Зинка была женщиной очень активной. Всё у неё спорилось и дома, и на работе. Про таких говорят: ” В горящую избу войдёт, коня на скаку остановит!”. В Авдеевке её называли “Гром-баба” и побаивались. Все без исключения. А скажет Зинка так, что с ног сбивает, не в бровь, так в глаз. В общем настоящая русская женщина.
Решила как-то под Новый год Зинаида курицу запечь к праздничному столу. Вкусно и не дорого. А своих куриц она за километр увидит и посчитает. Недосчиталась, в курятнике одной.
-Ну, зараза, точно Никифоровна! Гадюка старая! Мало ей было, что по лету коза её придурочная капусту в моём огороде сожрала! Ну я тебе устрою сейчас!
Зинка не бежала по дороге, летела, на всех парах к дому Никифоровны.
-Это же подумать только, старуха, а всё ей неймётся! Одинокая, так я что теперь кормить её задарма должна! Ну хоть бы попросила эту курицу, нет же, всё исподтишка делает! Сейчас я тебе всё скажу, будешь знать!
Зинка бежала и грозила крепким кулаком в воздух.
В доме Никифоровны было тихо, дверь не закрыта. Зинка набрала в рот побольше воздуха, чтобы выдать долгую гневную тираду и буквально влетела в хату к соседке.
-Никифоровна, слышь! Ну когда ж это закончится! Ну хоть бы сказала, красть то курицу зачем! Обманывать зачем! Что ж ты за баба такая!
Никифоровна лежала на печке, смотрела в потолок и молчала.
-Чего молчишь, слышишь, чего говорю то?! Ты что там, окочурилась что ли?!
-Ой, Зина, что-то плохо мне. Голова кружится и в груди прямо жгёт. Я вчера до колонки за водой сходила в одном халате, продрогла так.
-Вот дура баба! Двадцать градусов мороз, а она в одном халате. Сдурела ты что-ли?!
-Наверное помру я! Время пришло!
-Дурная голова твоя, а не время пришло! Ты это лежи, а я сейчас до Петровича добегу скорую вызову. А.. да ты вся горишь, температура у тебя высокая!
-Наверное помру…
– Я тебе помру! Сейчас я, сейчас!
Зинка неслась по сугробам как сумасшедшая. Никифоровна то девятый десяток разменяла. Дунь-плюнь и развалится.
-Петрович, Петрович!
-Чего орёшь?!
-Скорую вызывай, Никифоровна плоха.
-Господи!
-Быстрее!
Вызвали скорую, прибежали к старухе вдвоём с Петровичем.
-Никифоровна!
-Зина, слышу я.
-Скорую тебе вызвали, ты полежи спокойно. Сейчас я тебе попить чаю сделаю, Петрович вон мёд принёс.
-Зина, не брала я эту курицу.
-Ты лежи, не говори почём зря. Когда болеют силы берегут.
-А я не боюсь, Зин, слышишь. Я уже столько всего в жизни повидала. Ай, уже и не страшно теперь. Ты вон войну то не помнишь? А я помню, как бомбили помню, как на немцев работали помню. Как в концлагерь угнали помню. Я мать свою только в поезде и видела. А потом всё….
-Да что теперь это вспоминать, Никифоровна. Я тоже вон от бомбёжек прятался. Сколько с деревни нашей не вернулось. И всё зря…. Теперь жизнь другая. Деньги, не люди важны. Вирусы вон новые. Дай Бог, чтобы у тебя этого вируса не было.
-Не боюсь я, Петрович.
-Ну вот, что ты Петрович мелешь! Какие вирусы, когда в нашей деревне три калеки с половиной осталось! Откуда вирусы то.?! Иди, покури лучше, не мешай мне чай делать.
-Зина!
-Что, Никифоровна?
– Ты знаешь, я только раз боялась в своей жизни. Когда немцы нас, детей, отдельно от родителей в грязный вонючий барк поселили с крысами и клопами. Была с нами девушка, молоденькая совсем. Всё нам тихонько песенки пела, чтобы не плакали. Эту ещё совсем девочку заставили присматривать за нами. Так она вроде как мамой нам стала. Страшно было. Очень. А помню ещё мальчишку одного, Ванечку. Животом он сильно заболел, от голода наверное и истощения. У нас там у всех, только глаза одни были на лице. Ходячие скелеты. Бедное дите три дня мучалось. А девушка эта взяла его на руки и песенку ему тихо пела. Так и затих мальчишка под песенки эти. Помню, схватила она его, прижала к себе, уткнулась в его голову и тихонько завыла. Всю жизнь эта картина у меня перед глазами стояла. Может быть поэтому, когда война закончилась, я, ничуть не сомневаясь, поступила в педагогический. И всю свою жизнь чужих детей воспитывала в детском доме. Кровных мне судьба не подарила. Так что ничего я уже не боюсь. Всё сделала. Хороших людей не одно поколение воспитала.
– Ну, вот что ты несёшь! Что ты несёшь! Сейчас скорая приедет, в больницу тебя заберут.
-Зина, слышишь, не брала я твою курицу. Памятью родителей моих клянусь. Коза, Манька, в огород к тебе шастала за капустой, так я её продала.
-Да чёрт с ней с этой курицей! Ты это не раскисай, Никифоровна! Ты же у нас старушка озорная ещё! Весной с огородом тебе помогу, в августе банки закатывать будем.
Приехала скорая. Послушали Никифоровну и сказали, что в больницу везти надо. Интенсивная терапия необходима, похоже на воспаление лёгких. В таком возрасте дома лечиться не стоит.
“Родственникам нужно сообщить! У неё родственники есть?”-спросила строгая врач, заполняющая бумаги. “Нет у неё никого, мы с Зинкой только”-угрюмо ответил Петрович.
-Тогда мы вам оставим номер телефона приёмного покоя. Будете звонить, спрашивать о состоянии больной.
Никифоровна поехала в больницу. Зинка смотрела вслед уезжающей машине скорой и почему-то в голове играла песня из фильма “Родня” про коня, который гуляет в чистом поле, без узды скачет по воле.
-Петрович.
-Что?
-А я не знала, что Никифоровна у нас в войну то…
-Что ты вообще, Зина, знаешь. Брехаться только умеешь, да куриц своих считать. Две у нас в Авдеевке таких было. Дуську помнишь? Крайняя хата, к лесу уже. Её в прошлом году дети в город забрали. Вот она и Никифоровна, дети войны. С номерками на руках….
-Жалко её.
-Жалко?! Да она, Зина, больше нас с тобой в жизни сделала и сделает ещё. Светлой души человек. А ты дальше своего носа не видишь ничего. Ну чего ты ревёшь! Нюни распустила! Пойдём домой. Нальёшь мне наливки смородиновой своей, стресс снять. Да и Новый год всё-таки.
-Тебе лишь бы глаза залить! Что вы за народ такой, мужики!
-Пойдём, Зинаида. Надо ещё бульон Никифоровне сварить. Завтра в больницу повезём.
Мерно тикали часы, отмеряя неспешный ход времени. Светало. Зинка варила бульон на кухне, Петрович смотрел в окно. Молчали. Оба. А что скажешь? Иногда в молчании бывает больше слов, чем в самом витиеватом монологе.
А утром пошёл снег, такой белый и чистый. Он заботливо укутывал землю собой, как пушистым одеялом. Берёг и жалел до весны. И на этом белом одеяле очень хотелось написать что-то доброе. Начинался первый день нового года.
Автор публикации
Замечательный рассказ! Спасибо автору 🤍
Спасибо за отзыв
Интересно.