Уж и времени порядочно с того морского рейса минуло, а все загадка бестолковую голову будоражила…
Виновата – я это и тогда себе говорил, и сейчас повторю, – в первую очередь, конечно шеф-повар Полина, что сказала мне за пару дней до того: : «В следующий раз забирай всю квашеную капусту с ведерка – а то она уже пропадет вот-вот»(накануне я делал винегрет). И уж только потом, во вторую голову, повинен тот парнишка, что лука не ел. Наверное, так? Да – так или иначе!..
Так или иначе, матросик тот, что лука не ел в любом виде, славным малым был. Спросит, бывало: «А салат с луком?» – «Конечно, а как еще?!». Вздохнет смиренно: «Я тогда не буду», – развернется и выйдет тихонечко из салона команды. Или усядется все-таки, корку хлебную из хлебницы выудит, и только с маслом, да чаем – вот и весь полдник. А ведь ему еще полвахты трудиться!
Беда, прямо, была с ним! Ладно бы, был бы сродни многим нынешним моим едокам, что каждый кусок на тарелке рассматривают как ископаемое, демонстративно при этом кривясь. Так ведь нет! Нормальный парень. Как говорила в таких случаях Полина: «Адекватный» (неведомо , где она это слово подхватила, но любила его теперь очень). Он и нам, поварам, с промысловой палубы частенько приносил то рыбки соленой, то строганины свежей – только что без лука. И не качал он прав никаких, и на свое горе луковое не сетовал, а просто: «Я тогда не буду». Со вздохом, горше лука самого «злого»…
Ну, как тут было мне не начать однажды ему отдельную пайку гоношить?!
Легко сказать! Хоть, казалось бы – большая ли проблема: сделать одну, из семидесяти трех причитающихся на экипаж порций, без лука? Но это – морока обязательная. Не режешь – крошишь ты большие луковицы по ходу готовки в большущую кастрюлю вместе с другими ингредиентами. Нет: готовишь салат полностью, перчишь – солишь, майонезом приправляешь, откладываешь в отдельную тарелочку порцию эту самую – безлуковую, её отдельно майонезом приправляешь – перемешиваешь, а уж потом нарезанный лук слезоточивый в общую массу добавляешь, и туда майонез бухаешь. Как не крути – торможение общего процесса, отвлечение от привычного графика!
Морока, в общем.
Но когда сделал я однажды пареньку нашему салат без лука, для него это случилось нежданным подарком. Он уж за стол безнадежно сел, горбушку хлеба только, под кружку чая, из хлебницы и притянув. И тут – на тебе: «Возьми, брат! Без лука». В благодарности у него даже голос чуть дрогнул.
Вот и приходилось теперь мытариться! Как и в этот день злополучный, что салат оливье по меню судовому, готовить в очередной раз пришла мне пора. Салат этот был хитом стопроцентным: чуть не каждый второй добавки спрашивал. Потому, строгать его приходилось долго и кропотливо: чтобы целую «тридцатку» – кастрюлю, емкостью в тридцать литров, – до верха наполнить. А это, еще же и картошку вареную предварительно очистить, да банки с зеленым горошком проткнуть, да воду через них сцедить, да много еще чего…
Вот и злился я тихо в приготовлении, паренька того вспоминая: ему еще отложить успеть. Как ребенок, честное слово – лука он не ест!
Запаздывал уже. Оттого и спешил, да и нервничать начал. А отчего запаздывал – пришел на камбуз позже нужного. Была на то уважительная причина – на дегустации продукта накануне допоздна задержался. В каюте земляка Саньки.
Вот и еще один виновник – прямой! Непосредственный. И обойти Сашку невниманием в произошедшем никак нельзя. Точно, как невозможно было обойти его в коридоре, когда преграждал он внезапно путь и заговорщицки пониженным голосом заводил:
– Казачок!.. Ты дрожжей сделал?
Санька был на голову ниже меня ростом, а головой той изрядно лыс, хоть и годами чуть помладше. И очки…
Однако, я кивал покорно: мы были хоть и с разных областей, но да с одной, независимой ныне республики, с которой убыли, опять-таки, с временным интервалом в десятки лет. Потому, на правах старшего ,приходилось опекать товарища. И уж с дрожжами не обижать – во всяком случае.
– А сахара, сахара казачок?
Я опять кивал утвердительно.
– А изюму?.. Изюму?
Изюм я действительно забывал каждый раз, на что Саша со сладким злорадством воздевал указательным пальцем к моему носу.
– Казачок!.. За такие дела землячки бы наши тебя уже ушатали!
И глаза сверкали за стеклами очков каким-то зловещим бесом.
Надо отдать сыну степей должное: бражку Сашка делал отменную! Настаивал на изюме, строго выдерживая положенные сроки. И потому на каютном рундуке, за дверцами которого прятались две канистры с играющей брагой, были прикручены металлические планки, скрепленные натурально амбарным замком. Не поленился Сашка! И, надо сказать, совсем не напрасно меры предосторожности такие городил: каютный его сосед – ветеран Витя с седым волосом и сизым носом, доверия на сей счет явно не внушал…
Витя хоть непосредственно в салате том замешан не был, косвенное участие все же – убежден! – принял. Потому что задирал нас с Сашкой постоянно накануне, во время обильной дегустации поспевшей , как и задумывалось, точно к окончанию выгрузки бражки: «Понаедут тут, не пойми откуда!». Это он нам в отместку за прошедшую выгрузку, где гоняли мы его , как впрочем и другие, изо всех углов трюма: «Витя, иди отсюда – здесь я бросаю!.. Иди, вон, в стороне себе ряд выбери, и гони сам до верха!». Ветеран выше пупа тридцатикилограммовый короб поднять не мог, а потому бросал его только нам – спасибо! – под ноги.
Зачем было так с ветераном? Да, это еще терпимо , и даже любя! Потому, как характер и повадки Витюша имел не тщедушного старичка – Божьего одуванчика, и не убеленного сединами мудреца – зачем бы тогда Сашка на висячий замок рундук запирал? Кстати, забегая вперед – однажды и амбарный не уберег очередной «замес» Сашки от прыткого такого, душой юного напарника. Но, это, как говорится, уже совсем другая история. А в нашем же случае вышло, что досадные подначки пустобреха во время вчерашнего застолья все же бередили еще не вполне свежую голову, безусловно действуя отвлекающим – от добросовестного приготовления салата оливье – моментом: отвечал, конечно, я Вите не нашедшимися вчера колкостями в мысленном диалоге сейчас.
Как говорится, лучше поздно…
А запаздывал с приготовлением я уже основательно: совсем уж немного времени оставалось до судового полдника! Вот-вот уж начнут в распахнутую Алёнкой раздаточную «амбразуру» «целиться» – дети Голодного Мыса: каждые четыре часа, по судовому расписанию, пищи прием!
Почти уже все, кроме лука, было, кажется, порезано-покрошено. Только вот еще: «В следующий раз забирай всю квашеную капусту с ведерка – а то она уже пропадет вот-вот».
Хорошо, не забыл и похмельной головой!
Молнией метнувшись в овощную провизионную кладовую, и чертыхаясь, ясно, на ходу, живо отыскал ведерко нужное, только капусты там была двойная, против обычного, порция… А – ерунда: больше масса салата будет! Иначе, ведь, все равно пропадет. Ничтоже сумняшеся, лихо порубил квашеную капусту на мелкие ошметки, высыпал в кастрюлю, перемешал, добавил майонеза, и, наконец, наложил порцию салата нашему пареньку: сладил дело, наконец! Вот теперь можно и лук всыпать!..
Голодающие уже три с лишним часа выстроились в небольшенькую очередь у амбразуры, когда я принялся раскладывать порции по тарелкам.
– А это что такое? – ухватив, потащила наманикюренными пальцами (грубейшее правил камбузных нарушение!) что-то верная моя помощница – камбузница Алёнка, пять минут назад пришедшая на свое рабочее место.
Вот Алёнка – она молодец! Всегда за меня была, всегда выручала. Да и я за нее грудью ложился на камбузную амбразуру, защищая от назойливости малость уже обезумевшего от безответной своей любви, механика. Но сейчас, похоже, защищать придется меня!..
– Это… Это капуста, – помертвевшими губами едва молвил я.
Холодный пот вмиг прошиб спину… Да – винегрет входил в череду схожих где-то в приготовлении салатов, что обязательно делал, согласно меню, раз в пять-шесть дней я. Но квашеная капуста нужна только в нем, а уж никак не в оливье!
Убил полдник!. . «Закосячил». Продуктов сколько загубил! А главное: семьдесят с лишним человек – работающих людей!- оставил без законного приема пищи.
Бог весть, как они теперь до ужина дотянут?..
Ушатать за такое мало!
А ведь весь рейс до этого работал на «Ура!». Так что и Полина нахваливала, в пример второму повару ставя: «Посмотри, вон – у него все в руках горит!»
Вот и спалил теперь полдник: сейчас пожар точно будет!
Верная Алёнка тоже оторопела на миг, но, моментально собравшись, нашла какой-никакой выход, прошептав одними губами:
– Будем говорить, что это лук, если что…
На что я кивнул вполне обреченно: «А то они дураки!»
В полной прострации накладывал я порцию за порцией, боясь не только глянуть в салон на едоков, но даже и просто взор поднять. По сторонам лишь зыркал – куда «щемиться», когда тарелки с замечательным оливье на квашеной капусте полетят.
Полина все с капустой этой квашеной , да этот крендель, что без лука!.. Да Сашка-кореш с «мутной» своей, и Витя горлопан, с разговорами дурацкими! Они всё , конечно они – сам бы я разве смог такое учудить!
Наконец, громом грянуло:
– А добавочки можно?
Люди ели!.. Да что там говорить – люди уплетали фирменный мой салат так, что квашеная капуста трещала за ушами.
Такого я еще не видел!
Да, какие там еще мои поварские годы!..
После половины кастрюли у Кулибина от кухонной плиты начался кураж:
– Алёнушка! Если там кто-то про капусту вдруг вякнет, говори: «Это от повара ноу-хау!».
Никто ничего не сказал, никто! И тарелки Аленушке подавали пустыми. Многие попросили добавки.
Закончился полдник. Несколько оставшихся на дне кастрюли порций я на сей раз смайнал за борт «по-тихому» – от греха! И, передник на вешалку кинув, и Алёнку, как обычно, за локоток потрепав («Спасибо, Алён, за полдник!»), поспешил к другу в каюту – он мне уже мигал из-под очков: «Пошли!.. Осталось же!». Слушать умудренного жизнью Витю – в каких только передрягах старик не побывал!..
Да, конечно – профессия повара – она творческая! И если повар к каждому блюду капельку души своей плеснуть не позабудет, то не позабудет и Небо его – снизойдет своей благодатью в ту самую чудесную минуту, когда и превращается любой скромный ремесленник в настоящего творца. Вот тогда и случаются замечательные открытия!
Однако, на землю грешную спускаясь – на палубу зыбкую ступая…
Только теперь, спустя годы и все чаще сталкиваясь с недовольными с кислыми физиономиями и со скисшим нутром – а числом они растут вокруг день ото дня – я , убогий, понимаю: только сильные духом и добрые душой люди могли тот незабвенный салат оценить. В них-то – едоках благодарных! – и был его успех.
Даже не пытаюсь повторить…