Вечер. Первое марта. Париж. Высокий, стройный молодой мужчина с волнистыми белокурыми волосами по подбородок и светлыми глазами вышел на сцену Комеди Францез. Звали его Кристиан Дюпре. Он был писателем и режиссёром драмы. Благородная внешность, статная фигура, проницательный, глубокий, мудрый взгляд, искрометный юмор, юношеский, чистый голос – всё это придавало ему шарма…
«Господин Дюпре – великолепен», – рождалось в мыслях каждого при встрече с ним.
Будучи ещё совсем ребёнком, он задался целью стать писателем и всегда активно шёл к её достижению. Однако изданные рассказы, повести, а также целых три романа особого успеха ему не принесли.
«Нет… Определённо же я что-то делаю не так» – рассудил он. – С этой фразой господин Дюпре впал в глубочайшую задумчивость и за всю зиму не написал ни строчки.
Однажды первого марта с ним случилось озарение…
«Бог просто мне сказал…чтО и как писать, – глядя куда-то вверх, вспоминал он.
Через девять месяцев после этого события вышел его сборник драматических произведений. Книга стала бестселлером во Франции, и по вошедшим в неё пьесам было решено поставить спектакли.
Разумеется, господин Дюпре стоял на сцене легендарного театра не один. Его окружала группа актёров: Франк Триаль, Сесиль Дюпон, Габриэль Дане, Патрик Арно, Клер Обье и некоторые другие.
Эти люди собрались на первую репетицию спектакля, однако всё никак не могли начать: с господином Триаль происходило нечто непонятное… На его лице было столько тревоги, что создавалось впечатление, будто он жил во время войны и теперь прокручивал в голове самые тягостные события. Мысли рождали сильнейшие эмоции, казалось, они вот-вот разорвут его на части, и, похоже, «нейтрализовать заряд» было уже невозможно.
Все считали его не просто талантливым актёром, а истинным гением театрального искусства. С первого же дня работы он буквально поражал своим мастерством. Это было настоящее чудо. Играя, господин Триаль будто забывал себя. Его душа словно вылетала из тела и заменяла себя иной…той, что жила в теле героя, роль которого он исполнял.
Актёр часто ходил загруженным, мрачным, почти никогда не улыбался. При этом мог блестяще сыграть шута, и, казалось, в принципе, любую роль.
– Что-нибудь не так? – поинтересовалась Габриэль, худощавая женщина средних лет с острыми чертами лица. – Старушечий голос и аристократическая манера общения добавляли ей возраста. Чёрная шляпа как всегда накрывала её густые тёмно-русые кудрявые волосы, которые она никогда не отращивала ниже подбородка.
Габриэль выделялась прямотой: в отличие от других она могла без малейшей доли смущения спросить о чём угодно, кого угодно и когда угодно. За глаза её некоторые называли щукой.
– Всё в порядке, амиго? – обратился к господину Триаль Патрик, сделав вид, что заданный им вопрос его нисколько не напряг. – Это был мужчина ростом ниже среднего с длинными чёрными волосами, которые он, как правило, забирал в хвост. Будучи удивительно неконфликтным человеком, он понимал, а главное, принимал почти всё, лишь бы избежать шумных споров. Патрик выслушивал каждого, кто делился с ним тем, что раздражало, возмущало или в плохом смысле удивляло. На самом деле его мнение отнюдь не часто совпадало с мнением окружающих, однако состояние собеседника во время разговора было, по всей вероятности, слишком ценно для него, чтобы судить.
– Франк, ты не заболел? – аккуратно спросила Сесиль, нервно расправляя воротник своего бежевого сарафана. – В её внешности было что-то славянское. – Мужчина с трудом поднял на неё взор. Его карие глаза наполнились слезами.
– Нет, – выдавил он из себя и стремительными шагами направился к кулисам.
– Эй, подожди! Да что с тобой?! – прокричала ему вслед Клер, молодая женщина со светлыми прямыми волосами до плеч и близко посаженными зелёными глазами.
– Нет. Так не пойдёт, – окончательно возмутилась она и уже собиралась пойти за господином Триаль, как её остановил Кристиан.
– Не надо, Клер. Пусть побудет один, – произнёс он.
– Что?! Ты считаешь, это нормально?! Вот так убегать!.. Он ведёт себя, как капризный мальчик! Мы вообще-то на работе, а не на детской площадке! Почему хотя бы не объяснить нам, в чём дело?!
– Поверь… Если бы он мог – объяснил, – тихо произнёс господин Дюпре.
– Откуда такое понимание, Кристиан?.. – тут же спросила его Габриэль, прищурив глаза.
– О, Господи! Опять эта щука со своим любопытством… Ну, какая ей разница! Понимание здесь вообще ни при чём! – прокричала шёпотом Клер на ухо Патрику. – Будучи очень вспыльчивой, она, конечно, нашла в нём хорошего друга.
– Ты права, – инстинктивно согласился с ней он.
– Все мы кажемся странными, когда нам плохо… – промолвил Кристиан.
– Перестань! Франк всегда ведёт себя странно! – снова вмешалась Клер и бросила взор на Патрика, очевидно, с целью найти в его глазах поддержку. – Цель была достигнута.
– Он ни разу нас не подвёл, Клер, – твёрдо и, чуть повысив тон, заявил драматург.
– Да, Кристиан… Твоя снисходительность меня восхищает… – проговорила Габриэль.
– Послушайте. Франк Триаль – актёр от Бога. И он всегда выполнял свою работу превосходно! Давайте простим его сегодня? – отчеканил господин Дюпре и неодобрительно посмотрел на «разъярённых зверей».
Наступила тишина. Затем, осознав, что репетиция отменяется, люди стали потихоньку расходиться.
Кристиан не знал причину поведения Франка, но верил, а главное, чувствовал, что она, минимум, действительно была. За исключением Сесиль, господин Триаль общался с ним больше, чем с кем-либо другим уже потому, что режиссёр никогда не задавал ему лишних вопросов.
Господин Дюпре протёр глаза и глубоко вздохнул.
– Как ты?.. Не сильно расстроился? – приятно улыбнувшись, спросила его Сесиль.
– Всё нормально…
– Ну, ладно… Тогда… До завтра?
– Да. Приятного вечера, – ответил он, прекрасно понимая, что она задержится в театре.
Чёрный плащ господина Триаль по-прежнему висел на крючке. Оставшись одна, девушка приблизилась к нему и принялась ладонями разглаживать смявшийся манжет.
Ждать пришлось долго, а главное, безрезультатно.
– Домой, Мадам? – неожиданно спросила её уборщица в своей игривой манере.
«Ну, всё, Франк… Время вышло», – слетело с уст актрисы.
– Да. До свидания, Мадам, – ответила она, а следом быстро собралась и покинула «зал ожидания».
Госпожа Дюпон забыла одну вещь в гримёрной, поэтому, вспомнив об этом, сразу же направилась туда.
Дверь была закрыта, и стало ясно, кто затворник…
– Франк… Открой мне, прошу… Это – я… – произнесла Сесиль, едва сдержав эмоции. – Она даже не надеялась на то, что он её впустит, но желала этого всем сердцем…
Безмолвие…
Шестьдесят секунд образовали минуту, словно бисеринки колье.
Отчаяние.
Сесиль вздохнула и стала медленно отдаляться от гримёрной. Однако стоило ей сделать несколько шагов, как дверь открылась.
Не веря своим глазам, девушка вернулась и проникла в помещение.
Внутри было очень уютно. Первая весенняя ночь уже закутала столицу в одеяло цветом воронова крыла. Внезапно пошёл дождь. И, словно по приказу, мигом разошёлся. Иглы ливня вонзались в стёкла окон, точно стрелы в прочные щиты… Тусклый свет чуть запылившейся лампы, водружённой возле зеркала одного из туалетных столиков, подчёркивал романтизм обстановки. Через спинки деревянных стульев были перекинуты различные предметы одежды: карнавальные костюмы, платья, брюки, блузки, пиджаки… На стене висели часы. Они были сделаны в антикварном стиле и украшены деревянной резьбой, благодаря чему от них буквально веяло девятнадцатым веком.
Господин Триаль стоял в одном из мрачных углов. Сесиль неслышно подплыла к нему, опустила свою нежную ладонь ему на плечо и осторожно развернула его к себе. Лицо мужчины покраснело. Мокрые от слёз щёки блестели, словно лунки.
– Что с тобой? – ласково произнесла она и уверенно добавила:
– Не бойся, расскажи мне.
– Всё очень сложно…
– Никто и не говорит, что просто. Франк, это останется только между нами, даю слово. – Он осторожно отстранился от неё, помолчал, а после сел на стул и, уткнувшись взглядом в пол, изрёк:
– …понимаешь… Если я сыграю эту роль – то, по сути, сыграю самого себя, а мне даже представить это страшно…
В детстве у меня была подруга. Настоящая… Добрая, честная, открытая, весёлая… Истинный дар. Точнее… Да, мы дружили, но я любил её… Действительно любил. Будучи ещё ребёнком, понимал это и осознавал.
Во время одной из прогулок, между нами произошла ссора. Надо сказать, всё вышло очень странно! Мы не ссорились вообще! А тогда вдруг разругались в пух и прах!
Она стала на меня кричать. Я ужасно разозлился и обозвал её!.. Я обозвал её подвальной мышью… – Он собирался продолжить, но…
Схватившись за голову, господин Триаль стал повторять:
– Как я мог?.. Как я мог?! Ну, как я мог так поступить?!!
Стало очень тихо. Госпожа Дюпон собиралась помочь рассказчику вопросом, но боясь показаться любопытной и тем самым «уничтожить исповедь», решила выждать.
– Её дразнил так отчим из-за чрезмерно высокого голоса. Не передать, как она переживала… Рыдала каждый день и говорила, что однажды… Он её погубит.
И вот…то самое «однажды» наступило. Только убийцей стал не отчим… Им стал я! – последнее предложение господин Триаль произнёс настолько экспрессивно, что создалось впечатление, будто он ударил кого-то бичом, а затем, заглянув девушке прямо в глаза, ледяным голосом констатировал:
– Я – убийца, Сесиль… Убийца, – Девушка демонстративно закрыла дверь гримёрной изнутри и уселась напротив него.
– Продолжай, – чуть ли не приказала ему она, взяв его руку в свою.
– …за всю жизнь я ни разу не видел взгляда ужаснее того, что направила на меня она после…совершения мной этого преступления, – промолвил он на одной ноте и, повторно заглянув девушке в глаза, добавил:
– Я – преступник, Сесиль… Преступник. – Она опустила голову.
– В её взгляде я прочёл многое, но главным был вопрос: «Франк, неужели это…сказал мне ты?!»
Не заплакав, не произнеся ни единого слова, она просто ушла. Я не остановил её, поскольку был ещё слишком зол, чтобы содействовать примирению, – продолжил господин Триаль и прошептал, казалось, самому себе:
– О, если бы я знал, чем всё это закончится… – Он заходил по комнате, а позже, прислонившись лбом к оконному стеклу, сказал:
– Я остыл быстрее, чем думал. Мне стало очень стыдно… Настолько, что едва дышал. И в голове вертелось: «Франк, неужели это…сказал мне ты?!»
Сначала я посчитал правильным оставить всё, как есть, а на следующий день найти её в школе и извиниться. Но угрызения совести к вечеру стали невыносимыми, и я решил, что надо срочно наладить ситуацию.
В тот день было пасмурно, а вечером не только показалось солнце… Небо полностью очистилось, и, приняв это за добрый знак, я незаметно выскользнул из дома.
У нас был сад. Вопреки тому, что мои родители самоотверженно за ним ухаживали, мне, признаться, не нравилось, как росли наши цветы.
И всё же я нашёл один… Аккуратно сорвал его и тот час же отправился к ней.
Она жила на соседней улице. Начало темнеть, поднялся ветер, стало прохладно.
Я буквально грезил увидеть её лицо после того, как она меня простит! Оно бы перечеркнуло другое…
– То, что и сейчас передо мной… – машинально закрыв глаза ладонью, завершил он. – Его голос дрогнул, и новая волна слёз ударилась о берег.
Переведя дух, господин Триаль вернулся к теме:
– Окно её комнаты находилось рядом с крыльцом, но постучать в него было нельзя: к дому приближалась женщина. К счастью, я вовремя её заметил и успел укрыться за углом. Она позвонила в дверь, а затем послышалось:
– Ну что? Так и не пришла?
– Нет.
Господин Триаль собирался продолжить рассказ, но вдруг прервался, прокричав:
– Разумеется, я понял о ком речь! Она пропала! Пропала!!! Но, Боже мой! В их голосах не чувствовалось совершенно никакой печали! Они говорили об этом, как о каком-то пустяке! Будто бы исчезла…ручка или…не знаю, карандаш.
И так мне казалось только поначалу!.. Позднее, стало ясно, что им радостно! Они потом даже смеялись!!!
Через некоторое время на крыльце появился мужчина. Её отчим… Высокий, крепкий. Лицо каменное. Он вышел покурить.
Обе женщины зашли в дом, и мы остались с ним наедине, хотя ему об этом было неизвестно.
Почти минуту я не мог решиться раскрыть тайну своего присутствия, но позже откинул все сомнения и вырос прямо перед ним.
Всё было вот как:
– Господин Арно, простите! Да, я подслушивал!
– Ты!.. Ты что тут делаешь?!! А ну, убирайся!
– Подождите! Мы гуляли вместе, и я…
– Уходи.
Господин Триаль глубоко вздохнул, а после молвил:
– Конечно, всё это вогнало меня в раж. Само собой я понимал: надо бороться! Но это «уходи» прозвучало так холодно, жестоко и безапелляционно… К тому же я уже с трудом держался на ногах тогда. Мне стало очень плохо.
– А знаешь, чем закончился наш разговор? – При произнесении слова «разговор» господин Триаль изобразил в воздухе кавычки.
– Я потерял сознание… Странно, что вообще не умер: бросив сигарету в урну, это чудовище сказало мне:
– Поищи её в подвале… Там мыши самое место. – Сесиль наморщилась и поспешила спрятать глаза.
– Очнулся я у себя дома. И встретил, пожалуй, самую страшную ночь за всю свою жизнь. По всей вероятности, я бы её не пережил, если бы предварительно не накопил хоть немного сил, пребывая в бессознательном состоянии. – Сжав пальцами переносицу, господин Триаль снова заходил по комнате, а затем остановился и сказал:
– Шли дни, недели… Она не возвращалась. Я сходил с ума! Лишился сна! Меня поражало бездействие!!! Точнее, я был одним, кто действительно пытался её найти!
– Что только не делал… Обыскал весь город, – завершил он, а после обрушился на стул и произнёс:
– Наконец, надежна на её спасение угасла, и я себя возненавидел. Она исчезла из-за меня.
Дождь перестал, и сделалось настолько тихо, что казалось, всё вокруг замерло в ожидании самых важных слов. Вторично подойдя к окну, господин Триаль изрёк:
– Да, я ненавижу себя. Я ненавижу себя за то, что сделал. Беда случилась по моей вине. Случилась с тем, кто был незаменим… Незаменим.
С тех пор мне с собой невыносимо. И это – моя боль.
Знаешь, говорят: «От себя не убежишь». Но я считаю иначе. Есть один способ: с помощью роли, точнее, её исполнения. Играя, отправляешься в отпуск, где отдыхаешь…от себя.
Всякий раз, вживаясь в роль, я напоминаю себе моментально действующий крем от раздражения: втираешь его в покрасневшую кожу – боль сразу же уходит.
Господин Триаль умолк. Рассказ был, очевидно, завершён.
– Да. Согласна…относительно роли. Абсолютно. – Госпожа Дюпон собиралась сказать что-то ещё, но он неожиданно её перебил:
– Она очень похожа на тебя… – Господин Триаль посмотрел ей в глаза и добавил:
– Просто невероятно. Правда. И да…её тоже звали Сесиль. – На несколько секунд девушка о чём-то задумалась, а затем в пространстве прозвучало:
– Верно… Ты говорил, что это твоё любимое имя… Много раз, – Схватив смысл только что услышанного, господин Триаль облокотился о подоконник, опустил голову и смиренно прошептал:
– Господи… Похоже, я сошёл с ума… Да.
– Нет, Франк, – тут же молвила госпожа Дюпон.
Она мигом поднялась со стула, приблизилась к нему и волнительно пролепетала:
– Франк, это я! Сесиль… Клянусь жизнью! – Он направил на неё взгляд, полный неверия и растерянности. Его мысли застыли.
«Боже, это же она… Такого сходства не бывает», – вдруг промчалось в голове.
– Я, Франк… Я! Клянусь тебе! Впрочем, у меня есть доказательство!!!
Взяв её лицо в свои ладони, он неуверенно спросил:
– Ты?.. Это ты? – Госпожа Дюпон мягко улыбнулась, кивнула в знак согласия и протянула ему кулон в виде ангельского крыла (свой старый талисман).
– Узнаёшь? Он у меня сохранился.
– …господи, да! Узнаю!!! – слетело с губ мужчины. Эмоции вырвались на волю…
Он обнял её, намертво прижал к себе и с запинками пробормотал:
– Где?.. Где ты была?! Где ты была всё это время?!! Почему я лишь сейчас узнал, что ты – это она?! Ведь это точно ты?! Мне всё это не снится?! Я не обезумил? Если это так…я не хочу обратно…в мир нормальных! Мне этого не пережить… Не пережить!!! Это не мир…
– Я, Франк… Я. Верь мне… Верь. Не переживай, сейчас я всё тебе объясню, – отвечала она, поглаживая его по спине.
Дождь снова подал голос. Они же, стоя в обнимку, хранили молчание.
– Где ты пропадала?.. – уже спокойнее спросил господин Триаль. Ощутив, что он пришёл в себя, Сесиль промолвила:
– Давай присядем, – они устроились друг напротив друга, и, разговор продолжился:
– Франк, там, где я была, знают единицы. Мне запрещено рассказывать всё, потому что это тайна. С ней придётся жить. Я могу лишь сообщить тебе о главном. Причём, есть одно условие: ты поклянёшься никому ничего не передавать.
– Клянусь, – немедля отозвался господин Триаль, и, выпустив из лёгких воздух, Сесиль отчётливо произнесла:
– Я была у Бога.
– …где?
– У Бога. Да.
– Как так?
– …прости, сейчас я буду вынуждена сказать именно то, что думаю… Фраза, брошенная тобой в мой адрес, чуть было не убила меня тогда. Я чувствовала, что если услышу её повторно вечером того же дня от отчима – умру. Поэтому решила домой не возвращаться. Мне было всё равно, куда идти, и почти наплевать на то, что может со мной случиться. У меня даже возникла идея специально сорвать себе голос, чтобы его больше никто и никогда не слышал.
Я бродила по неизвестным улицам… До самой темноты. Мысли забрали всё моё внимание… Периодически мне вслед сигналили машины.
Вдруг я заметила, что народу стало очень мало: город остался позади. Люди, шедшие навстречу, смотрели на меня, как на беспризорника. Признаться, в душе… Впрочем, неважно.
Помню, что какая-то женщина обратилась ко мне с вопросом, а я бесцеремонно прошагала мимо.
Наступила ночь. Вокруг никого. Сделалось кошмарно страшно… В панике, я приняла решение просто бежать обратно, рассудив, что таким образом согреюсь и встречу того, кто меня приютит. – Госпожа Дюпон немного помолчала, а затем, смеясь, проговорила:
– В целом, мой план удался. Ведь я на самом деле согрелась и встретила того, кто меня приютил. Однако спасителем оказался не человек… Всевышний!
Необыкновенное воспоминание пробудило в девушке несвойственную ей поэтичность, и, она певуче протянула:
– Тогда…на мрачном небосводе вспыхнуло пятно! Единым духом обернулось золотым лучом… Он осветил меня… Расширился. Согрел… И Бог забрал своё дитя к себе.
Наступило молчание, но продлилось недолго.
– Франк, ты веришь мне? – беспокойно спросила она его.
– Да, – ответил господин Триаль. – Вспомнив о тайне, он думал задать ей всего один вопрос «Почему она не рассказала ему об этом раньше?» Однако гораздо важнее для него было другое:
– Сесиль, прости меня… Прости за то, что обозвал тебя в тот день. Это было вопиюще жестоко, глупо и несправедливо… Прости, если сможешь. Клянусь тебе!.. Мне всегда…не просто нравился твой голос… Я его обожал! И сейчас обожаю. Он ангельский. Уникальный… Светлый! Мягкий! Нежный… Стал ещё прекраснее.
Не понимаю, как я мог так поступить с тобой! Мной словно… – Господин Триаль собирался сказать «управляли», но вовремя поняв, что это могло выглядеть, как попытка перевалить свою вину на кого-то другого, оставил мысль для себя.
– Я был мал… Эмоции… Впрочем, нет мне оправдания. Не знаю, как ты вообще перенесла всё это. Ты очень сильная, Сесиль! Я перерезал последнюю верёвку, за которую ты тогда держалась! А вместо того, чтобы разбиться о землю… Ты научилась летать.
Прости меня… Я так неправ… Мне ужасно стыдно!!! – Он рухнул на колени прямо перед ней и принялся рыдать.
– Я давно тебя простила, – спорхнуло с уст госпожи Дюпон. – Ей очень хотелось сказать это сразу, но она чувствовала, что высказаться ему было необходимо.
– Простила… Простила, слышишь? Давно, – добавила она.
– Простила? Правда?! – С тревогой в голосе спросил господин Триаль.
– Да! – торжественно заявила она, а затем прошептала:
– И я целую вечность мечтала о том, чтобы ты узнал об этом. – Господин Триаль действительно поверил ей…
Он выпрямился в полный рост, набрал полные лёгкие воздуха, а после, шумно выдохнув, изрёк:
– Конец существованию раба… Свобода… Жизнь.
– Да, Франк, – выждав паузу, согласилась с ним Сесиль и подошла к нему вплотную.
– Почему ты не рассказала мне об этом раньше? – всё же спросил он.
– Такова была воля Бога. Я имела права открыть тебе тайну только после того, как ты… – Она, очевидно, не завершила, однако господин Триаль будто вдруг утратил всякий интерес к ответу на вопрос:
– Как же хорошо…рядом с тобой… Господи… Мне очень не хватало тебя, Сесиль… – едва слышно проронил он, вглядываясь в её небесные глаза, и нежно провёл ладонью по щеке девушки.
– Мне тоже тебя очень не хватало, Франк… – промолвила госпожа Дюпон.
Они прижались друг к другу и поцеловались.
– Не проходило ни дня, чтобы я о тебе не думал… Ни дня… Я люблю тебя… И…и всегда любил, – признался он.
– Я тоже тебя люблю… – Отозвалась она, как эхо, и их уста воссоединились снова.
Они стояли в тишине, осознавая мощный поворот судьбы.
– Я уйду из театра, – на полном серьёзе объявил вдруг господин Триаль.
– Что? Как?! Почему?!! – Сесиль мигом отстранилась от него. – Господин Триаль погрузился в мысли, а затем красноречиво пояснил:
– Со дня нашей ссоры я жил с нестерпимым чувством стыда… Сильным, как удар цунами… Отравляющим, как яд змеи…
Не с целью похвалить свою персону, скажу, что моей игрой восхищались…
– Именно! – светясь уверенностью, вставила госпожа Дюпон.
– Спасибо, но понимаешь… Да, быть актёром всегда было моей мечтой, но теперь, когда я знаю, что ты выжила и меня простила – не смогу больше играть на том же уровне, поскольку моя ненависть к себе исчезла, и вместе с ней пропало дикое желание себя покинуть…
– Франк! Подожди! Остановись! Ты не прав! Боже… Это всё из-за меня! Ведь сообщив тебе о главном, я совсем забыла о самом главном!!! Господи, прости! Я, видимо, переволновалась! – затараторила Сесиль.
– …минуту… Только соберусь с мыслями… – добавила она, машинально прислонив пальцы к вискам, а позднее изрекла:
– День нашей ссоры стал точкой отправления для развития твоего таланта, Франк…
Ненависть к самому себе, вызванная нестерпимым чувством стыда, создала тебе истинную мотивацию для того, чтобы отточить мастерство «абстрагирования от собственной личности». – Казалось, речью девушки кто-то владел. Она произнесла все эти предложения на одном дыхании, беспрерывно глядя вверх.
«Её устами говорит Всевышний», – родилось в мыслях актёра.
Тем временем, госпожа Дюпон продолжала:
– Роль подобна океану… Ты научился не только окунаться в его воды целиком… Но и с лёгкостью доплывать до самого дна Марианской впадины! Переживания считаются чем-то плохим, но на самом деле они есть, минимум, сырьё…материал для созидательной деятельности. Источник идей.
Франк, не думай, что отсутствие истинной мотивации от себя убежать отразится на твоём творчестве! Оно вообще никак не повлияет на него!!! Пойми главное! Дело уже сделано! Ты овладел своим даром на очень высоком уровне. – Она остановилась.
«Если всё то, что произошло, действительно было нужно, мной и вправду управляли, когда я обозвал тебя?» – хотел спросить господин Триаль, но не посмел.
Сесиль подошла к нему, обняла и с нежностью произнесла:
– Франк, ты согласен со мной?
– …пожалуй, да… – не сразу ответил он и поспешил добавить:
– Но, Сесиль… Роль, которую мне надо было репетировать сегодня, я исполнить не смогу. Моё настоящее состояние – прекрасно… Такой лёгкости я не испытывал с детства и жажду насладиться озарившим душу светом! А мой герой словно возвращает меня к себе…прежнему.
– Франк, он всё равно не ты! У него лишь похожая на твою судьба! Восприми эту роль, как новый опыт, который освоить, между прочим, гораздо проще предыдущего! Ты научился абстрагироваться от самого себя! Так научись абстрагироваться от ассоциации! Пусть она даже такая мощная и негативная! Всегда иди только вперёд!!! – Эмоционально и, сильно жестикулируя, проговорила Сесиль.
Завершив, она случайно задела лежащий на туалетном столике медный поднос, и звук его удара о пол послужил финальным аккордом только что сотворённой ею «мелодии». – Слова госпожи Дюпон убедили актёра. Это было очевидно.
Сесиль подняла «инструмент», положила его на место и подошла к господину Триаль.
– Не уйдёшь из театра?..
– Нет, – немного подумав, но без доли сомнения ответил Франк.
– А роль исполнишь?
– Да, – отозвался он, точно заколдованный. – Сесиль улыбнулась, погладила его по голове, и они прильнули друг к другу.
Тучи рассеялись. На трон взошла полная луна. Светя прямо в окно гримерной, она заливала её мягким серебристым светом.
– Тебе случайно неизвестно, почему твоя мама так равнодушно отнеслась к твоему исчезновению? – не мог не поинтересоваться господин Триаль.
– …известно. Точнее, у меня есть весомое предположение… – ответила госпожа Дюпон. – Она явно хотела всё объяснить, но пауза затянулась.
– Почему? – аккуратно спросил Франк.
– Ну… Видишь ли… Мой родной отец очень не любил детей. Прямо ненавидел. Его родители, то есть мои бабушка и дедушка погибли. Из родственников остались только брат с сестрой (близнецы). Разница в возрасте у них составляла пятнадцать лет. Папа был вынужден начать работать… Чтобы выжить, прокормить семью.
С самого детства он обожал рисовать. И мечтал уехать в Италию, где собирался заняться этим со всей серьёзностью… Одним словом, у него был чётко выработан глобальный план относительно учёбы, но из-за сложившейся ситуации, как ты понимаешь, всё сорвалось.
В течение почти двенадцати лет отец фактически откладывал свою жизнь. За этот период у него были отношения, но ничего не складывалось. Наконец, он познакомился с моей мамой. Они очень сильно друг друга полюбили. И у них было всё так искренне… Папа ничего от неё не скрывал. Рассказал всю свою тяжёлую историю, открыто признавшись ей в том, что смертельно устал быть отцом…и материю, поэтому твёрдо решил не иметь детей.
Мама отнеслась ко всему с большим пониманием. Как-то раз она ему сказала: «Бернард, ты согласен быть моим мужем при условии, что мы никогда не станем родителями?»
Ответ был, конечно, положительным. В итоге, они поженились.
У отца освободилось долгожданное время на рисование. Он даже выделил для любимого увлечения целую комнату, которая буквально через сутки превратилась в настоящую мастерскую! Помещение стало для него своим личным миром. В выходные дни папа выходил оттуда лишь по необходимости. Брал уроки у профессионального художника. В целом, не только всё наладилось… Наступила счастливая жизнь.
Однако уже через десять месяцев после свадьбы, мать забеременела мной, и… Моим братом.
– Что?! У тебя был брат?! Господи! Сесиль! Почему ты никогда не говорила мне об этом?! Мы же так часто гуляли!
Почему ты вообще ничего мне не рассказывала? Зачем было всё это скрывать?! Где сейчас твой брат?! И почему я никогда его не видел?!
– Он не прожил и месяца… Умер от смертельной болезни.
– …
– Я ничего от тебя не скрывала, Франк. Просто сама была не в курсе. Мне всегда казалось, что у нас в семье есть какая-то тайна. Кстати, об этом я тебе говорила, помнишь?
– …да. Точно. Было такое. Мы это обсуждали… – вспомнил господин Триаль и упрекнул себя за свой порыв.
– От матери я даже не надеялась услышать правду. Она сказала, что отец погиб в горах, но верилось в это почему-то очень слабо. Интуиция не врёт.
Мне обо всём стало известно только после моего возвращения. Тётя рассказала. Между прочим, её поведение, в своё время, первым делом свидетельствовало о том, что тайна есть и даже не одна. Она так баловала меня…
Тётя молчала по просьбе мамы. А ещё боялась настроить меня против неё, понимая, что у нас и без того очень натянутые отношения.
Я ей бесконечно благодарна. Знаешь, нелегко «восстать из мёртвых». Она мне очень помогла с этим. И я ведь за всем наблюдала… Не считая тебя, тётя приложила больше всех усилий, чтобы отыскать меня.
– Боже… Сколько секретов… Да. Ясно. Так…у тебя был брат?
– Да… Ивон. Мой брат-близнец, – ответила она и закончила:
– Думаю, ты догадываешься…кого мы с ним отцу напомнили.
– …м… Сестру и брата?
– Да, верно.
Аборт мама сделать не смогла. В преддверии нашего появления на свет папа стал выпивать, а когда мы родились – начался настоящий кошмар… Ивон отличался спокойствием, а я, видимо, решила «трудиться за двоих». К тому же с полной самоотдачей! Стоило оставить меня одну – тут же закатывала целый «концерт»: пищала, вопила на всю округу и очень громко плакала.
Всё это возвращало отца в беспросветное прошлое, причиняя адскую боль. Мои «выступления» не давали ему работать над картинами уже потому, что лишали всякой возможности сосредоточиться.
В общем, папа очень быстро спился и всегда, будучи сильно пьяным, кричал о том, что он – единственный, кто не имеет права жить.
Однажды ночью отец покончил с собой. – Воцарилось безмолвие. Позднее, Сесиль произнесла:
– И да… Отвечаю на твой вопрос конкретно. Я не знаю, как было в действительности, но, скорее всего, мама была так жестока со мной, потому что подсознательно винила меня в смерти мужа, а отчим принял её сторону. Почему и моё исчезновение было им обоим только на руку.
Они лишь делали вид, что искали меня, а сами мечтали увидеть всеобщее смирение с тем, что я пропала.
– Всё так и было! Меня потрясало их равнодушие! И уверен, ты права насчёт твоей матери!
Кстати, им известно о твоём…воскрешении?
– Нет. Они уже давно живут в Швейцарии, – коротко ответила Сесиль. – Господин Триаль почувствовал, что она не хочет говорить об этом и поспешил сменить тему:
– Ты по-прежнему жемчужный любишь больше всех других цветов?
– Что?
– В детстве жемчужный был твоим любимым цветом. Ничего не изменилось? – проговорил он с улыбкой.
– А-а… Ха-ха. Да! Всё также он! А у тебя по-прежнему семь – любимая цифра? – смеясь, произнесла Сесиль.
– М… Да! – радостно воскликнул Франк.
Они долго ещё беседовали, делясь воспоминаниями о детстве и мыслями о происходящем.
Утро приближалось. Небо было ещё тёмным, но, казалось, рассвело уже давно.
Автор публикации
