Перебравшись в Москву пару лет назад, я думал, что здесь мне удастся начать все заново. Мне не нравился этот город, а я не нравился ему. Суета, люди, которые испытывают любовь лишь по отношению к магазину «ВкусВилл», безжизненные от нескончаемого круговорота работы и дома лица в метрополитене, девушки, отвечающие на вопрос: “А что ты планируешь делать дальше?” — “Добиться повышения и улучшать свои условия для жизни”. Рекламный плакат «Москва – особая экономическая зона» иронично выстебывал жителей мегаполиса. В моих глазах столица являлась зажравшейся блядью, которая уже не против полакомиться и собственными детьми. Казалось, что именно их она ненавидит больше всего. Большинство коренных жителей, которых я повстречал за эти пару лет, представляли собой искалеченные копии самих себя. Девушки, которые к своим двадцати с небольшим уже имели многолетний опыт употребления амфетамина и ряда эйфоретиков. Учащиеся лучшего медицинского университета, что запивали дороги сорокаградусным пойлом, попутно объясняя мне, как устроена нервная система человека. Парни, которые, забивая на свои таланты, начинали слишком рано срываться в обрыв взросления, оправдывая это тем, что их папа в этом возрасте уже… Попробуйте пройтись меж небоскребами Москва-сити, и вы непременно почувствуете себя абсолютно ничтожным, в сравнении с этими стеклянными махинами. И неважно, произойдет это осознанно или нет. Один взгляд наверх — и вы уже навсегда в рабстве бесконечной лестницы, которая не приведет вас ни к богам, ни к людям, а лишь отбросит от вас самих настолько далеко, насколько вы окажетесь слепы.
Выходишь ты из магазина, а по ступенькам спускается дитечка, вцепившись в надежную папину руку, а папа надежно вцепился в лямочки пакета, а из целлофана, любуясь местными окрестностями, выпаливают крышечки двухлитровых пластиковых бутылочек, ведь папа — тот еще крепкий охотник. И когда, еще не приспособленный к бытию и передвижению по этим криво выложенным ступенькам, детеныш набирается храбрости споткнуться, то мощнейший бас и шлепок по несформированной жопе раздается эхом. “Ни в пизду, ни в красную армию.” Познает житейскую мудрость, 4-6-летнее создание. К подобным мудоебам у меня было два вопроса: как же он умудрился в эту самую пизду-то угодить? И какого же качества она была? А их внутреннему воину я желал оказаться, именно в той самой красной армии, которую они так любили. Желательно, в моменте, когда товарищ Суворов произносил: «Бросай их на мины, бабы еще нарожают». Ну не должен, ты ребенок, своей ошибкой, отнимать у своего создателя секунды, которые он бы уже потратил на закидывание всей этой артиллерии в холодильник. Многим родителям было абсолютно наплевать, что их дети мрут как мухи еще при жизни. А если они замечали неладное, то виноват был Мандельштам, Моргенштерн, Путин, свят свят свят прости господи (В.В. НЕ ВИНОВАТ!). Кто угодно, но только не они.
Деятельность, которой я кормился, не приветствовалась в социуме, порицалась, и ко всему прочему была вне закона. “Киберкарманник” звучит почти романтично. Пастух мамонтов — забавно. Мошенник — честно. Коллеги знали меня под псевдонимом “воровская лапа”, даже это имя я нагло украл. 10 процентов с дохода (по данной себе же клятве) должно было отходить на благотворительность, в приюты для животных и детские дома. Нарушая клятву, попадаешь в должники к жизни.
Я изолировал себя от общества. Быть затворником — не так уж и плохо, но со временем стены начинают сводить тебя с ума. Одиночество разбавляли телефонные разговоры с парой оставшихся друзей, старые фильмы и книги, а также мимолетные знакомства в интернете. Продираясь сквозь профили однотипных девушек, которые любили котиков и пропустить стаканчик, я искал возможность скоротать вечер и ночь в теплой женской компании. Отношения представлялись им не более, чем товаром, все хотели друг друга поиметь. Встречавшиеся мне девушки шутя говорили, как они будут рассказывать подругам о свидании с забавным и симпатичным парнем, которого склеили и трахнули. Никаких переспали. Теперь обязательно кто-то, кого-то. Эмансипация вышла из под контроля, и стрелочка назад не повернется.
— Скажи сразу: ты хорошо трахаешься? Просто чтобы я была готова, — выскакивает великолепный вопрос на подходе к дому.
— Моя бывшая полгода использовала меня ради секса, создавая иллюзию отношений, — испытывая смешанные эмоции, отвечал я.
— Ооо, это хорошо.
Каждая вторая встречавшаяся мне дама носила пиджак. Либо это был последний писк моды, либо пиджак на женщине равен латентному феминизму. И вот уже пару часов спустя пресловутый атрибут гардероба валяется в дальнем углу комнаты. А на вопрос “Ты всегда такая громкая?” альфа-самка местного разлива уверенно отвечает: “Да. Но вот рычу я редко”.
Горе — оруженосец любви, давший присягу короне. Я стал утопленником синьки в озере однодневных вагин. Блуждающий, как бродяга, изгнанный из людских радостей, лишенный удовольствия от компании. Я одиноко бродил этой ночью. Как поймать кураж в горький шторм неудач? Как я должен наслаждаться сиянием утра, когда с угасанием теней укрытие уходит? Жалкая попытка убежать от снов, в которых мне жали руку старые приятели, преданные женщинами, добавляла лишний круг для прогулки по спальному району. Ад — это неспособность обрести покой даже в собственном доме.
Возвращаться в импровизированный бункер желания не возникало. Укатываясь колесом в сторону парка, я ненароком подслушал разговор идущей впереди меня компании.
— Ты видел, какое количество просмотров он собрал? — с непередаваемым удивлением…
— Конечно, такой токсичный кринж, — надменно…
— Зря ты его шеймишь, — вырвалась неизгладимая обида…
— У нас просто разные паттерны, чил аут бро, — повеяло эрудированностью в области психологии…
— Слаааайм!
— Поп ит!
Спасительный перекресток разделил наши пути. Троица свернула в переулок Гекаты.
Ноги скользили над асфальтом, осуждая нервные окончания неловкой, ядовито-стрессовой болью. Спустя несколько минут, я оказался среди деревьев, скамеек и тишины. На подходе к небольшому озеру, расположенному в самом центре парка, я увидел силуэт девушки, сидящей на пирсе. На часах 00:37, смело с ее стороны. Попытаться завязать диалог в данном случае было бы смело с моей. Разувшись, я начал подкрадываться по частично прогнившим доскам. Подсев рядом, я скинул ноги в воду, случайно задев ее.
— Извини, — робким полушепотом вырвалось из ее рта.
— За что?
— За это.
Она обхватила мою шею и спрыгнула с пирса, потащив меня за собой. Плюхнувшись в воду с грацией броневика, я расцепил замок из рук, образовавшийся на плечах, вытолкнув любительницу внезапных ныряний на поверхность. Всплыв следом, я был полон решимости вступить в полемику по вопросу подлодки Курск, но моим гневным изречениям не суждено было вырваться. Она во всю смеялась, пытаясь собрать свои темные волосы. Ничего более красивого мне не доводилось видеть за всю свою жизнь. Черт, да я был готов прыгать с этого пирса вечность.
— Плыви к берегу, поплавок, — игриво прокричала она.
— Почему поплавок?
— Он так же, как и ты, пытается утонуть, но ему не суждено.
— Я не планировал нырять, это ведь ты…
— Так речь не об этом.
— Что ты здесь делаешь?
— Видишь ту возводящуюся высотку? С мерцающей надписью «Велс-Строй». Последние полгода мой отец работает на ней крановщиком, в суточные смены я приношу ему поесть, а после прогуливаюсь в этом месте.
— У тебя есть полотенце?
— Нет, я не планировала купаться, это все ты.
— Бери рюкзак и пошли, я живу недалеко, хоть согреемся.
Кажется, что вода смыла всю неловкость, которая возникает при общении двух незнакомцев, мы шли рука об руку босиком, смеялись и разговаривали. Все было настолько легко, что даже ветер, сопутствуя этой встрече, дул в наши спины.
Я открыл дверь и жестом пригласил ее войти внутрь. За бардак в квартире было немного стыдно. Сегодня гостей я не ждал. Оглядев беспорядок, она, не проронив ни единого слова, начала складировать разбросанные вещи в полки. Протяни костыль, и калека не станет с этим спорить. Я решил не отвлекать ее, и перебрался на кухню в надежде успеть навести там хоть какое-то подобие чистоты, попутно заваривая чай. Через пару минут мы столкнулись в коридоре. Ответив улыбкой на улыбку, я кивнул в сторону двери.
— Прими душ, ты вся дрожишь.
— Полотенце?
— Там есть.
Легким движением она скинула платье на пол, оставшись стоять передо мной в черном белье, на бледном теле. Рядом с шеей я заметил небольшую татуировку. Зверек с недорисованной лапкой будто бы шел по невидимой ветке, спускаясь к ключице.
— Кто это? — дотрагиваясь до места фантомной боли спросил я.
— Солонгой.
— Никогда не слышал.
— Ты ведь не зайдешь пока я буду в душе?
— Конечно нет.
Конечно да. Выдержав паузу, я повернул ручку двери, которая ожидаемо была не заперта. Отдернув шторку, я схватил ее мокрую задницу, и движением рук направил на себя. Успев вовремя подпрыгнуть, она обвилась ногами вокруг моей спины, руками ухватившись за шею. Застывшие импровизированным парным древом, в преддверии поцелуя, мы встретились взглядом тяжело дыша. Её зеленые глаза не оставляли никаких шансов. Женщины делятся всего на два типа, те с которыми тебе хорошо, и те с которыми ты забываешь о смерти, о времени, о счетах за квартиру, о том, как зовут твоего кота и обо всех предшествующих женщинах. Мы целовались, как герои старых фильмов, что прощались на перроне перед длительной разлукой. Вытолкнув дверь ногой, я понес ее к кровати, не прекращая процесс. Свалившись, мы вцепились в друг друга с новой силой. Она была мокрой, одеяло стало мокрым. Перевернувшись, кто-то случайно задел пульт. Экран ТВ загорелся. «Последствия, великой канадской коммунистической революции принимают неожиданный оборот». Ее ладонь оказалась у меня в трусах до того момента, как я успел снять шорты. Не бывает настолько нежных рук. Я скинул, с себя остатки одежды. Протянув руку между ее ног, я засунул в нее два пальца, и по памяти начал исполнять вступительное бас-соло Гизера Батлера из песни N.I.B. Выхватив все возможные овации, которые может получить солирующий басист, я переместился на клитор, но уже с гитарным соло Томми Айоми из той же композиции. Ее вокал был выше всяких похвал, а идеальному ритму и точности выбранного места для обхвата мог бы позавидовать самый лучший джазовый онанист-барабанщик. Она начала медленно наклоняться губами к члену. За секунду до этого я схватил ее лицо и перенаправил к своему.
— Неужели ты не хочешь?
— Не сейчас.
Я отгораживаю девушку от минета? Что за хрень происходит. Повернув ее на спину, я увидел призывно раздвинутые бедра. И идеально выбритую полосу волос на лобке, которую я всегда именовал единственно правильным ирокезом. Проведя по ней головкой, сверху вниз, я вошел, вдавив ее в матрас под собой. Застонав, она прижала меня к себе. Пульт щелкнул. «Баскетбольный клуб Финикс Санз впервые за десять лет вышел в плей-офф». Я готов был любоваться тем, как закатываются ее глаза до самого восхода. Иногда мечты сбываются.
Прикованный снами к постели я проспал почти до вечера. Очнувшись, я обнаружил, в кровати лишь ее запах. На кухне меня поджидала остывшая яичница и стакан холодного чая. Мило. Она не оставила никаких контактов. Отведав завтракоужин, я сел за работу. Монотонные, однотипные предложения, клики мышкой, и вот уже через 4 часа я забрал награбленное. Она не выходила из моей головы. Чтобы хоть как-то отвлечься, я решил заглянуть в старый букмекерский бар «Уаджбет». Среди завсегдатаев я слыл легендой, тогда как владелец был явно не из числа моих фанатов после прошлогоднего крупного выигрыша. Надеюсь, что Тофик все еще заглядывает туда. Тофик являл собою перевалившего за пятый десяток казаха с арабскими корнями, он с детских лет обучался игре в карты, годами обыгрывал казино и, по его словам, даже был фокусником в цирке, в чем я все же сомневался, но и не исключал правдивости этой версии. Он всегда говорил, что у меня есть потенциал, но таким распиздяем быть просто нельзя. Мы частенько засиживались за разговорами, и брагой, именно ее наличием он оправдывал свое присутствие в этом заведении. Изрядно напиваясь, Тофик приписывал мне даже дар провидения, а так же метко указал на мою главную слабость. «Ты падок на баб, женщина способна убить, а ты вечно подставляешься». Если мне все же удастся его там застать, то диалог начну со слов “ты был прав”.
Открыв двери пристанища всех несчастных детей фортуны, я понял, что за время моего отсутствия ничего не поменялось. Те же лица, все тот же сломанный стул в углу, и мерцающий второй экран. Тофик сидел за своим излюбленным столом, увлеченный просмотром хоккея. Кивнув знакомому бармену, я безмолвно заказал 2 стакана браги и направился к казаху.
— Ты был прав.
— Вот это да, думал, что больше не увижу тебя балбес, где пропадал?
— Отходил от похмелья, твоей правоты.
— Лучше бы ты наградил себя золотым кивином.
На стол опустились две кружки.
— Ты вернулся.
— Привет, Кира.
— Где ты был? Я звонила тебе несколько раз.
— Увяз в работе.
— Шельмец, я в жизни не поверю, что у тебя есть работа.
Столик в дальнем конце зала, позвал официантку.
— Пора бежать.
— Рад был тебя видеть.
Мы молча чокнулись и отпили по глотку.
— Здесь происходило хоть, что нибудь веселое?
— Как всегда, несколько драк, дуракам повезло с кушем, Кира почти подцепила богатого.
— Классика.
— Правда сегодня, случилось кое-что интересное. Видишь того паренька, за центральным столиком. Пару часов назад он ворвался сюда, вусмерть пьяный, начал кричать о том какой он великий поэт, и что ему противно находиться рядом с такой неблагородной чернью как мы, После этого он поставил круглую сумму. Я пытался уговорить его, на отмену пари, но он лишь послал меня, назвав глупым стариком.
— На кого он поставил?
— На парусников.
— С кем они играют?
— С финиксом.
— Ставь на финикс.
— Опять твоя эзотерика?
— Считай, что так. Просто сделай, как я говорю.
— Хорошо, но взамен ты попытаешься вправить этому остолопу мозги. Он, конечно, полнейший мудозвон, но еще юный и глупый, может, хотя бы к ровеснику он прислушается.
— А ты подаришь мне крест Матери Терезы?
— Иди и поговори с ним, бестолочь, ты ведь прекрасно понимаешь в чем тут дело. Сам был не лучше.
Осушив стакан залпом, я направился к маэстро пера и бумаги. Судя по его наряду, он относился к касте любителей модной хуйни, только в профиль. Но я старался не делать поспешных выводов.
— Привет, — подсев, я протянул ему руку.
— Оставь меня в покое — презренно посмотрев в мою сторону выблевал он.
— Не знаю, что у тебя произошло. Но я в этом деле не первый год, и любой опытный игрок тебе скажет, что ставить большие суммы в таком состоянии — полнейшее безумие.
— Тебе не понять, что значит летать альбатросом среди облаков, и не постичь какого это, всем своим сердцем любить женщину. И пускай она ушла. Я верну ее. Я завоюю эти жалкие деньги для нее.
— Молодой Македонский, неужели тебе отец в детстве не объяснял, что не нужно бегать за женщинами и маршрутками? Придет следующая.
— Она особенная, а того, что происходило между нами, не было ни у кого.
— Не сомневаюсь, в уникальности вашего счастья. Но, я ни разу не видел горизонтальной пизды.
— К чему это ты?
— К тому, что все вертикальные, прекрати валять дурака, отмени ставку. Влетев на такие деньги, будучи пьяным и на эмоциях, ты лишь подтвердишь, что ее уход был правильным.
— Я подумаю над этим.
— Бывай.
С чувством выполненного долга я вернулся, за стол к Тофику.
— Как успехи?
— Он задумался.
— Ну это уже что-то.
— Слушай, мне пора идти, я был очень рад тебя видеть, купи Кире выпить после победы Финикса.
— Заглядывай.
Я вышел на улицу, подавляя в себе гордость, от мимолетной роли ментора. Объяснять другим, как нужно жить, — что может быть проще. Мои речи и поступки всегда последовательно взаимодействовали между собой, поэтому я решил отправиться в парк в надежде вновь встретить ее там.
На пирсе меня поджидали спящие лебеди, которые напоминали идеально взбитые подушки. Судя по всему, жизнь решила скинуть карту дешевого символизма. Обойдя всю окрестность, я не нашел того, чего искал, и разочарованно зашагал в сторону входной арки.
Вернувшись домой, первым делом я решил смыть с себя зной, умывшись в раковине холодной водой. В зеркале отражался поблекший взгляд, грустный клоун без грима, печальней этого лишь глаза старого пса, который чувствует запах неминуемо приближающейся смерти. Ковбойская дуэль со своим отражением завершилась проигрышем. Открыв шкафчик с зеркалом, я увидел на обратной стороне приклеенную бумажку с номером телефона.
— Привет, что делаешь?
— Привет, переключаю каналы между тремя православными.
— Настолько скучно?
— Скука — это хорошо, она может послужить источником для вдохновения, а мне донельзя тоскливо, я рада, что ты довольно быстро нашел номер. Проиграл в гляделки или решил почистить уши?
— Гляделки, приходи ко мне.
— Хорошо, буду через час.
Я не помню, чтобы хоть одна женщина употребляла это слово. Больно, обидно, депрессивно, понуро, меланхолично, грустно, уныло. Как угодно, но не тоскливо. Это было особенным для меня состоянием в котором я прибывал большую часть своей жизни. Я понимал ее. Тоска — это взгляд в Бога, который зажмурился в ответ.
Она пришла раньше. Мы обнялись. Я повел ее в ванну. Неторопливо раздевшись, мы улеглись в прохладную воду.
— Вода — единственная из всех стихий, которая способна нежно обнять тебя, это придает чувство защищенности, – сказала она.
— Рад, что тебе понравилась идея.
— Что будет потом?
— В смысле?
— С этим миром?
— Через пять лет останутся только всевозможные разновидности дизайнеров и программистов, у каждого будет электросамокат, и в один прекрасный день все они вылезут на улицу, ведь одновременно закончатся веганские продукты и жидкости для электросигарет, образуют круг, который обогнет всю землю, и когда первый и последний самокат столкнуться друг с другом, выскочит очень стильно разукрашенный python и сожрет планету.
— Дурак.
Она засмеялась и брызнула в меня водой. Искренняя улыбка доверия растеклась, на ее лице.
— А что будет с нами?
— Постараемся протянуть как можно дольше.
— Мне хорошо с тобой.
Иногда лучше промолчать. Я поцеловал ее и сжал так крепко, как только возможно. Я прекрасно понимал, что за каждым радостным и светлым моментом скрывается неминуемый крах. Скалолаз испытывает прилив тепла лишь в момент подъема, на самой же вершине холодно, и даже если при сильном ветре тебе удается развести костер, то рано или поздно он неизбежно потухнет, оставив за собой лишь черные угли. Невидимая рука заставит тебя кубарем скатиться вниз.
Последующий месяц мы проводили вместе почти все время. Я рассказал ей, чем зарабатываю на жизнь, она приняла это. Она была художницей и перевезла ко мне все принадлежности для рисования, частенько засиживалась за холстом. Часть картин удавалось продавать на выставках. Счастливые люди должны скрываться и стараться быть тихими. Общество непременно захочет сделать вас частью той накипи, которой оно является. Мы были хитрее. Выходили на улицу поздно ночью и старались маскироваться. Если на город опускался зной, то мы делали вид, словно умираем от жары. Когда информационный шум трубил о новой модной политической позиции, я пускал по ветру два радикально полярных мнения, не втаскивая ее в эту игру. Мы посещали галереи смеясь над фотографировавшимися на фоне Демона Врубеля ценителями высокого. Ходили на ночные сеансы в кино, когда в повторный прокат выходили старые фильмы. Нам удавалось пользоваться благами социума находясь за его пределами. Она была единственным человеком, с которым я мог не отыгрывать свой ироничный моноспектакль. Потом этого стало мало, непомерная гордыня породила желание обладать полной гармонией. В какой-то момент я поверил, что наше счастье может длиться вечно.
Каждый роковой диалог начинается одинаково.
—Нам нужно поговорить.
—В чем дело?
—Есть кое-что, о чем я тебе не рассказала.
—Тогда излагай.
—Ты ведь понимаешь, что я не могла прожить только на деньги с продажи картин? Есть один очень влиятельный человек, мы познакомились случайно год назад, он предложил мне очень щедрую плату за каждую нашу ночную встречу, в то время дела обстояли плохо, у отца не было работы. Мы встречались 1-2 раза в месяц. Завтра мне нужно ехать к нему, но у меня есть идея. За это время я неплохо успела изучить его дом, на первом этаже он хранит довольно крупную сумму наличными. Думаю, что мне удастся отвлечь его и забрать деньги. Я хочу с этим покончить, хочу начать все сначала. Прости, что утаила это, я боялась, что, узнав, ты не захочешь иметь со мной ничего общего.
— Я поеду с тобой, если что-то пойдет не так, он прибьет тебя.
— Ты не должен.
— Предлагаешь мне сидеть дома, пока какой-то толстосум будет тебя трахать и возможно убьет за кражу?
— Я не собираюсь с ним спать. Я привяжу его к кровати и спущусь вниз под каким-нибудь предлогом.
— Я еду с тобой.
Следующей ночью мы подъехали на такси в дачный квартал. На подходе к дому мы поцеловались на прощание, я пожелал ей удачи. Она направилась к главным воротам, позвонила и двери открылись. Я с разбега прыгнул на забор, неуклюже перевалившись через него, рухнув в кусты на территории особняка. Четыре этажа готического стиля, украшенные горгульями. Стоит отметить, что у мудилы был вкус, пускай и извращенный. Прокрадываясь походкой грохочущего ниндзя, я вышел из зарослей к открытой местности. В нескольких метрах от меня был небольшой домик охраны, из которого не доносилось звуков. Песня кончается, рыба рано или поздно попадается на крючок, снег тает, капитан очевидно начинает службу с обычного солдата, любовь убивает, а ночной сторож засыпает. Рядом с домиком стояла собачья будка с надписью Гарм. Видимо, обитатель спал внутри, и тревожить его желания не возникало. Свет в доме горел на первом и четвертом этаже. Спустя несколько минут, четвертый этаж погрузился во мрак, забрав туда и мои мысли. Неожиданно для меня хозяин будки начал медленно появляться из темноты, это был огромный алабай неведанных размеров, который сначала не до конца отойдя ото сна огляделся по сторонам, а после уставился прямо на меня. Те десять секунд, что мы смотрели друг другу в глаза, я чувствовал себя Скуби-Ду, который в первые за серию встречает монстра. Двум назойливым детишкам удалось бы провернуть это дело спокойно, если бы не этот пес лунатик. С диким лаем эта дружелюбная собачка понеслась радостно встречать гостей, и лишь спасительная цепь остановила ее порыв к нежности в метре от меня. Свет на четвертом этаже загорелся. Я начал обходить милаху по радиусу цепи, понимая, что пора вмешиваться. Я почти добрался до входа в дом, но из будки охраны вывалился сторожила, держа в руках пистолет.
—На землю сука!
Хлопок предупредительного выстрела в воздух, и то время, которое он затратил на поднятие своей культи, находясь всего лишь в паре метров от меня, позволили мне рывком сблизиться с ним и толкнуть на землю. За удачно вылетевший из рук пистолет я благодарил фортуну, которая была той еще шлюхой, но любила смелых. В ту ночь я узнал, что мертвые вороны пикируют клювом вниз. Пока блюститель спокойствия лежал на земле, бедный птиц, который был волею случая выбран этой дурной пулей, вонзился ему прямо в глаз, посмертно став моим другом.
—Never moron.
Она выбежала из дверей, с рюкзаком в руках.
—Сматываемся!
Перекинув ее через забор, я перебрался сам, на этот раз грациозно приземлившись на ноги. Мы бежали со всех сил. Спустя пару километров вызвали такси.
—Получилось, получилось!
—Почти гладко сработано.
—Я заеду домой. Посидим тихо, а через пару дней я приду.
—Хорошо.
Два дня я отсыпался. Мы не созванивались. Соблюдая договоренность о молчании. На третий день, не дождавшись ни звонка, ни ее прихода, я решил позвонить ей, телефон был выключен. Что с ней? Неужели он ее выследил? Истерзанный сомнениями, я звонил снова и снова, но безрезультатно натыкался на неизменные слова голосового робота. Я пошел в парк, пирс пустовал. Я просидел на нем почти сутки. Ничего не понимаю. На обратном пути я решил зайти в Уаджбет, ужасно хотелось есть и пить.
— Выглядишь ужасно, где ты был?
— Привет, Кир, принеси той еды, которая будет готова быстрее всего, и что-нибудь крепкое.
— Что с тобой стряслось?
— Кира, не сейчас. Прошу.
Махнув фартуком, она обиженно удалилась.
Тофик махал мне из-за стола, до которого я скоропостижно доковылял.
— Ничего не спрашивай, лучше скажи, что у вас нового.
— Ты оказался прав, в тот вечер финикс не только выиграли в той игре, они забрали кубок впервые за всю историю клуба, да еще и с травмированным лидером.
— Очень рад.
— Что с тобой, когда ты спал последний раз?
— Я же говорю, не спрашивай.
Тарелка с грохотом прилетела на стол. Два стакана и бутылка коньяка отправились в том же направлении.
— Приятного аппетита, сволочь.
— Спасибо, Кира.
Я принялся за еду. Мы выпили.
— Помнишь того поэта?
— О чем ты?
— Ну, паренек, который дебоширил, ты разговаривал с ним.
— Лучше бы не помнил.
— Он просил тебе передать.
Тофик протянул мне сложенный вчетверо лист бумаги.
«И завтра живи так же.
Не стоит жизни строй менять,
Избегнешь радостных страстей –
Не будет и печальных.
Огромный камень на пути
Мразь-жаба огибает.»
Скомкав лист, я забросил его в дальний угол бара.
— Я пойду.
— Проспись.
Уже в доме я решил заглянуть в почтовый ящик. Там лежали конверт и письмо.
«Со мной все хорошо, я уезжаю из страны. Спасибо тебе за все, но ты всегда будешь напоминать мне о той жизни, от которой я пытаюсь сбежать. Не тони.»
В конверте находилась часть тех денег, что нам удалось выкрасть.
Последующие несколько дней я лишь спал и крошил фракталами потолок и стены. Я пребывал в спокойной ярости. Спустя время, я дополз до компьютера, где наткнулся в интернете на рекламу приюта для животных. «Кошке без лапы требуется операция…» Я перевел все содержимое конверта в фонд приюта.
Через несколько дней я лежал на пирсе в весьма сильном опьянении. Ракета не сможет взлететь без отсоединения ступеней. Приятно ли быть последней, той, что отвалится за мгновение до выхода в космос? Я так и не ответил себе на этот вопрос. Злость ушла. Ведь я и сам однажды пытался сбежать от прошлого, может быть, у нее получится? Падающая звезда была последним, что я видел перед тем, как уснуть, распластавшись, на полусгнивших досках.