Подарок

ПОДАРОК

Этот человек вышел из сберкассы и направился к трамвайной остановке. Мужчина передвигался, сильно прихрамывая и опираясь на палочку. Он шел в шагах трех сбоку от меня, и мы почти одновременно перешли дорогу. В неположенном месте, конечно. Ему, как и мне, очевидно, не хотелось идти до перекрестка. Машин на дороге почти не было, и мы спокойно пересекли ее наискосок. К остановке мы подошли одновременно и уселись на скамейку под навесом в ожидании трамвая.

Мы прождали трамвай минут двадцать. Напротив нас остановилась маршрутка, забрала двух женщин и уехала. Тут мужчина обратился ко мне:

– А пятьдесят пятый идет до Центрального рынка?

– Нет. Она поворачивает на 23-е Августа, – ответил я. – Туда идет 221 и 305.

– Что-то трамвая долго нет… Может, стоят где-то, – предположил мужчина через некоторое время.

Ему было лет шестьдесят, но на лице его почти не было морщин. Его волосы, почти полностью седые, были коротко пострижены.

– Наверно, – сказал я неохотно: у меня не было никакого желания разговаривать, тем более с незнакомым человеком.

– Подождем еще немного. Может, подойдет… – сказал незнакомец и умолк. Вот и отлично.

Через пару минут трамвай действительно появился. Мы вошли в него и сели на свободные места в самом конце вагона.

– Тебе тоже в ту сторону? – спросил неожиданно мужчина.

– Угу, – буркнул я и уставился в окно. Как будто и так не ясно.

Подошел парень-кондуктор и выдал нам билеты.

– Интересно, на Центральном рынке можно купить велосипед? – очевидно, соседу очень хотелось поговорить.

– Наверно, – ответил я, стараясь не показывать раздражение.

– Хочу сделать подарок сыну. У него сегодня день рождения.

Во мне проснулось удивление. Я повернул голову к своему болтливому соседу.

– А он что, сам не может купить себе велосипед? Что, такой немощный?

– Да нет, – рассмеялся сосед, – Он еще ребенок.

Теперь во мне проснулось любопытство.

– Ребенок? А сколько ему лет?

– Десять лет сегодня исполняется! – в голосе мужчины прозвучала гордость.

– А сколько же тогда вам? – не удержался я и всем телом повернулся к пожилому мужчине.

– Пятьдесят семь. Что, не верится?

– Да верится. Только сын у вас маленький какой-то.

– Ну, так вот получилось, – весело сказал сосед. Его карие глаза засветились.

«Да,  резвенький старичок», – подумал я, и мне стало смешно. – А жене вашей сколько? – спросил я, уже глупо улыбаясь.

– Сорок один. Что, молодая?

– Совсем молоденькая, – ответил я язвительно. – Наверно, хорошо живете?

– Конечно. Иногда переругиваемся, правда. Но это, когда она устает после смены.

– А где она работает? – спросил я просто так.

– В больнице. Старшей медсестрой. А я вот не работаю уже. На пенсии по инвалидности, – он приподнял свою инвалидную трость.

– Что, под машину попали? – спросил я насмешливо.

– Намного проще. Шел по гололеду и навернулся. Несколько сложных переломов. Теперь вот слегка похрамываю. У меня тут в ноге искусственный протез.

– Как же вы хотите велосипед покупать, если вы с палкой ходите?

– Ничего, справлюсь. Очень удачно сегодня складывается: получил пенсию и теперь куплю велосипед. Сюрприз будет малому. Он давно мечтает о нем. Теперь будет кататься, сколько захочет.

Мои глаза с минуту разглядывали седого соседа, у которого был десятилетний сын. Неловкое молчание затянулось.

– А ты тоже на Центральный рынок едешь?

Я молча кивнул:

– Я – на книжный рынок. Мне надо сочинения купить, – наконец выдавил я.

– Купить сочинения? – глаза моего резвого соседа расширились от нескрываемого удивления.

– Ну да. Есть такая книга. Называется «Золотые сочинения».

– А что, сам не можешь написать?

– Сам? – я на секунду задумался. – Могу. Только есть такие занудные темы, хоть вешайся. Буду я еще возиться с ними! Все переписывают, а я что дурнее всех?

– А если учительница узнает?

– Ну и что? А для чего тогда нужна эта книга? Раз ее выпустили, значит, так и надо.

– Интересно. В наше время такого не было. Мы делали все сами.

– Мне мама тоже это говорит. Но сейчас другое время. Никому ничего не надо. Главное – получить хорошую оценку.

– И что, ставит?

– Конечно. А куда ей деваться. К тому же, там все знаки препинания поставлены. Проверять легче.

– Ну и ну… У меня слов нет…

– А не надо никаких слов. Сейчас все так делают. По всем предметам домашки сдувают!

Мой сосед пристально смотрел на меня, словно пытаясь понять, шучу я или нет. Очевидно, он ничего не знал о школьных делах. Он что, с луны свалился или из какой-нибудь деревни приехал?

Мы подъехали к рынку.

– Ну, ладно, – сказал сосед, поднимаясь, – будь здоров. Только старайся делать все сам. На шпаргалках далеко не уедешь. Подумай, парень.

Я молча проводил его взглядом.

Трамвай тронулся. Мне нужно было выходить на следующей остановке.

Тут я случайно бросил взгляд на пустое сиденье, на котором только что сидел разговорчивый пенсионер. Рядом с ним на полу темнел толстый бумажник. Я поднял его и раскрыл. Он был туго набит зелеными бумажками. Двадцатки! Я посмотрел в салон. Несколько пассажиров сидели спиной ко мне. Меня никто не видел. Мое сердце заколотилось от восторга. Вот это счастье привалило, подумал я радостно. Можно купить кучу всего: кукурузные палочки, сухарики, чипсы, байкал. Причем много, очень много! Таких денег хватит на большую, огромную кучу вкусностей! Мое сердце чуть не выпрыгнуло из меня от мощного порыва удовольствия. Я сидел и дрожал от этого порыва, словно от дуновения холодного ветра, сжимая в руках потертый бумажник и стараясь спрятать его в своих ладонях от посторонних взглядов.

Ледяная волна вдруг пронеслась по моему телу.

А как же подарок мальчику, которому исполняется десять лет? А как же их праздник? А как же этот человек, который потерял всю свою пенсию? Какое право я имею забрать чужие деньги и радоваться при этом? Как такая мысль вообще могла прийти мне в голову? Идиот! Придурок! Прибабахнутый!

Я оглянулся и в окне увидел человека, которого чуть… не ограбил. Он шел в сторону рынка, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, сразу было видно, как трудно ему было передвигаться.

Я вскочил на ноги и, не сдерживая себя, закричал на весь вагон:

– Водитель, постойте, мне надо выйти!

Трамвай остановился. Голова женщины-водителя показалась в проеме двери кабины. Она что-то крикнула недовольным голосом, но я ее не слышал. Задняя дверь со скрежетом открылась, и я вылетел из вагона.

Мужчина успел затеряться в толпе. Я стал глазами искать человека с тростью. Никого! Я быстро пошел в ту сторону, где минуту назад находился мой болтливый собеседник. Он исчез. Я стоял с унылым видом, озираясь вокруг себя. Что делать? Как мне вернуть деньги? Может, пойти пока на книжный рынок купить сочинения? А как же быть с деньгами? Что же мне делать? Настроение у меня испортилось.  В голове  прыгали  мысли, от которых мне постепенно становилось тошно. Я не знал, как мне найти инвалида и вернуть ему потерянный бумажник с его пенсией. Ладно, пойду куплю книгу, а потом разберемся с бумажником как-нибудь.

И вдруг – вот он! Тот самый! С палочкой! Я быстро нагнал инвалида и дотронулся до его руки. Он обернулся и удивленно уставился на меня.

– Вы потеряли что-нибудь в трамвае? – выпалил я на одном дыхании.

– Ну, не знаю, сейчас посмотрю, – он стал быстро ощупывать карманы куртки, потом брюк. – Кажется, я потерял деньги, – произнес он охрипшим голосом. Лицо его побелело от испуга.

– Вот ваши деньги! – сказал я, улыбаясь, и сразу почувствовал облегчение. Как хорошо, что все так закончилось. Как я его вовремя нашел!

– Это же надо! Вернул деньги! Просто не верится, что такое еще возможно в наше время. Спасибо тебе, мальчик! Большое спасибо! – с волнением произнес мужчина.

– Ладно, я пошел, – сказал я, радуясь, что эта дурацкая история, наконец, закончилась, и быстро направился к книжному рынку.

Потом что-то заставило меня обернуться. Мужчина стоял на том же месте. Он приподнял руку и нерешительно помахал мне. Я не ответил. Я не любил телячьи нежности, как говорит мой отец.

Я двинулся вперед, перешел мост, прошел до угла улицы, и здесь остановился.

Может,  обойтись  без  этих  дурацких золотых сочинений? Тем более что задают их два или три за год. В конце концов, я и сам могу что-нибудь написать. Не такая уж это проблема. Или купить? Вдруг пригодятся? Я бездумно сделал еще несколько шагов вперед. И снова остановился. Нет! Наверно, не пойду… Точно не пойду! Обойдусь… И деньги целее будут!.. Однако ноги мои, как заводные, сорвали меня с места и понесли к книжным киоскам. Но, дойдя до первого из них, я снова застыл на месте и, на этот раз, пока не раздумал, я заставил себя двинуться в обратном направлении. Черт с ними, с этими кретинскими сочинениями, которые выпустили специально для дебилов. Я и сам смогу справиться. С этими мыслями я легко понесся к трамвайной остановке, чтобы вернуться домой.

Я проходил мимо площадки, где продавались велосипеды, но здесь не увидел инвалида с тростью. Наверно, уже ушел, подумал я. Так как мне больше нечего было делать на рынке, я двинулся дальше, продолжая радоваться, что поступил правильно, да еще сэкономил на ненужной книге… для дебилов.

Опять он! Ну, точно, мы сегодня не расстанемся. Я заметил в толпе уже знакомую хромоногую фигуру с тростью в одной руке и велосипедом средних размеров в другой. Велосипед показался мне великоватым для десятилетнего мальчика. Наверно, взял на вырост, как иногда делала моя мать, когда брала мне туфли на два размера больше. Мужчина шел медленно, и я вскоре нагнал его. Я шел рядом, поглядывая на него сбоку и хитро ухмыляясь

Наконец, он увидел меня и тоже улыбнулся.

– Ну, что, купил свои сочинения? Теперь будешь очень грамотным и очень умным, верно? – в его голосе звучали иронические нотки.

– Нет, не купил. Решил обойтись без них.

– Ну и правильно, лучше самому все делать. Когда человек делает все сам, у него появляется уверенность в себе и гордость за самого себя. Я считаю, что это очень хорошо – гордиться самим собой. Ты тоже так считаешь?

Я замялся. Я вообще об этом не думал. Мне и мысли об этом никогда в голову не приходили.

– Давайте я помогу вам. Лучше катить его. Так будет легче.

Инвалид согласился и поставил велосипед на землю. Я взялся за обе ручки руля и легко покатил его вперед.

Мы пришли на остановку, но тут же поняли, что с велосипедом в трамвай ни за что не влезем: народу было слишком много. Мы озадаченно разглядывали людей, столпившихся у дверей подошедшего трамвая.

– Мы точно не сможем сесть в этот трамвай, – сказал я с умным видом.

Мой сосед молча кивнул. Мы нерешительно простояли некоторое время, и вдруг мужчина сказал:

– Вот что. Давай сделаем так. Ты поедешь на велосипеде к сберкассе, а я поеду трамваем. Хорошо? На велосипеде умеешь ездить?

– Давным-давно,  –  ответил  я,  напустив на  себя важный вид. – А что, вы мне доверяете велосипед?

Инвалид улыбнулся. Его улыбка была мягкой и доверительной. Мое сердце заколотилось от его слов:

– Но деньги же ты мне вернул, верно?

– Ладно. Тогда встретимся возле сберкассы. Если я приеду раньше, я буду вас ждать там, если вы, то вы меня ждите.

– Договорились. Все. Езжай. Только будь осторожным, не вляпайся в какой-нибудь трактор, – шутливо сказал он, – и береги велосипед. Не хочется дарить сыну ободранную машину.

– Хорошо. Я буду ехать осторожно. Все, до свидания. В общем, – у сберкассы. Я поеду на нем за мостом, а то здесь слишком много машин и народу, – сказал я и медленно покатил велосипед, осторожно огибая отдельных людей и стоящие автомобили.

За мостом я уселся на седло и быстро поехал по тротуару в сторону своего дома, стараясь не натыкаться на камни и не попадать в ямки, наполненные октябрьским дождем. Я не хотел маслянистой грязью испачкать новый велосипед.

Мужчина уже ждал меня в назначенном месте. Он критически осмотрел подарок сыну и, не найдя никаких изъянов, весело сказал:

– Отлично. Молодец. Мы почти на месте. Немного осталось пройти. Может, доставишь его до дома, если не торопишься? Нам туда. Вон, видишь три двухэтажных дома, так вот средний наш.

Я  снова  сел  на  велосипед  и  покатил  вверх  по улице. Я старался ехать медленно, чтобы инвалид, который молча шел рядом, успевал за мной.

– А как зовут вашего сына? – спросил я от нечего делать.

– Алеша. А тебя?

– Саша, – сказал я просто.

– Ну, а я – Павел Алексеевич.

У меня тут же щелкнуло в голове.

– Значит он у вас Алексей Павлович… Очень весело.

– И что тут веселого?

– У моей матери есть знакомый. Так вот, его прадед – Илья Лукич, дед – Лука Ильич, отец – Илья Лукич, сам он – Лука Ильич, а сын его – Илья Лукич. Разве не смешно?! Просто умора.

Мужчина весело рассмеялся.

– Очень смешно. Надо об этом подумать… Сюда, второй этаж… Если не трудно, затащи его наверх. Хочу сюрприз сделать.

Я охотно поднял велосипед на второй этаж, и нажал кнопку звонка. На порог вышел худенький мальчик с темными длинными волосами и здоровенной челкой, которая прикрывала почти весь лоб. Он разглядывал меня и велосипед с нескрываемым любопытством. Я решил больше не задерживаться.

– Все, я пошел. До свидания, – быстро сказал я и, не дожидаясь ответа, стал спускаться по лестнице. Я слышал, как отец что-то сказал сыну, но разобрать слова не мог.

Когда  я  уже  открывал  входную  дверь,  за  моей спиной раздался громкий топот по деревянной лестнице. Запыхавшийся Алеша Павлович остановился на последней ступени и тихо и смущенно пробормотал:

– Сашко! Приходи ко мне на день рожденья. Папа попросил и я… Пожалуйста… Приходи.

Я опешил. Вот уж не ожидал. И чего вдруг? Что, больше позвать некого? Я замялся, пытаясь найти подходящие слова, чтобы мягко отказаться. Мне вовсе не хотелось идти в гости в незнакомую семью. Какой-то там десятилетний малой… Алексей Павлович! А отец Павел Алексеевич! Надо же? Но мой дурацкий язык выдал:

– Ладно. А во сколько пир будет?

Малой не понял. Он вопросительно смотрел на меня:

– Пир?

– Ну, заседание семейного совета.

Кажется, до Алеши Павловича дошло на этот раз. Он широко улыбнулся:

– Приходи в шесть часов. Ладно? Мы не начнем без тебя. Будем тебя ждать. Ладно?

Я сам себя загнал в угол. Полный придурок. Ну, всегда так! Когда нужно принять решительное решение, я принимаю какое-нибудь дурацкое решение. Что мне оставалось делать? Оставалось только буркнуть последнюю фразу:

– Хорошо, приду.

– Ладно, Сашко. Пока. Мы будем ждать.

Башмаки  Алеши  Павловича  снова  загромыхали по деревянной лестнице. Потом все стихло. И только мысли мои продолжали кружиться и шуметь в моей голове.