По ту сторону реальности

Жизнь тем и интересна, что в ней сны могут стать явью- Пауло Коэльо.

                    Алый закат. Лучи вечернего солнца скользят по пыльному перрону, сверкающим рельсам, уходящим за горизонт в бесконечность, счастливым и печальным лицам снующих туда-сюда людей. Выражение лиц чаще радостное и оживлённое, нежели унылое. Пассажиры заскакивают в вагоны, на ходу прощаясь с провожающими, и одаривают улыбками весь мир, предвкушая новые встречи и приключения. Заботливые бабушки, догоняя старушечьими шажками тронувшийся состав, так и норовят впихнуть очередную сумку домашних котлет пухленьким внучатам, которым, вероятно, ехать до пункта назначения не более полусуток. Раскрасневшиеся девушки, нетерпеливо заглядывая в окна вагонов, встречают вернувшихся из армии защитников семьи и Отечества.

Я стояла на платформе в некоторой растерянности, наблюдая за бурлящей жизнью провинциального вокзала. Такой пёстрый и разноликий народ…Все чужие, но при этом каждый человек связан с другим в бесконечной цепи взаимоотношений, цепи, в которой я чувствовала себя лишним звеном. «Меня даже некому проводить и встретить», – размышляла я, не слыша слов обращавшегося ко мне проводника.

– Девушка, ваш билет и паспорт. Скорее же, поезд сейчас отправляется, – раздался над ухом нетерпеливо-раздражённый голос человека в форме.

***

                      Ближе к ночи шум и весёлая суматоха, наполнявшие вагон, затихли, хотя половину пассажиров составляли неугомонные дети и подростки. «Значит, июльская жара и дневная усталость сказывается и на молодёжи тоже», -измождённо думала я, поймав себя на мысли, что, произнеся «тоже», неосознанно отделила себя от группы молодых. Но это не показалось мне странным. В душе я ощущала себя видавшей виды опытной старухой, а не девятнадцатилетней девчонкой, которая понятия не имеет, как жить дальше. Впрочем, ничего личного.

Отложив книгу, которую машинально перелистывала в течение часа, я уставилась в тёмное окно. Стало ещё тоскливее от укачивающего стука колёс, душевного шёпота соседей, запаха кофе из заварного пакетика, мелькающих в ночи заброшенных деревушек…Всё удручало и напоминало об одиночестве. «И ск-у-у-у-ч-н-о-о, и гр-у-у-с-т-но, и не-е-е-ко-ому р-у-уку под-а-а-ать в мин-у-уту душ-е-е-е-вной не-взг-о-оды-ы», – доносился извне пробирающий до костей протяжный звук, напоминающий человеческую речь. Должно быть, это заунывный скрип ржавых колёс походил на строку лермонтовского стихотворения. Бррр, жутко…Уж лучше слышать заливистый смех бегающих по вагону детей, чем потусторонний гул, словно из Города Мёртвых в Северной Осетии.

Я вышла в тамбур, чтобы проветрить голову и хоть как-то успокоить противно нывшее сердце. И правда, от холодного свежего ветра стало немного легче. Совсем на чуть-чуть. Не желая думать даже о ближайшем будущем, которое представлялось теперь таким туманным, я прислонилась к металлической стене, закрыв глаза. На мгновение все проблемы ушли в прошлое, но я понимала, что это ощущение приятного спокойствия слишком призрачно и мимолётно, чтобы быть постоянным источником жизненной энергии. Надо сказать, что я ненавидела жалеть себя, считая непозволительным быть слабой в любой ситуации (особенно в нынешней!). Однако тогда, вопреки воле и желанию, слёзы залили моё осунувшееся лицо. Я всхлипывала, как пятилетняя девчонка, которая потерялась в шумно-пугающей толпе огромного города.

«Дура, какая же я дура,- отрывисто шептала я, утирая красные от слёз глаза, – правильно говорили, в башке моей какой-то не тот фарш».

Вдруг раздался короткий, но довольно громкий смешок. Я вздрогнула от неожиданности и, пошатнувшись, ударилась о раму окна, около которого стояла. Была ли я уверена, что нахожусь в тамбуре одна? Разумеется! Но, видимо, пришла пора проведать окулиста, ведь оказалось, что темнота скрыла постороннего у боковой двери напротив. И этот чужак только что себя выдал- не знаю, случайно или намеренно. От замешательства и обиды на столь странную реакцию на моё горе я поспешила сразу же удалиться. Не хватало ещё, чтоб меня увидели в таком жалком виде! Но незнакомец, не дав мне опомниться, заговорил:

– Извините меня, юная леди…не хотел вас напугать. Не сильно ушиблись?

Его чёрная фигура полностью слилась с ночным мраком, поэтому по выражению лица невозможно было догадаться, лицемерная это учтивость или искреннее сочувствие. Скорее второе, решила я по участливой интонации.

– Вы могли бы сразу оповестить о своём присутствии, – язвительно заметила я, но передумала уходить, ожидая ответную реплику таинственного джентельмена-нахала. Я ещё злилась на него за ехидный смех, поэтому да, он нахал, но какой-то культурный.

Неизвестный попутчик, словно специально подогревая моё любопытство, ответил не тот час.

– Ваша фраза о мозге…то есть о фарше, как вы его назвали…Показалась мне очень забавной и остроумной. Вот я и не удержался.

Снова ориентируясь на интонацию голоса, я предположила, что мужчина по-доброму улыбнулся, произнеся эти слова. Неужели он оправдывается и пытается загладить вину? Приятно… А я о нём уже плохо подумала. Однако моё впечатление о незнакомце как о вежливом человеке с чувством юмора вмиг сменилось на противоположное-первоначальное при следующей его фразе:

– По сути, «что такое слёзы человеческие? Одна только малодушная психиатрия и больше ничего!»

– А вы, как я вижу, знаток Чехова, – со стиснутыми от гнева зубами прошипела я.

Так вот оно что- он просто насмехается надо мной! Играет на нервах, наглец!

Ироничное высказывание Антона Павловича, процитированное этим безжалостным типом, который сыпал соль на мою рану, показалось мне до неприличия едким и жестоким.

– Как и вы, раз слёту определили автора, – последовал невозмутимый ответ.

Фонари за окном на миг осветили лицо раздражавшего собеседника. Оно оказалось очень бледным, почти как у мертвеца. Глаза же сверкали каким-то странным, но (что за чёрт!) притягательным блеском.

– Не объясните ли вы, сударь, причину столь саркастического отношения к чужому горю? – с нескрываемым возмущением, переполнявшим меня, упрекнула я незнакомца. Но голос дрогнул. Возможно, из-за пристального взгляда загадочно-пугающего попутчика с непонятными мне намерениями.

Поезд тем временем набирал скорость, а мимо, грохоча, проносились товарняки.

– Видите ли, – наконец заговорил мужчина, немного помолчав, – зачастую наши проблемы решаются проще, чем мы думаем. Люди любят всё усложнять и драматизировать. Особенно женщины, – многозначительно добавил он.

– Но вы ничегошеньки не знаете ни о мне, ни о моей жизни! – с яростью выпалила я.

Чужак усмехнулся, будто опровергая мои с апломбом прозвучавшие слова. От этой ухмылки, уверяю вас, поколебалась бы уверенность любого, что уж говорить о моей.

– Студентка, бросившая второй курс филфака (а жаль, ваши познания в литературе очень даже не поверхностны!), кхм, да, бросившая его из-за скандальной ссоры с родителями, от которых сбежала неизвестно куда, предварительно украв деньги на проезд. Очень опрометчиво и глупо, девочка, очень.

У меня похолодело в груди. Впервые за время неприятного мне разговора я испытывала неподдельный страх на грани истерики. Атмосфера накалялась.

– Откуда…откуда вам это известно? – всё, что смогла выдавить я, пытаясь унять дрожь.

– Милая Лизи, послушай, – игнорируя мой вопрос, дружелюбно произнёс собеседник, – Жизнь, подобно шторму, постоянно смывает то, что было явью всего мгновение назад, и являет миру нечто опустошённое и неузнаваемое.

Очередная цитатка из книги! Нет, ну это уже невыносимо!

– Я не понимаю ваших пространных метафор, – судорожно перебила я, пробираясь к двери вагона, чтобы выйти из тамбура.  «Как он узнал всё это обо мне, даже имя? Он что, Ванга? Да нет, скорее просто ищейка, подосланный моими знакомыми и выудивший у них информацию! Но о украденных деньгах никто и понятия не имел!» –  роились в опухшей голове беспорядочные мысли и догадки. Как бы то ни было, я решила немедля уйти, и, если потребуется, позвать на помощь проводников или машиниста.

Но этот мерзавец, поняв мои намерения, перегородил мне дорогу. И без того тесный тамбур стал напоминать спичечный коробок. Я ощутила себя загнанным в ловушку зверем и чуть не заревела от отчаяния и испуга. «Помогите!» – рвался из груди немой призыв о спасении, но так и не вырвался наружу.

– Итак, шторм – это жизнь, ведь она наполнена самыми разнообразными событиями, эмоциями, повседневными неурядицами, – как ни в чём не бывало продолжал мой мучитель, комментируя ранее озвученную фразу. – Видела хоть раз бурю на море? (Скорее всего, это был риторический вопрос, но если даже и нет, в тот момент я была настолько потрясена происходящим, что не смогла бы вымолвить ни слова). Ну так вот. Лизи, ты лишь щепка в этой неподвластной и враждебной человеку стихии. Пытаться бороться с ней в одиночку бессмысленно, и дело даже не в твоей девической хрупкости. «Схватка» вне зависимости от твоих действий обречена на провал, потому что цель твоей борьбы заведомо неверна. – Голос страшного попутчика звучал несколько протяжно и раздавался эхом в моих ушах. – Тебя, девочка, кидает по не унимающимся волнам из стороны в сторону, но рано или поздно человек, обессилев, захлёбывается в бурлящих водах, не находя под ногами почву под названием правильный выход. Иначе говоря, свет в конце тоннеля. – Он слегка постучал указательным пальцем по виску, как бы показывая место, где находится у людей разум.

Я всё ещё не могла говорить, словно потеряла дар речи.

– Думаю, догадливая Лизи, ты уже поняла, что правильно в твоей ситуации. Вернись к своей семье.  Без поддержки родителей будет очень тяжело жить.

Повисла мучительно длинная пауза. Не совсем помню, что было дальше. Кажется, я начала терять сознание: пол под ногами поплыл, а стены тамбура будто растворились в пространстве. Пытаясь сохранить координацию, я тщетно хватала руками воздух и вдруг отчётливо ощутила нежное прикосновение губ к своему лбу. Его прикосновение…. Силуэт перед глазами расплывался, но я всё же увидела, что таинственный мужчина, с теплотой посмотрев на меня, подошёл к самому краю и…спрыгнул с бешено мчащегося поезда. Раздался оглушительный крик, который, по всей вероятности, принадлежал мне. И тут я проснулась.

Влажные затуманенные глаза узнали родную комнату в родительском доме. Книжная полка с полным собранием сочинений А.П. Чехова, фикус на окне, свернувшийся клубком кот, – всё по-прежнему. Я испытала блаженное облегчение, до конца осознав, что это был всего лишь жуткий сон. Однако, протянув руку к тумбочке, обнаружила билет на поезд. На 19:15 вечера, 17 июля. Я тайно собралась уехать сегодня навсегда. «Сегодня, навсегда»,- повторила я вслух, не веря в реальность предстоящего события. Значит, ссора с мамой и отцом- не вымысел? Этот неоспоримый факт, доказательством которого был купленный билет, поразил меня до глубины души. Я буквально остолбенела, когда в памяти всплыли события последних дней. Каким же незначительным и ничтожным показался теперь разлад с семьёй! Размолвка, в которой была виновата одна я, и больше никто.

Напутствие героя из сновидения, которого я мысленно расцеловала, укрепило меня в правильности принятого решения. Случившееся во сне было знаком- я больше не колебалась.

Пулей выбежав из спальни, я кинулась на шею охваченным унынием родителям, прося у них прощение. Слёзы счастья на сияющих лицах, горячие объятия в одночасье преобразили безжизненно молчащий дом. И, знаете, мне хотелось верить, что помимо родительских поцелуев я чувствую и тот, что подарил во сне мой спаситель, благодаря которому я вновь обрела счастье, покой и свет.