Иногда бывает, что во сне я вижу себя со стороны, и вижу, что у нас разные дороги, но всегда как мы расходимся по разным углам земли, мы всегда встречаемся наяву – в одном теле.
© Близнецы
Предисловие
У казахов есть такое понятие: «кто скроет свою болезнь, тот умрет». И с моим другом, та же история случилось от того, что он скрывал свой недуг.
Под громким смехом и широкой улыбкой он скрывал свои воспоминания о жизни, которую уже не вернуть, хоть отдай свою жизнь.
Когда вырастает виноград.
Он смотрел в окно. Насколько помню, он смотрел очень долго, и видно было, что он погружен в глубокий поток мыслей. Не стал беспокоить его в момент созерцания. Да и из-за громкой музыки в наушниках, вряд ли, он услышал бы меня. Я не понимал, о чем он думает. По выражению лица можно только заметить, что это важно для него. Я смотрел на него. Его большие карие глаза были безжизненны, и густые брови окутаны печалью. Он вдумчиво кусал свою нижнюю губу. И, кажется, я тоже задумался, потому что не заметил, что теперь он смотрит на меня.
– Прости, – сказал я, когда заметил это, и он улыбнулся.
– Краем глаза заметил, что ты смотришь на меня, – ответил он. Стихла музыка в его наушниках, и он поставил их на стол.
– Да и ты был в наушниках. Не хотел отрывать тебя от твоих мыслей.
– Тебе интересно, о чем я думаю сейчас? – задал он вопрос.
– Да, если ты хочешь поделиться, – ответил я.
Мне было очень интересно узнать о его раздумьях. Но в скором времени, пожалел, что попросил его рассказать. Меня это шокировало. В тот момент, когда он говорил об этом, это казалось просто философией молодого человека, который не так сильно верит в свою жизнь. Со временем это становилось хуже и хуже. Все это превратилось в реальность.
На самом деле, рассказать эту историю я не решался очень долго. Но каждую ночь он появлялся перед моими глазами и рассказывал, как он жил. Слушая его историю жизни, я стал жить его жизнью и чувствовать то, что и он.
– Я не всегда был таким тихим и спокойным, – начал он, когда мы сидели в его воспоминаниях, где царила тишина и покой. – Во мне бурлила жизнь. Кипела кровь. А планы на будущее каждый день росли и росли.
– Сейчас? – удивился я такому спокойствию, которая стояла здесь.
– За это время судьба утихомирила мой пыл. Одна секунда и ты никто, – ответил он и замолчал. Потом добавил: – За это время я понял, что в жизни больше всего душа хочет свободы и тишины.
– О чем ты? Разве мы не всегда были свободными?
– Нет. Ты ошибаешься. Сейчас я чувствую свободу. Раньше я не ощущал. Работа каждый день. Отношения, обязывающие тебя поддерживать с близкими, не близкими, со знакомыми и с незнакомыми людьми. И все всегда куда-то торопятся, бегут. Типичные фразы. Искусственные улыбки. Ничего нет человечного, кроме формальности. Мы давно потеряли суть общения и межличностных отношений. Мы сейчас живем материальными потребностями, а не эмоциональными. И это пугает. Очень пугает.
Он сидел у компьютерного стола, и смотрел на яркий свет, который шел из окна справа от него. На столе ноутбук, пару тетрадей и его любимая кружка. Комната была пустая, и полностью белая. Чему я так удивляюсь? Ведь это воспоминания.
Он повернулся ко мне. Я стоял, прислонившись к стене. Он попросил сесть. Он долго смотрел на меня и молчал, как бы решая, достоин ли я его откровений. В какой-то мере мне стало неудобно, но мне некуда было идти, поэтому сидел в ступоре.
Он начал свой монолог со слов: «если я умру, что будет?».
Я не ожидал такого начала разговора, поэтому был ошарашен его философией. Как? Как такой молодой человек, здоровый, живой, может думать о смерти в свои юные годы? Я не любопытный человек, но что-то подсказывало, что есть что-то в его словах, поэтому решил дослушать его.
– На протяжении последних пяти лет меня мучает грань между жизнью и смертью, которая может настигнуть меня в любое время, – начал он, когда я перебил его.
– Ты о самоубийстве? – взволнованно спросил я, на что он рассмеялся и сказал, что он думал об этом тоже, но он никогда не смог бы совершить это. Я расслабился, но тревога осталась в душе, и все еще живет во мне. Лишь бы он еще раз не задумался об этом.
– Тогда что тебя беспокоит?
– Я бы хотел сказать тебе это одним словом, но не могу найти подходящее слово, которое могло бы описать мое состояние, – на мгновение он замолчал. – Бывают же, ты сидишь и не думаешь ни о чем. Твоя голова пуста. Никакие мысли не беспокоят тебя. Скажем, тебе стало скучно. Тебе хочется о чем-то интересном подумать. Скажем так, созерцать. Дать пищу своим мыслям. И вдруг, а что если? Лет пять назад, в один таких дней, мне пришла в голову очень неудачная мысль: «а если я болен?». Ничего не предвещало этого. Я был уверен. Что это бред больного ума. Плод моих больных фантазии. Но с этого момента я часто задумывался об этом. И эта мысль не покидала меня около двух с половины лет, – он замолчал и набрал побольше воздуха в свои легкие и продолжил. – Чтобы опровергнуть поток мыслей о скорой смерти, скорой мучительной смерти, я решился пройти обследование, которое определяет активность сухожильных рефлексов, тактильную и болевую чувствительности. В то время я не знал о существовании таких замысловатых слов, – рассмеялся он.
Я не смог. Он замолчал. Опустил голову и тяжело задышал. Я понял, насколько ему трудно все это говорить сейчас. Подняв голову, он посмотрел в окно, затем на меня и дрожащими губами изобразил что-то вроде улыбки, и продолжил свой рассказ.
– Если тебе тяжело….
– Нет. Я должен…. На второй день мне позвонили из клиники и попросили прийти. Доктор сказал, что есть новости для меня. Одна хорошая, другая плохая. Я был в недоумении, если честно. Но понимал, что они нашли что-то в моей голове. Доктор спрашивал, не случались ли за последнее время какие-то изменения в моем организме. Я удивился таким вопросам, но сказал, что ничего такого не замечал. Доктор там что-то записывал у себя и сказал, что это хорошо, так как они в сомнении и озадачены моим состоянием. И я прямо спросил у доктора. Но он сказал, что еще не определено. Поэтому мне надо было пройти магнитно-резонансную томографию головного мозга, чтобы узнать природу и развитие опухоли. В тот момент меня трясло, но я старался не показывать, потому что я не до конца понимал, что происходит сейчас. Мне было спокойно и страшно одновременно. Мне хотелось спрятаться где-то, как в детстве под кровать или укутаться под одеялом, чтобы все это казалось туманом, который растает в воздухе.
Комната понемногу начала оживать. Легкий ветер продул. Вдалеке где-то за стеной я услышал шум воды, но за окном ничего, кроме пустоты не было.
– На следующий день доктор подтвердил свое подозрение, – продолжил он, когда теплый ветер слегка дотронулся до его темных волос, которые лениво зашевелились против своей воли. – Я уже долгое время подозревал об этом. Возможно, я хотел этого. Возможно, это было то, что называется «мысли вслух». В моей жизни было много, что могло бы привести меня на сегодняшний день, – остановился он, и поднял голову на белоснежный потолок, который еле-еле двигался в такт ветру, который становился сильнее. – Оказывается, как с полугода у меня начала расти маленькая «виноградина». Хотя за это время я никакого изменения не чувствовал.
– А какие изменения ты должен был чувствовать? – вклинился я.
– Не знаю. Доктор сказал, вроде должны были быть головокружения, тошнота, слабость или что-то в этом роде. Но, у меня не было этих симптомов. Или было? Но, не суть. Возможно, я пытался списать все это на усталость и стресс, и не контролировал эти чувства.
– Что сказал доктор?
– Доктор объяснил мне, что это начало «глиобластомы», то есть не злокачественной формы опухоли. Также он добавил, что опухоли мозга включают в себя все опухоли черепа или в центральном мозговом канале. Опухоли образуются в результате неконтролируемого деления клеток и делятся по первичному очагу и клеточному составу. Эти слова ничего особенного и важного мне не говорили, поэтому я прямо спросил доктора, опасна она или нет? Но, доктор не мог твердо ответить, так как рак головного мозга не всегда поддается диагностике. Это так он объяснил мне. На начальной стадии опухоль ведет себя практически бессимптомно, затем может молниеносно перескочить в новую стадию. Что я чувствовал в этот момент? – спросил он, скорее себя, чем меня. – Я даже не знаю. Сейчас я не могу вспомнить, что я мог чувствовать в тот момент. Наверное, я чувствовал, как моя голова становится все больше и больше. И в один момент, пуф, взрывается, – он покачал головой и замолчал.
Плохой садовник.
Я стоял и смотрел, как бурлит океан, как поднимаются волны и рушатся, ударяясь об скалы. Ритмичный шум океана ввел меня в транс. Я задумался, как судьба расставляет нас, что мы нажимаем на клавиши жизни, играя свою музыку. У кого-то получается целая ода, а кому-то достается рингтон от целой жизни. Кто-то создает ритм жизни, а кто-то пытается сыграть.
В такой тишине мне не хотелось думать ни о чем, но мысли без конца лезли в мою больную голову. В каком-то веке я нашел тихое место, где мог бы расставить все мысли по полочкам, но я старательно отказывался этого
делать. Мне не хотелось думать о разладах в семье. Мне не хотелось думать о работе, которая успела поднадоесть. И мне не хотелось совсем думать о… ребенке.
Мою тишину перебил мой друг. Мы все еще сидели в его комнате. Он сидел спиной ко мне. Продолжая свою историю, он повернулся ко мне. После короткой лекции, врач предупредил его, что он должен в обязательном порядке прийти к нему через год в такое же время и пройти еще одно обследование. А пока предупредить родственников об этом, и пить врачом прописанные рецепты. И повторился еще раз о том, что опухоль головного мозга переменчива, поэтому она может расти или уменьшится за это время.
– Я думал, если от нее нет никакой опасности то, зачем пить эти дорогостоящие лекарства. Ведь ничего плохого не случилось, и я решил не говорить об этом никому. Ты, наверное, думаешь, вот дурак. Почему я не рассказал родным об этом? Зачем? Чтобы пожалели? Чтобы попытались помочь? Нет. Это будет деньги впустую. Я знаю столько людей, которые умерли после стольких мучительных операции и химиотерапии. Мне не хотелось обременять родителей такими расходами. А сообщить об этом просто, чтобы знали, не имел никакого смысла.
– Но ты думал о родителях?
– Вначале, когда я получил первые результаты, я не думал ни о ком и ни о чем. Мне было странно спокойно. Было ощущение, будто я узнал явный мне секрет. С одной стороны я не хотел сдувать из мухи слона и говорить им. Но, с другой стороны мне было трудно признаться родителям и жить со слоном в комнате. Ведь они будут пытаться помочь мне, ходить на цыпочках рядом со мной, смотреть мне в рот и отводить глаза, когда станет плохо. Всего, чего я не хотел. Больше всего этого, я не хочу казаться немощным.
За год жизнь с «виноградиной» прошла не плохо, но он не мог не думать о том, если станет плохо. Он колебался между откровением и сомнением, которое жгли его изнутри, терзая его душу и разум. Иногда это приводило к стрессу и раздражению.
Чаша жизни наполнялась неуверенностью, непониманием окружающих, и одновременно виной о том, что он не говорил родителям, что происходит с ним. Ведь вся эта тайная жизнь может в один миг кончиться фатально. Все эти чувства измотали его и мучили днем и ночью, иногда приходя во сне в образе луны, которая угасает во тьме, оставляя холодный пот под утро.
В назначенное время он пришел в клинику. На этот раз он прошел полное обследование. Еще одно МРТ, КТ и электроэнцефалографию. Хотя он не понимал, зачем все эти исследование, и не знал, что значат эти названия. Также для полного результата, чтобы установить тип опухоли, доктор сделал биопсию.
Он не знал, что такое и как делается, поэтому поинтересовался у лечащего врача. Он сказал, что это надо сделать для того, чтобы узнать тип опухоли. А для этого берется кусочек ткани из мозга, где расположена опухоль, и ведется исследование ее под микроскопом.
– Через неделю доктор позвонил мне, – сказал он, набрав воздуха в свои легкие, – и встревоженным голосом попросил прийти в клинику. Я со всех ног помчался в клинику, в надежде, что он скажет что-то хорошее, потому что на какие-то два-три дня меня начали мучить головные боли. Особенно припадки несильных болей были по утрам, и длились около получаса. Но, я списал все эти боли на мигрень, которые обычно бывают в моем возрасте.
Задыхаясь от волнения и страха, он зашел в кабинет врача, где тот сидел и держал в руках какую-то бумагу, на которой были рисунки головного мозга. Он подумал, что это его рисунок, и с ней что-то не так.
– Садись, сынок, – сказал доктор, и медленно начал разговор. – Как самочувствие? – спросил он, и хотел знать, нет ли изменений в организме, не мучают ли боли, или еще какие непонятные симптомы.
– Нет, все хорошо, – соврал он, скрывая свои головные боли, боясь, что доктор скажет то, что окажется страшным для него. В последнее время врать о своем здоровье не составляло ему труда.
– Надеюсь так и будет дальше. Но, пока дела не очень у твоей опухали. При микроскопическом исследовании цереброспинальной жидкости, полученной при люмбальной пункции выявлены злокачественные клетки, – после этих незнакомых для него слов, доктор остановился. Он сидел и молчал, не соображая, что происходит. Помутнело в глазах. Он ничего не понял, кроме «злокачественной клетки». Затем спросил: Родители знают о твоем недуге? – он опустил голову и промолчал. – Хорошо. Как я понял, ты не пил те прописанные лекарства. Понятно, – продолжил доктор, который видевший разных онкобольных, но никогда не встречавший настолько безразличного к своей болезни пациента. – Если ты не хочешь сделать больно своей семье, лучше скажи им сейчас. Потом будет поздно. Если не начать лечения, они постепенно приведут к развитию комы и к смерти. Я был удивлен. Удивлен и сейчас. Твоему хладнокровью к этой безжалостной болезни.
– Вы правы, доктор. Вначале, когда получил первый результат, даже не зная, что это опухоль, который в скором времени может меня окончательно убить, я боялся. А сейчас…. Я даже не знаю, что думать. Мне бы хотелось рассказать родителям. Но, – ему не лезли мысли в голову, чтобы членораздельно закончить фразу.
– Я тебя понимаю. Рак – изменчивая болезнь, который иногда поддается лечению. Откровенно говоря, я никогда не обсуждаю течение болезни со своими пациентами. Но с тобой я хочу быть честен. Многие онкобольные, правда, побеждают свои недуги. К сожалению, таких мало. Во многих случаях, клетки рака через какое-то время восстанавливаются и заново начинают расти. Это не означает, что нет шанса и надо ждать день, когда он убьет тебя. Нет. Надо стараться и искать пути. Ведь рядом столько любящих людей, которые готовы помочь тебе победить его. Тебе стоит попробовать.
– Что попробовать?
– Жить. Ты молодой, полон сил и энергии, человек. Неужели тебе не хочется жить?
– Разве это жизнь? Мы учимся, чтобы получить работу. Работаем, чтобы заработать деньги. Зарабатываем, чтобы жить. И в один день понимаем, что мы жили неправильно. Но, уже поздно.
Послушав советы доктора, и ничего не соображая, он вышел из кабинета. На улице резко стало темно, и было ощущение, как будто кто-то облил его холодной водой. Внутренний стержень сжался сильно, и он не чувствовал землю под ногами, когда шел домой.
Был подавлен результатами, и не знал, как сказать родителям об этом. Ведь это убьет их. Пока шел домой он не знал, о чем думать, как быть. На большой улице он чувствовал себя как в пустой и маленькой клетке. Как быть? Куда идти? И что будет дальше?
Когда в обморок падают волосы.
– В конце четвертого года я начал чувствовать недомогание. Для меня это хороший срок, – появился он у окна, когда я сидел у компьютера и читал информацию о раке в википедии. Он не был уставшим или болезненным. Нет. Он был совершенно здоровым. Его цвет кожи был ровным, лицо спокойное, а внешность излучал его внутренний теплый свет. – Наверное, опухоль дала сбой и начала расти. Я стал замечать, что теряю не только интерес к окружающей среде, но и…. волосы. Поэтому решил коротко подстричься. Потом начал чувствовать слабость, головокружение, иногда тошноту. Дело доходило до того, что я падал в обмороки. К моему счастью или наоборот, но никто не стал свидетелем такого положения. Хотя… стоило рассказать кому-то. Но я не придавал особого значения этим маленьким, но немаловажным моментам.
– Маленьким моментам? – переспросил я, не понимая, как можно оценивать все это «маленьким моментом».
– Чтобы это поменяло? – прозвучал встречный вопрос.
– Но… ну, я не знаю. Хотя бы… – я не мог подобрать слова в самый нужный момент.
– Вот. Я об этом же. Скажем, я признался всем, кому мог, о своем, скажем так, положений. Посочувствуют пару дней, грубо говоря. Что дальше? Вот, например, чтобы ты сделал, если тебе кто-то признается, что болеет раком? – задал он мне прямой вопрос, на которого, к сожалению, я не смог ответить. – Вот, к чему я все это время клоню. И ты, и доктор мне твердите, почему я не рассказал родителям или кому-то еще. Потому что это такая щекотливая ситуация, когда даже простые слова поддержки не спасут тебя от рака. Возможно, сделает пилюлю чуть слаще. Но не больше.
– Но ты не будешь один. Они дадут тебе поддержку…
– И жалкое отношение, как к инвалиду, – сказал он, не дав мне закончить.
Я был в полной растерянности. Комок застрял в горле. Ничего не мог сказать. Не было слов. Я понимал его состояния, его страх, но не мог понять его безразличия.
Это, наверное, трудно, знать и смотреть, как ты идешь короткими шагами прямо в «устье смерти». Это как остаться в пустой долине, которая простирается на километры. И ты не знаешь, куда идти.
Когда настигает пустыня.
На несколько дней я затерялся в делах. Был очень занят. И на какое-то время забыл о своем друге. Но однажды поздно ночью сидя у компьютера, я задумался, и, вдруг, заметил яркий свет у окна. Какая-то машина проезжала мимо нашего дома. Этот свет от фар машины навел меня на мысль, что я уже какое-то время не видел его. И снова в голове взрывались его слова, как фейерверк в новогоднюю ночь. Они крутились вокруг моей головы. Каждый пришёптывал свое, и поток не утихал, как спам в почтовом ящике.
Хотел успокоить нашествие мыслей, поэтому закрыл глаза. И оказался у океана. Открыв глаза, поймал себя на мысли, что здесь слишком тихо. Шум океана стих, не было видно плачущих волн, и ни звука птиц. Даже ветер покинул это мертвое место. За океаном было видно солнце, которое тоже предательски уходило за горизонт, оставляя прощальный розовый закат.
Прошелся по берегу. Песок был еще теплым, как бы говоря, что он рядом. Я ждал его, но его не было поблизости.
Сел на песок. Взяв в руки немного песка, начал перебирать его. Тогда я задумался. Почему?
Почему? Как это случилось? Как я оказался тут? Один?
Я был один. Со своими мыслями. В полной тишине. Возможно, это время было дано для меня, чтобы подумать обо всем, что произошло за последнее время. Но я был все еще в его воспоминаниях. Значит, это он дал мне такое время и место, где я могу остаться. Он позволил мне подумать о пустыне, которая живет во мне. Придя к такой мысли, я понял, что каждый человек живет в своей пустыне. Каждый человек одинок. Не многие осознают это и принимают.
Окружая себя шумом и круговоротом сумасшедшей жизни, человек ограничивает себя. Таким образом, человек убегает от самого себя. А тишина помогает соединиться со своим внутренним миром. В тишине ты можешь услышать его, помочь ему.
Тишина требует тишины. Поэтому отпусти поток мыслей. Свободно протекая, они уйдут из твоей головы, тем самим, освобождая место для новых мыслей. Каждый человек должен делать очистку мыслей в нужный момент.
Тишина океана помогла мне достичь тишины в мыслях. Сидел в полной пустоте. Ни о чем не думал, только перебирал песок. Я был рад его теплу, который окутывал мои пальцы. Мне было приятно посидеть одному. Там, где было мне хорошо и спокойно. На моем лице нарисовалась легкая улыбка.
Я не заметил, как долго сидел здесь. Уже рассветало. С первыми лучами яркого солнца услышал пение птиц. Когда посмотрел на небо, где летали птицы, я заметил чью-то тень, которая шла из океана. С появлением этого человека океан снова зашумел, и запели волны, бурля белой пеной. Из-за яркого солнца, появляющегося из горизонта, я не мог разглядеть его лицо, пока он не приблизился. Это был он. Поприветствовал меня и сел рядом. Мы сидели молча и смотрели на восходящее солнце. Первым наш разговор начал я. Сначала я поблагодарил за время, которым он одарил меня. И он сказал, что каждому человеку надо место для тишины, и что я нашел такое место. Это его сердце. Также добавил, что человек не должен искать тихое место. Ведь тишина живет в каждом человеке. Только загляни в свое сердце, и ты найдешь укромное место. Свою пустыню.
Удаляя…
Свет, который шел от солнца стал ярким, и мы оказались в белой комнате. Он поднялся и сел на свое место перед компьютером. Он сидел и что-то рассматривал в компьютере. А я лег на спину и смотрел на пустой белый потолок. В этой пустоте было то, что притягивало. Что-то давала полноты сил, чтобы оставаться спокойным в мире суетном.
– Подойди, – сказал он, когда повернулся ко мне и улыбнулся. Я быстро встал и подошел. Он показал мне фотографию, где он сидел в окружении незнакомых мне людей. Он сиял от счастья. В его улыбке был шарм. Его глаза светились, словно как два солнца.
– Кто эти люди?
– Сейчас не знаю. Но раньше я считал этих людей самыми близкими, после моих родителей. Как же я ошибался. Суть не в этом. Это последняя фотография, где видна жизнь. Сейчас вспоминая все моменты жизни, я не могу вспомнить счастливых моментов, кроме этой фотографии. Это было день рождения. Я такой радостный и веселый. Это даже не мое день рождения. Даже не моего близкого человека. Это был случайный праздник, куда я попал совершенно случайно. После чего мы стали тесно дружить. В этот день я познакомился с девушкой, – остановился он и посмотрел на девушку, которая сидела рядом в шапке, на которой были написано «с днем рождения» и в руках зажженные бенгальские свечи. – Она пригласила меня на день рождения своего знакомого, который устраивал вечеринку для всех, кто пожелает прийти и поздравить его, – он еще раз посмотрел на девушку на фотографии, которая светилась от счастья, возможно, чтобы запомнить ее, и удалил фотографию, вдобавок всю папку с фотографиями. Я не успел и слово сказать, как он добавил, что все это теперь в прошлом, и не имеет никакого значения на этом этапе жизни.
– Воспоминания должны быть словно эта комната. Чистая, белая, светлая.
На тот момент, я не понимал суть всех его действий. То, что будет потом. О том, что он мне скажет и покажет. Поэтому все его действия казались мне безумием. Я бы не смог так просто вычеркнуть свое прошлое, и оставить белые стены в своих воспоминаниях. После таких немыслимых действий он продолжил свой рассказ.
– Оставалось пять месяцем до того, как я попал на больничную койку. За это время в моей жизни успели произойти многочисленные события. Среди них особо важным стало то, что мой круг сузился. Многие стали равнодушно относиться, некоторые просто испарились, остальные отдалились. Все это случилось из-за болезни, так как я намеренно отказывался от общения. Мне хотелось больше всего быть одному.
– Значит, не они ушли, а ты сам оттолкнул их.
– Отчасти. Мое переменчивое настроение, холодное отношение, безразличие, отчуждённость и потеря интереса влияли на мои же отношения с окружающей средой. Такое отношение, казалось бы, очень странным для некоторых людей, но я поддерживал такое настроение всю свою жизнь, поэтому мои соратники мало обращали на это внимание. Это было свойственно мне.
– Они знали, что ты болеешь?
– Нет, конечно. Но, если постарались бы, возможно, узнали. Хотя, кто сейчас готов понять? Ведь, люди стали настолько неэмоциональны, что не удосуживаются узнать, как твои дела. Даже ради приличия.
– Как они могли узнать, если ты тщательно старался скрыть это от всех?
– В то время я не задумывался об этом. И… сейчас не думаю. Я всегда был форменным эгоистом и скорее останусь таким же. Опять же, суть не в этом.
– Все равно я не понимаю тебя.
– Скоро поймешь. Разрешишь продолжить?
– Хорошо. Продолжай, – сказал я после минутного молчания. Я старался поставить себя на его место и посмотреть его глазами на все это, но не получилось.
– За последнее два месяца я терял сознание реже, чем когда-либо. А также начал замечать онемение конечностей. Я не чувствовал правую часть ниже бедра. Позже онемение большого пальца правой руки. На все это я начал обращать внимание, когда у меня начались рвоты, не смотря на то, что я мало кушал. От этого, естественно, я стал худеть, и это начали замечать мои родители. Начало беспокоиться, соответственно. Но пиком всех ужасов стали мои головные боли, возникающие во время сна и сопровождающейся иногда рвотой, но больше всего спутанностью сознания. Тогда я начинал плакать и отталкивать их, не зная, кто они. А утром мне становилось хорошо, поэтому наотрез отказывался от помощи врачей. С другой стороны, это мучило меня. Страх овладел мной, и это как-то начало способствовать росту опухоли.
Дома начали замечать, что у него ухудшилось память, а также отклонения в его речи. Но не могли что-либо сделать. Каждый день его обмороки, рвоты и головные боли сопровождались слезами родителей, умоляющие его о госпитализации. Они не знали, что его мучили, поэтому не предпринимали нужные меры. Но его судороги, после которых случилась потеря сознания, вынудили их отвезти его в клинику.
Жить, чтобы умереть.
– Когда я очнулся, рядом сидели лечащий врач и медсестра. Они сказали, что провели обследование еще раз и поставили диагноз «мультиформная глиобластома». Это значило опухоль мозга третья стадия. И, это стало последней каплей. Как ты понял уже, – обратился он ко мне, – я так и не решился, и не говорил никому об этом. Не хотел расстраивать семью. Как видишь, она дала о себе знать. Я хотел побороть ее, не зная о ней. Я хотел…. – он не закончил свою мысль. Но я догадываюсь, о чем он хотел сказать. Он хотел посмотреть, кто в конце окажется сильнее. Он или рак? Я не могу сказать, что случилось в его жизни такого, чтобы висеть на канате между жизнью и смертью, и решать, куда упасть.
Как доктор сказал, на третьей стадии появляются уже мультиформные образования, глиобластома врастает в другие ткани. Также добавил, что она страшна тем, что в каждой степени приобретает новые черты. Образование тесно связано с сосудистой системой, имеет густое сплетение капилляров и артерий и поэтому возможность операций связана с риском обильного кровоизлияния.
Доктор объяснил, что лечение будет проходить, но есть риск, что эта стадия не операбельна. Так что единственной надеждой продлить больному существование является лучевая терапия, которая уничтожить раковые клетки. Если даже не получится уничтожить их полностью, то хотя бы остановить на время их активность. По крайней мере, так объяснили родителям. Но об этом разговоре не знал сам парень, так как доктора боялись, что это может убить его надежды на выживание.
– На следующий день приехали родители, чтобы проведать меня. Я не хотел, чтобы меня видели в таком виде, но, что поделаешь – жизнь непредсказуема. Я был готов ко всему, но очень волновался, потому что знал, что сейчас будет. Так и случилось. Мне было больно смотреть на них и неохотно, но слезы текли сами по себе. Они не остановились бы, если я не остановил их. Я сказал им: «Перестаньте плак… кать. Я здесь. Я живой. Я не умер… пока…. Что будешь делать? Судьба так… кая…». Из-за расстройства речи все опять начали плакать. Мама плакала. Папа незаметно всхлипывал. А сестра…. Сестра смотрела на меня через пелену слез, будто я сейчас же собирался умирать. У меня сердце прихватило, дышать стало трудно, и застрял комок в горле. Но, и тогда я не осознавал серьезность момента. В голове было пусто. Вся эта ситуация казалось игрой. Как будто в фильме играю. Сейчас вот и этот эпизод закончится, и выйду отсюда, как будто ничего и не было.
– Почему?
– Что «почему»?
– Почему ты не осознавал всю серьезность ситуации? Тебе не было жалко твоих родителей? Сестру? Неужели ты настолько зачерствел, что не ощущаешь ни единой доли эмоции, которые чувствуют живые люди? Неужели тебе безразлично, что чувствуют другие? Если ты такой бессердечный, это не значит, что все такие.
– Ты не поверишь, но всю жизнь я думал только о людях, которые окружают меня. Ценил каждого. Их каждое слово. Уважал их каждое чувство. К чему это привело? Поэтому, сейчас твои слова не к месту. Это был мой день. И в этот день я чувствовал легкость. Не чувствовал никакого давления, трудностей или же незавершенности. Я был готов уйти хоть сейчас. Но судьба дала выбор: бороться за жизнь или отпустить все. У меня было мало времени, но неограниченно.
Когда с неба падают слезы…
На третий день в больнице ему состригли волосы, так как он должен был пройти химиотерапию. Но доктор предупредил родителей, что даже полное удаление опухоли (если возможно!!!) и лекарственное лечение не дают увеличения продолжительности жизни пациента.
А также доктор предложил фотодинамическую терапию, с помощью которой лазером воздействуют на клетки избирательно, тем самым не задевая другие клетки. Терапия была новая, поэтому результат мог быть разным. Но доктор уверял, что им терять нечего, и должны попробовать ради него.
– Я не хотел проходить лечение, но я был слаб, и меня заставили, несмотря на то, что я хотел принять вызов от смерти. Я решил, что готов покинуть этот мир. Все это пронзало сердца родителей и заставляло убиваться при живом сыне.
– Боже….
– Что на этот раз? – чуть раздраженно он обратился ко мне.
– Я… я… – открывал я свой рот, как рыба на суше и махал руками из стороны в сторону, не зная, что сказать. Мне было непонятно. И больше всего, мне было непонятно, почему я так реагирую на его воспоминания.
Ведь прошел еще один год, как он попал в больницу. За последний год жизни он пережил много стрессовых моментов, и это ускорило рост опухоли.
Я спросил его, что он пережил за это время, что ускорило рост злокачественного рака. Я понял по глазам, что он не хочет рассказывать об этом. Он словно на секунды прошелся по тем дням, когда его топтали ногами. И я снова пожалел о своих словах. Но он быстро пришел в себя, и продолжил.
– Все проходило хорошо. Для них. Они не понимали мои мучения. Теперь я не понимал их. Доктора. Родителей. И, вообще, весь мир. Почему они смотрят на мое страдание и думают, что помогают? Возможно, в некоторых моментах лечение действовало, но не всегда, а они ждали хороших результатов. Но через месяц мне стало плохо. Мне начали отказывать внутренние органы и нижняя часть тела. К этому моменту, я уже не мог разумно думать и еле-еле говорил. В дополнение к этому, частичная потеря зрения отразилась на моем настроении. Я стал раздражительным. Стал замкнутым.
– Ты не боролся, – покачал я головой, не понимая, что я хотел этим сказать.
– У меня не осталось сил, что сопротивляться. Меня начали мучить сильные боли. Головные боли сопровождались слуховыми галлюцинациями. Я начал все забывать. Увеличился риск потери памяти. Мое лицо исказилась. Боли становились настолько сильными, что организм отказывался бороться, и я сходил с ума. От этого лекарственная и химиотерапия сводилось к тому, что это стало не борьба против рака, а облегчением симптомов. Поэтому доктор прописал мне сильнодействующие и даже наркотические препараты для седативного, успокоительного и обезболивающего эффекта.
Блеск в глазах угасал. На глазах родных из здорового парня оставалась кусочек живой души, которая пытается удержаться за последние нитки жизни.
Мы лежали на песке и смотрели на синее небо, где были слышны голоса птиц, но самих птиц не было. С океана дул теплый морской бриз. Волны бились о берег, как бы протягивая нам свои руки. И это показалось мне как наша жизнь и некоторые неосуществленные мечты. Они пытаются помочь нам, и протягивают свои руки, но не могут дотянуться.
Перед моими глазами прошлись все чувства его родных.
Особенно безысходность. Вот, что я почувствовал.
Вдруг я почувствовал капли воды, которые падают с неба. Открыл глаза, и не понял, откуда капли воды появились в комнате, где мы лежали. Быстро придя в себя, я вспомнил, что я в его воспоминаниях. Мы также лежали, хотя шел дождь. Я все еще не понимал, откуда дождь, и почему в комнате.
Осознав, что я лежу в полной тишине, я осмотрелся. Я думал, что остался один, но он стоял у окна, и смотрел на яркий свет. Я встал, подошел к нему, и, жмурясь от яркого света, тоже всмотрелся в окно. В тот момент, я не осознавал ничего. Как это? На мгновение у меня остановилось сердце. С глаз потекли слезы. Теперь я понимаю, откуда в комнате появились капли воды.
В летнюю ночь, когда на улице шел теплый дождь, у него отказало сердце. Опухоль постиг не только его мозг, но и сердце.
Я видел, как скорбят его родные. Мне стало плохо. Про себя повторял: «Нет! Нет! Нет! Этого не может быть!». С этими словами бил окно, плакал и кричал, что это невозможно.
Вот он! Он рядом со мной!
На время я потерял рассудок. Упал на землю. Все еще бил стекло, но никто не слышал меня. Мои удары стали слабеть, и я не чувствовал свои руки. В ушах звенело. Как будто тысяча голосов шептали: «Да, да, да, да, он ушел. Его нет. Нет. Нет».
Я посмотрел на него, но он безмятежно смотрел на свою смерть. Ведь все было поздно.
Я все еще не могу воспринять это. Все это случилось перед моими глазами. Я стоял перед ним, но не мог помочь ему. Когда я думаю об этом, у меня сердце сжимается, и ощущаю себя беспомощным существом. Вот, что называется: смотреть, но не видеть. И то чувство, когда остаешься в невесомости. Один. Я остался один. И все еще живу за окном с ярким светом.
Послесловие
Жизнь – это шахматная доска, где даже короли падают. Жизнь – это фортепиано, где после каждой белой клавиши нажимаешь черной. Кто-то останавливается на белой клавише, а кто-то – на черной. Как бы судьба не распоряжалась нашими жизнями, мы вправе прожить ее достойно, как пожелаем.
Моя судьба разбилась о камни злокачественного рака, который не только изменил мою жизнь, а также забрала ее.
Мне оставалось месяц до 29-го дня рождения. И он упомянул, что было бы чудом, если я переживу этот день. Но жизнь распорядилась по-своему. Мы прожили то, что было отведено для нас. И не больше.
В жизни есть свои лимиты, как и в игре. Но и есть одно различие между жизнью и игрой. К сожалению, нельзя переиграть жизнь. Нельзя начать заново.
У нас было мало времени, чтобы оценить жизнь. Но у вас есть. Живите так, чтобы чувствовать каждое ваше дыхание. Дышите так, чтобы было все полной грудью.
Будьте здоровы!!!
Рассказ
Автор публикации
