О, так ты хочешь услышать историю, как одинокий домик превратился в небольшой городок, меньше, чем за сотню лет? Тогда слушай.
Заслуга ли это Богов или какого иного мистического существа – доподлинно неизвестно. Известно, что несколько сотен лет назад, какой-то местный помещик, чтобы улучшить своё имение, заключил с какой-то лесной ведьмой какой-то договор. Что они там друг-другу наговорили – никто не знает. Зато местный люд знает, что после этого у помещика дела пошли, нет, полетели в гору!
У него было больше всех в стране урожая, больше всего животины, больше рыбы, а когда его Родина умирала от засухи, все знали, что у него наверняка от напасти этой и метра не вымерло! Ну, или догадывались.
Ни один цветок, ни один колосок у него, казалось, с того момента не увял. Ни одна скотина не сдохла от болезни, а проживала такая скотина долгую, хорошую, сытую жизнь. В особенности людская.
А молва о помещике-спасителе разлеталась быстрее ветра в поле. Народ бежал от своих хозяев сюда, на лучшую землю.
Шли года. Поместье разрасталось. Вокруг помещичьего дома люди строили свои. Вместе с домами строили и жизни. Торговали, размножались, умирали, но все со счастливой улыбкой на устах. И людям казалось, что нет беды – и никогда не будет. А какая беда может быть в этом месте? Все сыты, довольны, рыбы в реке – хоть вёдрами черпай, к рыбакам сама в лодку прыгает, коровы столько молока дают, что у баб руки больше, чем у мужиков. А мужики лес валят, и буквально за пару месяцев на месте срубленных новые деревья вырастают – крепче и выше прошлых!
И вскоре про эту чудо-землю прознали все, и даже сам Князь обратил на неё свой взор. А люди, хочешь – не хочешь, завистливые скотины. Не то, чтобы Помещик относился к ним, как к свиньям, они всего лишь зверушки, которые выполняют свои функции. Ты кормишь зверушек, они дают молоко, мясо, яйца, и так далее. Ему, в сущности, было плевать на зародившийся вокруг него город. Единственное, что он желал – это счастья своей семье. Да только дети у него были больны. И жена нездоровая. А он сам – здоровее быка, и, кажется, почти не старел. И, говорят, что ведьма часто в дом к ним захаживала – какие-то травы приносила. Колдовала ли, лечила ли – Боги его разбери.
Послал тогда Князь гонцов с попом, разузнать – что да как там. А они вернулись и докладывают: «Как только поп на Помещичий порог вступил, святой водой плеснул на Помещика, так сам и закричал. Верещал долго, как свинья недорезанная. Глаза закатил, да и упал замертво, а святая вода из ведра испарилась. Мы на Помещика глядь – а у него лицо, как кипятком ошпарило от святой воды, и из глаз пар валит. До смерти тогда все, кто видел это, испугались. Мы бежали – аж пятки сверкали. Демон он, а не человек! Голову на отсечение даём!».
Может померещилось всё это, никто уже и не вспомнит. Может сами гонцы, пока все отвернулись, попа палкой по голове трахнули, а воду вылили. Или не было никаких гонцов, Боги его разбери, что там было на самом деле. Но, говорят, всё же кто-то приезжал от Княжеского имени, и кто-то умер, от него же. А детали… Дьявол в них, да и Боги с ними!
Через пару дней пришла сотня дружинников и десяток попов. Ярмарка была. Дети веселились, люди, поговаривают, жизни радовались! Будто и не помер никто у Помещичьих дверей.
– Князь приказал креститься! – грянули слова главпопа.
Всех к реке повели. Кто хотел – шёл, кто не хотел – против посмертной воли своей в гроб ложился. Вывели туда и Помещика с семьёй. Даже ведьму в лесу отыскали. Она, говорят, грибы какие-то собирала, травы. Кричала, что лечит дома старуху какую-то. Дружинники бравые и туда сходили. И старуху на берег вытащили. Первый раз сказал главпоп в воду лезть. Никто не зашёл. Второй раз сказал главпоп в воду заходить. Никто не полез.
Тут главпоп и понял, что ведьма с Помещиком что-то да выдумали. Дьявольщину какую-то сотворили. Приказал он костры соорудить, и хвороста для них собрать. Сделали бравые молодцы-дружинники. Прибили на столбы и Помещика, и ведьму. А семья Помещичья смотрела, как отца за руки и ноги к столбу приколачивают. Ни слова не проронил он.
Третий раз заверещал главпоп в воду нырять. Все зашли, кроме семьи Помещичьей и бабки, которую ведьма лечила. Не могла ходить она, вот и не зашла. Тогда дружинники бравые взяли чертят неверующих вместе с бабкой и насильно в воду потащили.
Попы так старались, что от пота на лице их сухого места не было. Так кричали, так крестили, что, говорят, Помещичьи две дочки, жена, сын малолетний и бабка такую силу и ярость нечеловечью обрели, да так расходились, что дружинники их еле-еле удержать могли. Попы закончили, а чёртова семейка и дышать перестала.
Помещик так закричал, что небеса, казалось, падут, а земля по швам разойдётся. Сам покраснел, глаза из глазниц повылезали от боли! Тут главпоп и приметил в нём Дьявола, а ведьму определил его женой. Так сильно помещик зубы сжал, что треснули они, обломались зубы человечьи в клыки дьявольские и показался оскал преисподней. Кровь из рта, глаз, ушей и носа рекой полилась. Плакал кровавыми слезами и кричал. Бился так рьяно, что чуть столб пополам не сломал. Тут дружинники и решили кончать дьявола, пока не сбежал. Проткнули копьями, да хворост подпалили.
– Катись к чертям, Дьявол! – прошипел главпоп и залепетал что-то на церковном.
– Проклинаю вас, вашу землю и ваш род до последнего колена! – закричала Ведьма.
Тут и её убили. Она и не сопротивлялась. А Помещик и горит, и копьями проткнут, да только всё никак не уймётся – дёргался, горел, а со столба слезть пытался. Но как бы он не пытался – добротные гвозди. Христианские, добродетельные. Не слез бедолага. Так и отдал Богам всё до последней копейки, за уговор дьявольский. Скинули всех в одну кучу, чтоб горели лучше. И семью Дьявольскую, и жену его, и Дьявола самого. И бабку с ними. И видели люди, как пар изо рта у всех в небо нёсся, а у Помещика – в реку.
Не прошло и недели, как обосновались попы в поместье. Из дома помещичьего сделали церковь. Во второй месяц лета туман странный появился. Сухой, острый и, говорили, горячий. В ту ночь попы вина напились, из церкви вышли, а изо рта у них кровь с рвотой рекой. Так и выплюнули всё нутро вместе с душой. Не простояло долго село – за год-другой землю загубили болезни и засуха. И туман месяцами стоял. Но не влажный и свежий, как бывает поутру, а будто песок – тяжёлый и желтоватый, и, говорят, лёгкие обжигал, как вдохнёшь его. Люди кашляли так, будто кто-то костёр разводит в груди. Неизвестно сколько померло от него. Вроде никто, кроме попов тех, но жить в этой деревне стало невозможно.
Дальше деревни туман не идёт. В лес никогда не заходит и по берегу далеко не растекается. А только по тропинке в деревню из реки медленно ползёт. И, кто-то, кажется, говорил, что плач иногда слышится.
Автор публикации
