменялась. Впереди показались купола храма, раздался колокольный звон и понеслось со всех сторон по нарастающей:

 

Вставайте, люди русские,

На славный бой, на смертный бой,

Вставайте, люди вольные,

За нашу землю честную!

 

Вся улица была в тени, а купола впереди ослепительно блестели на солнце. И от этого никуда было не деться… Это мне показалось через-чур: слишком уж пафосно и патриотично, перебор. Но возле крыльца стоматологической клиники жанр сменился на более лёгкий:

 

…Крокодил не ловится,
Не растёт кокос!
Плачут, богу молятся,
Не жалея слёз!

Плачут, богу молятся,

Не жалея слёз…

– На проклятом острове – у всех пародонтоз! – добавил я от себя.

 

Мелодии и ритмы сменяли друг друга от улицы к улице. У каждой было своё оригинальное звучание. Несколько раз меня чуть не сбивал всё тот же чёртов инвалид на электрокресле. Такое ощущение, что он катается кругами, и караулит за углом, чтобы вынырнуть прямо перед моим носом:

– ХЭ-ХЭ-ХЭЙ! Поберегись! – кричал он тонким скрипучим голоском, вылетая из-за угла. Я отпрыгивал в сторону, а он, отъехав на безопасное расстояние, останавливался и обернувшись на своём гоночном кресле издевательски весело и непринуждённо махал мне ручкой. Вот, гад, разыгрался на старости лет! Инвалид, – а всё туда же! Развлекается он, видите ли, таким образом!

Долго ли коротко ли, но я вышел к площади. Как это водится, в центре возвышался памятник Ленину. Ильич стоял на постаменте с воздетой к проезжей части рукой. По периметру, позади и с боков монумента расположились скамейки. На площади было многолюдно. Все скамейки были заняты: мамаши с колясками, старушки, праздно проводящая время молодёжь. Зазвучала до боли знакомая тема. Я силился вспомнить откуда эта музыка, где я её слышал?.. Чёрт! – Ленин зашевелился! – застыл я в изумлении. Ильич повертел головой, повёл рукой и зычным поставленным баритоном запел:

 

Поле, русское поле…

Светит луна, или падает снег –

Счастьем и болью связан с тобою,

Нет, не забыть тебя сердцу во век.

Русское поле, русское поле…

Сколько дорог прошагать мне пришлось!..

 

Сказать, что я был ошеломлён – это ничего не сказать! Не смел и пошевелиться из-за величественности и грандиозности момента. Из глаз ручьём потекли слёзы. Не ожидал от себя такой реакции. Расчувствовался по полной! Боже мой, – думал я, глотая слёзы, – ведь всё могло сложиться совершенно…совсем-совсем по-другому! Без напрасных жертв и бессмысленного моря крови…

Когда Владимир Ильич закончил пение и замер на своём постаменте, как ему и положено по статусу, я обратил внимание, что многие посмотрели на часы. Похоже я был единственным, кто так проникся его исполнением. Для всех остальных – это было обыденностью, будто они каждый божий день видят распевающего песни вождя. Я подошёл к памятнику и увидел на постаменте табличку, это было расписание – во сколько какая песня будет исполняться. Чёрт побери! Они что вождя в кукушку что ли превратили?! Часы они по нему сверяют, видите ли! И горя праведным негодованием, поспешил покинуть площадь, чуть не налетев на вездесущего инвалида-колясочника.

– Что вы всё мне под ноги кидаетесь?! – уже не стал сдерживаться я, – какого лешего вам от меня надо?

– Да пошёл ты! – орал вдогонку инвалид, – нужен ты мне! И не таких видали!

Я прошагал метров двести и постепенно успокоился. Не всё так радужно в этом новом для меня мире, – рассуждал я, – везде случаются перегибы. Неужели так всё и останется? Пора бы и честь знать. Так… Я вышел из-за трансформаторной будки не стой стороны, с которой заходил… Надо вернуться и исправить недоразумение! Должно помочь, я надеюсь… Где-то я об этом читал. Порталы там всякие… – думал я, заворачивая за угол дома…и тут же упёрся лбом о дуло старинного пистолета. Передо мной стоял Джек-Воробей! Собственной персоной!

– Ох, не для тебя я берёг эту пулю, – характерно жестикулируя проговорил он под тему из «Пиратов Карибского моря», – смекаешь?

Какое-то мгновение я стоял неподвижно и смотрел на него, но преодолев оцепенение, юркнул обратно за угол и прижался спиной к стене. Переведя дух, я осторожно выглянул за угол. Как и предполагал, там уже никого не было. Обычная вечерняя улица. Нет, надо валить из этого мира. Вечереет уже. И если даже сейчас, пока светло, происходят такие вещи, то что же может вылезти из-за угла, когда совсем стемнеет?! Срочно назад, в родную стихию! – скомандовал я себе и прибавил шагу.

И чем ближе я подходил к парку, тем сильней давал о себе знать мочевой пузырь. История повторяется! Это хороший знак. Когда проходил мимо витрины магазина с индийскими товарами (куклы, благовония и прочая атрибутика), зазвучала знакомая до боли песня:

 

…Ситар играл.

Кто на нём играл? Чей это ситар?

На ситаре играл сам Рави Шанкар…

 

Ха! – Вот, это уже ближе нашей реальности, – резюмировал я, подпевая и ускоряя шаг. Показались деревья. Надо бы коту травы нарвать… Вот и жёлтая будка. Всё то же ощущение. Я зашёл с нужной стороны, опорожнил мочевой пузырь и вышел с другой. Неспеша огляделся и прислушался. Я – дома!

 

Нарвав для кота травы, я вышел из парка. Знакомые до боли звуки вечернего города. Мы их воспринимаем лишь фоном, не придавая им должного значения. А очень даже зря! Не понимаю людей, которые прячутся от внешнего мира с помощью наушников, – так ведь можно пропустить мимо ушей нечто крайне важное. Нечто такое, чего уже никогда не услышишь…

А я просто шёл и жадно вслушивался в улицу. Как доктор со стетоскопом.

 

20 сентября 2021 г.