Все в ресурсном состоянии, а мне бы просто перевернуться на бок.
Выйти на улицу? Мне стыдно за свою серость. Вокруг все такие яркие, пускай и сгущают временами краски. Все такие пёстрые, куда уж мне, ахроматическому цвету, до полных жизни, до веселых, до самодостаточных!
Бесстыжая пыль не постеснялась протиснуться сквозь жалюзи, и после, неудачно плюхнулась мне на нос.
Апчхи! Надутая пылинка откатилась назад и подсветилась холодным светом. Похоже, настало утро. Похоже, надо что-то делать.
Прищурившись ещё больше, чем щёлочка от жалюзи, я выглянула в окно. Голубоватые макушки домов окутались волнами океанного света. Но снизу всё протекало по-другому.
Легко было понять, кто новичок ресурсного состояния, а кто уже давно преисполнился бесконечного в вечном.
Вдоль тротуара витали ярко-красные пятна, надолго засев в ретроградном меркурии. Такие люди ходили с огромной планетой, прилепленной на лоб. Тётка в жёлтой ядовитой краске топала в непонятном направлении, проговаривая аффирмации на богатство. Непонятно зачем, она параллельно разбрасывала деньги по дороге. Наверное, чтобы все обращали внимание только на неё. Но, по-моему, все были заняты только собой. Девчонка, что вела блог, шагая задом наперёд, воображала себя «няшкой» и обливала матовой розовой краской прохожих. Краска попадала в глаза, и те слепо следовали за ней.
Богатые, крутые, важные, особенные.
Особенные.
Я подошла к зеркалу, и вгляделась в него. Вглядывалась долго. Полчаса. Час. Упёрлась ладонью в стекло. С неё стекла серая краска.
Серая, невзрачная. Никакая. Ни уникальная, ни особенная. Нейтральная, обычная.
Почувствовали стыд? Так ведь? Как стыдно быть обычным, когда все вокруг яркие и необычные.
Скорей, воды, воды. Кран, первый, второй. Смыть, смыть всю эту гадость! Под толстым слоем наверняка есть какой-нибудь там фиолетовый, или оранжевый, или ярко-синий. Но нет… С ладоней катились насмешливые, тугие серые капли. Катились и испарялись, оставляя на коже гусиные мурашки…
Если б кто-то зашёл, то подумал бы, что в раковине пытались растворить глину. Ну а я пыталась растворить себя.
Мне ничего не оставалось кроме того как смотреть в окно, пестрящее разными красками – в такой стыдобе не выйдешь на улицу. Яркие цвета кричали об успехе. О достатке. Пока не случилось одно но…
Чудак в белом костюме (вот дурак, не отстирает же!) вышел из дверей своего скромного дома и с гордой улыбкой направился в самую гущу красок. Я знала его давно, и он знал меня давно. Но мы каждый раз притворялись, что почти не знаем друг друга. Тяжелые ядовитые цистерны размеренно и важно шагали по улице, а он… Он как пушинка! Легко, немного беззаботно и безбашенно, надвинув на лоб снежную шляпу с полями, петлял между ними. Нет, он летел, он порхал! Яркие краски впервые отвлеклись от себя и начали оглядываться на него. А он не оглядывался ни на кого.
Я не выдержала:
– Да ты сейчас заляпаешься! Глупый, не ототрёшь!
– Да и пускай они запятнают мою репутацию, мне всё равно, – на этих словах он сначала одним боком, потом другим, потом еще раз и еще начал врезаться в прохожих.
– Ты так скоро попугаем станешь! – выкрикнула я, и снова спряталась за занавеску.
– Уже, уже, хех. А что ты прячешься?
Мне стало немного стыдно. Да, он заляпанный, но хоть какой-то, цветной хотя б. А моя ахроматичность скоро доведет меня до белого каления:
– Да, так, просто. Просто..Дела. Параллельно.
Пауза. Прищур. Легкая ухмылка.
– Чёрт, а ты была права. Теперь я точно, как попугай. А моя стиралка сломалась. Могу зайти к тебе, хотя бы попробовать всё это оттереть?
– Ну, давай…
Топ-топ. Топ-топ. Что ждать? Мне плевать. Нет. Мне точно плевать? Или я так себе внушаю?
Он вошел, точно привидение. Однако всю его бледную белизну портили )или украшали?) несколько полученных с улицы пятен. Мы обошлись без прикосновений, но его кожа казалась ледяной.
Два ахроматика стояли, и глупо пялились друг на друга. В этот момент умная мысль напомнила мне о моём чрезвычайно сером виде. Но было поздно.
Совсем обычная серая замарашка перед белым привидением. Что дальше?
Молчание затянулось. Какое-то по-детски глупое, неопределённое. Пришлось спасать положение.
– Почему ты такой белый, это такой маркий цвет. А теперь, смотри, ты вобрал в себя все цвета радуги! Ну, точно попугай!
– В этом и есть фокус. Послушай.
Я долго шёл к успеху. Долго стремился выделиться, искал свой истинный цвет. Примыкал к разным группам, коллективам, слоям. Тусовался с ярко-желтыми и ничего не делал с болотно-зелёными. Грустил с синими и кричал с ультра-красными. А краска…Да, ты права. Она не смывалась. Она застывала и прилипала к ладоням резиновыми, тянущимися комками.
Я смешивался со всеми подряд, набирался опыта, наблюдал за разными чертами характера. Не поверишь, но у меня даже есть и розовая нежность.
Я искал себя. Искал, и так и не нашёл. Не нашёл ничего, кроме одного вывода: я не хочу быть только каким-то одним! Я хочу быть разным.
Синие, покрытые ста слоями океанной краски, не могли видеть ничего, понимаешь! ничего, кроме грусти. Радость была для них неподъёмной. А толстокожие жёлтые? Они смеялись, когда надо было плакать.
И я понял, что не хочу быть настолько уникальным.
Яростно стал отстирывать рукава пиджака, пеструю шляпу, и произошло неожиданное! Радужная палитра, под действием круговых движений, слилась в единый, белый.
– Что?? Как?
– В Интернете объяснили это так: «Общепринято в дуге радуги обозначили всего 7 цветов, на самом же деле их больше и все цвета в ней плавно переливаются от темно-красного до темно-фиолетового.
При обратном смешивании всех цветов радуги получается снова белый цвет, так как электромагнитные колебания разных длин волн друг друга не поглощают».
– Ты столько пропустил свозь себя… И как ощущения? – шоковое состояние заставляло задавать вопросы так, будто я сдаю экзамен по журналистике. И с такими вопросами, судя по всему, неудачно. Но в обычной жизни всё гораздо проще.
– Я… я достиг баланса, – продолжил он, – Баланса между мыслями, чувствами и внутренними раздорами. И понял, что это и есть настоящее счастье. Хотя столько времени стремился достигнуть абсолютно всех вершин.
Тишина.
Он снял пиджак, и стал тереть его, круговыми движениями. Красная агрессия, синяя грусть, и тоскливый зеленый, оставшиеся отпечатками на некогда чистой ткани, снова слились в чистый белый.
Его репутацию пытались запятнать много раз, но он вновь и вновь находил баланс. Его чувства затрагивали много раз, но он вновь и вновь находил спокойствие.
– Знаешь, тебе повезло, что ты хотя бы белый…
– А ты чего стесняешься?
– С чего ты взял, я так, к слову это сказала. Ну, забудь, в общем.
По его лицу неожиданно пробежала странная волна, н верхушке её пенилась серьёзность, но у подножия её лилась забота.
– Если честно, я зашёл тебе помочь. Ещё тогда я разглядел твой прекрасный серый цвет, хотя ты так упорно пыталась спрятать его за занавеску.
По мне проскользил холодный пот, а в животе что-то сжалось. Ненавижу эти гормоны страха. Они просят меня убежать, но на этот раз мне придётся достоять…
– Зачем ты стебёшься? Я не виновата, что вышла серой.
– Ну так. Про это я и говорю: да, ты серое пятно. Но тоже со своим оттенком, если приглядеться повнимательнее. Серый цвет украшает не меньше, чем все другие цвета.
Я оглянулась на зеркало и поморщилась, а он продолжил:
– Ты смотришь в зеркало, и твой глаз цепляет только тебя. Ты видишь себя настолько уникально-плохой, что не замечаешь ничего уникально-хорошего вокруг. Что, на самом деле, и обычно-хорошее.
– Например? Вот солнце , – перебила я, – …солнце – жёлтое. А асфальт – серый. Бетонные блоки – серые. Тучи – серые.
– Без асфальта не ездили бы машины, без бетонных блоков не стояли бы дома, в которых живут люди, без туч не было бы живительного для природы дождя. Без дождя не было бы этой прекрасной веточки серой вербы. С помощью серых меховых невзрачных шапочек они в холода согревают маленькие, беспомощные листья-зародыши.
Серый, – продолжал он, – тоже баланс. Серый – середина между белым и чёрным, добром и злом. Но и белое добро, как видишь, проходит целый путь, чтобы стать белым.
Я открылась себе, посмотрев на себя с другой стороны. Я открылась миру, уперевшись взглядом во что-то, кроме меня самой.
Мой невзрачный цвет оказался важным. Нет, мне не нужно быть супер уникальной, ярко выделяться и кричать о себе. И моя скромная серость, кажется, делает достаточно для этого мира.
Еще раз выглянула на улицу – действительно, люди там погрязли в самолюбовании.
А мне, мне и так хорошо.
***
Он берет в свою белую ладонь мою серую кисть и улыбается. Я – тоже.
Нет, он нисколько не белое привидение. Он самый настоящий белый ангелок. Не красота заставляет видеть любовь, а любовь позволяет видеть красоту…
Белый ангелок нежно держит в руках серую вербочку.