Сегодня второй день лета.
Десять часов утра. Мы с Наташей как обычно по выходным едем проведать нашу бабу Маню.
Жарко! Машина как духовка. В такую жару начинаешь жалеть о том, что твой автомобиль без кондиционера.
Центральная улица города встречает нас ямами, ухабами, крупным гравием и запахом горячей смолы.
Здесь уже несколько месяцев идёт ремонт дороги.
Рабочие полностью сняли старый асфальт, и теперь готовятся постелить новый.
Глядя на серьезные приготовления хочется верить, что через год улица вновь не покроется ямами в которые можно будет сажать деревья.
Остановив машину у “Магнита”, ныряем в спасительную прохладу работающих на всю мощность кондиционеров. Надо купить кое что из продуктов.
Собираем стандартный набор: банан, йогурт, булочка.
В пакет для Вики кладём ещё маленькую пачку печенья и сигареты “Прима”.
В “Магните” такие сигареты не продают, о чем мне гордо заявляет продавец. После чего смотрит на меня с плохо скрытой насмешкой. Сразу хочется объяснить, что это не мне. Мне такие сигареты не нужны. Мне сигареты не нужны вообще. Я не курю уже больше пяти лет.
Но продавец потерял интерес ко мне, и уткнулся в огромный экран своего смартфона. Я невольно смотрю туда же, и узнаю знакомый дизайн сайта “Одноклассники”.
Молча иду к выходу, где меня ждёт Наташа.
Рядом с супермаркетом неприметный киоск. Веселая продавщица с золотыми зубами продает весёлому клиенту с перегаром сигареты с незнакомым мне названием.
Дождавшись своей очереди покупаю на сто рублей три пачки “Примы”, и получаю на сдачу два коробка спичек.
После прохлады “Магнита” уличная жара кажется особенно нестерпимой.
Всё окна в машине открыты настежь, но это совершенно не помогает.
Выскочив за город прибавляю газу и мчусь стараясь не угодить колёсами в ямы разбросанные по всей дороге.
С полей дует слабый теплый ветерок, это всё же лучше, чем полный штиль.
До самого хутора нам не встретилось ни одной машины. Воскресенье… Утро…
На парковке тоже пусто. Берём сумку с продуктами и идём по центральной аллее.
Аккуратно подстриженные кустики сирени неподвижны и кажутся искусственными.
Травка на газоне, ещё не выжженная безжалостным южным солнцем зелёная и сочная.
В одной из беседок напротив мужского корпуса расположилась большая компания. На столе разложены всевозможные свёртки, одноразовые тарелки, большой серебристый термос и двухлитровая бутылка с “Пепси”.
Коротко стриженный молодой парень что-то жадно ест. Три женщины пенсионного возраста, мужчина примерно таких же лет, и молоденькая девушка сидят на скамейках и с умилением глядят на парня.
Если забыть о том где находится беседка, можно подумать, что благополучная семья выбралась на воскресный пикник куда-нибудь в парк.
Дверь в женском корпусе распахнута настежь, и уже издали мы чувствуем запах. Тот самый к которому я никак не могу привыкнуть.
Входим в малюсенький коридор, и тут же нам кто-то машет рукой. Глаза постепенно привыкают к полумраку, но я уже понимаю, что это Вика.
– Привет, Андрюха! – радостно кричит она, – Сейчас, приведу!
Вика куда то убегает, к зарешеченной двери подходит медсестра.
– Вы к Данцевой? – уточняет она, – Племянник?
Я уже не раз объяснял, что не племянник. Это моя мама – племянница бабы Мани. А я, выходит, что сын племянницы. Или как там? Внучатый племянник. Вроде бы так.
Но медсестру совершенно не интересует кем я прихожусь бабе Мане на самом деле. Она спросила, и тут же сама забыла, о чем спрашивала.
Поэтому я утвердительно кивают головой, и протягиваю ей пачку печенья “Советское”. В “Магните” на него скидка пятьдесят процентов.
– Вот, это вам, – говорю я, – Чайку попьете.
– Ну что вы, – наигранно отвечает медсестра, оценивающе оглядывая печенье, – Не надо было беспокоиться. Вечно вы что-то выдумываете.
Она прячет печенье в карман не очень чистого халата.
В это время Вика подкатывает коляску в которой сгорбившись сидит баба Маня.
– Певица наша, – сообщает медсестра, – Целыми днями песни нам поет. Да, Маня?
Старушка смотрит мимо нее своими незрячими глазами и молчит.
На ней всё тот же синий халат. Я вижу, что он чисто выстиран.
Вика ловко снимает бабу Маню с коляски и ставит на пол. Та сгибается почти вдвое, и делает несколько маленьких шажков. Вика держит ее под мышки.
В комнате для посетителей пусто, что бывает не часто. Я достаю из сумки закутанный в полотенца горшочек с картофельным и измельчённой на блендере сосиской.
Вика усаживает бабу Маню на стул. Я протягиваю ей пакет с угощением.
– Спасибо, – радостно говорит Вика, и обнимает меня, – Давай обниматься, Андрюха!
Я слегка приобнимаю ее одной рукой.
Вика целует меня в щёку. Потом поворачивается к Наташе.
– Давай, Натаха, с тобой обнимемся!
Они обнимаются, и Вика уходит, по дороге заглядывая в пакет.
– Как дела, Маня? – громко спрашиваю я, и подношу ложку ко рту старушки
Я понял, что с ней нужно разговаривать громко, и называть ее по имени, а не бабушка. На слово “бабушка” она не реагирует.
– Мужской голос! – неожиданно говорит баба Маня, и растягивает рот в довольной улыбке, – Мужчина! Коля приехал!
Я чувствую, как у меня запершило в горле.
– Это Андрюша! – громко объясняет Наташа, – Это Андрюша, сын Коли.
Баба Маня улыбается и кивает головой.
Тем временем я успеваю скормить ей половину содержимого горшочка.
– Вкусная кашка? – спрашивает Наташа, и вкладывает в скрюченные пальцы булочку.
Старушка целиком запихивает ее в рот. Тяжело дыша пытается прожевать.
– Водички дать? – Наташа откручивает пробку, и подносит горлышко бутылочки к ее губам.
– Давай! – сразу же резво отвечает баба Маня, и рукой измазанной вареной сгущенкой берет бутылочку.
Я чищу варёное яйцо и тоже вкладываю его в руку старушки.
– Снесла курочка яичко! – вдруг начинает петь баба Маня и запихивает в рот яйцо.
После этого наступает очередь десерта.
Сначала я открываю йогурт.
– Кушай, Маня, сметанку! – подношу к её губам полную ложку.
– Конфетки! – радуется она, – Колины конфетки. Коля Маню угощал!
Иногда баба Маня говорит о себе в третьем лице.
– Это не конфетки! – громко говорю я, – Это сметанка!
– Конфетки! – соглашается баба Маня, потом поет, – Родина моя! Кукурузки нет!
И сокрушенно вздыхает.
– Как нет! – Наташа достает из сумки банан и ломает его пополам. Очищает одну половину и даёт бабе Мане.
– Кукурузка! – нараспев произносит старушка, – Родина моя!
В это время звонит Наташин телефон. Играет мелодия “Воскрешение” группы “ППК”.
– Музыка! Музыка! – обрадовано говорит баба Маня, – Та-та-та!
Наташа уходит из комнаты и говорит по телефону в коридоре.
Баба Маня доедает банан, потом йогурт, но продолжает открывать рот словно голодный птенец. Я даю ей несколько ложек картофельного пюре.
– Смотри, что не перекормил её, – беспокоится Наташа возвращаясь в комнату.
– Маня, ты наелась? – спрашиваю я.
– Хватит, девчата, – отвечает старушка, – А то меня тошнить будет.
Потом она гладит Наташину руку.
– Ручки у девочки маленькие.
Я выхожу в коридор позвать Вику. Иду обратно и слышу, как баба Маня поет.
Я не могу разобрать слова, это какая-то старая русская народная песня. А может быть и казачья.
Я хочу снять поющую старушку на телефон, но через несколько секунд она замолкает.
Приходит Вика, снова обнимается с нами. Выводит бабу Маню в коридор, там сажает в коляску и увозит.
Мы идём к выходу, из мужского отделения кто-то просит сигарету.
– Не курю, – честно отвечаю я.
У самого выхода, рядом с молодым пареньком в милицейской форме стоит пожилая женщина в халате. Она ему что-то рассказывает, страж порядка улыбается и кивает головой! Женщина замечает нас и замолкает. Потом подходит к нам. Мне немного не по себе.
– Ну, здравствуй, Карлос! – громко и отчетливо произносит женщина, я вижу ее ничего не выражающие пустые глаза.
– Здравствуйте! – растерянно отвечаю я, смотрю на милиционера.
Тот смеется. Мы тоже смеемся.
– До свидания! – говорит сдерживая смех Наташа, – Идем, Карлос!
Мы выходим за территорию больницы.
На парковке прибавилось автотранспорта, у подержанного микроавтобуса я вижу знакомого. Это Санек, мы работали когда-то вместе.
– Ты чего? – спрашиваю я, – Решил подлечиться?
– Нет, – отвечает Санек, и жмёт протянутую руку, – А ты?
– Тоже нет, – я тяжело вздыхаю.
– Ясно, – Санек лезет под капот своего автобуса.
Мы садимся в машину и уезжаем. Горячий ветер мечется по салону.