Осенница

Осень пришла в деревню незаметно. Подкралась, окрашивая листву в жёлтый и багряный цвет понемногу, листик за листиком. Погода стояла на удивление тёплая, хотя солнца и стало намного меньше.

И вроде всё как обычно было. Убирали урожай, ухаживали за скотиной, доделывали запасы на зиму.

Но в тоже время что-то словно давило, наваливалось на деревню. Люди ходили хмурые, подавленные, даже дети не бегали весёлыми стайками по улицам. Люди словно предчувствовали что-то непонятное, то, что витало в воздухе. Многие решили отправиться с детьми к родственникам и перезимовать в соседних деревнях, где не было такой давящей атмосферы. Дома заколотили, хозяйство распределили и уехали. Нельзя сказать, что жители здесь были особо зажиточные, в большинстве домов только огороды были да на полях работали. Те, кто скот оставить не смог, так и остался.

С уездом большей части жителей Григорий почувствовал себя очень одиноким. Жену с детьми он отправил к матери в другую деревню, подчиняясь порыву, и теперь остался совсем один. У них была корова и пара коз, и ему совершенно не хотелось оставлять их на голодную гибель в зимнее время.

Проходя по главной улице, он ёжился, смотря на заколоченные окна и ставни. Пусть дом и промёрзнет за зиму, но всё равно будет спокойнее, что никакой лихой человек или сосед нечистый на руку не залезут.

По ночам начинало подмораживать уже, в поле совсем немного работы оставалось. Григорий очень скучал по своей семье и думал ,что успеет съездить к ним до первых снегопадов.

А может, и не успеет.

Григорием владело странное чувство обречённости. Чем сильнее расходилась промозглая осень, тем острее становилось это чувство. Сидя по вечерам в хате, он жалел о том, что не уехал вслед за женой и детьми. Но за хозяйством ведь нужно было кому-то приглядывать! Он старался списывать это на обычное осеннее недомогание. Так ведь каждый год бывает, но почему-то в этот раз эти мысли не спасали.

Начало ноября выдалось совсем промозглым и дождливым. Сырость стыла в воздухе, ночью превращаясь в изморозь, которая витиеватой паутинкой покрывала всё, что только можно на улице.

В деревне оставалось ещё с десяток людей, но они мало общались между собой, ползали по улице, словно сонные мухи, и встречались у колодца. Вяло обсуждали новости и надвигающуюся зиму. А потом расходились по своим дворам, застывая в своей угрюмости и одиночестве.

Григорию всё это казалось странным. Его разум словно тоже сковывался этим оцепенением, лёгким заморозком, который хозяйничал на улице по ночам. Ведь никогда раньше не зимовали по родственникам, иногда очень далеко от родной деревни. А этой осенью… это действительно было странно. Григорий не мог мыслить ясно в своём оцепенении. Мысли его иссыхали и рассыпались, словно листья, хрустели в уголках сознания.

И с каждым днём становилось всё хуже.

Даже животные в своём сарае вели себя тихо и смирно, словно тоже чувствовали это давление.

Однажды поутру, стоя у колодца с ведром, Григорий отметил, что не видно соседа Бориса. Он в деревне считался… блаженным. Не слишком здоровым в плане ума человеком, но бесконечно добрым и щедрым, абсолютно безобидным. В последнее время Борис тоже был притихшим, выглядел подавленным и каким-то даже растерянным. Словно не понимал, что происходит вокруг.

Отнеся воду домой, Григорий решил навестить Бориса. Жил тот через четыре дома от Григория, жил в одиночестве, но вполне неплохо справлялся, а если что, деревенские с охотой ему помогали.

Во дворе Бориса не было видно, да и в доме тоже его не нашлось. Григорий даже немного растерялся, но всё-таки решил заглянуть в сарай за домом. Мало ли, вдруг мастерит что? У Бориса хорошо получалось с деревом работать, часто он мастерил в своём сарае всякие безделушки и игрушки для детей.

Сарай был хороший, строили с соседями, большой и просторный. Борис там и сено хранил, и свои инструменты, да и место рабочее оборудовал именно там. Дверь была нараспашку. Григорий знал, что Борис обычно закрывает дверь, боясь, что его сокровища кто-либо возьмёт.

Подойдя к сараю, мужчина замер, ощущая невнятную тревогу. Было поразительно тихо, даже птиц не было слышно. Только у кого-то мычала корова, вот и всё. Но это одинокое, тоскливое мычание вгоняло его в ещё более тревожное состояние. Заходить в сарай не хотелось, но Григорий встряхнул головой.

Эта осень была странной, но это не повод не помогать соседу, коли у него что-то случилось!

Он решительно сделал пару шагов, заходя в дверь, и остановился, давая глазам возможность привыкнуть к полутьме. Пахло сеном и деревом, а ещё прелой листвой. Он разглядел Бориса, который стоял спиной к двери, и хотел только окликнуть его, как увидел, что тот не один.

Девушка стояла перед Борисом, но чуть в стороне, так, что её можно было разглядеть во всех подробностях.

Она была невысокой, производила впечатление очень хрупкой. Волосы цвета пшеницы рассыпались по плечам, голову украшал венок из осенних листьев, ярких, жёлтых и красных, самых разнообразных оттенков. Григорий даже удивился – листьев-то почти на деревьях не осталось, откуда она набрала таких красивых и ярких? Одета она была в простое белое платье с вышивкой по рукаву и подолу, и самое странное, она была босиком! В руках она держала верёвку, вроде как льняную, толстую да добротную. Григорий хотел было шагнуть, заговорить с ними обоими, выразить своё удивление, но почему-то шевельнуться даже не мог.

Девушка что-то тихо говорила Борису, смотрела на него светлыми, словно талая вода, глазами. И улыбалась. Личико у неё было хорошенькое, но улыбка была какой-то… отталкивающей. Словно она всё портила. Борис же внимательно девушку слушал, кивал головой согласно на её слова. А потом девушка протянула ему верёвку, и Борис её послушно взял. А девушка взглянула прямо на Григория.

Поначалу взгляд у неё был ласковый, манящий, но постепенно глаза чужие начали наполняться каким-то злым выражением. Лицо девушки начало изменятся, превращаясь в непонятную и злую маску.

Григория словно кто-то в грудь толкнул, и он пришёл в себя уже на улице. Страх заставил его повернуться, и почти бегом он бросился домой.

Только в родных стенах, надёжно закрыв двери и ставни, он смог почувствовать себя хоть немного в безопасности. Он не понимал, кого увидел в сарае у Бориса, но чувствовал, что эта девушка имеет какое-то отношение к тому, что происходит в деревне. К тому, что большая часть жителей предпочла просто сбежать. К тому, что он чувствует постоянный холодок, который струится вдоль кожи, отчего она покрывается мурашками. Григорий сидел в доме и ждал неизвестно чего. Всё его нутро говорило ему о том, что девушка не просто так приходила к Борису. Что всё так просто не закончится.

Он чувствовал себя обречённым.

И чувствовал, что не в силах что-либо изменить.

Ночью он забылся лёгким, тревожным сном и вскакивал от каждого шороха. В сарае тревожно блеяли козы и мычала корова. Животные беспокоились, но тоже ничего не могли сделать.

Сквозь сон Григорий думал, что просто уедет утром. И пусть тут всё мёрзнет. До соседней деревни всего часа два ходу, возьмёт животных с собой, ничего страшного, но больше он здесь находиться не сможет. Эта мысль его успокоила, и заснул он уже крепко, без сновидений. Проснулся он с рассветом, от того, что в дверь кто-то постучал. Ему даже подумалось, что просто показалось, но потом тихий стук повторился вновь. Григорий недоумённо пожал плечами – да кому могло понадобится беспокоить соседа в такую рань? Но может, что случилось? В памяти встало воспоминание вчерашнего дня – Борис с верёвкой в руках и девушка в белом платье. Он вздрогнул и мотнул головой, стараясь прогнать воспоминание, после чего встал и пошёл открывать.

У него даже и мысли не возникло, что там мог кто-то плохой. Он был уверен, что это сосед, и совершенно не ожидал увидеть на крыльце девушку, которую вчера видел в чужом сарае. Сердце Григория забилось в горле, мешая ему дышать. Девушка же стояла и улыбалась ему нежно и ласково, а в глазах её была такая бесконечная любовь, что от этого становилось ещё страшнее.

Тоска захлестнула, сдавила горло ещё сильнее, и Григорий взял верёвку, которую ему протягивала девушка. Он рассмеялась звонким, хрупким осенним ледком, смехом, после чего развернулась и отправилась дальше по улице.

Григорий же закрыл дверь, и, сжимая в руках верёвку, направился в комнату.

Он знал, что нужно делать. Он знал, только взглянув в чужие глаза. Знал, как избавиться от этой тоски и одиночества.

***

Вадик приехал в деревню перед самым снегопадом. Вещи кое-какие забрать да передать привет оставшимся. Деревня встретила его странной тишиной, и он поёжился, слушая голоса животных. К слову, собак в деревне тоже не было – кто-то пропал в первые недели осени, а кого-то забрали с собой на зимовку к родне.

Вадик вообще удивлялся про себя, отчего они все с деревни-то сбежали. А ведь именно так это выглядело.

Словно помешательство со всеми случилось в один момент, вот и всё!

Сейчас же всё было… нормально! Не было этой тоскливой, давящей атмосферы. Осень как осень, деревня как деревня. Ничего из ряда вон выходящего. Вадик обошёл всех соседей, и от дома к дому он чувствовал нарастающее желание сбежать отсюда. Но он понимал, что нужно проверить всё, а потом бежать и сообщать куда следует. Хотя что они с этим делать будут, он даже не представлял!

Уже на обратно пути, подгоняя коня, Вадик думал о том, что заставило всех, кто остался в деревне, накинуть себе петлю на шею?

Что там произошло?