Подсудимый

Лошак еле плёлся по рыхлой глубокой стезе. Копыта проваливались в толщу снега, каждый шаг давался труднее предыдущего. Они ехали по этой захолустной дороге уже двенадцать часов без передышки, и животное совсем выдохлось. Когда солнце совсем растворилось во мгле и ушло куда-то в сторону Черного Леса Древних, наездник заметил свет костра, мерцающий между деревьями недалеко от дороги. Он спрыгнул с лошака, взял его под уздцы и повёл в пролесок к чьей-то стоянке. Воздух наполнился ароматом хряквы, жарящейся на открытом огне. У костра, вертя мясо на тонкой деревянной шпажке, сидел мужчина средних лет, закутанный в огромный овчинный тулуп, и что-то шептал себе под нос. Из-под меховой шапки торчали длинные курчавые волосы.

– Здравствуй, добрый человек, – нарушил вечернюю тишину ездок, выходя на свет. – Примешь ли ты уставших к своему очагу?

– Тьфу ты, напугал! – от неожиданности мужчина чуть не выронил шпажку. – Садись, коли пришёл, лошака рядом с моим поставь.

Всадник прошёл мимо пустой телеги к дереву, где дремало слепое животное, и привязал своё, зрячее. Он погладил измученного лошака по густой шерсти, вытащил из вьюков котелок и небольшой льняной мешочек и отправился обратно к костру, по пути зачерпнув в тару немного снега.

– Что это там у тебя? – спросил кудрявый, снимая с костра мясо.

– Чайные травы. Если заварить, помогают не замёрзнуть.

– Слыхал, – он с интересом следил, как незнакомец ставит котелок на огонь, – но сам никогда не пробовал. Как оно?

– Необычно. Сегодня узнаешь.

Пару минут спустя вода закипела, и в неё посыпалась смесь разноцветных ягод, листочков и стебельков. Незнакомец перемешал варево палкой и принялся ждать.

– Держи, – мужчина протянул ему кусок мяса. – Наверняка не помнишь, когда ел последний раз. Меня Держидоском зовут, а ты кем будешь?

– Я Путник, – гость плотнее натянул на уши шляпу и приступил к еде.

– Интересно имечко.

– У тебя не хуже. Как так вышло?

– Да дело нехитрое, – усмехнулся Держидоск. – Когда ещё ребёнком отцу баню строить помогал – он у меня стройщиком был – тогда и дали. Он мне деревяшку подаёт и кричит «Держи доску!». А она, зараза, доска эта, возьми да из рук моих выскочи. Прямо по голове стукнула, по темечку самому. Батька думал, всё, конец сыну пришёл, но я паренёк крепкий был, выкарабкался. Так и прилепилось: Держидоск.

– Забавно, – Путник извлёк из мешка, откуда ранее были взяты травы, две маленькие чарки, зачерпнул в каждую отвар из котелка и протянул одну из них собеседнику. – Угощайся.

Чай пили молча. Тишину нарушал только вой ветра да треск костра; пару раз фыркнул лошак. Держидоск внимательно изучал Путника и, когда чарка опустела, наконец сказал:

– Я слыхал о тебе. В какую деревню не заедь, в каждой есть какая-нибудь история о твоих похождениях.

– Лестно, – равнодушно ответил Путник.

– Зверей, говорят, всяких убиваешь, людей спасаешь, бандитов на место ставишь. Правда это?

– В общих чертах. Деревенщины любят всё приукрасить.

– А если я тебе денег предложу – поможешь? – с надеждой спросил Держидоск.

– Не могу, добрый человек. Я и так уже сбился с пути. Всё по деревням бегаю, а надо своим делом заняться. Я в Форт спешу.

– Ну богов ради, – кудрявый мужчина подвинулся ближе. – По пути же. Очень надо! Всей деревней скинулись, меня выбрали в Форт поехать, закупиться. Два дня в пути уже, а страшно, матушкой клянусь, очень страшно. Я тебе полушку дам.

– Не могу, – Путник зачерпнул новую порцию чая. – Твоя слепая кляча еле тащиться будет.

– Ну как так – не можешь?.. – жалостливо сказал Держидоск. – Я ж ведь пропаду, точно пропаду. Ну чего тебе стоит? До Форта всего-то день пути, а до деревни моей, до Мяснюшки, три денька. Ну что для тебя четыре дня? А я тебе целое ушко, идёт?

– Ладно, – устало вздохнул Путник, – ещё полушка – и по рукам.

– Ох, грабишь, Путник, грабишь. Но нравишься ты мне, так и быть, от сердца оторву. Одну полушку сейчас, одну в городе, а третью как до деревни доедем. Согласен?

– Справедливо излагаешь, согласен. Ну, спать давай, завтра спозаранку и двинем. Хвороста только подбрось ещё. Дорога была длинной, а ночь обещает быть холодной.

***

– Жди, Мохнач, я скоро вернусь, – Путник протянул поводья лошатнику. – Накормите его хорошенько, да напоите. Устал, бедолага.

– Сделаем, сударь, сделаем, – сказал хозяин копытного двора, когда его молодой протеже повёл лошака в стойло. – Извольте две десятюшки отсыпать.

Цена была приемлемой. Хозяин жеребца извлёк из сумки два маленьких высушенных кусочка заячьего уха, расплатился и вышел на улицу.

Путник был в Форте не впервые, но, как и раньше, его поражал масштаб человеческого труда. Столица Нового Людского Оплота была огромна, разделена на множество кварталов, имела строгую организационную систему и не прощала ошибок невежам. Открыл своё дело не в той части города – штраф. Лошак нагадил на дорогу – штраф. Попытался торговать без разрешения – штраф. Каждый вздох в Форте регулировался каким-нибудь законом или предписанием. Город Путнику не нравился; он уважал созданное человеком чудо, но деревенская глубинка была ему ближе. Никто в Форте не мог чувствовать себя спокойно и расслаблено; это обеспечивали многочисленные дружинники, бесконечно патрулируя улицы, только и ожидая, когда какой-нибудь простачок нарушит правила этого места.

Путник шёл по улице вдоль Кормящего квартала, держа в руках что-то длинное, спрятанное от лишних глаз в тряпичный свёрток. С Держидоском они расстались ещё в обед, когда въезжали в город.

– Я пока закуплюсь пойду, – сказал попутчик, выдав обещанную плату мелочью, – а ты давай по делам своим. Не просто же так ты сюда спешил.

Вот Путник и шёл по своему делу. В домах, стоявших вдоль улицы и составлявших в длину не менее сорока локтей, работники закрывали ставнями окна, в которых виднелось фиолетовое свечение. Очевидно, что это были избы-огороды, изобретённые каким-то особенно смышлёным горожанином. Окна же закрывались после проветривания, чтобы не допустить переохлаждения помещений. Путник восторженно смотрел на это действо, но вдруг вспомнил, что уже видел нечто подобное. Именно на этой мысли он понял, что если в какой-то деревушке какой-то крестьянин смог додуматься использовать фиолетовые лампы древних для своего домашнего сада, то в том, что до этого дошли и горожане, ничего удивительного нет. Это разочаровало Путника, и величественные, небывалой длины строения перестали вызывать в нём чувства восхищения и уважения.

Он дошёл до перекрёстка и свернул на рынок. На многочисленных прилавках можно было найти всё, о чём ты хоть раз слышал на пустошах, а иногда и то, о чём даже подозревать не мог. Самые разнообразные овощи: морковь, картошка, репа, свёкла, чеснок и даже лук. Одежда: валенки, шапки, штаны, шубы, тулупы; всё в идеальном состоянии, ещё не ношеное и не штопаное. Ковры: из крыс, из зайцев, волков, рогачей и даже – Путник с усмешкой заметил, что это была подделка – из опаснейшего из обитающих на пустошах зверей – людомедведя. Печальным был тот факт, что большинство жителей крайних деревень, коих Путник повидал не один десяток, никогда не увидят, не купят и не используют эти товары. Переходы по пустошам чрезвычайно опасны, а торговые маршруты, за редким исключением, проложены лишь до самых близких к Форту деревень.

– Здорово, Зубатый, – сказал Путник домовому, стоящему у прилавка торговца древностями. – А хозяин где?

– Вернулся-таки, чертяка, – не дав домовому ответить, из-за лавки вылез тучный мужичок, чуть было не уронив стоящие на прилавки стеклянные бутылки, и обнажил все свои зубы в довольной гримасе. – А мы уж думали, помер! Сколько зим-то прошло? Пять?

– Три, – странник улыбнулся. – Я и сам уже не думал, что вернусь в ваш город, Древень.

– Ну, рассказывай, дьявол, спустился-таки в то подземелье? Нашёл чего? Или так, попусту время потратил?

Путник без слов положил на прилавок свёрток. Древень стал разворачивать тряпку, а Зубатый привстал на цыпочки, чтобы разглядеть хоть что-то. Торговец закончил с узлами, и в его руках оказался диковинный металлический предмет. Это были две длинные полые железные палки, сцепленные воедино. На одном конце имелась деревянная ручка и маленький, непонятно для чего предназначенный рычажок.

– Ну и что это такое? Трость древних? Палка для стариков? – с разочарованием спросил Древень.

– Это, – Путник взял предмет в руки, – древнее подобие наших луков. Только намного, намного мощнее.

Глаза торгаша и домового засияли восторгом. Эти двое знали толк в доразоруженческих реликвиях, с огромным уважением относились к их искателям и готовы были отдать немало ушек практически за любую вещь из древних эпох.

– Продай, а? – с надеждой произнёс торговец.

– Не могу, Древень, прости, – он поставил на прилавок маленький конусообразный предмет. – Это снаряды. Найдутся у тебя?

– Подлец ты, Путник, – с обидой бросил Древень. – Послать бы тебя и дело с концом. Но больно уж ты мне нравишься, не смогу я так с тобой поступить. Есть такие, штук пятьдесят найдётся. Сколько возьмёшь?

– Все.

– Ну ты выдашь так выдашь, – торгаш усмехнулся. – Ушек-то у тебя хватит?

– Я рассчитываю на обмен, – Путник порылся в сумке и извлёк оттуда небольшой железный цилиндр.

– Не может быть, это же…

– Вечная еда древних, – опередил он догадку Древня. – Меняемся?

– Ну и бес же ты, ну и злодей. Конечно, меняемся. Зубатый! – Древень повернулся к домовому. – Быстро неси ему эти снаряды, где они там лежат?

После свершения обмена, когда Путник уже собирался уходить, внезапно для себя он спросил:

– А что ты сделаешь с этой штукой?

– Съем, конечно, – ответил торгаш, почти не раздумывая. – Не вечно же ей по подземельям лежать. На праздник ближайший и съем. Интересно узнать, как они себя ощущали. Мы, знаешь, уже немало всякого знаем об них, об ихней культуре, но лишь единицам ценителей старины удавалось попробовать вечную еду древних на вкус. Легенды об ней ходят, вот и я стану их частью. Ты сам-то куда двинешь?

– Я тут одного крестьянина сопровождаю, доведу его до Мяснюшки, и в сторону прихода поеду.

– Мяснюшка? Не слыхал никогда. А как же путь твой?

– Сбился. Но в приходе, думаю, отыщу. Прощай.

Путник пошёл обратно по улице, как вдруг разглядел в толпе знакомое лицо. Это был владелец копытного двора. Он бежал, раскрасневшись и запыхавшись, ведя за собой двух дружинников.

– Вот он! – закричал он, указывая на Путника. – Вот он, обманщик, прохвост треклятый! Я сразу неладное почуял, а тут глядь – фальшивые десятюшки!

***

– Подсудимый, вам ясна суть обвинений?

Фортовский Совет Пяти внимательно выслушал показания необъяснимо огромного количества обвинителей: главного копытчика, его помощника и около десятка незнакомых Путнику людей. После настала очередь неведомо откуда взявшихся свидетелей. Несколько поколений назад, когда в городе только были заложены первые камни, и место это было скорее привалом табунщиков, чем цивилизованным местом, шесть вождей племени выжигателей стали членами первого состава Совета Форта. Вскоре стало очевидно, что шесть – число грязное, неугодное, и что в таком составе Совет никогда ни к чему не придёт. Виной всему был ставший впоследствии героем местного юмористического фольклора член совета Тихушка. На встречах Совета он всегда отмалчивался, никогда не объяснял причины своего выбора, но каждый раз присоединялся к мнению с меньшим количеством голосов. Из-за этих каверзных действий Совет никак не мог вынести решения ни по одному вопросу, и впоследствии член Совета Тихушка при загадочных обстоятельствах залез в печку и сгорел там до косточек. Кто-то поговаривал, что это подстроили оставшиеся пять членов Совета, но официальная версия была непреклонна – Тихушка сошёл с ума. До сих пор, если заглянуть на какое-нибудь Фортовское празднество или ярмарку, можно услышать куплеты:

«Вождь Тихушка трусом был,

Под себя ходил всегда

Он бы речку переплыл,

Если б высохла вода»

или

«Мы Тихушке в дар отправим

Меч, что в кузне плавится

Пусть на полочку поставит,

Чтобы не пораниться».

После загадочной смерти шестого члена Совета дела пошли на лад, и с тех пор в любом голосовании как минимум один голос всегда перевешивал в пользу одной из сторон. Совет Пяти славился своей неумолимой справедливостью, которая и помогла им создать самый высокоразвитый город на пустошах и обеспечить Новому Людскому Оплоту, насколько это было возможно, стабильность и процветание. Со сменой поколений члены Совета, наследуя эту должность, отказывались от прежних имён и становились просто Первым, Вторым и так далее до Пятого. Когда все показания были выслушаны, и Первый задал обвиняемому вопрос, Путник ответил:

– Нет, не ясна.

– Повторюсь, – Первый не выказал никаких эмоций. – Вы обвиняетесь в незаконном обороте фальшивых заячьих ушек, являющихся основной товарно-обменной связующей НЛО. Да будет вам известно, что подделать этот государственный знак невозможно: все зайцы, выращиваемые в нашем банке, имеют строго одинаковый белый окрас, а ушки у них срезаются точно день-в-день в годовалом возрасте. Десятюшки же, предоставленные вами стороне обвинения, обрезаны в иных возрастах, а в окрасе присутствую бежевые пятна.

– Ушки, которыми я заплатил за постой лошака, – сказал обвиняемый, – дал мне деревенщина Держидоск из Мяснюшки за услуги сопровождающего.

– Вы хотите сказать, – влез Второй, – что зайцы, из которых произведены данные десятюшки, вам не принадлежали?

– Именно.

– Значит, – продолжил тот же член совета, – вы хотите сказать, что их вырастили люди, состоящие с вами в тесных родственных связях или ваши знакомые?

– Вопрос неуместен и крайне глуп, – не дал ответить Путнику Третий. – У нас имеются показания одиннадцати обвинителей и десятков дружинников. Все они в один голос утверждают: обвиняемый действовал в одиночку. Здесь лично у меня возникает вопрос: куда делись многочисленные товары, купленные на поддельные десятюшки?

– Ещё раз повторяю: я расплатился только за постой лошади, больше я нигде ничего не покупал. Ушки дал мне Держидоск с деревни Мяснюшка, что в трёх днях езды отсюда, за услуги телохранителя. Что тут может быть не ясно?

– Значит, снарядить отряд дружинников провиантом на дорогу туда и обратно и отправить в эту Мяснюшку, – голос Четвёртого звучал так же безразлично, как и у предыдущих членов совета. – Лично я вижу в деле множество противоречий. При себе у обвиняемого было всего одна полушка и три десятюшки. Ни одного из упомянутых товаров при обвиняемом не обнаружилось. Как по мне, дело не ясное.

– Лично мне всё ясно как день, – наконец к разговору присоединился Пятый. – Обвиняемый пытался скрыться от дружины, а это многое говорит о его законопослушности. Считаю, что разговорами тут дело не решить. Надо голосовать.

– Кто из присутствующих членов Совета Пяти, – Первый встал со своего трона, – считает обвиняемого виновным в обороте фальшивых ушек и незаконном присвоении перечисленных товаров, а именно: морковь – сорок штук; картошка – три мешка; соль – два мешочка; ковёр рогачиный – одна штука; тулуп овчинный – пять штук; шапка беличья – семь штук; штаны вязаные – шесть штук; сапоги войлочные – четыре пары? Прошу совет вынести приговор.

Все члены совета, кроме Четвёртого, встали со своих мест. Толпа обвинителей радостно замычала, дружинники медленно и решительно двинулись к путнику.

– Обвиняемый, именующий себя Путником, – Первый повысил голос. – За использование фальшивых ушек и присвоение предметов общей стоимостью в пятнадцать ушек вы приговариваетесь к смерти.

– Остановитесь! – дверь помещения распахнулась, и в неё вбежал щуплый старичок. – Не сметь! Выслушать свидетеля защиты!

– Кто смеет врываться в зал совета и прерывать судебный процесс? – разгневанно спросил Второй.

– Староста Колпак, ваша честь, – вошедший встал в центре зала и отдышался. – Из Барашихи я. Повторяю: казнить Путника не смейте, неправильно это. Не мог он никаких зверств натворить!

– Про Барашиху Совету известно, – почтительно кивнул Первый. – Ваш вклад в жизнь оплотцев мы уважаем, поэтому слово вам дано будет. Прошу, по порядку.

– Не виноват, значится, Путник, – дедушка откашлялся и заговорил увереннее. – И в Барашихе вам это кто угодно подтвердит, да и в любой деревушке в округе. Дело так было: повадился людоволк у нас овец по ночам воровать, каждую ночь, зараза, штуки по три сжирал. Отправился тогда один наш молодец, Силачом звали, его, что называется, усмирить. Ну, зверюга Силача и разорвала-то на кусочки, даже костей не осталось никаких. Мы тогда в Форт ворона шлём: мол, давайте, нам отряд дружинников выделяйте. Приехало три лентяя, один в разведку пошёл – только крики на всю пустошь и стояли. Эти двое сразу восвояси вертались, сказали, мол, за подкреплением ушли, да только так и не объявились. Тогда-то, значит, Путник мимо нашей деревни-то и проезжал. Заехал он на ночлег попроситься, мы ему про напасть нашу и рассказали. Он как встанет из-за стола, возьмёт свою диковинную палку-стрелялку, и только спросил: где людоволка вашего искать? Пошёл в ночь. Час его не было, вдруг слышим, громыхнуло что-то во тьме. Ну, думаем, всё, помер гость дорогой. А он из темноты как выйдет, да голову зверя к ногам моим старым кинет. Жизнью клянусь, так и было!

– Ну, а какое отношение это к нашему заседанию имеет? – отрезал Пятый.

– А самое что ни на есть прямое, ваша честь, – Колпак снова откашлялся. – Путник на пустошах известен своим героизмом и отвагой. По деревням ходит да людям помогает, в любой деревне история какая-нибудь про него да найдётся. Не было бы Путника, не было бы сейчас на рынках ваших ни сапог, ни шуб. Посему требую решение ваше пересмотреть и Путника подобру отпустить. Не по нраву деревням придётся, если спаситель наш так бесславно сгинет.

– Вопрос к обвиняемому, – молвил Пятый. – Где сейчас находится эта ваша диковинная палка-стрелялка?

– Не знаю, – Путник пожал плечами. – Потерял на пустошах.

– Упомянутые старостой заслуги обвиняемого несколько меняют ход дела, – вновь держал слово Первый. – В свете последних показаний предлагаю прислушаться к просьбе старосты Колпака из Барашихи. Человек он не последний, и слова его вес имеют. Но отменить приговор мы никак не можем – одиннадцать обвинителей требуют казни. Посему предлагаю приговор изменить. И приговор этот новый будет таков: изгнать Путника из Форта и всех территорий Нового Людского Оплота. При любом его появлении на белых пустошах незамедлительно казнить. Прошу совет проголосовать, согласны ли члены изменить приговор?

Трое из пяти членов Фортовского Совета Пяти встали.

***

Встреча должна был состояться на рассвете. Колпак из Барашихи, по старой памяти, выкупил Мохнача и вернул его Путнику. Лошак ткнулся в хозяина мордой, облизал его, фыркнул.

– Спасибо вам, староста, – Путник почтительно поклонился. – Если бы не вы, был бы я уже без головы.

– Пустое, не надо благодарностей, – дедушка опять раскашлялся. – Жаль мне, что большего для тебя не могу сделать. Эх, горько мне, что изгнали тебя. Но мы тебя всегда будем помнить, и если вдруг когда-нибудь в Барашихе окажешься, то Форту мы тебя не выдадим, так и знай. Доброй тебе дороги, Путник.

Изгнанник залез на лошака, выехал из города и остановился на холме неподалёку. Солнце только начало пробиваться сквозь вечную тьму, когда из Форта выехал ещё один всадник.

– Ну и бес же ты, конечно, – с уважением произнёс подъехавший Древень. – Ловко всё устроил. Как будто знал, что живым оттуда выйдешь.

– Не знал. Но вещи свои им оставить не мог.

– Я, честно признаться, – торгаш хлопнул в ладоши, – сначала грешным делом подумал, что ты и правда преступник. Чего, думаю, ты от дружинников улепётываешь? А как они обратно тебя по рынку потащили, так я сразу всё и понял. Гляжу – а ты без всего. Ну я и говорю Зубатом сразу: иди ищи. Сберегли мы твои вещи. Держи.

Древень протянул Путнику походную сумку и свёрток.

– И правильно ты сделал, что старика этого прислал уже после отъезда. Сам бы пришёл – дружина в миг бы всё изъяла.

– Знаю, – кивнул странник.

– И вот ещё что, – Древень почесал затылок. – Мне всё покоя деревня та не давала, Мяснюшка эта, на рынке рассказывал, помнишь? Так вот, глянул я на карте – нет такой в округе, да и нигде нет. Поднял старые карты – да, была такая на отшибе, но зим десять назад оборотни по ней прошлись, всё выжгли. С тех пор её Погорелкой кличут, да только вот не осталось там почти ничего. Фортовские её даже на картах не отмечают.

– Интересно.

– И последнее, – он порылся в своих вьюках, извлёк маленький мешок и протянул Путнику. – Мужичок ещё какой-то кудрявый приходил, тебя искал. Сказал, что должен тебе, виноват, мол, в чём-то. Ну всё, нельзя мне задерживаться, ехать надо. Поймут, что с тобой связался – следом к палачу пойду.

И Древень оставил его одного. Путник какое-то время задумчиво смотрел вслед удаляющейся фигуре. Когда всадник скрылся за стенами города, он заглянул в переданный мешочек. Внутри была соль. Путник развернул лошака и галопом поскакал в сторону прихода.