Она молчала три года

Часть 1

Рассказ вышел в апреле. В литературном журнале «Новое французское обозрение», обычно выходило всего три-четыре номера за год, а ей удалось протиснуть текст среди множества желающих. Когда узнали, что она русская, попросили прийти на улицу Гастон-Галлимар, 5 лично и принести рукопись в печатном виде. Она с трудом открыла светлую деревянную дверь и вошла в темное помещение, кабинет редактора был справа. При первых же прочитанных строках он сказал по-французски «Берем, берем» и добавил «Берем!». Она не было готова к такому быстрому решению, предлагала что-то изменить, подправить, убрать, но нет, напечатали именно в ее варианте. Ей понравился французский перевод, в котором переводчик (это была женщина старше ее в два раза) неожиданно для нее оставила пару фраз на русском.

Рассказ назывался «Привет, я Фред из Парижа», название мягко намекало, что речь про отношения, попытку их завязать на расстоянии, про неудачную попытку, как оказалось, в финале. Удивительно, но интерес к русским авторам оставался высокий, если существовали единицы измерения этой высоты.

Маша прочитала рассказ на сайте www.lanrf.fr и закрыла, ей было забавно, что для прочтения нужно было заплатить целых 2 евро. Неужели найдутся такие?

Нашлись. Фред в тот день был на репортаже, проверял почту и неожиданное ткнул на ссылку рассказа в читалке, название которого подозрительно было похоже на одно из его сообщений

Он остановился на выходе из конференц-зала, быстро читал, перескакивая целые абзацы, и не мог поверить, в героях он узнавал себя и ее, она даже не потрудилась поменять фразы, герои писали и говорили друг другу все, что он помнил до сих пор. Иногда перечитывал. Даже его слова: «C’est formidable de trouver quelqu’un aimé vous dans cette terre[1]», – были здесь. Фред был слегка зол, это была и его история, и как минимум на половину он имел право. Ниже, гиперссылкой висело маленькое объявление, что 16 мая состоится встреча с авторами журнала, в списке была некая Маша, на французском Masha, но под другой фамилией, он решил пойти и посмотреть в глаза той, которая так внезапно исчезла и той, которая так неожиданно появилась.

Она не планировала исчезать тогда в пустыне, как-то получилось все случайно и в ее глазах –вынужденно. Она прилетела в Касабланку в июле. Было душно, от океана пахло арбузами и морозной свежестью. Город был белый и низкий, только на самом берегу возвышалась прямоугольная башня мечети, чем-то похожая на маяк, но она запрещала себе так думать о ней. Этот приокеанский город из песни Джесси Джей выбрала она, Фред жил в Рабате. Из тех фото, что он ей высылал, она смогла рассмотреть, что там удивительные уличные граффити. Много граффити. Хотя честно говоря, ей хотелось создать равные условия, чтобы город был ни ее, ни Фреда. Просто точка на карте, где они встретятся, спустя пять лет после его первого hello.

Она прилетела за день до встречи, у Фреда была работа и ее это не смущало. Она хотела привыкнуть к городу, прогуляться одна, прийти в себя после перелета. Она хотела быть в себе, когда он ее увидит, той, какой себя любила. Те первые и мимолетные три дня в Москве она вспоминала как сон, все не могла понять, они были в реальности или ей приснились один за другим?

В первый день в Касабланке она проснулась очень рано. Разница с Москвой была два часа. В шесть утра открыла глаза и на секунду подумала: «Где я?» В еле заметных лучах света на нее смотрела люстра их светлого дерева, в коридоре слушались шаги, поднялась на локти и сказала чуть слышно, но четко: «Я в Марокко!» И в ее голове моментально произошел процесс, который она очень любила и проделывала после каждого перемещения. Крупный взгляд на Земной шар, легкий поворот, ах, вот африканский континент, сначала большим пятном, потом все ближе и ближе и вот различаются страны…Египет, Тунис, Алжир, Ливия…. слева, вдоль Атлантики Марокко. Крохотное, но такое уже знакомое и родное. Еще точнее, крупные города и вот Касабланка, пробежаться по улицам, бульварам, проспектам, названым на французский манер и остановиться на Boulevard Brahim Roudani. Войти мысленно в отель, дойти до комнаты. Она выбрала этот адрес неслучайно, рядом находилась Вилла искусств. Она запланировала одинокую утреннюю прогулку внутрь марокканского искусства, ей хотелось посмотреть, как мыслят и как воспринимают мир художники, живущие на берегу Атлантики.

Но это потом, все потом. Сейчас Фред. Она прикоснулась пальцами к лицу и уловила еле заметный запах туалетной воды Tom Ford. Она купила себе черный игрушечный флакон, после того как увидела его первый раз в маленьком окошке видеосвязи. Было видно, что он волнуется, что не знает, что говорить, куда себя деть, чем ее по-настоящему заинтересовать. Начал смотреть вокруг себя и как спасение – духи…Она полюбила этот терпкий древесный запах. Он стал для нее запахом энергии и их личной тайной.

В номер постучали. Она решила не отвечать, потом еще постучали. Явно, что человек знал, что она внутри. Ей хотелось еще продлить минуты безвременья, когда ночь закончилась, но день еще не начался. Стук не прекращался, пришлось встать. Это был завтрак, который включили в стоимость номера. Кофе, нарезанная лепешка и фрукты кусочками. Она медленно брала каждый кусочек, жевала до полного исчезновения и в эти моменты думала о том, что забыла его: его руки, как он пахнет, как двигается, улыбается и даже близко не знала, как смотрит телевизор, ведет машину, говорит по телефону. Она много фантазировала о нем, представляла, как все может быть…Но ее картинки оставались только картинками, ей предстояло познакомиться с настоящим и живым Фредом. В ее телефоне хранились десятки его фотографий – дома, на улице, в офисе, на пресс-конференциях, в костюмах, теплых рубашках, футболках и без них…Она рассмотрела все немыслимые детали, помнила о каждой. Она все не могла вспомнить момент, как так получилось, что она здесь и ест вот эти фрукты, а через несколько часов увидит его во второй раз. Казалось, что телом она еще в России, под Москвой, у нее дети, до сих пор муж, дом, какие-никакие планы на жизнь, но словно открылся новый коридор и в нем одновременно можно было быть и не быть.

От его первого сообщения до ее ответа было несколько лет молчания, ну было понятно же, что это случайный товарищ на фейсбуке, который по какой-то неведомой Маше причине, включил ее в свою рассылку. Зачем отвечать? Перекинуться парочкой пустых слов, на это у нее не было никогда времени. Позже он написал, что он журналист и он из Парижа. Это стало волнительно! Она в тот момент уже работала в школе, преподавала литературу. И ляпнула, что писатель. Это было правдой, она продолжала писать. Она писатель, она так чувствовала и так хотела думать о себе. А теперь она в Касабланке.

Они договорились встретиться у Музея Национальной Фотографии, там был удобный спуск к океану. Можно было прогуляться и все обсудить, «все» на этот день. Она подошла раньше, его еще не было, на пару секунд почувствовала себя глупо. Можно же было опоздать? Она умела…Как только успела додумать эту мысль, остановилось белое такси и вышел он. С улыбкой, довольный, как всегда безупречный.

Сказал ей:

– Bonjour, Masha, – делая наибольший упор на «ш», словно их было в ее имени три: «шшш»

Она ответила:

– Bonjour, Fred, – наоборот, четко произнося «Ф», до сих пор не веря, что общается с мужчиной с таким именем.

Они были рады друг друга видеть, даже слишком, немного скрывали это чувство.

 

Легко объяснялись на смеси французского, английского и немного русского. Им не хотелось говорить о главном, поэтому говорили – о цвете воды в океане, что ели на завтрак, вспоминали места их переписки и поняли, что смогут поехать в пустыню на несколько дней…Как хотели еще осенью.

Их нес поток, собрались буквально за полдня, покидали какие-то жалкие вещи и отправились на юг. Это было необычное чувство ехать по ровной дороге, постепенно исчезала растительность, словно они ехали на край мира. Слева и справа перешептывался теплый песок, иногда она представляла, что они маленькие, а весь мир превратился в песочницу. Проезжали Ададир, Тан-Тан, Буджур, в Тарфая остановились на ночь. Все их диалоги постепенно стали бесконечным ответом на вопрос: «И что дальше?». На словах все выходило хорошо, приятно, очень логично, по-мароккански как шутила она. Ей нравилось, но она не знала хотела ли она так… Вечером в Тарфае они случайно узнали, что на окраине города стоит небольшой памятник Сент-Экзюпери. Он жил и работал здесь. Машу это очень впечатлило. Решили взять плед и дойти до памятника и там же встретить закат. Посмотреть, как солнце утонет в песке. Утром планировали отправиться к Вратам Пустыни –  Гуэльмин. Пока шли, почему-то начали говорить про Рождество, как можно было бы встретить Новый год…Памятник оказался крошечным – игрушечный самолет с пропеллером на трех-ярусном постаменте. Становилось зябко, она села на бетонный выступ, Фред накрыл ее пледом и сказал, что сходит за кофе…С того июльского вечера она больше его не видела. Его уходящая спина стала для нее символом грустных решений, которые, конечно, она принимала еще много раз. Это исчезновение было секундным. Блокировка, блокировка, удаление профиля на фейсбук. Исчезнуть в современном мире, оказывается, так просто и быстро. Два нажатия, два нажатия и четыре. В сумме восемь секунд и вас нет.

В рождественский день она задержалась в парижской Ecole Démocratique, нужно было проверить перевод в презентации, смотрела в окно и замерла. Они хотели провести этот день с Фредом, с какой же любовью они обсуждали все детали. Но сожаления не было, в тот день в Тарфае она сделала все правильно.

 

Часть 2

Она молчала три года. Не отвечала. Его одинокое hello, висело без ответа. Позже, на улицах Касабланки, она пыталась вспомнить, где была и что делала 1 ноября 2017 года. Что она проживала в те дни? Уже родилось и где-то внутри нее существовало «это не он, нужно все заканчивать». Пусть дети, пусть будет непонятно, что дальше, пусть крахом все мечты и планы, пусть, все пусть…Но это было только самое начало этого пусть. Отвечать не было смысла, кому? Зачем? Такие одинокие и мертвые сообщения уже приходили, где-то она их боялась. Незнакомый человек пишет незнакомому…Что им движет?

Поэтому она молчала. И спустя три года, опять сообщение. Такое детское и нелепое, что-то в нем было настоящее, человек словно хотел продраться через страшный русский язык и чтоб ему ответили. Обязательно ответили.

Привiт, я Фред з Парижа. Три существительных, одно местоимение и предлог. Это позже ее дети тоже буднично будут путать «с» и «з», а тогда ее это насмешило. Но так до конца не понятно, хотел он написать из Парижа или с Парижа. Но потом поняла, это украинский, он просто выбрал не тот язык. При слове «Париж» она сдалась. Что ей двигало? Возможность иметь тонкую ниточку с Парижем, любопытство или усталость от зимы. Первое сообщение было осенью, второе – зимой.

Маша была в том возрасте, когда знаешь про себя все. Ну почти все. Она не красилась, в белой мягкой косметичке одиноко лежали тушь и тени, кажется, открывала она их последний раз летом. А сейчас была зима. Ей нравилось ее чистое и местами подростковое лицо, когда смотрела в зеркало, то перед глазами всплывали фотокарточки времен школы и даже садика. Нос, глаза, губы – все осталось прежним, только немного увеличилось.

Она жила в безвременье, когда старая желаемая картинка жизни рухнула, а на новую еще не было сил. Даже скорее не было того главного – вокруг чего – можно было бы достроить остальное. Иногда ей это даже нравилось. Это было волнующее состояние мая 2009 года, когда она уволилась из автоцентра Вольво и по-настоящему поняла, что такое свобода. Когда время разлилось в пространстве и можно было плыть по нему в любую сторону, без желаний и целей.

Чтение книг спасало от необходимости что-то решать. Она брала их пачками в библиотеке и читала по диагонали. Открывала, читала первые страницы и оставляла, если не находила что-то созвучное сегодняшнему дню. Из последнего был Фрейд и его «Семейный роман невротиков». Она остановилась на главе про некую «исключительность» у невротиков, которым пришлось в детстве нелегко (болезни, насилие, лишения и т.д.). Внутри них рождалась идея – «теперь они избранные» – и за «это» их потом, позже, обязательно вознаградят. Она думала, что во мне тоже это есть, я тоже так думаю. Представить, что ты обыкновенный, как все, и никакой награды не будет – просто невыносимо. Неужели мир так несправедлив? Нет, нет, дальше обязательно будет, не сейчас зимой, может потом весной или летом, но обязательно будет. Бог же все знает, все видит, понимает, что ты ждешь.

И это «будет» случилось, весной. Он прилетел в Москву. И потом как-то все быстро, без возможности зафиксироваться в настоящем.

Тюльпаны не привезли, продавщица равнодушно бросила в нее: «Будут к вечеру». Сюрприз не получился. Они часто в переписке упоминали тюльпаны, он их любил. Она заказала по телефону, но где-то произошел сбой. Времени бежать в другой цветочный уже не оставалось, она выбрала ветку розы. Шоколадные темно-розовые, три бутона крупные, два средних, еще два – закрытые. В сумме будет семь.

Вокруг играла весна, бегала по узким дорожкам, протоптанным ленивыми жителями, прыгала с одного дерева на другое, замирала в мутных окнах супермаркетов и бежала дальше. Нужно было срочно пройти по всей Москве, зайти в каждый переулок, посидеть на каждой лавочке и скинуть зимнюю труху со всех памятников.

Она думала, ну и хорошо, что они увидятся весной. В этом было что-то правильное и настоящее. Зимой она была другая, словно надевала на себя зимнюю версию и ходила в ней до конца февраля. А потом сдавала в химчистку и убирала вглубь шкафа, не зная, где в очередной раз придется ее достать. Или выкинуть. Был и такой план.

Ехать на метро смысла не было, вся ее идеальная схема их первой встречи начала сыпаться еще утром. И вот теперь еще тюльпаны…Набрала яндекс.такси и назвала адрес, который видела перед собой. На том конце, сказали, что ожидание «десять минут». До Шереметьево ехать около часа и двадцати минут, еще успею выпить кофе. Почему кофе? Она никогда не любила, скорее была к нему равнодушна, пила по инерции, в ее доме кофе оказывался только по двум причинам – ей его дарили и опять – ей его дарили. Значит, по одной. Нужно было за что-то зацепиться, делать какие-то привычные вещи, волнение начинало нарастать. Можно было еще начать фантазировать, что задержат рейс, что еще есть время. Собраться, найти те самые слова, перенервничать и дойти до точки равнодушия и расслабления. А может бокал вина? Да, вино было бы кстати. Ладно. По ситуации. Буду действовать по ситуации, есть еще час впереди, по дороге точно решу.

Грязная киа рио подъехала и остановилась мягко, номер был ха378м, она машинально выдала: «Ха!» Водитель сразу понял, что говорить она не настроена и включил музыку ниже среднего. Вроде бы все и идеально. Он же не знает, как она придумала. Это все было в ее голове и приходилось торговаться только с собой. Господи, да снизь ставки и расслабься. Сперва машина мчалась вдоль прямоугольных панелек, понизу которых летела разноцветная полоса из аптек, кофеен, цветочных (ах, тюльпаны!), продуктовых и местами даже интим-магазинов. А потом город резко оборвался и начался знакомый для нее пейзаж. Лес центральной полосы – так она называла его про себя. На миг она испугалась, а туда ли мы едем? Все стало слишком родным, это Мз?

Мы в аэропорт? – прервала она молчание.

Да, в Шереметьево – равнодушно ответил водитель.

Ха – нервно выдохнула и закрыла глаза.

Мы приехали. Аэропорт – по ощущениям прошло минут пять, но оказалось, что они уже на месте.

Вокруг тянулись вереницы оранжевых глянцевых моделек. Их словно засасывало к стеклянным входам, а потом отпускало и они скатывались в шоссе, развязки и прямые дороги. Нужно было быстро открыть дверь, в два или три прыжка дойти до двери. В воздухе пахло грязным асфальтом и свежим маникюром улетающих женщин, и не только. У нее тоже был новый. Успокаивало только то, что она знала куда идти, где он к ней выйдет. Или не выйдет? Что за глупость? Она перечитала еще раз сообщение, которое он написал перед взлетом на Москву. Он сейчас в небе, а она на земле и уже в аэропорту. Осталось каких-то двадцать пять минут, но она так и не решила -кофе или вино? На входе попросили поставить сумочку на ленту, было неприятно, пальто такое светлое, она попыталась улыбнуться и глазами сказать, может обойдемся без этого? Но мужчина не смотрел в глаза, наверное, женат подумала она. Боже, о чем я только думаю?

Аэропорт смотрел на нее своими глазищами, с указателей, табло отлета и прилета, глазами сотрудников и в очередной раз завидовал ей. Опять она куда-то летит, а он остается здесь. Просто наблюдать за всеми этими восторженными лицами. Успокойся, я никуда не лечу! Не зырь так! И он правда перестал. Стало как-то все равно. Она сделала все возможное от нее. Купила даже семь роз, ну ладно – пять, две еще в пути. Решила просто идти вдоль кафе и зайти в то, где будет знак. Какой знак? Игры, вот что ее успокаивало. Играть с собой в глупые игры. Например, вот искать знак. Но знаков не было, и она его просто придумала. Ваза, поставить ветку в вазу, пусть и на пару минут. У вас есть ваза под цветы? Сейчас секундочку, уточню, – сказал моложавый парнишка, который глазами был в своем мобильнике. Да, есть! Ха, – хихикнула она. Ну все, теперь это «ха» будет со мной до конца дня. У вас есть глинтвейн? Да! Тогда мне его к вазе….Цветы, купленные у метро, были очень родными в этом пейзаже. Весь мир сузился до столика в полуитальянском кафе и бокала с ненастоящим глинтвейном.

Все-таки надо было выпить вина, подумала она, когда увидела знакомую мужскую улыбку, которую изучила по фотографиям до мелочей.…Он  снял номер в отеле и они были вместе три дня, он умолял остаться еще. От французской речи, от его урчащей речи у нее все плыло перед глазами. Словно распахнулась новая дверь в жизни и в нее можно было войти, но только если закрыть старые.

Еще до его приезда она начала писать рассказ о них или как она называла –их истории. Как-то легко он писался, она добавляла будничные вещи и закрывала его. Файл назывался «Она молчала три года», висел на рабочем столе. Обычно муж не открывал ее документы, но название приглашало к прочтению. Ему захотелось узнать, кто эта она.

Открыл, по первым строчкам понял, что это она о себе, что это все происходит с ней…По телу, начиная от живота, поползли тяжелые пузыри, словно он надувался, а они искали выхода. Он начинал дышать все быстрее и быстрее, на моментах реальной переписки между ними, ерзал на стуле и перечитывал фразы по несколько раз. Пытаясь понять, она их придумала или все-таки он именно так и писал. Было много французских слов, он их не понимал, они были словно мостиками между русскими, но было ясно одно. Она увлечена, они встречались, она ждет продолжения. Это был набросок, какие-то абзацы обрывались и резко переходили к другим событиям. Он вспомнил, как она однажды установила фейсбук на его телефоне, на ее экран стал подвисать местами и не все можно было сделать, и долго сидела и, правда, с кем-то переписывалась. Он даже заходил и смотрел имена переписок, но было лень открывать каждую, вникать…Еще читая он решил, что возьмет паузу и сделает вид, что ничего не знает, но когда вечером, где-то после десяти, голова коснулась подушки, неожиданно для себя сказал:

– Я все знаю! – прозвучало с вызовом. Даже слишком.

– Прям всё? – пошутила она. Она мгновенно поняла, куда он хочет направить разговор. Это волшебное, когда не называются слова, но все понимают, о чем речь.

– Я читал твой рассказ, – не меняя положения, добавил он.

– Какой именно, у меня их много? – сколько их было точно, она не знала.

– Не кривляйся, ты знаешь, какой. Который на рабочем столе…

– Ну, молодец, мне приятно. В кое-то веки ты открыл мой рассказ и прочитал. Неожиданно!

– Может ты этого и хотела, раз его оставила под самым носом, – звучало неубедительно, любой знает: если хочешь что-то спрятать, положи на самое видное место.

– Я тебя умоляю. Никогда и ничего от тебя не прятала, тем более вымышленные истории. Смысл?!

– Эта невымышленная, дураку понятно.

– А какая же?

– Реальная. Я видел вашу переписку на фейсбуке, я помню его, – разговор терял легкость.

– Господи, это допрос? Ты будешь меня ревновать к выдуманным мужчинам, – она залезла под одеяло под самый подбородок. Она всегда мерзла, особенно, ноги, а если точнее – ступни.

– Он невыдуманный. Зачем ты врешь? Вы встречались в Москве, ты говорила, что едешь на фотосессию к Ольге, а сама…Я все вспомнил.

– Ну, подожди, ты же видел те фотографии, значит, все-таки к Ольге? – она планировала выиграть.

– Там много реальных деталей, про тебя, – он планировал перечислить одну за другой, но запнулся. Это было бы слишком мелко.

– Пфффф, если бы ты читал все мои тексты, то давно бы знал, что всем своим героиням я дарю что-то свое. Так делают многие. Сложнее вспомнить, кто придумывает все. Давай на этом закончим? А? Я не планировала с тобой обсуждать свой новый рассказ

– А нового любовника? – он больше не хотел спать.

– Ха, а был как-будто старый? Тебе самому не смешно от этого разговора? Он нелепый…

– Ты нелепая и твой рассказ нелепый!

– Пусть, мне плевать, что ты думаешь! И уже давно…Тебя….Не люблю.

Это не было открытием для него. Этот разговор давно зрел, каждый просто не решался его начать.  Уже после развода, когда он случайно узнал от детей, что мама летит в Марокко, стало понятно: рассказ достоверный и он оказался прав. Он даже пытался его найти в интернете, что для него было ну совсем несвойственно, но ему не пришла мысль, что она могла его опубликовать на французском. Было непонятно под какой фамилией и названием искать. Уже гораздо позже он смотрел ту майскую встречу авторов в Париже в записи, где все просто были говорящими головами для него. Не более. Она говорила на французском. Он пытался среди пришедших на встречу увидеть его. И кажется, нашел.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

[1] Как здорово найти кого-то, кого ты любишь на этой земле, перевод с французского