– Моего, моего паспорта нет! Не отдали мне!
Внезапная задержка была совсем некстати. Мы только что переехали новоявленную границу, что совсем недавно пролегла, здесь, на мосту между Россией и независимой теперь республикой Литва. Все границы остались, наконец, позади, документы после паспортного контроля розданы, и до порога родного дома, из которого убыли в морской рейс почти девять месяцев назад, кому-то оставалось четыре часа езды, а кому-то – живущему в этом, приграничном теперь городе, – и пятнадцать минут. В числе этих считанных счастливцев был и пожилой матрос Семёнович, в настоящем страхе блаживший сейчас на весь «Икарус»:
– Моего паспорта нету!
Шли вторые сутки пути. Из намибийского Виндхука чартером до Каунаса – с промежуточной посадкой в Уганде. С африканского юга в серую Прибалтику. Из солнечных, жарких саванн в сырые болота.
– Ты там ничего такого не везёшь – лекарства там, или чего-то вроде этого? – глядя в экран монитора, спрашивал таможенник с вислыми усами у хлопца с украинского экипажа, с которым летели вместе, что шел на досмотр впереди меня.
– Там это… Пистолет газовый, – тихо и сокровенно сознался тот: газовые пистолеты, что были теперь отнюдь не для бахвалы и баловства, а нужным, а то и необходимым атрибутом жизни, в Намибии можно было за дешево приобрести чуть не в каждой лавке.
Таможенник сделал бровки домиком, и махнул рукой.
– Ну, ладно, проходи!
Демократично! Вполне…
Мой чемодан вообще не влезал габаритами в допотопное досмотровое оборудование. Да, впрочем, там газового пистолета и не было – полностью пластмассовый «газовик» покоился во внутреннем кармане пиджака. Посему, поставил я на ленту лишь ручную свою кладь – пакет со всякой дорожной всячиной и снедью.
– Так, а это у вас что? – строго и почти радостно, словно поймал-таки махрового контрабандиста с атомной бомбой или сумкой героина, взвился таможенник.
– А чего у меня там? – открывал пакет я.
– Вот, вот это! – ухватив за горлышко, рванул початую бутылку с намибийским грозным орлом на этикетке усач.
Бутылку водки местного разлива предусмотрительно приобрёл я себе, и двум неведомым соседям по креслу в предстоящем трансатлантическом перелёте. Но, пойло оказалось такого поганого качества, что мы и половины не осилили. Вот и каталась бутылка теперь по пакету – выбросить было негде.
– Вы что – не знаете, что откупоренные бутылки запрещено перемещать через границу?
– Могу дальше не везти, – пожал плечами я.
– Вот, и не повезёте! – победоносно воскликнул страж границы и тотчас упрятал бутылку в свой «шкапчик» позади.
А я, равнодушный к дальнейшей его, и бутылки, судьбе проследовал мимо: в надежде, всё-таки, что не в одиночку усач намибийское зелье на душу примет. Не следовало мне лишний раз задерживаться – с содержимым внутренних карманов-то.
Потом был «Икарус» с родными уже номерами. И с литовскими водкой и пивом, что оперативно успели приобрести на стоянке – за доллары, конечно. И, запивая одно другим, черноусый, солидный наш электромеханик негромко, но веско провозгласил тост своему собутыльнику:
– Ну, чтоб жены наши успели бычки из углов вымести!
Мрачным виделось всё в этом мартовском дне. И не было отчего-то никакой радости от скорой встречи со своим домом, со своими близкими…
Но, время у жен и близких для последних приготовлений было вполне – до сухопутной границы было три часа езды. Прошедших уныло и скучно. Мало-мальское приключение ждало путников впереди…
Предваряя мост Королевы Луизы, стояла будка, в которой ютились литовские пограничники. Временное, конечно, строение, напоминавшее больше строительный вагончик. Там-то и проштамповали морякам бойко собранные в салоне паспорта. Та же процедура без проволочек последовала и на родной стороне. И когда всем раздали паспорта, шлагбаум на выезд был уже поднят, и горел разрешающий зелёный свет, так некстати опомнился Семёнович.
– Моего-то паспорта нет!
– Потеряли, что ли, где-то?
Этот пожилой матрос и в рейсе был – потерянный слегка. Когда в ночную смену не было рыбы, и обе бригады матросов безмятежно спали под плеск атлантических волн за иллюминаторами, он один неизменно появлялся в салоне во время ночного чая. Клянча у меня, матроса – рулевого, как накрывающего в этом случае завтрак ходовой вахте, чего-нибудь поесть.
– Нет паспорта!
Сообщили нашим погранцам – нет, все они паспорта отдали.
– Как же я теперь домой попаду, – всё причитал Семёнович.
– Да, это верно – жена после девяти месяцев без паспорта может и не признать! – мрачно хохмил кто-то.
Тем временем связались с литовской стороной, и оттуда даже прибыл гонец: нет у них никакого паспорта – все, что были, отдали они добросовестно!
– Семёныч, а может, тебя всё-таки пустят домой и без паспорта ?
Чуть не до слёз уже довели равнодушием и черствостью бедолагу! Пока кто-то не додумался элементарно спросить:
– А ты его сдавал вообще?
– Нет.
Как будто, так и надо было!
Да, девять месяцев морского рейса, с матросскими вахтами – восемь, через восемь часов – бесследно не проходят для любой психики. А сколько у бедного Семёновича морских рейсов было за жизнь?.. В общем, слова ему никто не сказал – лишь вздохнули облегчённо, да водителю свистнули трогаться поскорей – пока Семёнович какой другой пропажи не обнаружил – не объявил.
А про то, что две границы человека не посчитали, да пропустили – какая в том беда! Не шпион же какой – моряк, всего лишь: пусть едет с богом! Добрей, все же, к людям надо быть.
Тридцать лет назад то было – с небольшим… И наверное, всё уже тогда катилось неотвратимо во времена нынешние, вряд ли по-настоящему добрые и всем счастливые. Но, тогда вполне верилось в лучшее: иначе – зачем, думалось, огород городить?
Эх, мы – в жизни потерянные!..
Автор публикации
