На утреннем обходе больная Т. сказала, что дальше будет лечиться в другой больнице. Она была тяжёлая – двусторонняя интерстициальная вирусная пневмония, заметно лишний вес, диабет. Лежала она уже 22 дня. За это время ухудшилась – поступила с КТ-2, при контрольном снимке через две недели было уже КТ-4. Ещё у нее выявили правосторонний гидроторакс, который хирурги тут же дренировали. Ей стало ненадолго легче, но затем снова появилась одышка, и стала падать сатурация. От нее все, начиная с заведующей, не отходили, старались чаще смотреть, – понимали, что она непростая по состоянию и требует большего внимания. Без кислорода она задыхалась, поэтому лежала на нем постоянно, на максимальной подаче. Она получала калетру, гормоны, инсулин, фраксипарин, постоянные капельницы. Переводить ее на ИВЛ не хотелось: понимали, что с нее она уже вряд ли выйдет. Каждый прожитый ею день мы воспринимали как маленькую победу.
Обеспокоенные большим сроком лечения и тяжестью состояния родственники договорились о переводе ее в одну из московских платных клиник. Заведующая попросила написать выписку для перевода и велела после приезда бригады “скорой” передать больную строго с рук на руки. Выписка вышла на двух листах. Уже ближе к вечеру отзвонилась московская бригада. Они были на реанимобиле, сказали, что подъезжают. Больную нужно было спустить с третьего этажа на лифте. В этом крыле здания больницы лифт был один, и всегда нарасхват. Мы это сразу учли. Было также ясно, что без кислородной маски везти ее до машины нельзя. У нас кислорода в переносных баллонах в отделение не оставалось – все истратили, когда возили ее в рентгенокабинет на контрольное КТ. Надо было довезти до “скорой” ее быстро. Кислород попросили у подъехавшей бригады. Они не отказали. Пошли в свою машину, принесли переносной прибор. Это была довольно компактная конструкция из кислородного баллона с прикрепленной к нему через пластиковую трубку маской, с расположенными над ними манометрами, ниже имелся металлический фиксатор. Врач реанимобиля объяснил как, что и где включать. Тут же предложил и каталку, на которую нужно было переложить больную. Им с этой каталки будет удобнее загружать в реанимобиль.
Толкая полученную в аренду каталку с лежащим на ней кислородным прибором мы поднялись на свой этаж, сразу же оставив одного врача сторожить двери лифта. Мы вчетвером – два врача, медсестра и санитарка – завезли каталку в палату. Больная в ожидание лежала на кровати, громко дыша на кислородной подаче. На полу стояли приготовленные заранее три огромных сумки с упакованными вещами, листы с выпиской лежали сверху. Каталку вплотную подвезли к кровати. Каталка оказалась по высоте выше, опустить ее не было возможности. Видя это больная наотрез отказалась сама перебираться на стоящую выше каталку. Переносная кислородная маска, которую ей попытались надеть на лицо, ее не устраивала – кислород шел, но ей казалось, что его недостаточно. При этом она крепко сжимала в руках свой мобильный телефон, и это серьезно затрудняло ее перекладывание. Мы растерянные стояли у кровати, не зная с чего начать. Время уходило. У пациентки начиналась паника – размахивая зажатым телефоном она, задыхаясь, кричала: “Я не полезу на каталку. Вы не сможете меня довезти. Кислорода в баллоне нет!” Видя это, первый врач, сорвав с себя запотевшие очки, резко отодвинул кровать от стены, зашел сбоку, залез на нее ногами, и, подхватив пациентку под плечи, – со всем ее весом – поднял и, подтащив, перевалил ее на каталку. Второй врач в момент перекладывания тут же прижал к ее лицу включенную кислородную маску. Сестра успевала придерживать мотающуюся голову. Телефон с трудом отобрали, он мешал брать её за руки. Все это происходило под глухие крики пациентки – уже из-под надетой маски. Кислородный прибор положили рядом в ноги, выставили необходимое давление. Маску, чтобы не было подтечек кислорода, плотно прижали к лицу и закрепили. Санитарка с запотевшими от волнения защитными очками схватила огромные сумки. Наконец все получилось – больная была на каталке под кислородной маской, кислород шел, освобождённые от телефона руки пациентки крепко держались за поднятые металлические поручни. Мы вчетвером быстро бежали по больничному коридору, толкая каталку до охраняемого врачом лифта. Заехав, сразу же нажали кнопку. Казалось, что автоматические двери закрываются целую вечность. Сам лифт тоже не торопился, и, казалось, не спеша, задумчиво спускается вниз. Наконец он остановился. Двери медленно разъехались. Толчком вывезли каталку из лифта. Далее – бегом по полутемному проходу в приёмное отделение, потом уже через него, сквозь заранее открытые настежь входные двери – на яркий дневной уличный свет. Пока мы неслись, она, продолжая глубоко дышать, приглушено кричала из-под прижатой маски, требуя вернуть телефон. На бегу мы успевали смотреть на уровень давления кислорода, чтобы он не упал. Каталку, гремя прыгающими по асфальту колесами, довезли до стоящей около пандуса машине, вкатили по специальным металлическим рельсам в салон. Кислорода в переносном баллоне хватило. Тут же подачу переключили на общую систему. В машине отдали ей телефон. Она, оторвав от поручней каталки плотно сжатые пальцы, тут же схватила его. Глухие крики из-под маски прекратились. Сдвижная дверь реанимобиля с грохотом захлопнулась. Машина постепенно набирая скорость выехала за ограду, включились сигнальные огни. Мы стояли на дороге у раскрытых дверей, – провожая “скорую” взглядом – в своих промокших изнутри белых защитных костюмах, пытаясь отдышаться в ставших вдруг тесными респираторах, сдвинув на лоб мутные от влаги защитные очки. Пот струйками медленно стекал у нас по спинам.
Через день на сайт больницы от родственников пациентки пришло письмо на двух страницах. Это была жалоба. Было указано, что за все время лечение мало уделяли внимания и, несмотря на многочисленные просьбы, не давали кислорода. Как водится в таких случаях, были требования разобраться, принять все необходимые меры и наказать. Жалобу дежурной смене утром зачитала заведующая. Все молча слушали.
Ответ заведующая села писать сама. Писала она долго, как-то устало склонившись над клавиатурой компьютера. Ей старались не мешать. Июньский солнечный свет, заливавший ординаторскую, падал сверху на ее опущенные плечи…
Позже мы узнали, что там, в платной клинике, больная прожила до смерти шесть дней. Ее сразу же перевели на ИВЛ. Заплачено за это было полтора миллиона.
Автор публикации
