Вышел кандык из земли на опушке леса, зацвел фиолетовым цветком под теплым весенним солнцем.
Но радости особой почему-то не было. Даже более того, пригорюнился кандык. Он был не один, вокруг него было поле кандыков. И все они были немного печальны.
Кандык цвел, печалился и думал:
– Все изменилось до неузнаваемости. Я теперь никому не нужен. Раньше хорошо было, приходили люди, выкапывали меня, ибо мой корень был лакомной для них пищей. Теперь никто не приходит, а если кто случайно и забредёт, то непременно начинает топтать меня, вдавливая в грязь. Что я им сделал плохого? Нет, чтоб обойти поле цветов, куда там, идёт напрямик, и не глядит под ноги. Им наши хрупкие тела ничего не значат! И я ничего не значу.
– Я никому не нужен, не то что кушать, теперь я не нужен даже в качестве цветов – все теперь предпочитают чужеземные розы, хризантемы, тюльпаны. Не опускаются теперь до лесных цветов! Я стал беден, невзрачен и недостоин, чтоб меня сорвали в качестве подарка любимой женщине. Какой подарок, если я валяюсь теперь под ногами?!
– Пусть я раньше и жил недолго, но зато я служил пищей своему народу, а теперь и мой народ от меня отворачивается. Он предпочитает злаки, которые они называет своим хлебом. Или предпочитает другую иноземную пищу. А от моих корней, нет, от своих корней они – отворачиваются, нос воротят! Господи, кандычный бог, помоги мне!
– Да и не стало рядом с нами людей. Опустела тайга, моя земля, опустела – как оставленный, брошенный дом. Не живут рядом со мной теперь люди, люди перестали здесь жить, словно здесь зараза какая завелась, тьфу. Лишь мы, кандыки, еще есть на родной земле, стоим и одиноко любуемся красотой своей родины.
– Сейчас я живу долго, но бесполезно: поцвету, поцвету и увяну без всякого толку. Вот о чем моя печаль.
Не случайно, говорят, кандык стоит, склонив низко, почти до самой земли, свою головку. Это он так печалится.
Но никто не видит нашу печаль, потому что и людей-то нет рядом.