Повесть… Почти печальная…

Тавтограмма или Инициальная аллитерация. Текст, в котором все слова начинаются с одной буквы. Любопытный, затягивающий эксперимент…
___________________________________

Пышнотелая попадья Прасковья Поликарповна Подтыкайло, полупьяно присев прямо посреди погоста, причитала: “Пошто помер? Пошто покинул православных? Пошто, Петр Петрович?”

Пуржило… Подмерзало… “Посижу пока” – подумала попадья.

 

Печаль проникала прямо под причудливо приукрашенный позёмкой покрывной плат – пуховый платок, подаренный покойным перед Преображеньем. Приоткрыв полушубок, попадья по-простецки проверила, прощупала пальцами припрятанные под платьем после похорон пятаки… Поразмыслила: “Пригодятся”…

 

Потом притихла.., прислушалась… Померещился Прасковье противный птичий писк под пухлой попой.
Прикрикнула: “Поди прочь!”. Перепугавшись, прытко подпрыгнула, перекрестилась. Потрясая полушубком, пулей помчалась прямо по погосту. Пересекла пустошь. Потом, поднимая подол повыше, поскакала по пристани.

 

Позже, поскользнувшись, пресмешно падая, попадья проделала полынью, провалившись почти по пояс, пробив первородный пух поземки, покрывающий плоть подмерзающей проруби…

 

“Пропади пропадом!”- подумала попадья. “Пока поплаваю, потом поднатужусь…”

 

Прорубь протрезвила Поликарповну. “Пора” … Приноровившись, прихватила полой платья плоскость полена, плавающего поверх полыньи. Поохала, поругалась… Пришлось постараться пробивая путь прочь. Победила… Постанывая, поплелась прямо по пристани. Пересекая площадь, повторяла: “Пошто…? Пошто?!?”

 

Продвигаясь по пустынному променаду – порой перебежками, порой перешагивая подмороженные пятна плевков, порой поскальзываясь, попадья печально подвывала: “Проклятая поллитра… Пить перестану… Превратилась… Просто пьянчужка!”…

 

Потерявшая после полыньи промокший подьюбник, попадья продрогла… Прасковью потряхивало. Постаралась представить прогретую поверхность протопленной печки, полати, покрытые пуховой периной. “Прибегу – погреюсь” подумала Прасковья Поликарповна… Подумала, послушно поверив приятным помыслам… Просчитывая путь покороче, припомнила полуштоф, припрятанный под половицей… Потеплело…

 

Печально представила покойного Петра Петровича. Потом печаль по плешивому плюгавому покойнику померкла…

 

Перед порогом подворья, памятуя полуштоф, попадья прибавила прыти. Побежала побыстрее, поднимая платьем пыль позёмки.

 

Пришла. Плотно прикрыла портьерой прихожую. Переоделась потеплее. Погрелась, приобняв поверхность прогретой печки.
Пододвинув полусапожком пестрый половик, поднатужилась, подняла половицу. Полными пальчиками подхватила полуштоф, подула, постаралась протереть прилипчивую паутину. Поставила посуду, порезала печеночного пирога, положила половину пресной паляницы. Посередине посеребренного праздничного подноса поместила пяток принесенных после панихиды просвирок, прикинула поверх покрывальцем – поставила подле постели.

 

После пережитых приключений попадья почти падала – притомилась… Прилегла, пристроившись посреди пышных подушек. Попыталась поспать.. Послышался плач падчерицы, прервавший полудрему. Пришлось пробуждаться привычным путём – плотно прихватив пальцами полуштоф, Прасковья приоткрыла пробочку, понюхала… Плеснула полрюмки прозрачной пакости. Пригубив, плюнула – попомнила пыточное похмелье… Пробормотала: “Правда… Пьянчужка…”

 

Поднявшись, поправила подушки, прикрыла постель покрывалом.
Привычно перекрестив пышные плечи, произнесла: “Покойся, Петруша”. Помедлив, переполненная правдой, прибавила полушепотом: “Похоронила постылого”.

Постояла… Помолчала… Потом придумала позвать подъячего.

Покричала плачущую падчерицу: “Полюшка! Поди, позови Порфирия Прокопыча. Пусть приходит. Посидим. Помянем папашу”. Понятливая падчерица побежала…

 

После получаса поминального пития по Петру Петровичу, попадья поразмыслила: “Позову-ка попозже полицмейстера. Пренепременно позову! Полицмейстер падок приставать… Пылкость пусть пока подождет… Потом прекрасная пара получится…”